Архив метки: Het

Гарри Поттер и Обряд Защиты Рода. Глава 44 часть 2


Конец учебного года – начало экзаменов. У нас НОЧи, меня трусит от страха и волнения. Джеймс и Сириус спокойны, как удавы, или прикидываются. Джеймс постоянно уговаривает меня не бояться, аргументируя это тем, что я все равно буду его женой и мне не нужно работать. Сириус со снисходительной улыбкой порекомендовал ему не мешать девочке самоутверждаться. Бедняга Ремус не отрывается от учебников, Питер трусится рядом, хватает конспекты Джеймса и Сириуса и едва не плачет.
– Хвост, не хнычь, перед смертью не надышишься! – нет, Сириус просто уничтожает его. А этот бедный коротышка тоже хорош – разве можно позволять так с собой разговаривать! Но я не вмешиваюсь, это их дело. В конце концов, в общении со мной Сириус пытается изобразить подобие вежливости. Я отвечаю ему тем же.

Накануне перед экзаменом Джеймс терпеливо ждал меня до полуночи. Потом подошёл и захлопнул мою книгу. Я возмутилась, но он велел мне перестать себя мучить, потому что я и так все знаю. Я запротестовала, сказав, что нужно ещё повторить несколько вопросов. Но Джеймс собрал мои книги в ранец и потащил меня к выходу из гостиной. Я всё поняла. Пыталась что-то сказать на счет плохой приметы делать это перед экзаменом, но Джеймс ничего не слушал, накинул на себя и меня плащ-невидимку и повел меня в ванную для старост. Там он сообщил мне, что вольёт в меня оставшиеся знания и осведомился, как я предпочитаю, чтобы это произошло. Я покраснела от его милой наглости, а через секунду уже стояла раздетая его заклинанием. Я никак не могла расслабиться из-за волнения, и, честно говоря, подумывала о том, что когда Джеймс угомонится, то ночью дочитаю то, что планировала. Тогда Джеймс уложил меня в теплую ванную и залез сам. Нежные ласки оказались сильнее пугающего образа профессора Макгонагал. Завладев мною на куче полотенец возле ванны, Джеймс шептал, будто загадал, что мои вопросы на завтрашнем экзамене будут тем легче, чем сильнее оргазм я сейчас испытаю. После таких слов я испугалась, что вообще не смогу дойти. Но что способно испугать или остановить Джеймса! Он не успокоился, пока не услышал мои стоны и своё имя.
На следующий день практическую часть экзамена я сдала на отлично. Теория должна быть тоже так оценена, я пересказала все Джеймсу, и он подтвердил, что я все написала правильно. Сириус фыркал, что непонятно, почему вокруг этих …ых НОЧей столько кипишу, нормальный экзамен, Люпин переживал, что не все успел написать на последний вопрос, а Петтигрю хныкал, что все забыл, написал какую-то чушь и все пропало. По-моему, он какой-то дурачок. Неудивительно, что его бросила Кети из Пуффендуя. Накануне каждого экзамена мы с Джеймсом занимались любовью, и это было восхитительное средство сдать мои НОЧи на отлично и хорошо (эта история магия, ну её к черту, не зря Джеймс говорил, что на лекциях профессора Бинса можно уснуть, даже любя самую красивую девушку на земле – то есть меня, а это очень и очень серьёзно!)
Больше всего я переживала перед экзаменом по защите от темных сил. У меня большие проблемы с этим предметом. Я неплохо знаю теорию, но практика – это мой провал. Я боюсь всех тех тварей, которых мы изучали. Мне достался боггарт, и я, увидев мертвого Джеймса, еле-еле заставила его исчезнуть. Но профессор Флитвик и старый волшебник из министерства завысили мне оценку. Мне стало ужасно неловко. Флитвик ко мне всегда был неравнодушен, а старичок из министерства просто не мог оторвать от меня глаз, особенно когда я упала во время выполнения второго задания и моя мантия и юбка обнажили ноги выше колен. Они поставили мне «хорошо», хотя будь на их месте Макгонагал, то больше, чем «удовлетворительно» я бы в жизни не получила. К своему ужасу я обнаружила, что профессор Дамблдор, сидящий за соседним столом, подмигнул мне своими очками-полумесяцами и хихикнул в усы, бросив взгляд на облизывающегося на меня старичка. Я не знала, куда мне деться, пыталась утешить себя, что все годы училась в школе старательно, и было бы обидно получить низкие баллы по защите от темных искусств из-за боггарта и отбрасывающего заклинания.
Но я проиграла спор с Джеймсом. Он сказал, что я получу «хорошо» обязательно. Это случилось. Поэтому я должна исполнить его желание. Он загадал, чтобы я повела себя, как совсем испорченная девушка – у Джеймса все мечты были только о сексе со мной. Поэтому вечером я отвела его в кладовую для метел. Нужно ли говорить, что он был в полном восторге, дорогой мой Дневник! Мне же было стыдно смотреть саму на себя. Хотя не скрою, ощущения были очень и очень.
Проиграла я и следующий наш спор, получив «отлично» за зелья и настойки. Джеймс незаметно для всех готовящихся к следующему экзамену, распускал руки под моей мантией. Потом у нас был просто фантастически горячий и короткий секс в нашей пустой классной комнате за сэром Кэдоганом. Такого у нас раньше не было. Джеймс любил подолгу возится со мной или обязательно предварительно ласкал. Это бурное соединение подарило нам совершенно новые ощущения. Мне очень понравилось.

Вот и прошел наш выпускной бал. Трудно описать, какие все были нарядные. Некоторых едва можно было узнать. Не стану скромничать, милый Дневник, но я постаралась, чтобы выглядеть на празднике не хуже других. Не пожадничала и на волшебное средство для укладки волос. Джеймс просто обалдел, когда меня увидел.
Профессор Дамблдор и все учителя преобразились. С их лиц исчезла строгость, остались только доброжелательные улыбки. Нам торжественно вручили дипломы, выделили лучших, напомнили, кто получил награды. Джеймс и я были названы в числе лучших учеников выпуска. Джеймс не преминул подмигнуть мне – мол, какое замечательное средство для успешной сдачи экзаменов я знаю.
Потом был банкет, танцы, музыка. Я наконец-то увидела смеющуюся профессора Макгонагал. Даже наш старенький зельевед разошелся и так станцевал, что просто класс! К утру Джеймс попытался было уединится со мной – а не тут-то было – занято везде, где только можно! К тому же праздник был такой веселый, что я уговорила Джеймса подождать до завтра!
Не все, конечно, но очень многие прощались с Хогвартсом со слезами. Я, честно признаюсь, всплакнула. Джеймс только немножко пошмыгал носом. Сириус кидал какие-то колкости. С Мегги он уже к тому времени расстался, новой постоянной пары у него ещё не было, поэтому он не нашёл ничего лучшего, как подкалывать меня и Джеймса, а также остальных, кто обнимался и целовался перед расставанием.
Профессор Дамблдор напомнил нам, что обвенчает меня и Джеймса по первой нашей просьбе. Я, конечно, крепко обняла нашего любимого дедушку. Он всегда был особенно добр ко мне и Джеймсу. По традиции мы покинули школу так же, как и прибыли в неё – на многочисленных лодках, сейчас украшенных разноцветными фонарями, переплыли озеро, а экспресс увез нас в последний раз на вокзал Кингс-Кросс.


Гарри, почувствовав усталость, закрыл дневник. Завтра можно прочитать ещё. Эмоции переполняли его. Вот это да! Что вытворяли его родители, когда учились в Хогвартсе! На маму навели темные чары! Профессор Дамблдор знал, что она и папа встречаются, нарушая школьные правила, и не препятствовал этому! Да и где встречались – в той же комнате, что и он, Гарри, с Гермионой! А как отец отбыл наказание у Макгонагал! Гарри схватился за пылающие щеки. Тайком пролезал в спальню девочек, чтобы и там встретиться с мамой! И в ванной для старост!
А как отец представился маме Лили! И, выходит, тетя Петуния всегда терпеть не могла маму Гарри – свою собственную сестру!
Мама была не просто волшебницей, а колдуньей, которая действовала на мужчин! Папа был в неё влюблен с 1 класса. И ещё Гарри, наконец, понял, кто передал ему по наследству бесконечно прилипающие неприятности! Бедная мама, оказывается, она и без шрама на лбу привлекала к себе достаточно много внимания.
Снейп видел родителей! Гарри даже зажмурился. Ещё одна причина ненавидеть Джеймса Поттера, удачливого во всем, а не только в квиддиче!
– Гарри, — услышал он голос Гермионы и оглянулся. Девушка сидела на кровати.
– Я… мне открылся дневник мамы, — произнес Гарри.
– Правда?! Вот это да! Значит, твоя мама хочет, чтобы ты прочитал его!
– Да, хочет… Я уже начал…
– И как? Интересно? – Гермиона с любопытством покосилась на тетрадь с единорогом.
– Д-да, я прочитал то, что касалось её обучения в Хогвартсе, — Гарри встал и подошел к девушке. – Честно говоря, мне немного не по себе… Мама довольно откровенна в своих записях…
– Они встречались? – догадалась Гермиона.
– Ещё и как, — покраснел Гарри.
– А разве мы с тобой не делаем то же самое? – улыбнулась девушка.
– Д-да, но… папа был намного смелее меня, — Гарри смущенно покрутил в руках дневник Лили.
– Я вижу, ты под впечатлением, — Гермиона потянула его за руку так, чтобы Гарри сел рядом.
Он сел, а затем и лег, спрятав Дневник под подушку.
–Завтра мы идем в Хогсмид. День всех влюбленных, старшеклассникам разрешили немного развлечься, — сказала Гермиона, ложась рядом.
– Я и забыл, — виновато отозвался Гарри.
– Я уговорила Рона пригласить Луну, — довольно улыбнулась Гермиона.
– Вот и хорошо, — ответил Гарри. – Пусть попробует пообщаться с девушкой. А то из-за квиддича и Красотки совсем на девчонок не смотрит.
– Он что, до сих пор облизывается на Красотку!? Несмотря на Малфоя! – возмутилась Гермиона.
– Не знаю. После уроков он злится на неё, а когда её видит, то опять начинает терять голову, — вздохнул Гарри.
– Как он не может понять, что Луна – это хорошая пара ему! – поджала губы Гермиона. – Искренне надеюсь, что завтра, пообщавшись с этой девушкой, он начнет с ней встречаться.

Гарри Поттер и Обряд Защиты Рода. Глава 44 часть 1


Глава 44. Дневник Лили — 3

Я обдумывала слова Джеймса и позже. Если Джеймс не выдумывает, то я не просто волшебница, стоит мне распустить свои чары и поманить пальцем какого-нибудь маггла, волшебника или даже нашего профессора Бинса, то те бросятся на меня, очертя голову. Но на самом деле, это не так смешно, как пишется, мой дорогой Дневник. Конечно, приятно, что на тебя обращает внимание противоположный пол, что Джеймс без памяти любит меня, что парни жадно и с надеждой смотрят на меня. Но с другой стороны, меня ненавидит Петуния, меня часто норовят облапать пацаны и парни, и только строгие порядки и наказания в нашей школе хоть как-то сдерживают их. С тех пор, как я стала женщиной, все только усугубилось. Когда в прошлом году 2 семиклассницы, независимо друг от друга, предложили поласкаться, я решила, что они чокнулись без парней. Но в этом году я не знаю, куда мне деться от завистливых и восхищенных взглядов девушек. Когда же я пришла купаться после всех, то ко мне откровенно пристала Шейла – моя одноклассница, сказала, что это мне очень понравится, что это здорово и совершенно ничем мне не грозит. Я испуганно закрылась. Но она начала меня уговаривать, обнимать и обещать, что доставит мне такое удовольствие, которое мне и не снилось. Я вырвалась и сбежала. Потом долго не могла уснуть.
Кажется, я все поняла, милый Дневник! Очень скоро после этого я встретила профессора Дамблдора, который на меня посмотрел, как на бомбу, которая вот-вот разнесет всю школу. Я ещё тогда испугалась, что он считывает информацию с меня и все понял про нас с Джеймсом. Но он ничего не сказал. Этим же вечером профессор Макгонагал разрешила мне пользоваться одной из ванн для старост (не той, где мы встречались с Джеймсом, там, оказывается, купаются старосты-парни), при этом добавила, что если я этого хочу. Я тогда ничего не поняла. Теперь стал понятен и грустный взгляд нашего доброго директора, когда он и мадам Помфри выяснили, что меня едва не убили при помощи черной магии.

Дорогой мой Дневник, как меня любят неприятности! И почему со мной всегда что-то не так! То менструация, во время которой я истекаю кровью, словно тяжело раненая, то притягиваю к себе похотливые взгляды парней и даже девушек, то паду жертвой очередной подлости слизеринцев. Теперь неприятности добрались и до нашей с Джеймсом постели. Мы так чудесно любили друг друга в какой-то комнате – Джеймс привел меня туда в первый раз, в ней была такая милая романтическая обстановка. Свечи, полумрак. Возможно, банально, но мне понравилось. Всё было так замечательно. И вообрази мой ужас, дорогой Дневник, когда из-за плеча Джеймса я увидела Снейпа! Это был кошмар – бледный, с перекошенным лицом! И он смотрел на нас!!! Естественно, я закричала и от страха, и от стыда! Как долго он за нами наблюдал? Выследил он нас или нашел случайно? Джеймс не сомневался в том, что выследил. Он подозревает, что особое презрение, которое испытывает ко мне Слинявус, это такая форма любви. И из-за меня состоялась дуэль. Да, милый Дневник, настоящая дуэль, в которой Джеймс и Снейп едва не убили друг друга. Они кидали в друг друга такие заклинания, про которые я даже не слышала. Снейп заблокировал меня патронусом, чтобы я не вмешивалась и не пострадала во время их ужасной перестрелки. К счастью, они только оглушили друг друга. Но зато очень сильно. Я так переживала за Джеймса! Мне разрешили посидеть с ним всего десять минут. Когда же меня выставили из больничного крыла, я вновь вернулась туда под покровом плаща-невидимки. Я слышала, что мадам Помфри говорила деканам, что Джеймс и Снейп сильно навредили друг другу, и я очень испугалась, что мой любимый умрет. Как я могла не прийти к нему! «Если очень любишь, то можно облегчить страдания», — говорил мне Джеймс, пытаясь помочь мне, когда у меня болел живот. Позже я узнала, что это истинная правда. Если положить руку на грудь, то можно отдать часть своей силы, энергии. Я просидела так несколько часов, пока не затекло все мое тело. Джеймс спокойно дышал, хотя в себя не пришёл. Но что-то внутри меня подсказало, что он принял мою помощь и ему уже гораздо лучше. Я коснулась его губ и выскользнула из комнаты.
Конечно же, шума вокруг этой битвы было очень много. Все парни Гриффиндора стали ещё больше восхищаться и гордиться Джеймсом, а вот девчонки (слава Богу, не все) ещё сильнее возненавидели меня, мол, нашли за кого драться. Особенно нестерпимы стали слизеринки. Они считали, что Снейп дал достойный отпор Поттеру. А я просто оказалась рядом во время их сражения, чтобы поддержать своего героя. Но это был ещё один повод подоставать меня, исподтишка толкнуть, дернуть сзади за волосы и обозвать. Я просто боюсь отходить от Джеймса. Он и его друзья с удовольствием вызвались охранять меня.

Милый мой Дневник, в середине весны у нас в школе проводится финальная игра по квиддичу. Как обычно, противниками стали Слизерин и наш факультет. Последние 5 лет Гриффиндор выигрывал этот кубок благодаря Джеймсу. Ты даже не представляешь, как он превосходно ловит снитч! Просто невероятная реакция! В других командах факультетов Джеймсу нет равных. Но именно в этом году он говорил мне, что никогда прежде не желал победы так страстно. Ведь это его последний год в Хогвартсе. Я прониклась его настроением настолько, что даже не хочу думать, что будет, если Гриффиндор проиграет! Джеймс настроен только на победу, капитан буквально молится на него. За несколько дней до матча Джеймса везде сопровождали телохранители-добровольцы во главе с Сириусом Блеком, потому что слизеринцы хотели навредить нашему ловцу. Я тоже ужасно боялась, что они покалечат Джеймса, поэтому также от него не отходила (правда, чем я смогу ему помочь? Но так все равно спокойнее). Это психушка! Истерия! По-моему, этим слизеринским дуракам стоило получше тренировать своего ловца, чем так унижаться, пытаясь заколдовать моего Джеймса. Атмосфера в школе накалена до предела. Я не могу этому противиться, я тоже в азарте. Ненавижу Слинявуса! Он несколько раз пытался напасть на Джеймса, очевидно, Слизерин дал ему поручение рассчитаться за все обиды.
И вот день финального матча наступил. Это, наверное, была самая грязная игра, которую когда-либо я видела. Вся слизеринская команда охотилась только на Джеймса. Разве что вратарь из приличия не покинул свой пост у колец. Охотники швыряли бладжеры исключительно в Джеймса, загонщики пытались его столкнуть с метлы, а ловец Слизерина следил за ним, в надежде перехватить мяч. О, мой дорогой Дневник, как Джеймс летал! Это просто невероятно. Сколько раз уже было вот-вот, и он делал невообразимые финты, чтобы увернуться от ударов. Я не уставала зажмуриваться и молиться за него. Я так боялась, что его просто убьют из-за этого чертового снитча. Рядом со мной бесновались Сириус и Люпин. Они уверяли, что Джеймс всех обойдёт. Мне бы их оптимизм! Мне уже впору последовать примеру бедняге Питеру, который просто уткнул лицо в ладони.
Джеймс поймал снитч!!! Ура!!! Победа наша! Я совсем чокнулась. Кричала едва ли не громче Сириуса и Люпина вместе взятых. Сириус пнул Питера с хохотом: очнись, Хвост, ничего с твоим Джеймсом не случилось! У слизеринцев кишка тонка!
Это был настоящий триумф Гриффиндора. Команду несли на руках. Джеймс с кубком был просто супер-герой! Мне тоже довелось погреться в лучах его славы, хотя в тот момент я плакала от счастья, что все закончилось хорошо и моего парня не убили! Сам Дамблдор пожал ему руку! Наверное, он правда любит наш факультет больше других! Поскольку все на Гриффиндоре знают, что я девушка Джеймса, а Джеймс кричал, что эту победу одержал только из-за любви ко мне, то меня тоже кинули в общую кучу вместе с командой и понесли на руках.
Потом была вечеринка в честь нашей победы. Под воздействием общей эйфории я согласилась попробовать огневиски. Джеймс с удовольствием налил мне и сказал, что получает просто неземное удовольствие наблюдать, как примерная девочка нарушает правила. Естественно, что все старшеклассники здорово налакались. У меня пошла кругом голова, и я смеялась до колик, видя, что Люпин отгоняет от огневиски второкурсников – совсем молодежь распоясалась! Джеймс подал свой голос в помощь Ремусу, и малышня разбежалась.
Конечно, меня повело от тех нескольких глотков огневиски, которые дал Джеймс. К своему ужасу я видела, что он трезвее меня. Он с довольной улыбкой неустанно принимал поздравления и восхищения и потихоньку тискал меня. Я почувствовала, что ужасно хочу его. Из-за этих чертовых тренировок, с которых Джеймс буквально приползал, мы довольно долго не были вместе. Их капитан – настоящий монстр, умаривать даже Джеймса! Когда волна упоения победой немного сошла, Джеймс вытащил меня из гудящей толпы, что-то кивнул Сириусу и схватил меня на руки. Я крепко и согласно обняла его. Он отнес меня в спальню. Естественно, я больше не думала о том, увидит нас кто-то или нет, все были на празднике в гостиной, а у меня кружилась голова.
Мы так изголодались друг по другу, что предались любви просто бессовестно страстно. Потом Джеймс направил на меня палочку с одевающим заклинанием, оделся сам и мы вышли из спальни. Под дверью удобно расположились Сириус, Ремус и Питер. Если бы я не была так пьяна от любви и огневиски, то просто бы умерла со стыда. Но тогда все было по-другому. Они нас весело поприветствовали и пригласили присоединяться! Джеймс усадил меня рядом с собой и протянул пирожные и тыквенный сок. Затем с удовольствием умял сам пару штук. Сириус рассказывал анекдоты, кажется, не очень приличные, но все, даже я, смеялись. Джеймс не забывал меня тискать и целовать в плечи и шею.
– Сохатый, — захохотал Сириус, — если вы не закончили, то туда… Мы с удовольствием вас посторожим, верно, ребята!?
Джеймс сделал вид, что не услышал, поскольку был занят обласкиванием моих и без того растрепанных волос. А ещё я не поняла, почему у моего Джеймса такое дурацкое прозвище. Я ему рогов не наставляла! Петтигрю пил огневиски прямо из бутылки, словно это было сливочное пиво. Неужели этот парень решил упиться до полусмерти из-за победы? Люпин сделал ему замечание на ухо. Питер обиженно всхлипнул. Кажется, он уже готов. Я шепнула Джеймсу, что хочу сходить припудрить нос. Он указал на их туалет внизу винтовой лестницы. Сириус тут же встрял с комментарием, чтобы я не стеснялась, он и его друзья на страже.
Мой милый Дневник, мне трудно описать, что я увидела, когда вернулась! Я не знала, смеяться мне или ужасаться. Похоже, в этот вечер все здорово перебрали. Когда я поднялась по лестнице, то увидела, что Петтигрю повис на шее у Джеймса и приставал к нему!!! Сириус покатывался со смеху и кричал, чтобы Хвосту больше не наливали. Джеймс брезгливо отрывал от себя этого маленького неудачника и, увидев меня, извиняющимся тоном попытался пошутить:
– Не обращай внимания, Лили, упился так, что перепутал со своей девушкой. Совсем не умеет пить, а берется.
Люпин усиленно закивал. А Сириус лег от хохота, который превратился просто в сплошные всхлипы. Кажется, я была в шоке. Джеймс увел меня, а Люпин — плачущего Петтигрю.
Джеймс принялся меня успокаивать и просить выбросить увиденное из головы.
– Понимаешь, он с девушкой своей поругался и никак не помирится, а тут мы со своей радостью, вот он и раскис. А думаешь, я не шокирован!
Тогда я спросила, а не ненормальный ли его друг, на что Джеймс помотал головой и сказал, что просто тот не умеет пить.

Бедняга Петтигрю несколько дней после этого прятался от своих друзей, виновато краснел и заикался при виде меня. В конце концов, они над ним сжалились и сказали, что уже все забыли.
Но ничего не забыли слизеринцы. Они не смирились с нашей победой и вынашивали план мести. Сначала это выражалось в бесконечных стычках в коридорах. Причем любопытно то, что Джеймса никто не трогал, нападали в основном на других членов команды. Но Джеймс и его друзья едва ли не с удовольствием давали отпор обезумевшим от горя слизеринцам. Особенно старался Сириус, и особенно если в толпе видел Снейпа. Этот дерганый Слинявус едва ли не тяжелее всех переживал победу Джеймса. Но после дуэли в ночь на первое марта деканы не спускали с него и Джеймса глаз. Они серьёзно опасались, что эти два парня когда-нибудь прикончат друг друга.
Коварству слизеринцев нет границ, мой милый Дневник. Пишу это со слезами на глазах и отвратительным осадком на душе. Эти твари все же отомстили Джеймсу, отыгравшись на мне. Все были настолько увлечены ожиданием, когда Снейп нападет на Джеймса, что меня никто и не думал охранять, как это делалось в первые два дня после матча. Я и попалась. На меня напали несколько парней, ужасно обзывали, самыми мягкими выражениями из их арсенала были «поганая грязнокровка», «магловская шлюха» и «подстилка команды Гриффиндор». Я едва не умерла от стыда, а потом и от страха, когда капитан предложил меня как следует пощупать. Но боязнь вылететь со школы или потерять слишком много очков их остановила. Поэтому я отделалась заклинанием «Ешь слизней». О, дорогой Дневник, это ужасно – то, что со мной стало происходить! Меня жестоко выворачивало наизнанку, а изо рта выскальзывали слизняки, от которых тошнило ещё сильнее. Слизеринцы просто покатились от смеха. Я тщетно пыталась встать и убежать, а при них никто не решался мне помочь, даже если бы и хотел. Но Джеймс вскоре подбежал ко мне и закричал, кто знает контрзаклятие.
– Нужно переждать, пока это не пройдет, — печально произнес Люпин, присаживаясь рядом со мной. Джеймс что-то взревел и схватил меня на руки. О, милый Дневник, он бежал со мной в больничное крыло. И как только мы успели туда войти, как появился профессор Дамблдор и остановил этот кошмар каким-то странным заклинанием, которого я, естественно, никогда не слышала, и попросил Джеймса ненадолго выйти, чтобы меня привели в порядок. Мне страшно представить, как я выглядела – растрепанные волосы, почти все лицо в слизи! Кошмар! Мадам Помфри умыла меня и дала настойку, от которой исчезла тошнота и мерзкий вкус слизняков. Профессор Дамблдор сел рядом и участливо спросил, кто это сделал. Я ответила, что капитан сборной Слизерина. И тогда директор попросил меня:
– Дитя, не говори об этом Джеймсу. Я боюсь, что он наделает таких глупостей, что не окончит школы, и это за два месяца до вручения дипломов.
Я испугалась и тут же пообещала, что не скажу. Профессор Дамблдор погладил меня по плечу, покачал головой своим мыслям, а потом позвал Джеймса.
– Джеймс, без глупостей, декан Слизерина сам накажет виновных, — строго предупредил он Джеймса.
– Да, сэр, — выдавил из себя мой любимый и так сжал губы, что я опять испугалась и протянула к нему руки.
Он послушно обнял меня, я принялась ворковать ему на ухо успокоительные слова.
– Надеюсь, вы не забудете попросить старого ворчуна обвенчать вас? – подмигнул нам дедушка очками и вышел.
И тогда Джеймс стал требовать от меня имя обидчика. Я его и уговаривала, и целовала, и просила, но Джеймс был тверд.
– Лили, он пожалеет, что поступил в эту школу и благополучно доучился до этого дня, — пригрозил он.
– Это кто-то из слизеринской команды, я точно не скажу кто – ведь все произошло мгновенно.
– Они обзывали тебя! – прорычал Джеймс. – Петтигрю мне все рассказал, когда прибежал звать на помощь! Лили, если ты не скажешь, кто, я уничтожу всё их змеиное кодло!
Я так испугалась, что даже заплакала и принялась вновь его уговаривать успокоиться.
– Кстати, а Слинько там был? – и глаза Джеймса сузились.
– Нет, — я испугалась ещё сильнее, — только квиддичисты, любимый!
Джеймс пообещал, что это так не оставит. Но с ним долго и обстоятельно беседовал профессор Дамблдор, так что слизеринская сборная по квиддичу отделалась тем, что неделю убирая в подвале зельеведа, к утру обнаруживала, что кто-то там снова наводил грязь, за что им доставалось от декана.

Гарри Поттер и Обряд Защиты Рода. Глава 43 часть 2


Джеймс стал просто невменяемым, когда шок от случившегося минул, он, похоже, помешался на мне (не скрою, что и я на нем тоже), даже днем он крутится возле меня, льнет ко мне, старается незаметно для других распускать руки под моей мантией, тихонько целует меня, когда мы вместе делаем домашние задания. И если ты думаешь, дорогой Дневник, что я его ругаю за это, то ошибаешься. Да, я ужасно переживаю, что нас кто-то увидит. Я рассказала ему о разговоре с Дамблдором, но Джеймс ответил, что весь Хогвартс знает, что я его девушка, сам Джеймс не делает из этого тайны и пропускает мимо ушей колкости своего друга Сириуса, одергивания Ремуса, смешки одноклассников. Правда, многие полагают, что дальше романтических пожатий рук друг другу и робких поцелуев у нас дело не пошло (у меня, почему-то, репутация жуткой недотроги). Я бы предпочитала, чтобы так думали все, но, очевидно, друзья Джеймса в курсе того, что мы более, чем близки.
Тем временем Джеймс выдрессировал малышей выметаться из угла гостиной, когда приходил туда со мной, несколько раз буквально забив словами, за которыми никогда не лез в карман, нескольких скалящих зубы второкурсников.
Я слушаюсь Джеймса, не могу ему противиться, кроме как в одном – я требую, чтобы он не задирался. Он уступает.

Однажды он велел мне явиться в свою спальню. Я в ужасе мотала головой, заклинала его встретиться в другом месте, но он был неумолим. Ужасаясь собственной испорченности, я поздним вечером поднялась в спальню парней. Но, похоже, у Джеймса ещё сохранились остатки мозгов – кроме него в комнате никого не было. Сириус – я догадываюсь где, а вот остальные…
– Питер уехал домой — мама его зачем-то вызвала, Ник – в больничном крыле. Сириус сама знаешь где, а Ремус согласился спать возле камина в гостиной.
Я накинулась на него с восклицаниями, что он сошёл с ума, что Люпинстароста и по идее должен препятствовать этому! Джеймс в ответ задернул полог и швырнул меня на постель. Не смотря на то, что в спальне никого больше не было, я наложила на себя заклятие Силенцио, потому что Джеймс отобрал у меня подушку. Но когда я пришла в себя, оказалось, что Джеймс давно его снял. Я испуганно зажала рот.
– Что за глупости ты придумала, Лили, — лениво осведомился он в мое плечо, — а вдруг я бы сделал тебе больно. Нечаянно… Кроме того, ты лишаешь меня аплодисментов.
– Каких аплодисментов?
– Слышать твои сладострастные стоны – лучшая похвала для меня, — мило улыбаясь, сообщил он мне.
– Мы оба сумасшедшие, нас выгонят из школы за разврат! – жалобно говорила я, надевая ночную сорочку и халат.
– Успокойся, я осторожен – это раз, мне уже есть 17 – это два. И, наконец, третье – даже если меня поймают, что такое 50 очков? Подумаешь! Или декан предпочитает, чтобы я сам справлялся. Говорят, за это штрафуют всего на 10! Да ты сама мне сказала, что дедушка Дамблдор не против нас, сам, небось, молодым был!
Как видишь, мой милый Дневник, Джеймсу все нипочем! Спорить с ним бесполезно. Я тихо спустилась вниз и пошла в свою спальню. Возле камина я увидела завернувшегося в одеяло Люпина, он пытался удобно устроиться на ночь. Я сказала ему, чтобы он возвращался в свою постель. При этом сгорая от стыда.
——
Дорогой Дневник, какой-то шестикурсник, проходя мимо меня по лестнице, лапнул за грудь. Это было настолько отвратительно и обидно, что у меня брызнули слёзы и я пожаловалась Джеймсу. Пуффендуйца еле удалось спасти. Я уже серьёзно пожалела, что рассказала Джеймсу, нужно было просто дать этому придурку по больному месту. А теперь Джеймс, правда, и пуффендуец тоже, отбывают наказание. Стебенса отправили к зельеведу драить класс, а Джеймса, у которого почти вся школьная жизнь прошла в отбывании наказаний, посадили в кабинет трансфигурации ничего не делать. Макгонагал придумала, как наказать его посильнее, ведь у Джеймса такая фантазия и превосходные волшебные способности, что он обязательно придумает, как при помощи магии незаметно и без напряжения выполнить любое по сложности задание Филча. Поэтому профессор велела ему два часа ничего не делать. Это, действительно, серьёзно, ведь Джеймс делает 200 оборотов за секунду, в нем жизнь бьёт ключом. В кабинете без волшебной палочки ему оставалось, если не хотелось умереть со скуки, только читать учебники. Но в этот раз Джеймс пострадал из-за меня, поэтому я решила прокрасться к нему, чтобы ему было не скучно сидеть в темном классе. Я достала из его чемодана (он мне разрешал это делать) плащ-невидимку и прокралась к нему, открыв дверь простейшим заклинанием. Он очень обрадовался, а когда увидел плащ, едва не захлопал в ладоши от счастья.
Милый Дневник, если бы профессор Макгонагал узнала, как Джеймс отбывал наказание, она бы выгнала из школы и меня, и его! Он велел мне превратить стул в мягкий матрас, если я не хочу на жестком полу. Я ужаснулась его задумке. Но кто мог остановить Джеймса! Он только разрешил, чтобы это произошло под плащом. Я никак не могла расслабиться, хотя Джеймс старался меня успокоить, начав ласкать. Я жалобно бормотала, что ужасно боюсь. После уговоров, он пригрозил мне, что не отпустит, пока не сделает своё дело, и если я не хочу, чтобы тётя Минерва, зайдя в класс, услышала интересные звуки, то я должна немедленно ему подчиниться, расслабиться и доставить себе и ему немного радости.
– У нас ещё больше часа, Лили, — напомнил он, снова задирая мне юбку, которую я испуганно натягивала едва ли до пяток.
Что мне оставалось делать, Дневник? Естественно, я отдалась Джеймсу. Но должна признать, что это было очень круто! Джеймсу тоже понравилось, он пообещал, что скоро осквернит ещё какой-нибудь класс. А ещё он отметил, что это было самое лучшее наказание за всю его Хогвартскую жизнь!
——
На Рождество я пригласила Джеймса в гости. Он никогда прежде не бывал в маггловской семье, и я предупредила его, что у нас в доме совсем нет волшебства, что мы обычные небогатые магглы. Джеймс, как всегда, выкинул очередной номер. Представь себе, мой любимый Дневник, он вылил на голову какой-то дурацкий раствор и аккуратно причесал свои растрепанные волосы, затем состроил невинную мордашку – и я еле его узнала. Это был просто пай-мальчик в очках с невинно сложенными губками. Но зато таким он страшно понравился моей маме! А когда он между прочим упомянул, что из богатого и древнего волшебного рода, то мама была просто счастлива узнать, что мы с Джеймсом любим друг друга. Моя сестра Петуния смотрела на него с откровенным ужасом и презрением, особенно после того, как он эффектно превратил её овсянку в 8 шариков ванильного мороженого. Больше всего на свете сестрица боится колдунов и магию. Зато мама пришла в полный восторг и попросила его показать ещё пару-тройку фокусов. Джеймс произвел на неё впечатление. После ужина она показала ему, как смотреть телевизор, а меня увела в комнату и поделилась своими мыслями по поводу Джеймса, восклицая, какой мальчик! Какой красавчик, Лили! Какой вежливый! Просто умница! Я еле сдерживала улыбку, вспоминая, каким чудом и шкодником мог быть этот невинно хлопающий ресницами юноша.
Джеймс спросил, почему моя сестра – такая злюка и предположил, что она ещё девственница в свои 23 года. Я умирала от смеха в его плечо, потому что он нечаянно оказался правым на все сто. У Петунии скверный характер, а запросы к женихам – выше самой высокой башни в Хогвартсе! Чтоб не пил, не курил, ползал в ногах и при этом был богат. Собственно последний пункт был особенно важным. А ещё Джеймс сразу догадался, что она меня ненавидит. Это его удивило просто невероятно, он считал, что сестра не может так относиться к сестре. Я ответила, что не осуждаю её, потому что нечаянно не раз отбивала у неё женихов.
– Джеймс, я не виновата, я не хочу, чтобы это происходило, но маггловские мужики просто дуреют, когда меня видят! – пожаловалась я.
– Не удивительно, — усмехнулся Джеймс. – Лили и Петуния – два цветка, только последний немножко похож на жестокую карикатуру на первый. Лили – от тебя дуреют не только магглы, но и волшебники, а это что-то значит, поверь мне! Держу пари, что в Средневековье тебя бы просто сожгли за неземную красоту. Ты – моя, но я не могу насытиться тобой, я тебя все время хочу, понимаешь? У тебя вместо крови течет приворотное зелье!
Джеймсу очень понравилось у нас. Особенно телевизор и кафе на соседней улочке. Джеймс невероятно стильный даже в одежде магглов. Но она ему не очень понравилась, вернее, ему не понравились узкие джинсы.
– Лили, — Дневник, я в первый раз увидела, что Джеймс серьёзно смутился! – а если я захочу тебя, что же тогда мне делать!
– Думать про Филча и все сразу станет в порядке, — закатилась от хохота я.
– Если я подумаю о Филче, то боюсь, что у меня никогда ничего не встанет, — весело отпарировал он, — это же школьный ужас, воплощение всех подростковых комплексов, маньяк чистоты и скуки!
Джеймсу настолько понравилось у меня, что он уехал в полном недоумении, почему к магглам испытывают такое презрение в мире волшебников. Он считал, что у нас многому не мешало бы поучиться. Например, ему понравилось метро и ужасно рассмешили турникеты, которые так легко обмануть при помощи плаща-невидимки. Но особенно ему понравился эротический фильм, который мы посмотрели тайком ночью, пока мама и Петуния спали в своих комнатах. Джеймс так завелся! А потом признал, что это круче «Чарующей плоти». Я тут же расспросила его об этом журнале. Джеймс с изумлением узнал, что я не видела ни одного номера. Он объяснил мне, что там двигающиеся фотографии красавиц-волшебниц, которые оголяются перед читателем, трогают себя в нужных местах. А в конце каждого номера есть фотография пары, которая занимается приблизительно тем же, чем я с Джеймсом в комнате по желанию. Всё это удовольствие стоит 8 галеонов, а если фото цветные, то 16! Я расспросила его, когда он успел насмотреться этих журнальчиков. Он сказал, что впервые по блату (огромному) ему его одолжил, угадай, кто, милый Дневник, конечно же, непревзойденный Сириус. У него, наверное, интерес к этому делу возник через несколько часов после рождения! Джеймс рассказал, что Сириуса соблазнила семикурсница, когда ему едва исполнилось 15 лет. С тех пор он на этом слегка повернулся, благо от желающих отбоя не было и нет по сей день! В приливе откровенности Джеймс сознался, что Сириус быстро всем пресыщается и это его главный недостаток. Оказывается, Блек недоумевает по поводу того, что я до сих пор не надоела Джеймсу. Но тут же оправдал его тем, что он просто ещё ни разу не влюблялся по-настоящему. А по поводу журналов Джеймс сказал, что из-за прекрасного полового воспитания в Хогвартсе только благодаря этой «Чарушке» не упал в обморок при виде обнажившейся перед ним гейлы и не набросился, как голодный волк, на меня. Я кокетливо спросила, почему, как голодный волк? На что он ответил, что никогда не видел тела, прекраснее моего.
– А ты их много видел, Казанова? – засмеялась я.
– Кто?
– Неважно, любимый. Так что, ты видел много обнаженных женщин?
– Мы украли у Филча 12 журналов и раздали голодающему народу, — растянулся в улыбке Джеймс.
Нет, у этих ребят совсем нет тормозов!
Потом Джеймс стал гладить меня и рассказывать, как мечтал обо мне. Оказывается, он подсмотрел за мной, когда я купалась в душе на 4 курсе при помощи удлиненного глаза – его собственного изобретения, которое, правда, имело один недостаток – быстро выходило из строя. С тех пор он на мне окончательно повернулся. Но я думаю, что он сказал это, чтобы сделать мне приятное и чтобы я его не сильно била за такие проделки. Ведь в 14 лет я была маленькой тощей девочкой с двумя прыщами вместо груди и острой попкой, из которой росли две длиннющие худющие ножки. Я расцвела только в последнее время, особенно, когда начала встречаться с Джеймсом. Мои прыщи превратились в груди. Расширились бедра, а талия так и осталась узкой.
Джеймс тем временем благополучно полностью раздел меня. Я легла на груду нашей одежды (Джеймс с собой не церемонится) и подумала о том, что если мама спустится по лестнице и увидит, чем мы занимаемся, её хватит сердечный удар. Она – женщина строгих правил.
– Я недавно узнал, что с тобой, — прошептал Джеймс, наваливаясь на меня.
– В каком смысле? – я ужасно волнуюсь, когда это описываю, дорогой Дневник, но в этот момент я именно и сделала то, что обхватила Джеймса ногами.
– У тебя на теле нет волос, — пояснил он.
– Да, и я правда, не знаю, что это значит, Джеймс, — выдохнула я, потому что он начал вытворять просто черт знает что!
– Это значит, что ты настоящая ведьма, которая сводит с ума всех – начиная от молокососов и заканчивая дедушками, — нет, что начал делать Джеймс, я не могу тебе написать, дорогой Дневник, только бы мама не проснулась!
Я ответила ему, что он выдумщик. Но Джеймс, оторвавшись от меня, покачал головой и сказал, что прочитал это в одной книге из Запретной Секции, куда иногда заглядывает благодаря своему плащу. Не знаю, правда то, что сказал Джеймс, или преувеличение, но я хотела бы, чтобы от меня сходил с ума только один парень. Тот, который был сейчас в моих объятиях.

Гарри Поттер и Обряд Защиты Рода. Глава 43 часть 1


Глава 43. Дневник Лили — 2

Через несколько дней начался второй этап наших встреч. Оказывается, испытала я не всё. Джеймс показал мне, как ласкать его, и теперь я стала совсем испорченной. Потому что умираю от удовольствия, когда нахожу горячие точки на его теле (впрочем, у него почти все тело – сплошные горячие точки!). В такие моменты он полностью в моей власти, и это дает очень интересные ощущения. Кстати, милый Дневник, ты будешь смеяться, но до встреч с Джеймсом я ни разу не видела голого парня. Джеймса это очень позабавило, и он с удовольствием восполнил этот провал в моих знаниях, показав мне, как устроен. Я заметила ему, что он не маленький. Джеймс рассмеялся, сказав, что я просто не видела немаленьких. На что я ехидно осведомилась, неужели парни так зорко следят друг за другом и измеряют свое сокровище.
– Конечно, Лили, ты даже не представляешь, как мы трепетно относимся к своим верным друзьям, вторым нашим волшебным палочкам! Самое страшное, если она окажется недостаточно большой, — ответил он. А потом засмеялся и добавил, — А Золотко говорила, что самое страшное, если она окажется слишком длинной и толстой.
Не смотря на то, что я ещё не смирилась с существованием до меня этой золотоволосой твари, я тоже засмеялась.

Знаешь, милый Дневник, мы просто невероятно откровенны друг с другом, хотя я слышала, что парням нельзя всего рассказывать. Но у меня нет ничего такого, чего нельзя рассказать Джеймсу. До него у меня никого не было, хотя парни всегда провожали меня довольно откровенными взглядами. И, знаешь, Дневник, не только парни: ещё в прошлом году несколько раз семиклассницы предлагали поласкаться под душем, уверяя, что это приятно и прикольно. (Естественно, я отказалась! Мне противна сама мысль, чтобы меня кто-то касался, кроме Джеймса.) Джеймс, услышав такое, даже вскочил. Он не знал, что так бывает. Странный он – иногда такой искушенный, а иногда наивный, как мальчишка. Он прижал меня к себе и сказал, что убьет всякого, кто ко мне притронется. Он невероятно ревнив. И я тоже. Поэтому я кусаю его, спросив, а нет ли таких волшебных тварей, с которыми можно потренироваться бедной, изголодавшейся по мужчине девушке. Из последовавшей тирады я поняла, что мужики страшные собственники. Тогда я спросила, а не приревнует он меня ко мне. Он не понял. А когда до него дошло, то с любопытством спросил, как это делают девушки. Я честно ответила, что плохо представляю, потому что кроме его ласк, меня ничто не возбуждает, а до него не хотелось.
– У меня были более важные дела, — ответила я, — например, учеба. А ещё я так переживала, что Макгонагал мне поставит итоговую оценку не «отлично», а «хорошо».
Джеймс хохотал едва ли не до слёз.
Как-то я призналась Джеймсу, что думаю о нас иногда во время уроков, вспоминаю, что вытворяла ночью с ним и краснею. Это отвлекает. Джеймс ответил, что я даже не представляю, насколько парням хуже, чем девушкам, и выразил предположение, почему придумали просторные мантии. Я, естественно, хихикала в ответ.

О, милый Дневник, Джеймс просто игнорирует все правила Хогвартса. После отбоя мы под плащом-невидимкой частенько идем в комнату за сэром Кэдоганом – там старая классная комната со сдвинутыми в угол поломанными партами, но там есть камин. Джеймс на несколько часов наколдовывает то, что я хочу – кровать или диван, или огромный мягкий матрас. Там мы проводим большинство наших встреч. Единственное, что плохо во всем этом – сэр Кэдоган какой-то чокнутый, дразнит Джеймса, меняет пароли, но зато с удовольствием слушается меня и просит, чтобы я его гладила по щеке, тогда он открывает нам вход.
Джеймсу все время хочется приключений, поэтому он часто приходит в мою спальню, но сжалившись надо мной, ставит на нашу кровать заклинание, не пропускающее звуки, потому что в абсолютной тишине замка ночью, мне кажется, что слышны даже наши поцелуи. Больше всего мне не нравится возвращаться после наших любовных игр по холодным коридорам. После того, что делает со мной Джеймс, я ужасно хочу спать. А Джеймс есть – это у него такая особенность, дорогой Дневник. Джеймс боится, что кто-нибудь заметит наше отсутствие в спальнях, и после любви мы вынуждены возвращаться в свои кровати, а для себя он таскает еду из кухни, чтобы немного подкрепится. Когда налюбившись с Джеймсом, я вижу, как он что-то грызет, то хихикаю в подушку.
Я мечтаю о том времени, когда смогу спать в его объятиях – это почти также хорошо, как и обласкивать его, и получать ласки от него. Однажды в ночь на субботу Джеймс особенно долго не отпускал меня, ставил эксперимент (о, он это весьма любит) – несколько раз почти доводил меня до пика и немного охлаждая, начинал снова. Все закончилось тем, что от удовольствия я ненадолго отключилась. Он сначала испугался, но поняв, что это было, очень обрадовался и попросил, чтобы я попробовала такое проделать с ним. У Джеймса потерять сознание не получилось, зато я серьёзно испугалась, что его услышал Филч в своем кабинете. После такого не могло быть и речи о нашем возвращении. Мы просто уснули в объятиях друг друга – и это было превосходно! Чувствовать его тело, прижатое ко мне, его тепло, запах (знаешь, Дневник, я очень люблю его запах, а ведь моя подруга здорово меня напугала, рассказывая, что её просто выворачивало от запаха её парня, хотя в остальном всё было отлично). Мы с Джеймсом так счастливы, что иногда мне становится страшно, что это быстро кончится. Мне нестерпима мысль, что Джеймс разлюбит меня или я ему просто надоем. Я сказала ему об этом, но он даже слушать не захотел. Он уверял, что просто обожает меня и даже представить себе не может на моем месте другую девушку.
– Я далеко не самая красивая в Хогвартсе, — возразила я ему. Но Джеймс твердо сказал, что я самая красивая, настоящая молодая ведьма, которая приворожила его.
– Нет, я не привораживала тебя! – испугалась я.
– Ты привязала меня к себе одним своим существованием, — улыбнулся он. – Как иначе объяснить, что кроме тебя, я никого никогда не хотел.
——
Предчувствие не обмануло меня, дорогой Дневник, я знала, что должно что-то случиться. Кажется, я беременна. Меня тошнит, я ничего не могу есть, чувствую себя просто отвратительно. Конечно, не я первая, с кем это случилось. Моя знакомая семикурсница рассказала мне, что в прошлом году одна девушка из Рейвенклов оказалась в интересном положении, хотела скрыть, но это каким-то образом стало известно декану, в его кабинете был ужасный скандал. Но меня волнует не это. В конце концов, это мое дело, мне уже есть 17. Мне невыносима мысль об убийстве ребенка. Оказывается, у волшебников для этой цели есть место в Лютном переулке. Всего за каких-то десять галеонов дадут зелье, от которого произойдёт мини-выкидыш, а потом нужно принять заживляющую настойку. А в клинике св. Мунго это сделают за 50 галеонов, но там безопаснее. От рассказа Мэгги я покрылась холодным липким потом. Нужно сказать Джеймсу. Я постараюсь убедить его оставить нашего ребенка, хотя понимаю, что он сейчас не кстати. Мы слишком молоды, не устроены. К тому же, даже если меня не выгонят из школы, срок родов – конец июля – начало августа, значит на НОЧах я буду сидеть с огромным животом и слушать шушуканье за спиной и смешки.
Джеймсу не нужно было объяснять, он сам всё понял. И даже если и расстроился, то весьма искусно это скрыл.
– Пойдем к дедушке Дамблдору и попросим, чтобы обвенчал нас, — сказал он.
Значит, он не будет отказываться от ребенка! Я заплакала – почувствовать его поддержку в такой момент, у меня словно гора с плеч свалилась.
– Лили, ты даже не представляешь, как избавление от ребенка вредит женщине! Мне родители говорили об этом, предостерегали, чтобы я отвечал за свои поступки. Как в воду глядели! Я люблю тебя, я соблазнил тебя, я сказал, что буду принимать зелье Бесплодия.
– Представляю, как меня будет отчитывать Макгонагал, — всхлипнула я и ясно представила себе её побелевшие от гнева губы, ошеломленно выговаривающие: «Мисс Эванс! Глупая вы девчонка, как вы могли. Я разочарована и бесконечно рассержена!»
– А мы её пригласим в крестные нашему ребенку, — придумал Джеймс и даже улыбнулся. – Не волнуйся, Лили, я скажу тете Минерве, что ты ни в чем не виновата, не смогла отказать чемпиону, отличнику и просто красивому юноше. А меня пусть чихвостит, сколько ей вздумается. Я уже привык.
– Профессор Дамблдор, — всхлипнула я, — вдруг он скажет, что я должна покинуть школу!
– Даже если и так, — пожал плечами Джеймс, — ты станешь моей женой и тебе вовсе не обязательно работать. Тем более, если у нас будет ребенок. Если ты боишься, что твоя мама будет зудеть на тебя, поживешь у моих стариков. А если они тоже будут гундеть, значит, купим себе своё жилье, например в Хогсмиде можно снимать комнату, в общем, придумаем что-нибудь. В конце концов, мы уже совершеннолетние. У меня есть кое-какие деньги, заработаю ещё – ученики любят мои шутки, да и папа на карманные расходы не скупится. Моя семья довольно богатая. Единственное, я скучать буду, значит, после уроков буду бегать к тебе – вымолю у дедушки разрешение, он добрый.
Знаешь, Дневник, слова Джеймса поразили меня. Я так боялась, что он струсит, разозлится, что я забеременела, отдалится от меня. Как я, глупая, могла про него такое подумать! Он правда любит меня и готов нести ответственность за свои поступки!
Потом он отвел меня к мадам Помфри. В конце концов, она должна была осмотреть меня и вынести свой приговор. Да и самочувствие моё оставляло желать лучшего – очень болела голова и ужасно тошнило. У двери в кабинет я упала в обморок.
Когда пришла в себя, то увидела над собой лицо профессора Дамблдора и приготовилась к головомойке. Но директор почему-то смотрел на меня со страхом. Оказалось, что я вовсе не беременна, кто-то навел на меня мощные темные чары, поэтому я так плоха. Я слышала разговор профессора Дамблдора и мадам Помфри. Похоже, это серьёзно, кто-то использовал запрещенную черную магию. Я могла даже умереть. Но и этого мало, профессор сказал мадам Помфри, что через меня это пошло и на Джеймса, хотя он пострадал несравненно меньше. Он лежал на соседней кровати, его, также как и меня, чем-то поили. Лежа на подушках, он учил уроки, которые передавал ему Сириус. Я почти все время спала – меня поили каким-то зельем, водой и не давали еды. Через три дня я, исхудавшая, но выздоровевшая, была выпущена из больничного крыла. Виновницу произошедшего к тому времени уже нашли – это оказалась Пати Паркинсон из Слизерина — дебелая девица с лошадиной челюстью. Она всегда меня терпеть не могла, но не до такой же степени! У неё под кроватью нашли тряпичную куклу с пучком моих волос. Живот и рот были проткнуты иголками. Паркинсон во всем созналась, но сказала, что её просили все одноклассники как-нибудь навредить мне. Вот она и постаралась. Я не думала, что меня так ненавидят. Поэтому, когда меня отвели к профессору Дамблдору в кабинет, я от страха просто расплакалась.
– Ты очень красивая, дитя моё, — сочувствующе вздохнул наш добрый директор.
– Не настолько, чтобы делать со мной такое! – всхлипнула я.
– Люди всегда завидуют удачливым в любви, — грустно блеснул своими очками дедушка. – Джеймс — хороший парень.
Тут я вспомнила, что мне говорили, будто профессор Дамблдор умеет читать мысли и видеть энергетику любого волшебника. Выходит, он знает, что я была близка с Джеймсом!
– Да, девочка, я знаю, что вы с Джеймсом ведете себя не очень скромно. Но я буду чувствовать себя старым негодяем, если буду препятствовать такой любви. Я только прошу вас быть осторожными и более скрытными, – нет, совершенно точно он умеет читать мысли, милый Дневник!
Я смущенно и виновато пообещала. А затем спросила, что будет с Паркинсон. Директор ответил, что её дело рассматривается в суде. Оказывается, за черную магию можно сесть в Азкабан! Но ведь Паркинсон – просто дура и сделала это по глупости!
– Ты слишком добра, Лили, в мире, где ты родилась, за это даже не могут наказать. Но каждый волшебник должен осознавать степень ответственности за свои поступки. Черная магия под запретом, и те, кто к ней прибегает, должны знать, что это очень серьёзно, — строго сказал Дамблдор, и мне стало не по себе.
——
Моя история наделала в школе много шума. На уроках волшебного права нам рассказали про запрет черной магии. Паркинсон временно отстранили от занятий, слизеринцы теперь меня боятся, как огня. Остальные же смотрят, как на экзотическое животное, шепчутся, тычут пальцами. Только везде и слышно, вы слышали про Эванс, её хотели отравить, да эту Эванс, ту красотку Поттеровскую, да, её самую, девушку гриффиндорского ловца. Я изо всех сил пытаюсь не обращать внимания на эту свалившуюся на меня славу, но не могу, это ужасно меня злит!
Однако мой прерванный печальным событием роман с Джеймсом продолжился. Он был очень счастлив, что все обошлось, что меня не выгнали со школы, что ему не придётся расставаться со мной.
– Признайся, ты просто рад, что не будешь сразу после школы стирать пеленки, — шутила я.
– Зачем? – удивился Джеймс, причем совершенно искренне и недоуменно.
– Как зачем? Ведь малыши имеют привычку их пачкать! – ответила я.
Я совсем забыла! У семьи Джеймса есть домашний эльф Оззи, он и выполняет всю домашнюю работу. Объяснять Джеймсу, что он рабовладелец – бесполезно, у него это в крови. Но это ничего, рассказывая о порядках в мире магглов, я надеюсь, что смогу его убедить платить бедному эльфу за его труд и освободить его из рабства, сделав наемным работником.
– Я больше переживал, что придется начать жить со своей рукой, — смеялся Джеймс. – Я уже развязался, без тебя не могу, изменять тебе нельзя, вот и придется все делать самому.
Я обозвала его маньяком, но он только счастливо обнял меня. Сириус насмешливо за нами наблюдал и что-то едко заметил на ухо Ремусу. Он, наверняка, комментировал влюбленность Джеймса. А я вот что скажу тебе, мой милый Дневник, если бы я влюбилась в такого нахала, как этот Блек, я бы пила Отворотное зелье просто литрами, лишь бы побыстрее избавится от этого чувства. Девчонки бегают за ним табунами, он не знает, какую предпочесть. Представляю, какой он эгоист в постели!
Я уверена, что это из-за него у Джеймса иногда бывают какие-то неотложные дела! Мой любимый боится поссориться с этим Самым-Крутым-Парнем-На-Факультете, а я следую советам маггловских психологов – хотите удержать своего мужчину, не ставьте перед ним выбор: вы или его друзья.
Зато я привыкла делиться всем с Джеймсом, поэтому когда я немного побухтела на Блека и его самовлюбленность в постели, Джеймс засмеялся и сказал:
– Не знаю, я с ним не был!
Естественно, я тоже прыснула и пригрозила его убить, если он это сделает. На что Джеймс ответил, что этого нельзя делать, можно сильно навредить своим магическим способностям, а раньше за это наказывали очень и очень строго.
– Это ненормально, Лили. Отец говорил мне об этом, да и я, честно говоря, тоже так считаю, — произнес он. – А насчет Сириуса… девчонки от него без ума, значит, он обращается с ними правильно. Каждая женщина заслуживает такого обращения с собой, какое она позволяет. Попробовал бы он тебя заставить написать ему реферат за право провести с ним ночь, — Джеймс захихикал, — А я готов выучить за тебя все уроки, лишь бы ты позволила хотя бы поцеловать себя!

Гарри Поттер и Обряд Защиты Рода. Глава 42 часть 2


Дорогой мой друг Дневник, я сейчас в больничном крыле. Мои критические дни и в самом деле критические – я просто истекаю кровью. Настойки мадам Помфри немного облегчают мои страдания, но все равно идти на занятия я не в состоянии, мне нужно лежать. Я разговаривала об этом с моими подругами. У всех цикл проходит нормально. Волшебные прокладки намного лучше маггловских, никто и не думал пропускать занятия по такой причине. Кроме меня. Мне, как всегда, везет, дорогой Дневник. Я до сих пор помню, как это случилось в первый раз. Испугалась сама, а мадам Помфри даже привела доктора из клиники Св. Мунго. Никто не знает, что со мной. Маггловские врачи, к которым меня водила мама, тоже разводят руками – таковы особенности организма вашей дочки. Что ж, утешили!
В обеденный перерыв ко мне пришёл Джеймс. Вряд ли он не знает, что со мной. Он пытался меня развеселить – превратил яблоки в ананасы. Джеймс очень любит ананасы. Как только научился, всегда тыквенный сок превращал в ананасовый во время еды в Общем зале. Затем последовали шутки. О, дорогой Дневник, ты даже не представляешь, как он умеет смешно рассказывать! Лучше всего у него получается перекривлять Макгонагал. Хотя и Флитвику, и Хагриду тоже порядком достается. Он даже умеет забавно блестеть очками, как наш любимый дедушка-директор! Но он это делает не со зла, ему просто нравится шутить! Мой Джеймс – душа компании. Увы, дорогой Дневник, я совсем безнадёжно влюблена в него.
После уроков он снова пришёл ко мне – поддержать боевой дух. Принес мои учебники, чтобы я смогла учить уроки. Потом мы начали целоваться, и все закончилось тем, что мадам Помфри выгнала моего Ромео. Без него мне стало очень грустно.
Я плохо знаю Джеймса, мой милый Дневник. Поздно вечером он как-то умудрился прокрасться ко мне! Мы так чудесно пообщались, пока мадам Помфри видела пятый сон!
——
Когда я вернулась к занятиям, Джеймс был особенно внимателен ко мне: носил мой тяжелый портфель и даже дал списать реферат по защите от темных искусств. Вообще-то, дорогой Дневник, это неправильно, что я списала у Джеймса реферат, но один разочек можно, ведь правда? Я так неважно себя чувствовала, а объясняться с профессором Флитвиком мне неловко, хотя он добрый и очень хорошо ко мне относится. Видишь ли, мой милый Дневник, Джеймс очень хорошо учится. Все ему дается легко и просто, словно он это уже давно знает. Мне учиться очень тяжело. И хотя я почти отличница, все мои хорошие отметки – результат усердного и регулярного сидения за учебниками. Единственный предмет, где я обогнала Джеймса – это зелья и настойки. Впрочем, у Джеймса все запланированные программой зелья получаются довольно неплохо. А ещё наш профессор зелий не хочет связываться с Джеймсом, он прекрасно помнит тот случай, когда несправедливо занизил оценку, а Джеймс пригрозил, что пожалуется куда надо, и у зельеведа будет настоящая инспекторская проверка из Министерства Магии. Он такой, мой Джеймс, дорогой Дневник. Терпеть не может беспочвенных придирок. Зато честно отбывает все заслуженные наказания.

Вчера ночью мне исполнилось 17 лет, и я стала женщиной. Да, мой милый Дневник, мы с Джеймсом занимались любовью. И, вынуждена признать, мои страхи на этот счет были напрасны. Это было просто великолепно. Хотя, до сих пор в моей голове не укладывается, что он соблазнил меня. Постараюсь тебе все рассказать. Возможно, это немного успокоит меня. Я не могу отделаться от ощущения, что все было спланировано им заранее.
Джеймс сказал мне, что знает в Хогвартсе одно местечко, которое называется комната по желанию. В ней будет такая обстановка, какую я захочу. Я не очень поверила ему, ведь Джеймс все время шутит. А комната по желанию – это его репетиция к экзамену по заклинаниям и трансфигурации – в этом ему просто нет равных – наверняка наколдовал стол с огромным тортом. Я загадала обстановку маггловского кафе, в котором Джеймс никогда не был. И эта комната действительно внутри выглядела, как шикарное кафе – белая скатерть на столике, мое любимое вино и торт с 17 розовыми свечками. Джеймсу тоже все очень понравилось. Он подарил мне дорогое украшение из золота, уверял, что эта штучка принесет мне удачу. Кстати, он уверял, что купил украшение за свои собственные деньги, которые сам заработал на продаже шуток.
Наверное, все началось с того, что я выпачкалась в крем и Джеймс слизал его с моих губ и щёк. Последовавшие поцелуи опьянили меня гораздо сильнее выпитого прежде вина. Потом Джеймс прошептал, что никогда не видел обнаженной девушки. Я не поверила, и он признался, что видел, но только в журнале, который дал ему (угадай кто!) Блек. Теперь ему хотелось увидеть настоящую, красивую девушку, то есть меня.
– Я знаю, что ты очень красивая, Лили, — шептал он мне, начиная меня раздевать.
Я не знаю, что на меня нашло, почему я разрешила ему снять с меня всю одежду. Самое, что интересное, дорогой Дневник, меня в тот момент не волновало, что я окажусь совершенно обнаженной перед парнем, меня больше беспокоило, что Джеймс заметит одну мою странность. Видишь ли, дорогой Дневник, у меня на теле нет волос, вернее кое-где, на руках, на спине, животе есть еле заметный на ощупь золотистый пушок. Мама даже водила меня к врачу, но тот только развел руками, такой случай в его практике впервые. Я здорова. Но все же я немного запереживала, что скажет Джеймс. Но он ничего по этому поводу не сказал. Откуда-то взялся целый ворох простыней, на который Джеймс уложил меня и принялся ласкать (и совершенно не робко, милый Дневник). О, от этих ласк можно было просто воспламениться! Я не знаю, что он наврал мне про то, что никогда не видел обнаженной девушки, его ласки говорили о том, что он не только видел, но и знал, как и где ласкать. Хотя он и шепнул мне, чтобы я подсказывала, где мне нравится. О каких подсказках он говорил! Меня так распалило, то, что он вытворял, что вскоре я уже хныкала и стонала от удовольствия. Это было так сильно и так сладостно!
Потом Джеймс … взял меня. Не знаю, мой милый Дневник, пожалуй, это довольно точное выражение. Вынуждена признать, что было больно, я даже вскрикнула, но вспомнила, что про боль и кровь девственниц наслышалась ещё с детства. Теперь это произошло со мной. Джеймс получил свое заслуженное удовольствие – очень забавно что-то провздыхал, вдавливая меня в простыни. Тяжело дыша, лег рядом, крепко прижался ко мне. Это было так чудесно, милый мой Дневник. Он целовал мое лицо, перебирал волосы на висках, гладил шею, щеки, плечи. Я прошептала ему, что это мой лучший день рождения.
——
Как прошёл следующий день, — я плохо помню. Уроки, учителя, обед – все как-то летело мимо меня. Я все вспоминала, что было между мной и Джеймсом, и замирала от собственной смелости. Когда я поискала его глазами в грифиндорской гостиной – он снисходительно выслушивал Сириуса, в речи которого мелькало слово «Слинявус». Ну, конечно, что же ещё может интересовать великолепного красавца Блека! Когда Джеймс отделался от своих друзей, то подошел ко мне и спросил, как я. Я не нашла ничего лучшего сделать, как покраснеть. Тогда он меня спросил, хочу ли я повторения вчерашнего. Я, пылая, кивнула.
И тогда я узнала одну из тайн Джеймса – у него есть плащ-невидимка! Даже в мире волшебников эта вещь очень редкая и жутко дорогая. Джеймсу она досталась от дедушки аврора. Мне даже страшно себе представить, как помогал ему этот чудо-плащ в его легендарных школьных проделках! Теперь становится ясно, как пропадают конфискованные Филчем шутки и запрещенные вещи!
Благодаря плащу-невидимке мы благополучно дошли до нашей комнаты. Джеймс жадно на меня набросился. Он также как и я целый день ходил под впечатлением от нашей первой встречи, и теперь умирал от желания. (Это его слова, дорогой Дневник.) Затем он нетерпеливо принялся стаскивать с меня одежду. Он умудрился так сочетать этот процесс с ласками и распусканием рук под ещё не снятой одеждой, что я вскоре слишком явно нетерпеливо дрожала. Две великолепнейшие любовные схватки, мой милый Дневник! Одна лучше другой! У меня не хватает слов, чтобы описать, как нам было хорошо! У меня не получается сдерживать стоны, а Джеймс даже не пытается, более того, он обещает наказать меня, если я буду тихой мышкой, когда он старается изо всех сил. Я не хочу никуда уходить, льну к его теплому телу, он укрывает нас своей школьной мантией.
Немного позже я вспомнила, что мы совершенно потеряли голову и не побеспокоились о предохранении. На что Джеймс ответил мне, что эту проблему он взял на себя. Представляешь, милый Дневник, Джеймс купил себе очень дорогое зелье Бесплодия. Обычно мужчины перекладывают на нас, женщин, эту обязанность, а Джеймс нет.
Похоже, мы уснули. Джеймс разбудил меня уже на рассвете. Мы совсем спятили. А если девчонки увидели, что моя постель в спальне пуста! Джеймс посоветовал мне впредь закрывать её пологом, а на самой кровати делать так, будто там кто-то спит. По дороге в гостиную мы встретили Филча с его мерзкой кошкой. Они зыркали в темноте, а Джеймс прижимал меня к себе. Я дрожала от страха и смущения. Я ужасно не люблю Филча, он такой неопрятный, злой, ненавидит парочек, зажимающихся по углам школы. И вот он, в двух шагах от нас, что-то вынюхивает, выискивает, а Джеймс на зло ему тискает меня! Когда сторож ушёл, Джеймс прошептал мне на ухо, что мечтает заняться со мной любовью под мантией-невидимкой в кабинете этого кошачьего маньяка. Надо ли говорить, что я осталась еле живой от смеха.

Мой дорогой Дневник, Джеймс невероятно искушён в постели, я не могу поверить, что я его первая девушка, о чем и заявила ему после нашей третьей встречи. И, представь себе, оказалась права. Джеймс все лето спал с гейлой. Я едва не задохнулась от ревности. Но он успокоил меня, сказав, что это не женщина, а магическая «тварька» – очень красивая, но холодная, как русалка. Она всего лишь тренажер, — уверял меня Джеймс, — разве можно её сравнивать с тобой, твоим теплом, запахом, любовью, в конце концов. Джеймс уверял меня, что за невероятно огромные деньги (гейлы – это очень дорого) Златовласка (ну и имя, правда!? Джеймс называл её Золотко) показала ему как, чего и куда, потому что он, якобы ничего этого не знал (в чем я глубоко сомневаюсь). Тогда я у него спросила, как же это было первый раз, на что Джеймс махнул рукой и рассмеялся: «Поверь, Лили, тебе бы не понравилось, боюсь, что я бы даже не догадался, куда отправить моего милого приятеля Джимми или справился бы со всем, включая предварительные и пост-ласки, за 30 секунд!» Я смеялась, слушая его рассказ, но все же выразила сомнение по поводу его невинности. «Малышка, неужели ты серьёзно полагаешь, что я родился мастером-любовником?» — возразил Джеймс. Я сказала, что именно так и полагаю. Но он только довольно смеялся в ответ: «Просто я привык добиваться, чего хочу. А если уж что-то делать, так делать хорошо. Ты же не забыла, что я отличник в учебе. И если и дальше буду отличником исключительно в учебе, то стану похож на Слинявуса!» Я ответила ему, что у Златовласки этим летом был самый талантливый ученик. Джеймс растянулся в улыбке на всю подушку.

Милый Дневник, я спятила, сошла с ума, съехала с катушек! В объятьях Джеймса я теряю голову и позволяю ему делать со мной все, что ему захочется. Он фантастически изобретателен во всем – и в ласках, и в доставлении мне удовольствия, и в месте наших свиданий. Оказывается, комната, где мне так понравилось, не только его. Впрочем, надо быть дурой, чтобы не догадаться, что ею пользуется и Сириус. Но темперамент Джеймса не совпадает с количеством его законных ночей в этой комнате. А я, если честно, резко к ней охладела, когда представила, что там до нас был этот нахал Сириус со своей очередной подружкой. Джеймс ответил, что это не вопрос и он найдёт для нас другое гнездышко. Следующей же ночью он прокрался в мою спальню (только как, ума не приложу, до сих пор ни один парень не смог преодолеть нашу заколдованную лестницу. На это Джеймс ответил, что для него правил не существует, а у парней просто бедная фантазия!). Я жалобно возражала ему, что боюсь, что это немыслимо, со мной в спальне ещё четыре девушки. Джеймс пообещал, что их не тронет и сегодня ночью его единственной жертвой буду я, заткнул мне рот маленькой подушкой, которую притащил с собой. Вскоре я сама зажимала в ней свои стоны, дрожала от страха, что нас услышат, и задыхалась от удовольствия. Джеймс не отпустил меня, пока не получил свое и всласть не настращал, что заберет подушку у испорченной и несдержанной девочки в самый интересный момент. Потом, довольный собой и мной, он исчез под плащом-невидимкой. Я, замирая от страха, выглянула из-за полога. Все девушки мирно спали.

Следующая наша встреча была в ванной для старост. Джеймс совсем без руля и тормозов. Он внаглую выспросил у своего друга Люпина, где находится ванная, какой у неё пароль. А вечером под плащом притащил меня туда, завесил полотенцем портрет русалки, чтобы та никому не разболтала об увиденном, и принялся меня купать. Он сказал, что это его личная идея, с гейлой они до этого не дошли, «деньги кончились». Я ужаснулась, неужели то, что он до сих пор вытворял, прежде прорепетировал со своей ненаглядной Золоткой! Но Джеймс только засмеялся и сказал, что большинство уроков потратил на «оттачивание техники непосредственно самого процесса», а по поводу ласк у него был отличный теоретический курс – гейла была ленивая и болтливая. А потом добавил, что только со мной у него рождаются отличные идеи, как повести время. У меня было лучшее купание за всю жизнь (предыдущую, конечно).

Я снова в больничном крыле с волшебным кляпом между ног и кучей настоек на прикроватной тумбочке. Мое законное страдание раз в месяц. Но теперь я знаю, за что. За 20 дней моей взрослой жизни я, кажется, уже испробовала всё, что только можно. Не может человек быть так счастлив за просто так, мне было слишком хорошо с Джеймсом все эти три недели.
– Почему тебе так плохо, Лили? – Джеймс прибежал ко мне в обеденный перерыв, эффектно превратил тыквенный сок в ананасовый, но видя мою кислую улыбку, спросил это.
– Не может быть все время хорошо, Джеймс, — вздохнула я.
– Глупости всё это! У тебя так всегда было! Я помню, ещё в 3 классе ты напугала мадам Помфри, она вызывала специалиста из клиники Св. Мунго, потому что с тебя кровь просто лила, не останавливаясь.
– Откуда ты все это знаешь, Джеймс? – удивилась я.
– Потому что с тебя глаз не спускал, испугался, что ты умрешь, и серьёзно обдумывал, что в таком случае сделаю с собой.
– Ты ненормальный! – ужаснулась я. – Разве я тебе тогда нравилась? Ты же был невыносимым шкодником!
– Был, но в тебя влюбился ещё в первом классе. И шкодничал, когда с тобой было все хорошо. А тогда… я серьёзно испугался, что ты чем-то страшным заболела и тебя не могут вылечить!
– А разве не ты потом притащил мне чихающих лягушек – они прыгали по всему больничному крылу, мадам Помфри их ловила.
– А ты смеялась! Когда я подслушал, что с тобой все в порядке, то решил, что немного повеселиться тебе не повредит, — Джеймс улыбался, а я удивлялась, что, оказывается, он так давно меня любит. Зачем тогда дергал за косички, толкался и вообще валял дурака в моём присутствии!
– Скажи, Лили, — вдруг серьёзно спросил он, — ты действительно здорова?
Я кивнула и объяснила, что такое иногда бывает у девушек и женщин, говорят, что после родов все может измениться.
– Это долго ждать, тебе ещё рано становиться матерью. Попробуем другой способ, — ответил Джеймс.
Так, что он снова задумал?
– Я прочитал, что когда человека очень любишь, то можно облегчить его страдания, — произнес он.
– Ты уже облегчил. Когда ты рядом, мне не так плохо, — ответила я.
Но он ответил, что этого не достаточно. Он взял меня за руки и сказал, что таким образом, если сильно напрячься, то у человека можно забрать силы, а можно и боль. Не знаю, правда это или нет, но живот стал ныть меньше, и я благодарно поцеловала его руки. Джеймс растаял и пропустил следующий урок, развлекая меня.

Когда я вышла из больничного крыла, Джеймс уже выл от тоски по мне, при этом умудряясь ещё и шутить над своим состоянием. Он, действительно, ужасно изголодался, и я чувствовала себя мучительницей, уговаривая подождать его ещё пару дней. Я, как обычно после первой волны (почти в прямом смысле, мой дорогой Дневник!) своих ежемесячных страданий, была очень бледная от кровопотери. Мадам Помфри дала мне с собой большой пузырёк витаминной настойки. Если принимать её три раза в день, силы быстро вернутся.
Джеймс преданно нес за мной портфель, набитый книжками, когда два завистливых слизеринца прохихикали, что у меня какие-то странные темные пятна на мантии (и откуда только, гады, узнали, что больше всего на свете я боюсь, что запачкаю кровью мантию или юбку?). Джеймс едва не разорвал их. Но мне чудом удалось удержать его и уговорить, не обращать внимания.
– Они что, следят за тобой, что ли! – рычал Джеймс. – Какое им дело до твоего недомогания!
– Все любят нашу красавицу Лили, — ну, конечно, это Сириус со своими друзьями. – С выздоровлением, Эванс, мы невероятно рады, потому что без тебя наш друг совсем сдал!
Люпин предупредительно дернул его за рукав мантии. Но Блек и дальше загадочно улыбался. Не люблю этого пижона!

Гарри Поттер и Обряд Защиты Рода. Глава 42 часть 1


Глава 42. Дневник Лили — 1

Гарри достал пакет, подаренный Дамблдором, и вынул из него дневник мамы и талисман отца. Что же все-таки записано в тетради мамы? Гарри вдруг подумал о том, что он мало знает о своих родителях. Какие они были, кроме того, что хорошие? Почему мама вышла замуж за отца? Судя по всему, у Джеймса был непростой характер. А какой была сама мама?
Гарри полистал пустые листы тетради с единорогом, сунул под подушку и лег.
– Гарри, что с тобой? – это Гермиона заботливо провела по волосам. Знает, что люблю, когда она это делает, — вздохнул Гарри и повернулся к ней.
Снейп придирался или что? – спросила девушка.
– Нет… Я…Гермиона, ты знаешь о своих родителях? В том смысле, как они познакомились, долго ли встречались и все такое?
– Мама кое-что рассказывала мне, — охотно ответила она. – Она поздно вышла замуж. В 29 лет. Потому что была слишком умной и … правильной, что ли. Мужчины таких не любят. Если честно, я думала, что мне тоже будет трудно найти мужа. Мой папа очень хороший, такие мужчины – большая редкость. А каждая девочка подсознательно ищет себе мужа, похожего на отца.
– А я ничего не знаю о своих родителях, — ответил Гарри. – Хотел Сириуса расспросить на летних каникулах, но…
Гермиона понимающе сжала его руку.
– Знаешь, чем Добби занимается? – вдруг прыснула она.
– Чем? – удивился Гарри.
– У бедняги ещё со времен рабства остался инстинкт, вязать вещи детям своих хозяев. Так что у нашего будущего ребенка, который ещё неизвестно когда родится, уже есть 5 шапочек и 3 пары пинеток, — Гермиона рассмеялась.
– Все-таки этот эльф точно чокнутый, — смутился Гарри.
– Да, у Добби своеобразный характер, он отлынивает от работы на кухне, в последнее время убирает только в нашей комнате. Впрочем, это даже хорошо, ведь ты же ему платишь, а у профессора Дамблдора он денег больше не берет. А вот все свое свободное время Добби вяжет для наших детей.

Гарри перевернулся на другой бок и сквозь сон почувствовал, что к нему удобно прижалась Гермиона.
– Гарри, — прозвучал над ухом женский голос. Он открыл глаза. Рядом с кроватью сидела молодая женщина с длинными темно-рыжими волосами и зелеными глазами. Её за плечи обнимал Джеймс Поттер.
– Мама? Папа? – удивленно воскликнул Гарри.
– Мы с папой очень переживаем за тебя, — тихо произнесла Лили. Джеймс кивнул.
– У меня все хорошо, — ответил Гарри и обернулся. Гермиона крепко спала рядом. – Теперь лучше, чем было, — добавил он.
Но Лили и Джеймс грустно на него посмотрели.
– Профессор Дамблдор отдал тебе папин талисман и мой дневник, — произнесла Лили. – Я хотела бы, чтоб ты прочитал его, когда тебе будет 17. Но вдруг подумала… Ты мало что знаешь о нас. Вдруг кто-то тебе расскажет нашу историю… но неправильно. Ты будешь переживать.
– Да, — отозвался Джеймс. – Как, например, с нашим подарком Муни. Снейп над ним медитировал 13 лет, представляя, что мы вытворяли в поисках острых ощущений. Без пароля прочитать его не смог, так решил тебе отдать.
– Я не хотел верить в плохое, — искренне воскликнул Гарри.
Джеймс неожиданно улыбнулся ему и подмигнул.
– Все-таки хорошо, что мы с Сириусом не натворили глупостей! Надеюсь, тебе помогли мои советы?
Гарри смущенно кивнул.
– Жена у тебя хорошенькая! – снова подмигнул Джеймс.
– Гарри, — Лили протянула к нему руку, — я, пожалуй, дам прочитать тебе свой дневник. Но я очень переживаю. Там есть шокирующие вещи.
– Например, как я и мама плохо вели себя в школе, — улыбнулся Джеймс. Но уже мгновение спустя его улыбка исчезла и в глазах появилась грусть. – Ему лучше знать всё, Лили, — повернулся он к жене. Она кивнула.
– Я тоже так думаю.
Гарри вздрогнул и проснулся. Конечно, родителей не было, это был всего лишь сон. Но такой яркий, отличающийся от обычных, которые быстро забываются после пробуждения. В комнате было темно. Гермиона спала рядом, подложив руку под щеку. Гарри достал из-под подушки дневник мамы и подошёл с ним к камину. Открыл тетрадь. Почти все страницы были исписаны аккуратным округлым почерком. С гулко стучащим сердцем Гарри сел возле огня и принялся читать.
Привет, Дорогой Дневник! Давай знакомиться, я – Лили Эванс, ученица школы Чародейства и Волшебства Хогвартс. Я решила делать в тебе записи, потому что мою душу переполняет целая буря чувств и мне нужно кому-то рассказать, что со мной происходит, а подругам я не доверяю. Совершенно разочаровалась в женской дружбе. Джинни пустила слух, что я симпатизирую Джорджу, и его едва не убил Джеймс Поттер. Оказалось, что Джордж просто обидел её, и Джинни решила так по-женски отомстить. Два прошлых года я дружила с Анной Миллер, мне показалось, что она была хорошей милой девчонкой, но в меня влюбился её парень и мы стали злейшими врагами, хотя, клянусь, я не хотела этого, Тед мне совершенно безразличен, мне было ужасно неловко, что это произошло! Я пыталась это объяснить ей, даже разговаривала с этим парнем, чтобы он не бросал Анну, но … ничего не помогло. Она из мести разболтала девчонкам мои секреты и не забыла добавить сплетен. Но самое страшное, что она рассказала Джеймсу Поттеру, что я люблю его! Он вовсе перестал давать мне проход! Я терпеть не могу, как он выделывается и заколдовывает всех, кто ему не нравится. Он наглый, красивый, самоуверенный и ходит со своим братом-неразлучником Сириусом Блеком, которого я просто не переношу! Но на самом деле, дорогой Дневник, Джеймс неплохой, просто он сильно зависит от влияния друзей. Я помню, слизеринцы отлупили этого Блека, и он неделю пролежал в больничном крыле. Джеймс остался со своим вторым другом – Ремусом Люпином. Это наш староста — очень добрый и славный парень, мне он очень нравится. И Джеймс целую неделю вел себя, как нормальный человек! Потом Блек выздоровел, и они устроили охоту на Снейпа – это один из самых ненавистных им слизеринцев. А по-моему, это несчастный подросток с огромной кучей комплексов.
На Гриффиндоре не для кого не секрет, что Джеймс бегает за мной. Да, он уже много раз предлагал мне встречаться, но я не рискну этого делать, пока он не перестанет валять дурака! Я ненавижу, как он ловит снитч, с которым не расстается, наверное, даже ночью, я терпеть не могу, как он строит мне глазки и ерошит свои и без того лохматые волосы, не переношу, как он относится к Петтигрю – этому маленькому неудачнику, который на все его подколы отвечает обожанием. На это просто противно смотреть, как может так унизить себя волшебник – Джеймс, как ты классно его поймал, Джеймс, какой ты умный, какой ты ловкий, Джеймс! Я просто в бешенстве от всего этого, но самое смешное и страшное, что я люблю Джеймса! И сдуру поделилась этим с Анной! Теперь хоть из школы уходи! Представляю, что она наговорила про меня, если я как-то призналась ей, что ни разу не целовалась ни с одним парнем, потому что люблю Поттера и мечтаю, чтобы это сделал он!!! Наверняка, она ему сказала, что я мечтаю, чтобы он меня трахнул, потому что Джеймс теперь просто ест меня глазами и уже несколько раз затягивал в пустой класс для «серьёзного разговора» — это в том смысле, что он обнимал меня и пытался поцеловать, уверяя, что я этого хочу. А его дружки верно нас караулили, чтобы нашему разговору никто не помешал. Я сказала ему, что буду с ним встречаться, когда он перестанет быть клоуном и придурком. А до тех пор я предпочитаю видеть рядом кальмара из Хогвартского озера! Он пытался мне что-то говорить по поводу того, что уже исправился, а слизеринцев заколдовывал, чтобы отомстить за Сириуса. Я в приливе гнева заявила ему, что они такая замечательная пара, что я буду лишней! До сих пор мне это неприятно вспоминать, мой дорогой Дневник, похоже, я его задела. Джеймс перестал за мной бегать, ходил кислый и злой. А я, похоже, привыкла к его вниманию, и теперь, когда он оставил меня в покое, я ненавидела себя за то, что такое сказала и что вообще такая дура.
А потом я нечаянно услышала разговор Джеймса с его друзьями. Сириус презрительно фыркал в мой адрес, говоря, что я не стою таких переживаний. Петтигрю, вот кто бы мог подумать, какой гаденький он иногда бывает, поддакивал ему, что впрочем, не мешало ему при встрече со мной мило и заискивающе улыбаться! А Ремус сказал ему слова, за которые я была согласна его благодарно расцеловать!
– Ты любишь её, Джеймс, поэтому постарайся измениться. Мне показалось, что ты ей очень нравишься, просто она тебя боится. Скажу честно, я бы на её месте тоже тебя боялся.
– А мне показалось, что она ненавидит меня, — грустно ответил Джеймс, но в этот момент Блек повалился рядом от смеха и почему-то принялся толкать в бок Питера, словно он превратился в боксерскую грушу.
На это раз терпение лопнуло даже у Джеймса, он психанул на Сириуса и ушёл. Мне стало так жаль его, что я сделала то, чего никогда бы не совершила, если бы не была влюбленной дурой – я догнала его и попросила прощения. Джеймс схватил меня и сжал в объятьях (я не сильно патетично пишу, милый Дневник?).
Тогда я сказала ему:
– Послушай, Джеймс, ты мне действительно нравишься, но я … не могу встречаться с тобой, потому…что ты какой-то очень… яркий, что ли… За тобой бегают столько девчонок, ты же бросишь меня, как только я тебе надоем, ведь правда?
– Нет, Лили, нет! – он это почти закричал, и, знаешь, Дневник, я почувствовала, что он совершенно искренен. Он начал говорить, что давно меня любит, что ни с кем не смог встречаться – даром, что девчонки вокруг него вьются, что уже испробовал все, чтобы привлечь моё внимание. На что я ему грустно заметила, что он все делал не то.
– Завтра мы уезжаем на лето домой. У нас будет два месяца, чтобы обдумать, как быть дальше, — серьёзно сказала я.
Джеймс ответил, что через два месяца я его не узнаю, что он докажет, что любит меня и с ним стоит встречаться.
Потом было бесконечное лето. Знаешь, мой милый Дневник, я никогда так не хотела в Хогвартс, как в этом году. Джеймс часто присылал мне сов с письмами, в которых говорил, что, дескать, меняюсь, исправляюсь, Слинявуса не задираю (можно подумать, что летом это так трудно сделать!) и по-прежнему люблю. Учитывая, что на это лето он приютил у себя дома сбежавшего от родителей Блека, то, что он регулярно слал мне письма, значит, что он, похоже, и впрямь меня любит. Моё предчувствие подсказывало мне, что Джеймс что-то задумал. Я считала дни до конца каникул. Петуния – это моя сестра – стала совершенно невыносима. Она ненавидит меня, считает меня злой ведьмой из сказки, боится, что я заколдую её. На самом деле она ненавидит меня за то, что в меня влюбляются её женихи, хотя я совершенно этого не хочу. Бедняга Петуния некрасивая – худая, угловатая, а ещё у неё великовата нижняя челюсть. Я по сравнению с ней просто вейла какая-то. У неё снова завелся жених – на этот раз банкир. Он некрасивый, такой же тощий, как моя сестрица, нескладный, но зато на крутом авто. Я на всякий случай прячусь, когда он к нам приходит. Если этот зануда пустит на меня слюни, Петуния меня точно убьет. Мама тоже переживает, чтобы не повторилась прошлогодняя история. Тогда меня, 15-летнюю девчонку, увидел её однокурсник, с которым она начала встречаться. Одурел совсем, влюбился и оборвал наш телефон. Петуния закатила истерику по поводу того, что я – тварь такая, причаровываю её парней.
Несмотря на мои прятки, Оливер сбежал от Петунии. Похоже, на сей раз виноват её характер – Петуния очень непростой в общении человек, она злая, завистливая и ужасная сплетница. Пишу это с прискорбием, мой дорогой друг Дневник, ведь не смотря ни на что, Петуния – моя сестра. Даже мама часто делает ей замечания, что нельзя себя так вести. Тогда сестрица психует, что в этом доме любят всяких ведьм, а нормальным девушкам нужно просто куда-то убираться. Это ужасно, милый Дневник, мама уже не знает, как нас помирить.

Однако наступило 1 сентября, и я снова встретилась с Джеймсом. Он сильно повзрослел за лето, стал таким красавцем, что моя бедная влюбленная душа, едва не выпрыгнула из груди. Он так со мной поздоровался! Похоже, он и впрямь изменился, стал спокойнее и… даже не знаю, как сказать. Но я поняла, что соглашусь с ним встречаться, даже если он прямо сейчас начнет кривляться на пару с Блеком – о, этот красавчик стал ещё красивее, хотя уж куда ещё! Но со мной поздоровался довольно мило, наверное, Джеймс все лето проводил с ним воспитательную работу. Ремус выглядит изможденным. Он, бедняга, какой-то болезненный, даже вынужден часто пропускать уроки. Мне его так жаль. Хороший парень. Ах, чуть не забыла, Питер Петтигрю — по-прежнему серенький и меленький. Жадно и заискивающе заглядывает в рот Джеймсу и Сириусу, а те даже не обращают на него внимания, когда разговаривают между собой.
Я слушала рассказы своих одноклассниц про лето. Кивала, но на автомате. На самом деле неловко и смущенно стреляла глазами в Джеймса, а он в меня – смело и счастливо. На следующий день он предложил мне встречаться. Он предложил бы и в этот вечер, но после сытного и вкусного банкета всех так разморило, что все очень скоро уснули.

Вот все-таки хорошо, что у меня есть ты, мой дорогой Дневник, я должна кому-то все рассказать о нас с Джеймсом. Мы начали встречаться. Он очень интересный и весёлый, знает кучу ужасно смешных историй. Я не заметила, как засиделась с ним возле озера до глубокой ночи. Он повел меня в гостиную, а там в темноте мы начали целоваться. Ты даже не представляешь, как он целуется, милый мой Дневник! Мегги, моя новая подруга, с которой мы сошлись после того, как меня предала Анна, сказала, что её бывший парень целовался просто отвратительно, пускал слюни, кусался или присасывался, как пиявка. Теперешний её парень, превосходный и великолепный Сириус Блек, тоже довольно противно целуется, она предпочитает, чтобы он приступал сразу к делу, минуя эту слюнявую стадию.
Теперь я стала умной, секреты свои никому, кроме тебя, Дневник, не рассказываю. Правда, Мегги меня ни о чем и не спрашивает, она любит говорить только о себе, своих переживаниях, причем совершенно не стесняясь меня и не спрашивая, хочу я это слушать или нет. Я, честно говоря, была в шоке, когда она мне сказала, что сейчас спит с Блеком и он у неё уже 3-й! Я ужаснулась, как же так! Мне даже страшно подумать, что я буду делать, если Джеймс предложит мне нечто большее, чем поцелуи в углу гостиной или на лестнице за поворотом возле портрета Полной Дамы! Он хочет меня, я это знаю и чувствую, но боится меня испугать и терпит. Я не знаю, что мне делать, в школе секс запрещён, что, конечно же, мало кого останавливает, хотя если ловят за амурными делами, то наказывают. Я переживаю, как мне быть. Соглашаться, если Джеймс все-таки предложит? Я мало что знаю о сексе. С мамой мне неловко было говорить об этом, с Петунией – это смешно, не говоря уже о том, что она сама девственница. Мама нас воспитывала в большой строгости. А у моей новой подружки Мегги все так просто! Она с удовольствием рассказывала мне, что её первый парень был плохой и неумелый, второй – получше. От Сириуса она в полном восторге. Самое забавное, что я, а не она, умираю от смущения, когда она мне описывает, как они это делали в пустом темном классе после отбоя. Самое ужасное в её отношениях с Блеком, что она за ним бегает и едва ли не сама упрашивает, чтобы он её трахнул, что он и делает, очевидно, в виде большого одолжения. Я на свою голову спросила, как это происходит, предчувствуя, что не за горами начнется и моя взрослая жизнь. Если меня ждет перспектива сидеть с раздвинутыми ногами на парте или на наколдованной лежанке и дергаться, пока он не кончит, то лучше мне никогда не становиться взрослой! А от её рассказа, что она делала Сириусу в кладовой для метел, меня по-настоящему едва не стошнило. А Мегги смеялась надо мной и сказала, что когда я это попробую, то перестану вести себя, как молодая ханжа. Кстати, она очень удивилась, что я до сих пор не переспала с Джеймсом. Это все, что я ей сказала про наши встречи. Только ты, мой дорогой Дневник, знаешь, что он превосходно целуется, и от его поцелуев у меня кружится голова. Когда он целует меня, то снимает очки, и это так трогательно! В наших встречах много романтики – шепот, обжиманцы и его аккуратное зондирование почвы – можно дальше? Я смущенно мотаю головой. Я умру, если он разденется! И провалюсь сквозь землю, если он разденет меня!

Эликсир жизни


Эликсир жизни

Блондинка поневоле

Название: Эликсир жизни
Автор: Alena aka Эмрис
Бета: Tessa
Гамма: Russian
Пейринг: Гермиона/Том Риддл
Рейтинг: R
Жанр: роман
Саммари: Гермиона, Том Риддл. Лучшие ученики, экстраординарные умы. Возможно ли выиграть войну, победив в битве? Сработает ли план Гермионы?
Дисклеймер: Не мое, ну и Мерлин с ним!
Благодарности: Дорогой Тессе и Лайт, с кем я делила радость процесса написания.
Примечание: Образ Тома Риддла в фанфике — это образ, созданный Кристианом Коулсоном. По-другому я Тома не представляю!

Управлять другими можно только в том случае, если управляешь собой, – эту истину Том Марволо Риддл усвоил как никто другой. И поэтому он сейчас торопливо шел по коридорам Хогвартса, направляясь в Большой зал. Еще немного, и он пропустил бы завтрак, что никак нельзя было делать привычкой, начиная с первого дня учебы. Наследник Слизерина опять зачитался вчера до поздней ночи, соотнося прочитанное со своими, надо сказать, весьма далеко идущими планами. Но Том прекрасно знал, что для тех, кто метит так высоко, непозволительно давать поблажки своему телу и нежиться в постели, когда все остальные уже давно проснулись. Он должен укротить тело так же, как и дух. Конечно, бывало до безобразия лениво. Но, увы. Слишком велика была разница между тем, чтобы знать, и тем, чтобы воплотить знание в реальность.
Утреннее солнце очаровательной улыбкой приветствовало учеников с высокого купола Большого зала. В ясном небе было ни облачка. Насыщенная голубизна лишь подчеркивалась золотым и алым сиянием утра. Но парень даже не взглянул на блистательную красоту небес.
Он собирался усесться на свое место и быстро проглотить еду, но, видимо, в этот день удача решила покинуть Тома Риддла. На его месте кто-то сидел. Вернее, сидела. Слизеринец от неожиданности даже остановился. Ему казалось, что он достаточно ясно на вчерашнем пиру выразил свое предпочтение садиться именно здесь. Тем более, стол был наполовину пуст, поскольку завтрак подходил к концу, да и сказалось вчерашнее продолжение банкета в гостиной. По большому счету Тому было безразлично, где сидеть. Но, увы, всегда стоило помнить о воспитательной работе среди товарищей. А то вконец обнаглеют. Слизеринцы.
Все говорило о том, что одна из них уже решила продемонстрировать образчик наглости. Девушка повернула голову – и Том понял, что ранее не встречал эту ученицу. Светлые волосы падали на плечи мягкими волнами, на губах играла легкая улыбка, миловидные черты ничем не выделяли их обладательницу среди окружающих. Единственным, что привлекало в лице незнакомки, были глаза – темно-медовые, внимательно-оценивающие, которые прятали за безмятежностью бездну эмоций и осознания. На первый взгляд, новенькая была не худшей представительницей своего пола. А второго, скорее всего, не будет. Риддл мрачно посмотрел прямо в переносицу девушки, это был его коронный прием – центральный взгляд, от которого жертве всегда становилось не по себе. У всех создавалось впечатление, будто Том смотрит непосредственно в глубину их существа, в самые потаенные уголки души. Что он мог, несомненно, – хотя, как правило, до этого не доходило. Люди и так были чересчур предсказуемы…
Но девушка лишь улыбнулась еще раз и приветливо сказала:
– Я заняла твое место? Извини, пожалуйста.
И, не дожидаясь ответа, она подвинулась, предоставляя Тому возможность усесться рядом.
– Теперь ты знаешь, – сухо промолвил Риддл, садясь на свое место, – и понимаешь, что такого больше не должно повториться. Иначе мои поклонницы по личной инициативе выльют у тебя все духи, – прибавил он с едва уловимой иронией.
Стоит ошарашить человека с первых же слов – и управляй им, сколько душе угодно.
Мысленно Том обругал Эйвери, который, наверняка, сидел на том месте, что сейчас занимала девчонка, и ничего ей не сказал. Чертов Казанова!
Парень взял появившийся перед ним стакан и отпил глоток.
– Сочувствую, – неожиданно спокойно и миролюбиво отозвалась девушка. – Наверное, нелегко быть объектом поклонения у террористок.
Мда, может быть, он погорячился насчет Эйвери?
Придав лицу выражение арктического холода, Риддл осведомился тоном, в котором даже самое чувствительное ухо не уловило бы ни одной эмоции:
– Не помню, чтобы видел тебя ранее, мисс…
– Гермиона Гаррисвилль, – все так же с невинной доброжелательностью представилась девушка. – Из Соединенных Штатов Америки. Пятый курс. Вижу, ты рад познакомиться.
– Это моя обязанность старосты, – с показным равнодушием отозвался Том.
– Тогда не удивительно, что у тебя столько поклонниц, – вновь улыбнувшись, заметила новенькая.
Неужели издевается? Том сделал глоток, мотивируя им свое молчание и соображая, как же лучше поставить нахалку на место. Если даже страх за духи оказался недостаточным аргументом… Он сам не понимал, что его раздражало в ней, – вероятно, странная смесь открытости и спокойствия. Но девушка неожиданно добавила:
– Все-таки у англичан хороший вкус. В старосты выбирают секс-символ.
Парень чуть не поперхнулся тыквенным соком. Возможно, она не из Соединенных Штатов, а из больницы Святого Мунго?
А еще она пахла, неуловимо, но как-то чересчур приятно. Неужели не жаль такие духи?
В этот момент Гермиона как ни в чем не бывало изящно облизала ложку с яблочным десертом. И Том с отвращением понял, что провокационные движения языка девушки явно наводят не на те мысли. Но ведь сумасшествие не передается половым путем?
Заставив себя не обращать внимания на ее манипуляции с ложкой, Том уставился в тарелку и молча принялся за еду.
Что же это за парфюм такой? Последнее достижение американских зельеваров?
Он спешно съел яичницу с беконом, опустошил стакан с соком и встал из-за стола. Наградив Гермиону мгновенным пронзительным взглядом, Риддл быстрым шагом направился к выходу.
Как же его замучило это половое созревание! Когда надрывным усилием воли сдерживаешься, чтобы не последовать примеру своих товарищей и не застрять подольше в душевой. Но нет уж, дрочить – это удел слабаков. Привыкнешь и будешь сидеть в ванной для старост вместо библиотеки. Брр… и в ночном кошмаре такое не привидится.
Конечно, Риддл иногда развлекался легким флиртом. Цветастые намеки, долгие поцелуи. Все же была в этом своя привлекательность. Они велись на игру, гордые чистокровные красотки, начинали желать продолжения общения, более близких отношений… Это был его любимый момент, чтобы уйти в сторону и с холодным безразличием выслушивать мольбы и даже предложения забраться к нему в постель. Не правда ли, ощущать свою власть над другим существом – куда более тонкое и сладкое удовольствие, чем секс?
Но Том знал, что на этом курсе он примет одно из таких предложений. И сотрет память тупой девице. Но прежде всего он подумает о безопасности. Если все красивые девушки Хогвартса вдруг лишатся невинности и не будут помнить, когда, с кем и как, вряд ли это спишут на последствия вечеринки с огневиски или эротическое зелье, по чистой случайности регулярно подмешиваемое всей школе в тыквенный сок. Попасться же на таком… как-то стыдно для будущего Темного Лорда. Еще он мог, конечно, уже давно соблазнить грязнокровок, но этот вариант был равносилен сексу с объектами «Ухода за магическими существами».
Интересно, услышь сейчас эти мысли Дамблдор, они бы тоже стали для него подтверждением причастности Риддла к вселенскому злу? Еще бы. Но что есть зло? Это всего лишь термин для выражения некой цепочки проявлений антагонизма между двумя силами, которые в равной степени самооправданы. Почему должно цениться меньше его удовольствие от секса, чем благо девушек от сохранения невинности? В особенности тех, что сами ложатся под него? Ответ простой – так диктует общество. Вернее, те, кто стоит у его руля, управляя массами за счет моральных принципов и страха наказания. И кто же в действительности олицетворяет вселенское зло, профессор?
Входя в класс зельеварения, Том слегка покачал головой, тряхнув уложенными на пробор волнистыми волосами. Вот ведь, девчонка! Она казалась взрослее других пятикурсниц – есть за что ущипнуть. Но все же ничего особенного в ней не было. Почему его опять посетили мысли о плотских утехах? Круциатус на это половое влечение!
Но на том неприятности, поджидавшие парня, не закончились.
Только он собрался допросить Эйвери, как появился сам предмет разговора, и на лице приятеля возникла кривая усмешка. Том хмыкнул, представив, что ему могла наговорить якобы вежливая мисс Гаррисвилль. Вот кого нужно было натравливать на гриффиндорцев.
Следом за новенькой в аудиторию вошел профессор Слагхорн, еще более располневший, усатый и слегка похожий на моржа. Он задержал ее у доски и со своим обычным легким добродушием заявил:
– Добрый день. Поздравляю с началом учебного года! И позвольте представить нашу новую ученицу – она отсутствовала вчера на распределении, поскольку на тот момент уже была направлена многоуважаемой шляпой в Слизерин. Наша гостья из Соединенных Штатов Америки, Гермиона Гаррисвилль.
Как помпезно. Слизеринцы, за исключением Тома, зааплодировали, но профессор поднятой ладонью призвал к тишине.
– Мисс Гаррисвилль, присоединяйтесь к своим новым друзьям.
Гермиона направилась к указанному месту за соседним с Томом столом и села рядом со слизеринкой Роуз Яксли.
Тем временем профессор указал на доску, где был описан состав какого-то зелья. Интересно, Слагхорну не надоело играть в угадайки? Все равно чемпион был один, пожизненный, – Том Риддл. И где столько напускного энтузиазма бралось?
– Итак, нам предстоит узнать о новом, очень интересном зелье, чей состав приведен на доске. Кто может по ингредиентам определить, что это такое?
Том лениво поднял руку. Кто еще, если не он? Но тут профессор вскинул брови:
– О, мисс Гаррисвилль? Пожалуйста, попробуйте ответить.
Парень повернулся и заметил еще одну руку, тянущуюся вверх. Нахмурившись, он смотрел, как девушка поднялась из-за парты:
– Это Оборотное зелье, – бойко сообщила она. – Оно позволяет на время принять физическую форму другого человека, часть которого, например, волосы или ногти, добавляется на последнем этапе. Отличить двойника от оригинала по внешнему виду невозможно. Процесс приготовления занимает один месяц. Зелье действует в течение часа. Чтобы поддерживать эффект дольше, нужно принимать его каждый час. Оборотное зелье не предназначено для превращения в животных, только в людей.
– Великолепно, мисс Гаррисвиль, – очаровательно улыбнулся профессор. – Десять очков Слизерину.
– Умная блондинка – это преступление! – тихо прокомментировал сидящий рядом Эйвери, гротескно изобразив на лице праведный гнев.
Видимо, она и вправду из Америки, а не из Святого Мунго. Хотя и производит отчетливое впечатление ненормальной.
– Угу, в Азкабан ее, – под нос буркнул Том, чувствуя, что с него уже на сегодня достаточно этой самой мисс Гаррисвилль.
Он начал готовить зелье и с головой ушел в работу, ни на что больше не обращая внимания. Все получалось, как обычно, легко. И через какое-то время парень расслабился. Вот тут-то до него и донесся шепот кого-то из девчонок:
– Значит, это ее та пустая кровать. И вещи.
– Вчера она даже не появилась в гостиной.
– И где всю ночь провела, интересно?
«И с кем», – про себя добавил Том и покосился на девушку, которая была занята своим зельем. И практически проворонил время добавления горца птичьего. Мысленно выругавшись, он заставил выбросить из головы отвлекающий от работы бред.
Однако даже небольшая помарка в зельеварении никогда не проходила даром. Результат, который должен был выйти к концу урока, оказался, как и требовалось, темным, но имел едва уловимый красный отблеск. Почти незаметный, но Слагхорна не проведешь.
Риддл был в бешенстве. И кто-то смел еще утверждать, что женщины украшают наш мир?
Заглянув в котел любимчика, профессор вскинул брови, пробормотал что-то вроде: «Неплохо, неплохо, мистер Риддл» – и отправился к столу Яксли и новенькой.
– О, вы вновь удивили меня, мисс Гаррисвилль! Просто превосходно. Можно подумать, у вас уже имеется практика в приготовлении этого зелья.
В этот момент взгляд Риддла застыл на лице девушки. Оно стало сначала ярко-розовым, затем побледнело. Отделавшись от профессора искусственной улыбкой, Гаррисвилль сделала вид, что поглощена переливанием зелья в колбочку.
«Салазар! А ведь она, и вправду, готовила его, – вдруг понял Том. – Да, под больничной койкой. И прикинувшись санитаркой, сбежала из клиники».
Что за идиотизм опять лезет в голову? Неужели сумасшествие все-таки заразно? И не только половым путем?
Открытие не то, чтобы поразило Риддла, но он почувствовал, что эта новенькая была вовсе не так проста, как казалась. И уж тем более не являлась чокнутой. Возможно, она даже смогла бы и впредь оказывать ему конкуренцию на занятиях. Слизеринец не боялся соперничества, наоборот, надеялся за счет новенькой хотя бы немного избавиться от скуки на уроках. Вот только не дай ей Мерлин опять выставить его перед профессором слабаком.
Том Риддл всегда уважал силу, особенно, если эта сила была его собственной. И он прекрасно понимал, что сила выражалась в преимуществах одного человека перед другими. Вся социальная жизнь была построена на преимуществах, явных выражениях силы по отношению к остальным членам общества или неявных. Один умели делать зелья, другие имели галеоны, чтобы за эти зелья заплатить. Кто-то заседал в министерстве, другие преподавали, третьи играли в квиддич. Все навыки, должности и достояния являлись преимуществом этих людей. Ни о каком равенстве не могло идти и речи, пока существовало общество, ибо неравенство всегда было и будет двигателем социальной жизни.
Но Том искал преимущества критического, воспользовавшись которым, он смог бы подняться на ступень выше всех. Преимущества, недоступного никому, возвышающего обладателя над соперничеством и зависимостью. Достаточно быстро Риддл понял, что получить такое преимущество куда сложнее, чем казалось на первый взгляд. Ни министерская власть, ни знания, ни мастерство, ни даже богатство не могли обеспечить непререкаемую силу. Все это можно было преодолеть, разрушить. Что и делало великое время, камень на камне не оставляя от былой роскоши и блеска. А потому ключ к высшей силе, а значит, власти, лежал в обретении бессмертия. Так отчего даже лучшие умы не видели этого? Или видели, но опасались признать? Их сдерживал страх заглянуть в вечность и выйти за границы привычного? Но Том Риддл не боялся ничего. Он сделал свой выбор. Нужно быть смелым, чтобы определить свою цель. И смелым вдвойне, чтобы к ней неотступно идти.

Новоиспеченная мисс Гаррисвилль вполне догадывалась, что вызвала любопытство будущего Темного Лорда. Во время обеда она то и дело ловила на себе его быстрый, но внимательный взгляд. Гормоны, молодой человек, это ваша слабость. Риддл смотрел на девушку настолько красноречиво, стоило поднести ей ложку ко рту, что можно было не сомневаться, какие именно ассоциации рождались в его мозгу. Этого, собственно, она и добивалась. Если б он еще узнал, каким образом, то навек бы возненавидел магглов Эриксона, Гриндера и Бэндлера…*
Гермиона чуть ли не целый месяц разрабатывала стратегию действий по отношению к юному Волдеморту, так что даже не удивилась, когда этот пункт плана с легкостью удался. Но девушка опасалась вовсе не применения маггловского знания. Она боялась другого, до озноба, до паники. Было страшно не потянуть свою новую роль. Гермиона, конечно, верила в общеизвестный факт, что дорогие специалисты из любой девушки могли сделать красотку, но ведь важен был не только внешний вид. Который, откровенно говоря, получился довольно-таки обычным, несмотря на то, что ей пришлось пожертвовать ради конспирации даже оттенком волос. Не хватало только, чтобы в будущем кто-то узнал ее и повлиял на выбор и самоопределение. Но сейчас важнее всего было умение подать себя. Эх, почему же не придумали зелья, чтобы манеры сами по себе копировали Нарциссу Малфой?
Но Гермиона всегда и везде оставалась гриффиндоркой. И была готова пожертвовать даже укоренившимися повадками заучки ради победы Ордена Феникса.
Когда Риддл в первый раз посмотрел ей в глаза, девушке показалось, что он видит ее насквозь, словно взглядом проникает под кожу, в глубины личности. Пока губы изображали милую улыбку, рука невольно потянулась к палочке. Еще немного – и Гермиона не выдержала бы напряжения момента.
В какую игру она ввязалась? И зачем? Из-за собственной иллюзии? Из-за его прекрасных темных глаз, непонятного цвета, меняющего оттенки с зеленого на синий? Из сострадания? Никто еще не отменял Авада Кедавру – решение всех проблем.
Нет. Из логики. Из логики жизни.
Где-то в глубине сердца Гермиона всегда осознавала, что зло во всех его проявлениях порождало ответное зло. Как бы ни прикрывалось оно масками глубокой философии и необходимости. Любая жестокость откликалась в будущем и бумерангом возвращалась к своему источнику, и внутри, и снаружи стирая границы между двумя полюсами-антагонистами. Меняя даже самого искреннего, безобидного человека неуловимо, а потому настолько страшно. Мир внутренний отражал мир внешний. И этот закон был вовсе не придуман обществом, не выведен искусственно. Он являлся одним из законов бытия, цепочкой причин и следствий, круговоротом энергии в мире. Все возвращалось на круги своя. К порождающему источнику.
Разумеется, иногда были оправданы для самозащиты крайние меры, но только тогда, когда другой выход отсутствовал.
У нее был и альтернативный путь, и целый год до первого хоркрукса. А сесть в Азкабан за Аваду Кедавру мы всегда успеем…
Как же парадоксально время. Ценность, которой не дорожат…
И все же иногда она ловила себя на мысли, что происходящее ей просто снится. Скоро она проснется в теплой постельке в бывшем штабе Ордена Феникса. Услышит голоса Гарри и Рона, услужливое бормотание Кричера… В конце концов, где границы между сном и реальностью? И что кошмарней, это еще вопрос.
На расспросы новых однокурсников Гермиона отвечала очаровательной улыбкой и минимумом полезной информации, вернее, полным ее отсутствием. Роуз Яксли, ее соседка по Зельям, худощавая, язвительная шатенка, познакомила девушку со всеми, кто сидел рядом за столом.
И вдруг взгляд Гермионы упал на парня, чье лицо было юным, но в то же время настолько знакомым, что защемило сердце. Темные волосы небрежно, но элегантно зачесанные на пробор, ясный и прямой взгляд, искренняя, слегка насмешливая улыбка. Гермиона наклонилась к Роуз:
– А это кто? – и она указала на слизеринца.
Губы Яксли скривились в холодно-понимающей усмешке:
– О, хороший у тебя вкус, – с легкой иронией отозвалась она. – Это Альфард Блэк. Представитель древнейшей фамилии, шутник и популярнейший объект воздыхания. После Тома, конечно.
Альфард Блэк? Дожили. Если б ей понравился сам Сириус, это еще куда ни шло. Но вот его дядя… Теперь понятно, почему он оставил наследство племяннику и никогда не женился. Его в школе замучили так, что хватило на всю жизнь!
Делая глубокий вдох и медленно выдыхая, чтобы успокоить участившийся пульс, Гермиона заставила себя оторвать взгляд от обаятельного юноши.
– Тома? – задала она первый пришедший в голову вопрос.
– Да, Тома Риддла, нашего старосты, – подтвердила Роуз, указывая на парня, который сидел на своем «законном» месте рядом с Эйвери среди более старших слизеринцев.
Даже в этом он метил выше головы.
– Неплох, – коротко прокомментировала девушка. – А почему столь бледный? Плохо кушает?
Роуз фыркнула. В этот момент Том заметил взгляд Гермионы, и ей пришлось напоказ улыбнуться ему. Это сразу же уловила ее соседка и, еще раз фыркнув, тихо прибавила:
– Но только не советую тебе с ним связываться. Говорят, он умеет читать мысли и владеет невербальной магией. Да и всех, кто с ним встречался, он бросил после первого же свидания.
Гермиона вскинула брови. Надо же, кто бы мог подумать. Ай да Темный Лорд, ай да Дон Жуан.
– А что еще он умеет? – поинтересовалась она, переводя тему с подружек Риддла на куда более насущную.
– Трудно сказать, Том отличник по всем предметам, – пожала плечами девушка. – Но я могу поверить во что угодно. Ходят слухи… – она перешла на шепот, – только об этом никому, если не хочешь получить непростительное!.. что он говорит со змеями.
В мозгу мгновенно высветилась картина почему-то обнаженного Темного Лорда, полностью обвитого всевозможными сородичами Нагини. Они с наслаждением ползали по его телу, обивали руки, торс, шею, мило переговариваясь со своим хозяином… И зачем ему женщины?
– Как сам Салазар Слизерин? Надо же! – наигранно удивилась Гермиона.
Яксли одарила ее пронзительным взглядом глубоко посаженных серых глаз:
– Хм, я бы назвала тебя книжным червем, если бы ты не была такая… такая…
– Обворожительная, – закончил фразу бодрый голос.
Девушки одновременно повернули головы. За спиной Гермионы стоял не кто иной, как дядя Сириуса собственной персоной.
– Позвольте представиться, Альфард Блэк, – с улыбкой поклонился он.
Чувствуя, как сердце уходит в пятки, Гермиона заставила себя улыбнуться в ответ:
– Очень приятно, Гермиона Гр… Гаррисвилль.
– Был бы рад проводить тебя на гербологию, – сказал Блэк, протягивая девушке руку.
Его глаза весело мерцали искрами, от них не скрылся произведенный на нее эффект.
Видимо, то же самое отметила Роуз. И наклонилась к уху Гермионы:
– Ты уж как-нибудь определись, кто из них двоих тебе больше нравится. А то замучают поклонницы обоих сразу. Единственное утешение, Круциатос запрещен.
Хихикнув, Яксли отвернулась. А Гермиона, улыбнувшись, приняла руку Блэка.
– С удовольствием, – отозвалась она.
Парень помог ей выбраться из-за скамьи, и девушка последовала за ним из Большого зала.
При этом Гермиона спиной чувствовала чей-то тяжелый взгляд и ни на миг не сомневалась, кому он принадлежит.

– Вот так он и уведет твою добычу, Том, – хмыкнул Эйвери, заметив направление взгляда Риддла.
– Блэк – покойник, – прокомментировал парень, сидящий напортив.
– Верно, Лестрейндж, и уже давно пора, – подхватил Эйвери.
– Заткнитесь, оба, – с мрачным равнодушием отозвался Том. – Если уж и избавляться от кого-то, то точно не ради девчонки.
– Да и Альфард все-таки не грязнокровка, – ляпнул Лестрейндж и тут же прикусил язык, поймав суровый взгляд Риддла.
– С Блэком я сам разберусь, если в этом будет необходимость, – наконец, хмуро выдавил Том. – Нет смысла с ним ссориться. Бессмысленное действие – глупое действие. А засим я откланяюсь, господа.
Парень стремительно поднялся из-за стола и раньше, чем его приятели сумели что-то сказать, покинул Большой зал.
Он успел заскочить в библиотеку и, направляясь на гербологию, на ходу листал эссе по тайным знакам и их использованию. Не доходя до теплиц, Том услышал вдруг знакомые голоса и остановился.
Неподалеку стояли Гаррисвилль и Блэк. Смех Гермионы был искренним и звонким, а Блэк рассказывал ей забавную историю из жизни факультета, героиней которой была его старшая сестра Вальбурга. Надо же, а он был уверен, что Альфард сестренку обожает. Видимо, от желания выпендриться перед новенькой, совсем крыша у парня поехала. Судя по тому, как ладони Блэка периодически касались то плеча, то локтя девушки, его намерения были абсолютно прозрачны. Но Гаррисвилль, похоже, не обращала на это особого внимания. Как будто Вальбурга так ей досадила, что девушка была готова слушать и слушать. А может быть, ей, и впрямь, нравились его прикосновения.
Риддл поморщился. Как банально.
Тут Гермиона повернула голову и встретила его пронзительный взгляд. И парень никак не ожидал, что она прекратит смеяться и вновь улыбнется ему.
Но в этот миг случилось нечто еще более непредсказуемое. Том ощутил в своей голове легкое давление, и чье-то постороннее присутствие словно теплым дыханием коснулось его сознания. Что?! Почувствовав, как в нем вскипает ярость, Риддл вышвырнул наглого легилимента из своего мозга. И только потом осознал, кто это был. Невербальная магия. Не может быть… Расширившимися глазами он уставился на улыбающуюся девушку, даже не замечая, что Блэк отпустил какой-то комментарий на его счет. Но тут Альфард взял Гермиону под локоть и повел ее к теплицам.
Придя в себя и выругавшись всеми атрибутами Мерлина, Риддл кинулся в помещение. Но не успел он подойти к девушке, как прибытие профессора возвестило о начале урока.

* Милтон Эриксон, (1901 – 1980) – американский психиатр, специализирующийся в медицинском гипнозе, родоначальник так называемого недирективного/эриксоновского гипноза.
Джон Гриндер, (р. 1940) – американский лингвист, создатель совместно с Ричардом Бэндлером (р. 1950) Нейро-лингвистического программирования (НЛП) – одного из направлений знания, близкого к психологии, излагающего в формальном виде способы работы с мышлением и поведением.

Сокровища Ровены

Едва урок закончился, как Гермиона вылетела из дверей и помчалась к ближайшему тайному проходу. Девушка знала, что Риддл преследует ее и так просто это дело не оставит. Она фыркнула, представив лицо пораженного Альфарда, когда тот увидел, как к двери метнулась сначала она, а затем слизеринский староста.
Еще немного. Уфф. Она выиграла время. Вряд ли Том сразу же завернет сюда, даже если знает об этом ходе. Испарина покрыла лоб девушки, когда она неслась с этажа на этаж, сопровождаемая удивленными взглядами учеников Хогвартса. Ее целью был восьмой этаж, Выручай-комната. И тут ее поразила мысль, что Риддл, возможно, применил заклинание для ее поиска. Вряд ли бы он стал бегать по всей школе на виду у профессоров, друзей и врагов. Но вот уже знакомая картина… Появись же! Где-то неподалеку послышались торопливые шаги… Пожалуйста!
Увидев дверь, девушка ее судорожно рванула и, забежав внутрь, тотчас же захлопнула за собой.
Очевидно, за стеной был он, будущий Лорд Волдеморт. Но сюда он войти не мог! Больше всего Гермиона хотела, чтобы он развернулся и ушел. Ее не покидало ощущение, что его темное присутствие так и застыло там, за стеной. Возможно, в ожидании, когда же она выйдет.
Девушка хмыкнула. Она не выйдет. По крайней мере, до следующего утра. На сегодня задача была выполнена – она заинтриговала его, слизеринского принца с ледяным дыханием. Даже если и пришлось для этого раскрыть секрет и применять маггловские психотехники. Теперь пусть гадает, откуда новенькой известно про Выручай-комнату. Пусть сам начнет действовать. И тогда это будет ловлей на живца.
К тому же, сейчас она может списать на легилименцию знание некоторых его секретов. Да уж, некоторых, не перестараться бы. Вряд ли Том поверит, что в этом искусстве она превзошла самого Дамблдора.
И все же, какое счастье, что Риддл оказался так потрясающе красив. Будь он другим, не факт, что у нее хватило бы отваги ввязаться в эту самоубийственную игру. А тут намечалось хоть какое-то моральное удовлетворение, своего рода утешительный приз. Рон был теплым, уютным, но он не являлся принцем. Риддл же именно принцем и был.
Собственные мысли смутили девушку. Что за бред? Так называемая мутация сознания?
Еще немного постояв у двери и прислушиваясь к тому, что происходит вовне, Гермиона окинула взглядом комнату. Все было так же, как она оставила сегодня утром. Улыбнувшись, девушка отправилась в ванную и набрала воды, добавив в нее зелье из стоящей рядом колбочки. Раздевшись, она погрузилась в пенящуюся влагу.
Приятный запах окутал ноздри. Тело постепенно расслаблялось. Даже не верилось, что такие мелочи могли радовать ее после всего, что случилось с Дамблдором, Грюмом, Биллом и другими жертвами войны. Видимо, человек – настолько живучий вид, что может радоваться даже в самых жутких условиях, в любом окружении. Потому что без радости наступает смерть.
Интересно, чему радуется Риддл? Удушению магглов и грязнокровок?
Но вскоре мысли о друзьях вытеснили образ красавца брюнета. Что сейчас с ними? Живы ли? Существуют ли они вообще? И что значит понятие «сейчас», если время позволяет подобные шутки?
«Гарри, Рон, что бы ни было, знайте, я не отступлюсь, не поддамся малодушию, как бы мне этого ни хотелось». Почему же она попала сюда, когда так нужна им?
Все начиналось с радостного, казалось бы, открытия. Гермиона Грейнджер, как и к любому другому делу, к поиску хоркруксов отнеслась ответственно. Попав после ужасающих событий на свадьбе Билла и Флер в бывший дом Блэков, девушка практически поселилась в библиотеке, выискивая информацию о древних ценностях, принадлежащих основателям Хогвартса. Время отдыха она использовала на продолжение обучения окклюменции/легилименции и полезным заклинаниям. Рано или поздно им предстояло отправиться за медальоном в Министерство, что, без сомнения, болжно было стать решающей проверкой их знаний и навыков. А потому она училась, тренировалась, читала, не давая себе ни малейшей поблажки. Может быть, так она пыталась спастись от отчаянья? И все это время красной нитью сквозь исследования и занятия Гермионы проходили мысли о Томе Риддле. Под впечатлением от рассказов Гарри, девушка часто ловила себя на том, что размышляет о личности Темного Лорда. Почему одного страдание делает добрым и отзывчивым, как Гарри, а другого ведет ко злу?
Понимание личности Волдеморта уже помогло им – навело на мысли о том, что для хоркруксов Лорд использовал предметы основателей Хогвартса. О древних реликвиях рассказывалось много, но относительно четкую информацию удалось найти только про один древний предмет. Гермиона помнила ту радость, с которой выбежала навстречу Гарри с толстой, старинной книгой в руках. Было доподлинно известно, что Ровена Равенкло какое-то время жила в Ирландии, неподалеку от так называемой Скалы ворона. Эту местность связывали с древней колдуньей-анимагом Морриган, которая становилась вороном и у окрестных магглов почему-то почиталась вестницей войны. И, более того, было оставлено пророчество, что там в пещере хранятся сокровища великой основательницы Хогвартса. Но они могли достаться лишь «умнейшему, кто смотрит в другой мир».
– Что значит «в другой мир»? – нахмурился Гарри, заглядывая в книгу через плечо девушки.
– По-моему, описание вполне подходит к Риддлу, – заметила Гермиона. – Что, если он нашел сокровище Равенкло?
– Все может быть, – Гарри снял очки и протер глаза.
– Не выспался? – сочувственно улыбнулась девушка.
– Да уж. И зачем только Кричер так рано готовит завтрак? – недовольно пробормотал Поттер.
– Тебя никто не заставлял пить огневиски на спор с Роном! Скажи спасибо, что в зеркале ты все еще видишь самого себя. Еще немного, и вы пустили бы в ход игрушки близнецов, – покачала головой Гермиона, продолжая улыбаться. – Так что ты думаешь по поводу Ровены?
Гарри встретил ее взгляд и вздохнул.
– Эта вылазка не должна быть такой трудной, как в гости к Амбридж. Возможно, нам стоит оценить обстановку. Так что предлагаю начать с Ирландии. А потом уже будем готовиться к визиту в Министерство. Благо, что не какой-нибудь Мадагаскар.
– Когда отправляемся? – обрадовано поинтересовалась девушка.
– Да хоть завтра, – буркнул Гарри. – Но только при условии, что сегодня мне дадут нормально поспать.
Если бы она знала, чем все закончится, показала бы она эту книгу другу?
Чувствуя, что глаза ее смыкаются, девушка выбралась из ванны и укуталась пушистым полотенцем. Протирая волосы у высокого старинного зеркала, она невольно обратила внимание на свое обнаженное тело. Неужели никто не понял, что ей не пятнадцать лет?

Если сказать, что Том Риддл был в бешенстве, значит, ничего не сказать. Давно он не испытывал подобной ярости. Наверное, с тех самых пор, как кто-то в последний раз, давным-давно, засомневался в чистоте его крови. Да как она посмела? Кого она из себя строит? Неужели она считает, что за симпатичную мордашку ей все сойдет с рук?
Когда девушка опрометью бросилась из класса, Том немедленно последовал за ней. Неужели она думала спрятаться от него в его школе?
Но когда через какое-то время Гермиона нигде не обнаружилась, Риддл понял, что пора применять направляющее заклинание. Он шел очень быстро, на ходу придумывая, как лучше довести до сознания сумасшедшей новенькой, что за все приходится платить.
Но гнев Тома мгновенно погас и сменился удивлением, когда заклятие привело его на восьмой этаж. Неужели… Он успел заметить, как тает дверь, сливаясь со стеной… Откуда эта чокнутая знает про Выручай-комнату? Риддл остановился перед исчезнувшим входом и долго изучал пустую стену. Он понимал, что комната не откроется. Но ему нужно было подумать, хорошо подумать. Что-то с этой новенькой было не так.
Судя по ее ответам на уроках, построению фраз, оформлению мыслей, общей организованности, Гермиону никак нельзя было причислить к импульсивным и взбалмошным девицам, которые творят все, что пожелает их правая нога.
К тому же, ко всем остальным сокурсникам девушка проявляла явное равнодушие, замаскированное под доброжелательным фасадом. Том насквозь видел такие вещи, поскольку и сам постоянно применял их… Ко всем, кроме Блэка и него самого… Но Блэк – это отдельный вопрос.
Почему же Гаррисвилль так выпендривалась перед ним, Томом Риддлом, хотя ее предупредили, что последствия могут быть весьма для нее непривлекательные?
Ей что-то было нужно от него. Но что?
Конечно, напрашивалось предположение, что она влюбилась в него с первого взгляда… При этой мысли Том поморщился. Он никогда не понимал и не уважал людей, совершавших глупости из-за любви, которая была лишь плодом их собственного воображения. Желание, гормональные позывы – это хотя бы реально существовало. Но при этом Риддл был уверен, что умный человек не мог себе позволить совершать глупости по причине собственного полового влечения. А Гермиона не казалась дурой.
Оставался только один вывод: ей что-то было нужно от него вовсе не на почве романтики. Что-то, пока ему неведомое. Она хотела его использовать в своей игре.
Что ж, посмотрим, кто кого использует.
С этой мыслью, Том развернулся и быстрым шагом направился в гостиную Слизерина.

Гермиона проснулась в предвкушении чего-то важного. Преодолевая сонливость, встала с удобной, широкой кровати и отправилась в душ. Но на полпути остановилась. Что-то было не так. Причем, это что-то не имело никакого отношения к Темному Лорду. Немного постояв, девушка медленно обернулась к большому зеркалу… На нее смотрела лохматая блондинка, чьи кудри дыбились во все стороны, как воронье гнездо. Чуть не закричав, Гермиона схватилась за непослушные, взъерошенные пряди. То, что в каштановом варианте смотрелось более или менее прилично, в блондинистом было похоже на кудрявую солому после того, как на ней кто-то поспал. И не в одиночестве. Проклятая необходимость конспирации! Вот и верь после этого пособиям по ведьминской красоте и стилю! А она-то надеялась, что ей придется мыть голову «Волшебным локоном» всего лишь раз в месяц! И зачем только она позволила убедить себя ведьме из салона красоты, что для любого мужчины блондинки кажутся сексуальнее и привлекательнее? Надо было стать рыжей. Или даже бардовой. Еще лучше – зеленой, как раз его любимых слизеринских цветов. А серебро седины с такой жизнью появится естественным путем.
Тяжело вздохнув, девушка продолжила свой путь. На полочке в ванной стоял предательский ополаскиватель, который она, скрипя зубами, вылила на голову. Сможет ли она когда-нибудь смириться с проклятой конспирацией?
Приведя себя в порядок и быстро позавтракав припасенными со вчерашнего дня бутербродами, Гермиона перекинула через плечо сумку с учебниками и вышла в коридор. Он был пуст. Но она, в общем-то, и не ожидала, что Риддл будет ночевать у нее под дверью в качестве половичка. Улыбнувшись, девушка побежала в библиотеку. Ей нужно было проверить, какие изменения произошли за пятьдесят лет по интересующей ее тематике. Книга о хокркруксах была первым, чем занялась Гермиона, попав в Хогвартс за день до основной группы учеников. И уж она постралась сделать так, чтобы к Риддлу этот фолиант никогда не попал, – вернувшись в Лондон, грифииндорка припрятала его в Гринготсе. Но помимо столь опасной книги могла найтись и другая информация, способная подтолкнуть слизеринского гения на эксперименты с душой.
Как обычно в такую рань, в библиотеке никого не было. Гермиона с любопытством отметила, что в общем доступе находились некоторые книги, которые она в свое время видела в запретной секции или же не встречала вообще. Похоже, Гринделвальд не настолько напугал магическую общественность, как Лорд Волдеморт. Браво, Риддл, даже в этом ты лучший!
Впрочем, по нужной теме и сейчас ничего особенного больше не было. И Гермиона уселась почитать свою собственную книгу, которую раздобыла в Косом переулке, когда возле ее уха раздался холодный, саркастичный голос:
– Так-так. Уж не прячется ли тут несравненная мисс Гаррисвиль, как нашкодившая первогодка?
Гермиона подняла глаза и встретила пронзительный взгляд Того-Которого-И-Ожидала. Девушка встала и ослепительно улыбнулась:
– Вы все еще сердиты на мое женское любопытство, мистер Риддл? Разве удивительно, что мне хотелось узнать о тайнах, скрывающихся в душе такого сильного и умного парня, как ты?
Глаза Тома сузились. И он с ледяной вкрадчивостью поинтересовался:
– А ты уверена, что такой сильный и умный парень, как я, будет держать все свои тайны на поверхности?
Гермиона не отвела взгляд. Янтарно-карие и темные, с оттенком синевы, глаза как будто взаиморастворились, слились во взгляде. Но никто из молодых людей не делал попыток вторгнуться в сознание другого.
– Полностью уверены в чем-то бывают только идиоты, Риддл, – наконец отозвалась девушка, легкая ухмылка тронула ее губы.
– Разве? – он насмешливо вскинул бровь. – Но ты же была уверена, когда бежала от меня, что Выручай-комната откроется.
– Как я могла быть в этом уверена? Не мне одной о ней известно, – пожала плечами Гермиона.
– И откуда же тебе о ней известно? – задал он давно напрашивающийся вопрос.
– Один хороший друг рассказал, – и это была чистая правда.
Том придвинулся к ней ближе и с угрозой прошипел:
– Я надеюсь, ты поняла, Гаррисвилль, в следующий раз подобный фокус кончится не разговором.
– Мне даже интересно стало, чем он кончится, – фыркнула она.
Риддл посмотрел на нее, как на помешанную.
– Стиранием памяти, конечно, – с многообещающим ехидством сообщил он.
Гермиона скривилась:
– А зачем тебе это? Твой уровень владения техникой достаточен, чтобы понять, что ничего особенного я в твоем мозгу не увидела. Для Азкабана явно не достаточно.
Она засмеялась, видя, как бледнеет его лицо.
– Шутка, Риддл. Зато тебе теперь не надо доказывать мне, что ты не просто умен, а гениален, что твои мысли затрагивают фундаментальные вопросы бытия. И все это заслуживает величайшего уважения.
Ну, как, Волдеморт, нравятся восхваления?
– Ты не против, если я продолжу чтение? – она придала лицу милейшее выражение, как бы не обращая внимания на замешательство парня.
Как и ожидалось, Риддл машинально перевел взгляд на книгу.
– «Парадоксы и загадки Философского камня», – вслух прочитал он название древнего фолианта.
И в изумлении вновь посмотрел на девушку. Его глаза вдруг совсем потемнели, и в них теперь полыхало пламя.
– Чего ты добиваешься, Гаррисвилль? – в его голосе сквозило как удивление, так и подозрительность, и угроза.
В этот момент Гермиона погрузила пальцы в порошкообразное зелье, которое было насыпано у нее в кармане. Затем гордо подняла голову и отчетливо сказала, глядя ему в глаза:
– Того же, что и ты.
Забрав книгу, она направилась к выходу, оставив изумленного парня в оцепенении. Но потом вдруг вернулась и подошла к нему вплотную:
– Кстати, не думай, будто я не знаю, что у тебя на меня стоит.
И она провела рукой по щеке и груди Тома, рассыпая по коже и мантии незаметные крупицы порошка.
Риддл окончательно потерял дар речи и молча смотрел, как она уходит.

Он почти что опоздал на Трансфигурацию, влетев в класс прямо перед носом Дамблдора. Не хватало еще только схлопотать замечание от этого человека, которого все почему-то считали чуть ли не сильнейшим магом современности. И видимо, он этим так гордился, что готов был демонстрировать свое превосходство даже над неискушенным приютским мальчиком. На что он после этого рассчитывал? На благолепие Тома перед силами добра?
Дамблдору пора педагогическое пособие писать, как из детишек делать темных магов. Бестселлером станет, гарантированно.
Риддл сел на свое место. На Гермиону он старался даже не смотреть.
Да, у него на нее стоял. Ну, и что? Он не позволит превратить это ее знание в оружие. Мало ли на кого у него стоял… А, действительно, на кого? Том никогда раньше не хотел конкретной девушки. С тех самых пор, как в нем проснулось половое желание, женские губы, груди и попки оставались абсолютно неперсонифицированными. Впрочем, ни одна девушка не сумела его заинтриговать настолько, чтобы о ней стоило подумать во второй раз.
Интересно, как много она смогла увидеть во время легилименции? Том был уверен, что его сокровенные планы даже Дамблдор не смог бы прочитать. Но… видимо, некоторые проблемы оказались настолько актуальными для него, что этот слой смогла просечь даже девчонка. Это был хороший урок. Не делать преждевременных выводов о людях, не домысливать того, что кажется очевидным. Нужно держать ум открытым для любой возможности.
С легкостью, практически не прилагая усилий, Том выполнял свою работу, концентрируясь на задании лишь в нужные моменты. Дамблдор время от времени пристально смотрел на него. Но Риддлу было наплевать.
Что означало ее признание? К чему такому стремилась она, к чему стремился и он? К бессмертию? К уничтожению грязнокровок? К тому, чтобы стать величайшим магом всех времен?
Судя по книжке, которую она так самозабвенно читала, первое. И насколько он мог судить, именно желание найти дорогу к вечной жизни она могла увидеть в его мозгу.
Допустим, это было так. Но в данном случае все очень странно сходилось. Предположительно, она стремилась к его помощи и потому специально привлекала его внимание. А он ни с того ни с сего ее желал.
Приворотное зелье?
Но этот вполне логичный вывод опровергали два серьезных факта: во-первых, ни одного из сопутствующих симптомов приворота Том за собой не замечал, во-вторых, он ощутил влечение к ней до легилименции, когда новенькая еще не могла знать о его целях. Да и в какой момент она успела? Вчера за завтраком, сидя на его месте? К тому же, за все время общения с профессором Слагхорном он научился во многих случаях распознавать, подмешано ли зелье в еду или питье.
Что ж, видимо, придется навестить профессора внепланово и расставить все точки над «и». Наверняка, хитрый слизняк знает то, что не найдешь в книгах.
А пока он оставит Гаррисвилль в покое. Пусть живет. Пока.
Приняв план действий, Том, наконец, сосредоточил все свое внимание на словах Дамблдора.

Рецепты соблазнения

Как же молод был Дамблдор! Но все знакомые жесты и манеры говорили о том, что перед Гермионой находился не кто иной, как ее бывший, то есть будущий, директор. Привычные очки-полумесяцы отсутствовали, но взгляд был такой же – проницательный, с хитринкой.
Девушке так хотелось подойти к нему и все рассказать. Снять с себя груз ответственности, который свалился на нее так неожиданно, как появляются лишь великое счастье или страшная беда.
Но она не могла это сделать. Дамблдору в недалеком будущем предстояло победить Гринделвальда. Она не имела права отвлекать его от миссии не менее важной, чем ее собственная.
С другой стороны, и девушка с неохотой признала это, Дамблдор с самого начала предвзято относился к Тому. Не сделал ни одной серьезной попытки излечить его травмированную душу. Когда это было возможно. А сейчас… Она надеялась, что еще не поздно.
Неужели Гермиона, и вправду, начала сочувствовать убийце?.. Видимо, да. И давно. Еще тогда, когда узнала все подробности жизни Тома Риддла. Оставалось только поздравить себя с этим. Пойти в «Кабанью голову» и до беспамятства напиться огневиски. Впрочем, пока Том еще никого не убил.
Девушка даже помнила момент, когда у нее мелькнула мысль, что все могло быть по-другому.
Гермиона только что вернулась к родителям, когда к ним в гости приехала подруга по колледжу, врач-психотерапевт. Обаятельная женщина с волнистыми каштановыми волосами и внимательным взглядом карих глаз, она с удовольствием рассказывала об интересных моментах в своей практике. И любознательная отличница, конечно же, описала ей случай Тома, умалчивая некоторые детали. Поскольку другие известные ей ярко выраженные психи просто отсутствовали.
Эжени Каваро сначала была изумлена, и Гермионе пришлось заговаривать ей зубы, как-никак она была дочерью стоматологов. Видимо, запутавшись в ее объяснениях, врач, в конце концов, засмеялась:
– Интересные у тебя знакомые, Гермиона. Даже любопытно. Такой случай паранойяльной психопатии! Джейн, вы знаете всех приятелей Гермионы?
– Но этот человек… – девушка не позволила сойти теме на нет.
– Том?
– Да, Том. Он очень умен и талантлив. Даже можно сказать, гений, – закончила мысль Гермиона, радуясь, что обсуждение продолжилось. – Разве может психическая болезнь соседствовать с настолько мощным интеллектом?
Эжени, видимо, оценила стремление девушки к познанию.
– Бывают разные случаи, – с улыбкой заметила она. – Психопатия напрямую не связана с интеллектом. Разве что может повлиять на силу проявления задатков человека. Это характерологическое расстройство, при котором нарушаются межличностные отношения и социальная адаптация. Иногда и параноик демонстрирует виртуозность в какой-то области. Но дело в том, что эта область так или иначе связана с его сверх-идеей, которой он одержим. Он никогда не будет тратить свое драгоценное время на все остальное.
– Но… но многие гении такие, – пробормотала Гермиона, ее умозаключение ей самой показалось странным.
Мадам Каваро покивала, приятно удивленная наблюдательностью девушки:
– Ты абсолютно права. У нормальности нет четких границ. А гении не просто так ими становятся. Те же условия среды и акцентуации характера, что подстегивают гениальность, зачастую ведут и к психопатии.
– Значит, этого можно избежать, если изменить условия среды? – сразу же сделала вывод девушка.
– Разумеется, – подтвердила Эжени. – Но лишь в определенном возрасте. Дальше можно уже только лечить.
– И чем же лечат психопатов-параноиков? – Гермиона представила Волдеморта на больничной койке со шприцом в мягком месте и едва не хихикнула.
– Зависит от тяжести случая. Иногда медикаментозно, но в основном проработкой травмирующих ситуаций, – ответила врач и, заметив вопросительный взгляд, пояснила: – Такие ситуации есть у каждого. Но не у всех они выстреливают настолько мощно и негативно. Это детские страхи, неудачный опыт, внушенное чувство вины, даже по некоторым современным теориям, пренатальный опыт. То есть негативные мысли или стрессы матери, когда ребенок находился у нее в животе.
– А как эти ситуации прорабатывают? – у Гермионы всегда был готов очередной вопрос.
Эжени тепло улыбнулась:
– Этого так просто не расскажешь. Если хочешь, я могу прислать тебе книги. Может быть, ты увлечешься настолько, что подумаешь связать свою будущую профессию с психиатрией или психологией. Я была бы очень этому рада.
Увидев, как загорелись глаза преданной поклонницы печатного дела, Мадам Каваро даже рассмеялась и обещала достать несколько книг.
Когда всего неделю спустя перед Гермионой оказалась солидная стопка увесистых фолиантов, она сперва растерялась, с чего начинать. Казалось, Эжени постаралась так или иначе охватить все наиболее актуальные или полезные в жизни области. Девушка даже недоуменно покачала головой, увидев книгу с названием «Мужчина и женщина. Очерки по теориям сексуальности». Но вскоре она настолько увлеклась этой отраслью маггловской науки, что держала книги всегда при себе в качестве «легкого чтения».
Погрузившись в воспоминания, Гермиона не заметила, как на ее губах заиграла улыбка. Зато прекрасно заметил Дамблдор. Вскинув брови, он некоторое время смотрел на нее. А потом задал вопрос по теме урока.
Оторвавшись от раздумий, отличница быстро выпалила пройденное еще два года назад, чем заработала пять баллов для Слизерина. И слегка удивленный взгляд профессора.
Смутившись, девушка все свое внимание направила на лекцию.
Было немного странно слышать уже известное из уст другого преподавателя. Впрочем, Гермиона поняла, что Дамблдор обращал внимание на те мелочи, которые МакГонагалл опускала, и наоборот. Мелочи весьма практические, позволяющие осознать предмет на более глубоком уровне, заглянуть в сами его основы. Очевидно, что-то новое она все-таки сможет получить.

Риддл застал Слагхорна перед обедом. Как раз закончился урок у третьекурсников, и профессор неторопливо собирался в Большой зал.
Увидев в дверях класса своего любимца, Слагхорн вопросительно поднял бровь:
– Том?
– Профессор, можно отвлечь вас ненадолго? Боюсь, никто другой мне не сможет помочь, – проникновенно сказал Риддл, зная, что Слагхорн непременно купится на комплимент.
Тот сразу же приветливо заулыбался:
– Конечно, конечно, Том. Заходи. Садись.
Рядом с профессорским появился еще один стул, на который и сел юноша. Всем своим видом он старался передать смущение.
– Слушаю тебя, Том, – сказал Слагхорн, с интересом разглядывая выражение его лица.
Риддл опустил глаза:
– Скажите, профессор, есть ли какой-либо точный способ определить, что на человека сделан приворот? – осторожно спросил он, незаметно наблюдая за реакцией Слагхорна.
Тот вскинул брови. Удивленное выражение лица сделало его еще более похожим на упитанного моржа в расцвете сил. Видимо, чего-чего, а этого вопроса от Риддла он никак не ожидал. Юноша про себя хмыкнул.
– Том, пожалуйста, ответь, – осторожно начал Слагхорн, – ты имеешь в виду самого себя?
Риддл постарался покраснеть, но на его бледном лице не появилось даже и следа румянца. Не поднимая глаз, он кивнул.
– Догадываюсь, что у такого блестящего юноши, как ты, от поклонниц отбоя нет, – стараясь скрыть улыбку, заметил профессор. – Что ж, давай проверим. Скажи-ка, ты можешь думать только о конкретной девушке и ни о чем другом?
Риддл, выругавшись про себя, понял, что придется отвечать на все вопросы. Хотя он и так знал, что никаких признаков приворота в его случае не наблюдалось.
– Нет. Я, как всегда, хорошо соображаю на занятиях, – сарказм в его голосе был настолько завуалирован, что профессор, очевидно, ничего и не заметил.
– Прекрасно. Значит, эта девушка достаточно умна, чтобы не использовать грубое и такое очевидное колдовство. Но есть и другие зелья… Скажи, когда ты видишь ее, у тебя появляется непреодолимое желание подойти к ней и завязать разговор?
– Нет.
– У тебя повышенная температура?
– Нет.
– Ты замечаешь, что твои интересы изменились так, что уже не кажется важным то, что было раньше?
– Однозначно, нет.
– У тебя усилилась эмоциональность?
– Нет.
– По вечерам бывает апатия?
– Нет.
Слагхорн замолчал и потеребил ус.
– Хм… Когда ты ее видишь, у тебя… э-э-э… появляется физическое влечение?
Риддл вновь про себя помянул Мерлина.
– Да.
Профессор едва заметно улыбнулся.
– Что ж, остается один малоизвестный, но крайне простой способ. Он позволяет обойти любые маскирующие чары. Мне понадобится твоя кровь, Том.
– Конечно, профессор, – надо было сразу же с этого и начинать.
Слагхорн поднялся и достал из шкафа острый стилет. Взяв большой, «венерин», палец юноши, он сделал легкий укол. Выдавил из ранки на поверхность стола несколько капель крови. Том даже не поморщился.
Но вскоре удивился уже он сам, когда Слагхорн вместо того, чтобы отыскать какое-нибудь зелье, достал свою палочку. Направив ее на капли крови, он отчетливо произнес:
– Aperio amore!
В белой вспышке кровь на какой-то миг загорелась алым. Но потом свет исчез, а капли ничуть не изменились.
Слагхорн внимательно посмотрел на парня.
– Если сделан приворот, кровь окрашивается в черный. А так… – он добродушно улыбнулся. – Видимо, твое желание естественно, Том.
Риддл не то чтобы смутился. С одной стороны он был чрезвычайно рад, что не стал подопытным животным, марионеткой в руках девчонки. Сама мысль о том, что кто-то может им управлять, была противна Тому до глубины души. Но с другой стороны, совсем не радовало признавать предательство самого себя. Хотеть конкретную девушку – это абсолютно нелогично!
Слагхорн, видимо, по-своему растолковал задумчивость парня и похлопал того по плечу:
– В этом нет ничего постыдного, Том. В твои годы такое случается с каждым. Уверен, девушка не устоит перед твоим очарованием. Пригласи ее прогуляться, подари цветы.
Цветы? От этой мысли Тома чуть не стошнило. А вот насчет прогулки – это, пожалуй, была идея. Хороший способ познакомиться поближе в отсутствии любопытных ушей…

Поймав за обедом на себе оценивающий взгляд Слагхорна, Гермиона никак не могла подумать, что тот размышляет о личности будущей подруги слизеринского старосты. Хотя она и догадывалась, что Том будет проверять, не сделан ли на него приворот. Разумеется, никакого приворота Гермиона не делала. Весь юмор ситуации заключался в том, что девушка использовала психологические открытия столь презираемых потомком Слизерина магглов. Само собой, магические тесты не могли зафиксировать создания так называемого якоря*.
Все началось с того, что Гермиона прочитала в той самой странной книге Эжени про феромоны**, использующиеся в качестве естественных аттрактантов***. Когда же девушка познакомилась с теорией якорей, ее план по привлечению внимания Риддла приобрел свой окончательный вариант, направленный одновременно и на создание якоря, и на внушение.
Экспериментаторша сварила зелье, которое многократно усиливало воздействие феромонов, и смешала его со своими обычными духами. Она чуть не прыснула тогда, когда заметила, как Риддл принюхивался. При этом она заговорила с Томом сразу же на околосексуальную тему, вставила суггестивную**** фразу и языком поигрывала с ложкой. Феромоны естественным образом вызвали у парня возбуждение. Слова заставили подумать на эту тему. А картина Гермионы с ложкой во рту привела ко вполне естественной ассоциации, которая и закрепилась. Сбитый с толку необычным поведением девушки, парень должен был и подсознательно принять внушаемую установку. Таким образом, будущий Темный Лорд пал жертвой магглов, о чем он даже не догадывался. С его-то самомнением такое и в голову не могло прийти. Гермиона торжествовала. В конце концов, не каждый день тебя хочет сам Волдеморт!
– Ну, и где ты ночевала? – бесцеремонно поинтересовалась Роуз, садясь рядом с Гермионой за обеденный стол.
– Случайно заснула в Астрономической башне, – скучающим голосом отозвалась девушка.
Яксли хихикнула:
– Странно, что тебе дали там поспать. Э-э-э… за лето все так соскучились друг по другу…
– А я применила отвлекающие чары, – с усмешкой заявила Гермиона. – Да и звезды действуют успокаивающе.
– Любишь романтику? – в тон ей спросила ее соседка.
– Да, романтика – это одна из главных черт слизеринца, – засмеялась Гермиона, поднося ко рту ложку. – А наш староста – ее образец.
Как раз в это время она заметила на себе быстрый взгляд Тома. Он и не догадывался, что ложка это далеко не все. Его ждал еще один сюрприз. И девушка искренне улыбнулась ему.
День прошел в учебе и чтении. Гермиона старалась заочно изучить материал седьмого курса, на котором она должна была учиться в своем времени. Чтобы не ударить в грязь лицом перед Риддлом, пришлось заглянуть и в некоторые книги Блэков. К тому же, по мере изучения материалов о Философском камне, Гермиона все больше и больше начинала проникаться этой темой. В результате она читала на перерывах, на ходу, за ужином. И даже наткнулась при входе в слизеринскую гостиную на гордячку Вальбургу, которая окинула ее презрительным взглядом и прошипела что-то вроде «Смотри, куда прешь, заучка». Гермиона проводила матушку Сириуса удивленным взглядом. Неужели и до седьмого курса дошли рассказы о блестящих ответах новенькой на занятиях?
Казалось, вся гостиная Слизерина с интересом наблюдала за ее столкновением с Вальбургой, потому что как только девушка уселась на диван, вокруг начались перешептывания. Хотя, скорее всего, обсуждался просто сам факт появления новенькой в гостиной Слизерина.
– Видимо, Вальбурга не может простить тебе, что ты обошла на зельях ее любимчика Тома, – Роуз Яксли была тут как тут.
– Кхмм… он и со старшими романы крутит? – насмешливо поинтересовалась Гермиона.
Хотя, что уж говорить, на данный момент она сама была ровесницей Блэк.
– Скорее, крутит она. Впрочем, с Томом это абсолютно бесполезное занятие. Да и Вальбургу уже просватали. За родственника, на четыре года младше нее, – Яксли захихикала и указала на симпатичного темноволосого третьекурсника, который что-то оживленно обсуждал со своими приятелями.
А вот и батюшка Сириуса… Как же ей повезло стать соседкой местной сплетницы! Закатив глаза, Гермиона искренне поздравила себя.
В этот момент к девушкам подошел Альфард, родной брат пресловутой скандалистки благороднейшего и древнейшего семейства Блэков.
Роуз с кривой ухмылкой буркнула что-то вроде: «Ну, мне пора», – и присоединилась к кружку шушукающихся девчонок. Блэк охотно занял ее место.
– Прости мою сестру, она не со зла, – с легкой улыбкой начал парень.
– Да, что уж там. Зато сколько патетики, – рассмеялась Гермиона.
– Вальбурга безумно любит свою семью и озабочена вопросами фамильной гордости и чести. Которые на деле оказываются вопросами ее личной гордости. И если что-то не так, она звереет.
– Так она, действительно, из-за Риддла? – изумилась девушка.
Альфард недоуменно посмотрел на нее.
– Ах, это… нет, – пробормотал он и иронично поджал губы.
Гермиона вопросительно вскинула брови. Юноша отвел взгляд и криво усмехнулся:
– Это, скорее, из-за меня… Впрочем, не обращай внимания… Вальбурга немного того на вопросах родословной и семейных связей. От этого уже не избавиться, въелось с молоком матери.
В это девушка охотно поверила, вспомнив поток ругани приснопамятного портрета. Хотя так и не поняла причину столь эмоционального всплеска. Но, видимо, парень не собирался вдаваться в подробности.
– Но в тебя же не въелось, – вместо расспросов заметила она.
– Конечно, въелось, – поспешил опровергнуть ее Блэк. – Но я научился управлять собой. Единственное, что меня раздражает – это отсутствие интеллекта и тупая гордыня.
С ним было так просто, легко. Словно этот человек знал ее долгие годы. Хотя, возможно, Гермиона просто перенесла на него свои чувства к Сириусу.
– Как я тебя понимаю, – охотно согласилась девушка.
– Тебе не очень легко будет среди слизеринцев, – вдруг заявил Альфард. – Ты другая. Видимо, американская демократия повлияла даже на магическое сообщество.
Гермиона пожала плечами. Не могла же она признать, что она была и всегда будет гриффиндоркой. И совершенно не собиралась раскрывать способ обмана сортировочной шляпы.
– Но ты не переживай, – красивые глаза Блэка тепло сверкнули. – Я помогу тебе освоиться.
– Спасибо, Альфард, – кивнула девушка.
Неужели это попытка ее закадрить? Не верилось.
В этот момент она заметила пристальный взгляд. Риддл. Девушка не отвела глаза. Сейчас твой ход, Том.
– Вокруг Хогвартса очень много всего интересного, – между тем продолжал Блэк. – Есть просто потрясающие виды. Озеро. Запретный лес… Только не ходи туда одна, он очень опасен.
Гермиона сделала большие глаза:
– Там живут огромные, страшные пауки?
– Ну-у… кентавры их заменят? – предложил парень.
– Вполне, – с улыбкой согласилась она.
– Для начала могу познакомить тебя с менее опасными окрестностями. Как ты смотришь на то, чтобы в выходные прогуляться у озера?
Девушка открыла было рот. Но тут из-за ее спины раздался твердый голос:
– Прошу прощения, Блэк, но гулять мисс Гаррисвилль в выходные пойдет со мной.
Оба повернули головы. Глаза девушки встретились с решительным взглядом сверкающих темно-синих глаз. Или они были зеленые? Хорошо хоть не красные. Гермиона отвернулась первая.
Блэк изумленно посмотрел на девушку. Та виновато опустила голову и тихо вымолвила:
– Извини, Альфард. Но я пойду с Томом.
Риддл гордо улыбнулся и наградил Блэка высокомерным взглядом, который очень не понравился его будущей спутнице. И она прибавила:
– Как-нибудь в другой раз, хорошо?
Альфард молча кивнул. Затем спокойно ответил:
– Конечно, Гермиона. Всегда буду рад. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
И мрачно посмотрев на Риддла, он поднялся и направился к спальной комнате.
– Я рад, что ты не пошла на поводу у своих эмоций, Гаррисвилль, – слегка язвительно заметил парень.
– С чего ты взял, что у меня есть к Блэку какие-то эмоции, Риддл? – в том же тоне отозвалась девушка.
– В таком случае, в субботу в одиннадцать у входа. Будь любезна, не опаздывай, – с наигранной мягкостью подытожил Том и, выдавив улыбку, вернулся в компанию Лестрейнджа и Эйвери.
Не дожидаясь, когда к ней подскочит сплетница Яксли, Гермиона поспешила скрыться в спальне.

* Якорь – установившаяся временная условно-рефлекторная связь между двумя событиями. В данном случае это связь сексуального возбуждения и образа Гермионы с ложкой во рту. Этот образ – визуальный якорь для Тома.
** Феромоны – собирательное название веществ – продуктов внешней секреции, выделяемых некоторыми видами животных, в том числе человеком, и обеспечивающих химическую коммуникацию между особями одного вида, в том числе сексуального характера.
*** Аттрактанты – (от латинского attraho – притягиваю к себе) природные или синтетические вещества, привлекающие животных, в том числе человека.
**** Суггестия – процесс вербального (словесного) и невербального, эмоционально окрашенного воздействия на психику человека с целью создания у него определённого состояния, порождения некоторых представлений, побуждений к каким-либо действиям. В данном случае, суггестивной, направленной на внушение, была фраза Гермионы «Вижу, ты рад познакомиться».

Психотерапия

Мама! Мне так больно, мама. Так больно. Почему тебе плохо? Я не нужен тебе? Ты меня не любишь, мама? Так больно. Мне страшно. И больно. Я не нужен тебе? Если нужен, почему тебе так плохо? Почему ты страдаешь? Я хочу быть нужным тебе! Люби меня, мама! Люби меня! Пожалуйста! Я не плохой. Разве я плохой? Мне страшно! Я виноват в том, что ты страдаешь, мама? Люби меня, мама! Не страдай! Я хочу любви! Не хочу этой боли! Нет!!! Мама! Мама!
Риддл проснулся в холодном поту.
Чувство колоссальной боли все еще разъедало его грудь. Это было чудовищно. Будто вся тяжесть мира обрушилась на него.
Юноша не сразу смог понять, где он находится. Почему он чувствовал себя беззащитным, беспомощным дитем в животе у матери? И она страдала. И он страдал. Великий Салазар, он и не знал, что способен испытывать такие эмоции. И даже представить себе не мог, что боль бывает такой всеобъемлющей, невыносимой. Даже от Круциатуса она не могла быть такой. Когда готов на все, лишь бы избавиться от нее. Страшнее, чем смерть…
Это был кошмар, уверял он себя. Это скоро пройдет. Он вынесет все. К тому же, он уже давно не плод в утробе матери. Матери, которая не защитила его.
Но боль не уходила. А он-то думал, что победил себя. Он полагал, что стал сильнее. Неужели та боль ребенка все еще в нем жила?
И Том больше не сомкнул глаз в эту ночь.
Когда на соседних кроватях завозились просыпающиеся одноклассники, юноша почти пришел в себя. Лишь на лбу блестели капельки пота.

Гермиона долго лежала без сна.
Что, Риддл, нравятся кошмары? А вот не надо от них скрываться путем организации кошмарной жизни всем остальным наяву. Думаешь, чем больнее ты можешь сделать другим, тем легче станет тебе?
Ошибаешься, Том. С этим кошмаром тебе придется сжиться, принять его таким, какой он есть. Не трусь.
Девушка глубоко вздохнула. Сможет ли он адекватно отреагировать на ужасное прошлое? Или это только подтолкнет бедного парня к безумию? Но данный этап был необходим для психотерапии. Вытащить из подсознания травмирующий момент и проработать его.
Но почему же именно она? Неужели все было предопределено какими-то высшими силами? Мерлином? Господом Богом?
Заговорщики Золотого Трио подготовились к походу быстро. Зная, что он может увести их далеко и надолго, Гермиона вновь собралась капитально. Множество книг, своих и позаимствованных из библиотеки Блэков, были упакованы в безразмерную сумку. Для девушки это было главным достоянием, хотя она не пренебрегла и другими полезными запасами.
Без приключений выбравшись из дома, троица отправилась в Хитроу, откуда и добралась на самолете, а потом на автобусе до точки назначения.
Нужное место они нашли очень легко. Ни одно из названий населенных пунктов, возвышенностей и долин не поменялось с тех пор, как была написана найденная Гермионой книга.
Как красиво было вокруг! Стоя на скалистом утесе, ребята смотрели вниз, где волны, играя, разбивались о камни. Вокруг кружили птицы. Множество птиц! И в такие моменты очень сильно хотелось жить. Жить, чтобы ощущать кожей палящий жар солнца, прохладу морской волны, крошащийся камень древней скалы под ногами, ветер, играющий в волосах.
Но все взаимосвязано в этом мире. Одна жестокость порождает другую…
– И как мы спустимся вниз? – недовольно пробормотал Рон.
Он подошел поближе к обрыву, и сразу же камни из-под ноги покатились вниз.
– Левитируем друг друга? – предложил Гарри и собрался было уже доставать волшебную палочку, но Гермиона тронула его за рукав.
– Смотри! – она указала на заросли кустарника, уходящие вниз по склону. – Там должна быть ложбина.
Раздвинув кусты, троица обнаружила узкую тропу, ведущую вниз.
– Тут начинаются ступеньки! – сообщил идущий впереди Гарри.
– Неужели сама Ровена постаралась? – предположил Рон.
– Возможно. Но отполировали их, очевидно, охотники за древностями, – пробормотал Поттер.
Ступеньки резко уходили влево и исчезали под валуном. Гарри забрался на камень, и вдруг перед его глазами открылся вход в пещеру. Парень поставил ногу на последнюю, узкую ступеньку и оказался внутри. Подал руку Гермионе, и скоро друзья уже осматривали высокий свод и бегущий вдоль стены ручей. Вытащив из карманов волшебные палочки, они осторожно направились вглубь пещеры.
– Lumos! – произнесла девушка, и на конце ее палочки вспыхнул огонек.
Стало видно, что ручей отгораживает проход в еще один грот.
– Странно, что нет никакой магической защиты, – пробормотал Гарри.
– Не сглазь, – буркнул Рон.
И тут раздался странный звук, похожий на громкий шелест. Троица насторожилась. Свет палочки выхватил огромные черные тени. Рон чуть было не выкрикнул заклинание, но в этот момент Гарри спокойно сказал:
– Отбой. Мы просто разбудили летучих мышей.
Потревоженные животные недовольно шуршали крыльями, раскачиваясь под сводом пещеры. Но быстро успокоились, стоило друзьям, перешагнув ручей, войти в грот. Он был овальной формы, и в глубине, напротив входа, явственно виднелась небольшая ниша.
Держа наготове палочки, троица приблизилась к ней.
– Пусто, – разочарованно протянул Рон.
– Может быть, Волдеморт нашел сокровище и где-то здесь спрятал хоркрукс? – нахмурила брови Гермиона.
– И оставил его без охраны? – скептически заметил Поттер. – Сомневаюсь. Видимо, здесь побывали до него.
– Очевидно, все обнаруживающие заклятия тут применяли, – задумчиво проговорила девушка. – А что если маггловским способом…
Она подняла с пола камень и начала простукивать стенки ниши.
– Что ты делаешь? – опешил Рон.
– Ищу пустоты, – объяснила Гермиона, и вдруг от удара послышался гулкий звук.
Друзья переглянулись. Девушка начала ощупывать ровную стену.
– Осторожно, – взволнованно предупредил Гарри, поднимая волшебную палочку.
И тут под ладонью гриффиндорки вспыхнул яркий свет, и рука провалилась в отверстие. Пальцы невольно сжали находящийся там предмет. «Неужели, хоркрукс!» – пронеслось в голове. Но свет не исчезал. Наоборот, он ярким столбом окутал все вокруг. И будто из другого мира донесся крик Гарри и Рона: «Гермиона!!»
Когда свет рассеялся, она оказалась одна. Выкрикивая имена друзей, девушка в отчаянье бросилась из грота. Но нигде в пещере не было видно и следа их присутствия, лишь недовольно завозились летучие мыши. Вернувшись обратно, Гермиона только тогда опустила глаза на предмет, зажатый в руке. Это был старинный медальон на золотой цепочке. Он представлял собой солнечный диск с изогнутыми по часовой стрелке лучами, инкрустированными драгоценными камнями. В самом центре сиял брильянт, без граней, похожий на линзу. Чтобы узнать, хоркрукс ли в ее руках, девушка взмахнула палочкой и прочитала заклинание, обнаруживающее черную магию. Результат был отрицательным. Это не хоркрукс. Но что тогда?
Куда же подевались ее друзья? Может, здесь имелся какой-то тайный проход? Всему должно было найтись логическое объяснение!
Пещера погрузилась во тьму. Когда на конце палочки вновь вспыхнул огонек, взгляд Гермионы упал на пустую прежде нишу. Сейчас там стоял сундук, который девушка с осторожностью открыла. Маленький огонек с палочки неожиданно отразился всеми цветами радуги, пробежавшись по золоту и драгоценным камням.
Сокровища Ровены! Неужели она и есть тот «умнейший, кто смотрит в другой мир»? От этой мысли Гермионе стало жутко… Может быть, пропали не Гарри и Рон, а она сама?
Рассудив, что Ровена не будет против финансовой помощи врагам потомка и продолжателя дела Слизерина, девушка уменьшила сундук и сложила его в сумку. Такого количества золота хватило бы для, мягко говоря, безбедного существования всего Ордена Феникса на долгие-долгие годы. Главное, не паниковать и поскорее вернуться в дом Блэков!
Без промедления она аппарировала на верхнюю ступеньку дома и быстро окинула взглядом знакомую площадь. На первый взгляд все было так же, как друзья оставили совсем недавно. Но что-то изменилось.
«О, Мерлин, сохрани мне разум!»
Не успела Гермиона осознать, что на площади не было ни одного Упивающегося Смертью, как ее мысли прервал вой сирен.
– Скорее, в убежище! Налет! – прокричала пробегающая мимо женщина, таща за собой двоих детишек.
Проследив за ней изумленным взглядом, Гермиона машинально подняла голову. В ясном небе вырисовывались черные точки. Еще в полной мере не осознав, что же поразило ее, девушка бросилась к ближайшему столбу, на который была небрежно наклеена газета.
«10 августа 1942 года. Налет на Лондон…» И тогда ее охватил ужас. Вытащив из кармана медальон Ровены, Гермиона посмотрела на него, будто видела в первый раз. Неужели хроноворот? Но как он устроен? Где-то рядом жахнула бомба. Решив, что сейчас не время разбираться в проблемах этого самого времени, девушка аппарировала в Косой переулок.

Что это было? Что с ним?
Он должен забыть ночной кошмар, не поддаваться слабости.
Теория сновидений невольно стала интересом Тома, когда он только начал изучать проблему взаимосвязи души и тела.
Сны переживались в так называемом теле сновидения. Оно перемещалось в пространстве сновидений, которое являлось одновременно и внутренним пространством, и в то же время единым для всех людей. В этом пространстве находились символы, образы, воплощения человеческих грез и жутких страхов… Разумеется, Риддл не был знаком с термином «коллективное бессознательное», но прекрасно понимал его смысл.
Зелье для снов без сновидений привязывало сознание к физическому телу, лишая тело сновидения возможности перемещаться. Чаще всего человек во время сна сталкивался со своими собственными неосознаваемыми впечатлениями, которые проявлялись в значимых образах и формах. Мало кто умел контролировать сны. Данной областью магии, как правило, интересовались только узкие специалисты и целители. И потому лишь немногие пользовались магией сновидений. Однако в продаже всегда были зелья, способные вызвать тот или иной сон. Еще одна альтернатива душевой…
В данном же случае это было воспоминание. Его собственное. Но почему оно появилось так неожиданно, ни с того ни с сего? Естественным ли путем?
Остается только пойти к Слагхорну… Сначала его, дескать, приворожили, а теперь насильственно вызывают кошмары. Интересно, как быстро декан подумает о больнице Святого Мунго?
Впрочем, Том знал, что в сновидениях часто всплывают наиболее эмоциональные моменты жизни в то время, когда сам человек испытывает стресс, потрясение, шок, мощный прилив чувств.
Если на него никто не воздействовал, значит, он сам спровоцировал этот сон?
Вот почему чувства опасны и даже вредны. Они делают слабее, уязвимее во всех отношениях, во всех областях… И поспать-то нормально не дают.
Очевидно, треклятое половое желание стало для организма перманентным стрессом.
Он не хотел хотеть ее.
Это была не та абстрактная истома, с которой Том уже научился легко бороться. Он жаждал видеть темно-медовые глаза девушки совсем близко и смотреть в них долго, не отрываясь. Прижимать ее тело своим, навалившись всем весом. Вдыхать ее странный, дурманящий запах. Чувствовать ее боль, когда он войдет в нее…
Впрочем, а зачем ему сопротивляться? Самый легкий способ преодолеть слабость и зависимость от собственных желаний – реализовать их. Если, конечно, они не противоречат глобальным целям. Но Темный Лорд всегда получает то, чего действительно хочет. Иначе зачем становиться Темным Лордом? В выигрыше все равно останется он. Даже если она попытается играть с ним в какую-то свою игру, управлять будет он, а не им. Он получит эту девушку. И тогда пройдут и нелепое желание, и из ряда вон выходящие сны.

Неужели Риддл что-то подозревает?
Он смотрел на нее сегодня как-то необычно. Долгим взглядом своих удивительных глаз. Она не могла сказать, что в них растаял зелено-синий лед, но одновременно появился какой-то новый огонь. Его глаза сияли.
Разумеется, Гермиона не была настолько наивна, чтобы списать это на любовные чувства к ней. Но в то же время не могла отрицать, что в этом взгляде сквозила интимность. Так смотрят лишь на сексуальный объект, на своего партнера.
И девушка поймала себя на том, что и сама загляделась в эти прекрасные глаза, полыхавшие холодным, темным пламенем.
Она одергивала себя весь день. Как же он красив. Ирония судьбы. Будто вся красота изначально чистой души воплотилась во внешности будущего Темного Лорда, внутри оставив только мрак.
Красота не всегда доводила до добра. Не будь он так привлекателен, глядишь, и не дожил бы до психотерапии по-гриффиндорски. А теперь уже было вполне возможно, что Риддл сам изменит себя. С ее незаметной помощью. По всей видимости, он пережил сновидение и всю связанную с ним боль достаточно хорошо. А значит, шансы были. Пусть небольшие. Но в душе Гермионы зарождалось то чувство, которое не поддавалось логике, не объяснялось умом, никак не связывалось с инстинктами и борьбой за выживание. Единственное чувство, способное изменять мир. Чувство веры.
Впрочем, девушка быстро забывала о Томе, стоило ей погрузиться в чтение. Даже Вальбурга не смогла отбить у нее новообретенную привычку идти по коридорам, уткнув нос в книгу. Сокурсницы смотрели на нее с откровенным сочувствием. А Финелла Хиггс даже обозвала новенькую Риддлом в юбке.
– Гермиона, – девушка ощутила, как чья-то рука вцепилась в плечо.
Оторвав глаза от книги, она увидела рядом с собой, кого ж еще, разумеется, Роуз Яксли. Но та на нее не смотрела. Ее взгляд был устремлен вперед и выражал смесь презрения и тревоги.
– Гриффиндорцы, – прошипела она.
Поворот в коридор, ведущий к Большому залу, перекрыли три фигуры в мантиях с цветами ее бывшего факультета.
Один из них, высокий, светловолосый парень, которого Гермиона уже видела в своем классе на зельях, держал палочку, нацеленную в грудь более старшего слизеринца.
– Так-так, Малсибер, – угрожающе произнес он. – Значит, все продолжаем третировать Робинса? Ну-ка быстро вернул его метлу!
– Опять этот Вэнс, – тихо прокомментировала Роуз. – Глава гриффиндорской шайки.
Малсибер хмуро усмехнулся. Гермиона теперь во все глаза смотрела на юношу. Даже его улыбка вызывала тошноту. Еще один Упивающийся смертью. Будущий специалист по «Империо».
Вся гриффиндорская троица была Гермионе смутно знакома. Вэнс? Эммелина Вэнс – член Ордена Феникса, погибшая во время второй войны с Волдемортом…
Двое парней рядом с Вэнсом тоже направили палочки на слизеринца, и тот, наконец, сдался.
– Она в кладовке для метел на втором этаже, – с неохотой признал он.
– Послушай меня, ты, урод, – стоящий справа парень сделал шаг к Малсиберу. – Если еще раз тронешь Робинса или кого-то с Гриффиндора…
Где-то далеко, за спиной раздались знакомые голоса. И Гермиона поняла, что пришло время действовать, иначе скоро здесь начнется потасовка. Нужно было обойтись «меньшей кровью».
Она быстро подошла к гриффиндорцу, на ходу вынимая палочку.
– Может быть, уже освободите дорогу? – спокойно заявила она. – Метлу вам вернули, ваши предупреждения выслушаны.
Вэнс молча смерил ее долгим взглядом. А его приятель перевел палочку на девушку:
– И что дает тебе право приказывать? – ядовито осведомился он.
– Здравый смысл, – холодно отозвалась Гермиона.
– А если нет? – в тон ей продолжил гриффиндорец.
– А если нет… Levicorpus! – выкрикнула девушка.
Тело спорщика безвольно повисло в воздухе вверх ногами. Схватив еще не пришедшую в себя Яксли под руку, подтолкнув вперед Малсибера, она прошла мимо открывших рты парней в образовавшийся проход. Казалось, в равной степени были ошарашены и будущий Упивающийся, и гриффиндорцы.
Развернулась, отменяя заклятие:
– Liberacorpus! Спасибо, что дали пройти, – вежливо кивнула Вэнсу, и ее взгляд переместился на группу приближающихся слизиринцев.
На миг Гермиона встретила огненный лед глаз Тома Риддла.
– Вы предупреждены, – первым пришел в себя Вэнс. – Уходим, парни.
Гриффиндорцы помогли подняться другу и благоразумно направились в противоположную от слизеринцев сторону, пользуясь предоставленной девушкой возможностью избежать абсолютно неравной схватки с соперниками. И миролюбица, обрадованная, что потасовки между факультетами не произойдет, потянула Яксли по направлению к Большому залу.
– Что… что это было? – наконец выдавила Роуз, во все глаза таращась на свою соседку.
– Что именно? – уточнила Гермиона, с показным спокойствием усаживаясь за стол.
– Заклинание. Которое подвесило Вуда.
– А что с ним не так? – вскинула брови девушка.
И быстро принялась за еду.
Роуз молчала довольно долго. Да что уж там, это был рекорд для нее! Потом она развернулась к другой своей соседке и начала что-то быстро рассказывать. Что именно, Гермиона не сомневалась.
В этот момент девушка спиной почувствовала знакомое присутствие. Группа слизерицев, включая спасенного Малсибера, вошла в Большой зал. Все косились на Гермиону. Кто с одобрением, кто с растерянностью, а кто задумчиво нахмурившись. А спасибо кто скажет?
И вдруг ее накрыла волна уже узнаваемого запаха, одновременно холодного и терпкого. Горячие губы коснулись уха.
– Знаешь, что мне в тебе нравится, Гаррисвилль? – наклонившись к ней, вкрадчиво прошептал Риддл. – Что ты не только знаешь. Но и смеешь.
Гермионе на миг показалось, что его губы легко дотронулись до ее шеи с желанием прильнуть в поцелуе. А может быть, впиться зубами. Но в следующий момент Том Риддл уже спокойно шел к своему месту за столом.

Мама, почему ты страдаешь? Я не нужен тебе? Ты меня не любишь? Так больно! И страшно!
Вокруг словно вспышки яркого света. Плавные покачивания. Вверх и вниз.
– Я люблю тебя. Ты нужен мне. И это правда, мой родной.
Но почему ты страдаешь, мама? Если я нужен тебе, если ты любишь меня?
– Я страдаю не из-за тебя, мое солнце. Ты ни в чем не виноват. Ты хороший. Я буду любить тебя всегда.
В следующий миг он снова был взрослым Томом, словно смотрящим в прошлое на себя-младенца.
Неясная фигура вырисовывалась из мрака. Женщина обнимала руками большой живот.
Из-за чего же ты тогда страдаешь?
– Я страдаю, потому что твой отец покинул меня. От того, что он не оценил мою любовь.
Любовь это глупость. Это слабость. Иллюзия. Ты умерла из-за любви.
– Я умерла не из-за любви, а из-за ее недостатка, Том. Из-за ее отсутствия.
Опять он чувствовал себя беззащитным ребенком в утробе матери. Вновь была боль и страх. И чувство вины. То абсолютное чувство вины, которое может испытывать только ребенок, ощущающий себя центром мира.
Но на этот раз появилась она. Его мать, которая тихим, мягким, с легкой грустью голосом беседовала с ним.
И Том будто с высоты своего нынешнего возраста посмотрел на тот естественный ужас ребенка, который во всем совершенно неоправданно обвинял себя. Что-то перевернулось у него в душе. Боль, так терзавшая его, вдруг стала уступать место взрослому осознанию, что в произошедшем нет его вины, что он был когда-то кому-то нужен и любим. И теплая энергия разливалась по его телу так, словно она хранилась раньше глубоко-глубоко, сдерживаемая долгое время.
Риддл проснулся с чувством смущения и странной легкости на душе. Приснится же такое. Его мать умерла из-за отсутствия любви! Если бы она не любила, то и не связалась бы с отцом, он не бросил бы ее, и она б не страдала.
«Но тогда не родился бы ты, Том», – что-то шепнуло внутри.
Но он уже появился на свет. И сам ни в коей мере не повторит глупость матери.

Сделка

Гермиона, очевидно, пришла раньше, потому что у выхода никого не было. Не опаздывай! И где же вы, мистер Совершенство? На завтраке вас не было. Наверняка, отсыпаетесь в теплое субботнее утро.
А она-то вскочила ни свет ни заря, обстоятельно готовясь к встрече. Пришлось потратить время, незапланированное в утреннем графике, на маникюр – ноготь по закону подлости сломался совсем некстати. И ведь еще нужно было принять душ, сделать прическу, выбрать подходящее платье – что было делом совсем непростым, поскольку к моде сороковых девушка еще не вполне привыкла. Подкладные плечики и юбки значительно ниже колена приводили ее в состояние, близкое к панике. Недовольное бурчание, а затем провокационные вопросы соседок завершили картину утренних мучений… Нет, уж лучше десяток поединков с Темным Лордом, чем каждый день терпеть такое! И что особенного находят женщины во всех этих изощрениях с модой? Джинсы, где ее любимые джинсы и кроссовки, где?
К тому же, она полночи пребывала в этом кошмарном сне Риддла, изображая его мать. Но тут, по крайней мере, был прогресс. Подсознательно он больше не будет ощущать себя ненужным и нелюбимым, а потому не сработает механизм отрицания этих чувств, как бы ни вопила его логика об обратном. Впрочем, пока все находилось лишь в начальной стадии. Но ты уже порадовал мамочку, Томми!
Гермиона подбадривала себя, что все будет хорошо. Но в то же время она прекрасно понимала, что играть в игры с Темным Лордом, пусть и будущим, это смертельно. Здесь отсутствовало право на ошибку. Нужно было контролировать каждое слово, эмоциональную реакцию и, в особенности, страх. Главное оружие тьмы, которое ослабляло ее противников так незаметно и естественно…
Сегодня должен был настать переломный момент, судьбоносный день…
Погода стояла солнечная, но совершенно обычная. Ничем эта суббота не отличалась от других таких же сентябрьских деньков. Все то же высокое небо над Хогвартсом, тонкая рябь на воде, многоцветье опадающих листьев. Свидание парня и девушки…
Мимо привычно проходили группы школьников, шушукаясь, что-то оживленно обсуждая, смеясь. Но большинство вольно или невольно бросали взгляды на экс-гриффиндорку, а некоторые даже откровенно таращились. Неужели слухи про необычное и еще не изобретенное в это время заклинание распространились по всей школе?
– Прекрасно выглядишь, Гермиона, – раздался приятный голос.
Девушка повернулась. Рядом стоял вовсе не тот, кого она ожидала увидеть. А тот, кто мог бы сейчас гулять с ней вокруг озера, крепко сжимая ее ладонь. Рассказывать свои полные юмора истории. Улыбаться ей с веселыми искрами в серых глазах. Альфард Блэк.
– Спасибо, – выдавила она, отводя глаза.
– Не волнуйся, до одиннадцати еще пять минут. Риддл всегда пунктуален, – с легкой иронией заметил Блэк.
– С чего мне волноваться? – пожала плечами Гермиона.
– Тебе лучше знать, – невинно улыбнулся парень. – Кстати, наслышан о твоих вчерашних подвигах с Вэнсом, Люпином и Вудом. Что же это за чары такие?
Люпином? А ведь он, действительно, похож на Ремуса… Да и Вуд, по крайней мере, шотландским акцентом напоминал своего чокнутого на квиддиче потомка.
– Я уже и не помню, где выучила это заклинание, – соврала девушка.
Парень поймал ее взгляд:
– Ты сделала это, чтобы остановить очередную склоку между факультетами, не так ли?
Она вздрогнула. А затем улыбнулась:
– Ты проницателен, Альфард. Но такие вопросы лучше не задавать, если тебе известен ответ.
Он вскинул брови:
– Но что тогда тебя связывает с Риддлом? Он же…
– Может быть, это любовь с первого взгляда, – насмешливо перебила Гермиона.
Парень не повелся на ее тон:
– Риддл не знает, что такое любовь.
Не отводя взгляда, девушка приблизилась к нему почти вплотную:
– Зато знаю я.
Глубокая морщинка прорезала лоб Блэка, в глазах появилась растерянность.
– Было приятно пообщаться, Альфард. До встречи.
Она развернулась к нему спиной, не давая прийти в себя. И парню ничего не оставалось, как оставить ее. Ссора с Риддлом никак не входила в его планы. Альфард Блэк тоже был истинным слизеринцем.

Она уже стояла там. Стройная и такая взрослая в замысловатом, но элегантном малиновом платье. Молочная кожа была настолько нежной и тонкой, что просвечивали венки возле ключицы. И почему-то очень хотелось прижаться губами к ложбинке в том месте, где заканчивались белые кружева на груди.
Он подошел к ней со спокойным, отрешенным выражением лица и, сделав легкий кивок головой, твердо сказал:
– Идем.

Развернувшись, Том стремительно направился к выходу, и Гермиона поспешила за ним.
Они молча шли по тропинке, ведущей к озеру со стороны Запретного леса. Казалось, почти ничего не изменилось за долгие годы. Пусть не росла еще Дракучая ива, пусть не обитали в лесу гигантские пауки, но сами по себе знакомые места будто разделяли тайны девушки. Вон там в тот памятный вечер дементоры напали на Гарри и Сириуса, и ее друг вызвал патронуса. А там проходил второй этап Турнира Трех Волшебников…
Через какое-то время Том и Гермиона оказались на берегу. Парень остановился у кромки воды. Он молчал. Гермиона смотрела на гладь озера, легкий ветерок создавал едва заметную рябь. Она понимала, что Том сам не собирался прерывать молчание. Он хотел убедиться, что этот разговор был нужен ей куда сильнее, чем ему. Дескать, он дал ей шанс высказаться. Ах, как ты любезен, потомок Слизерина!
В то же время девушка знала, что если поступит так, то проиграет лидерство.
Но Риддл молчал. Поняв, что в противостоянии воли ей не выиграть, и вовсе не желая вскоре возвращаться в замок, Гермиона пошла на компромисс. Пусть твоя победа будет не полной, Том.
– Ну, и когда ты решишься меня обнять? – с едва уловимой иронией сказала она.

Риддл ни на миг не поверил в серьезность ее вопроса. Но она сдалась, хоть и предложила вариант игры. Умница, девочка. Он и сам уже был близок к тому, чтобы заговорить первым.
Встретив взгляд ее медовых глаз, он оценил, сколько было в них силы, но в то же время затаенного страха. Боялась ли она его или проигрыша в игре?
Но если играть, так играть.
Риддл приблизился к ней медленной, кошачьей поступью. И зайдя за спину, положил руки ей на плечи.
– Ты так хочешь меня? – склонившись к ее уху, промурлыкал он.
Как же божественно она пахла! Его руки начали спускаться ниже и в какой-то момент коснулись ямочки в вырезе платья. К его удивлению, девушка слегка подалась назад и прижалась к его телу, усиливая и без того уже появившуюся эрекцию.
– Конечно, хочу, – в тон ему прошептала Гермиона и качнула бедрами, чуть не выдавив из него стон. – Особенно одну определенную часть тела…
Она резко развернулась и теперь уже смотрела ему в глаза:
– Твои мозги.
Том сделал глубокий вдох, успокаивая телесное волнение. И, рассмеявшись, мысленно зааплодировал ей. Красиво подошла к сути дела. Впечатляет.
– Отлично. Внимательно тебя слушаю.
– Думаю, так будет еще лучше, – отозвалась девушка, с загадочным видом вытаскивая из сумочки маленький сверток.
Отойдя от воды, она положила его на траву и достала палочку.
– Engorgio!
Неожиданно для Риддла на земле появилась большая скатерть с едой и парой бутылок сливочного пива.
– Почему бы не совместить приятное с полезным? К тому же, ты отсутствовал на завтраке, – ответила Гермиона на его немой вопрос. – Не бойся, ничего не отравлено. Просто успела подружиться со школьными эльфами…
Риддл покашлял. Но девушка уже сидела на траве и с самодовольным видом надкусывала пирожное… Том покашлял еще раз. В конце концов, он, действительно, не завтракал.
Когда он доедал пятое пирожное, Гермиона, наконец, сказала:
– Я предлагаю тебе сделку, Том.
Он не ошибся. Можно было поздравить себя.

Было забавно наблюдать, с какой мальчишеской непосредственностью Том трескал пирожные. Даже и не скажешь, что это будущий Темный Лорд. А уж как смотрел, когда она облизывала свое…
Но, в конце концов, они пришли сюда ради дела. И подстройку* к позе и жестам парня она уже сделала.
Собрав всю свою гриффиндорскую решимость, Гермиона произнесла:
– Я предлагаю тебе сделку, Том.
Девушка ощущала, как пылают ее щеки. Не волноваться… Но от его ответа зависило все.
Бровь Риддла поползла наверх. Он перестал жевать и в упор смотрел на Гермиону. Вид парня с набитым ртом невольно рассмешил ее, и она даже сумела слегка улыбнуться в ответ. После паузы он, наконец, дожевал и проникновенным голосом осведомился:
– И что же будет предметом сделки?
– Наше партнерство. Я хочу, чтобы ты помог мне в исследованиях. Думаю, ты догадался, насчет чего.

Еще бы. Любой хаффлпафовец бы догадался. Ну, по крайней мере, гриффиндорец. И Риддл, в общем-то, понимал, почему она выбрала именно его. К окончанию школы он превзойдет большинство своих учителей. Не удивительно, что она разглядела его талант. Как она назвала его, гением? Вот-вот, недалеко от истины. К тому же, он не разболтал бы о таком ценном открытии всему свету и постоянно был в школе под рукой. Но только, что взамен? Том почувствовал, как на его губах заскользила едва заметная усмешка.
Неужели девчонка собиралась предложить ему себя?
От этой мысли его пробрал озноб. Было ли это предвкушением, сожалением или довольством?
Гермиона словно поняла ход мыслей парня. Нехорошо ухмыльнувшись в ответ, она четко продолжила:
– А взамен я помогу тебе.
Так, значит? Ну, что ж…
Он был разочарован? Безусловно. Но в то же время уже серьезно заинтригован. Капитально девочка подошла к вопросу.
Усмешка парня приобрела какой-то язвительный окрас:
– Почему ты решила, что мне это нужно?

Ну, что? Получил? Вот так-то недооценивать людей, дорогой Том.
Чувствуя, что его мгновенное замешательство придает ей силы, Гермиона прямо встретила пронзительный взгляд темных глаз. На этот раз они имели ярко выраженный изумрудный отлив, видимо, под цвет елочек и травки.
Девушка широко улыбнулась:
– Есть несколько причин, Том. Причина номер один: я буду на твоей стороне и помогу тебе в разработках и исследованиях. А значит, ты быстрее добьешься цели. Думаю, можно было уже убедиться в эффективности моих мозгов.

Рой мыслей пронесся в голове Риддла. Оценивая перспективы, просчитывая ходы. Представляешь ли ты, девочка, с кем связываешься? Что поиск путей к бессмертию вовсе не является его единственным занятием? Ключевым для всего остального, без сомнения, но далеко не единственным. Разумеется, ему понадобятся помощники. Более того, он уже начал их собирать вокруг себя. И чем умнее они будут, тем легче все получится. Но сможешь ли ты наложить на «невинных» Круцио, милая? Запустить в детишек Авада Кедаврой? А вот он сможет, если в этом будет жесткая необходимость. И его последователи тоже должны суметь. Темному Лорду требуются слуги, а не союзники, особенно, к которым испытываешь половое влечение. Но в то же время, что мешает сделать из союзника слугу?
Неожиданно возникшая картина обнаженной Гермионы, привязанной к кровати за руки и ноги, заставила его судорожно сглотнуть.
Очевидно, приняв молчание парня за недостаток вескости первого аргумента, девушка деловым тоном продолжила:
– Причина номер два: я способна финансировать все исследования. В отличие от большинства окружающих тебя отпрысков знати, я полностью распоряжаюсь своим состоянием. В карты тебе столько не выиграть. Грабить богатых – времени нет. А так у тебя будут любые редкие компоненты, книги и источники информации. Опять же, ты быстрее добьешься цели. Интересно?
Неожиданный поворот. Наверняка, она заметила, как вспыхнули его глаза. Что-то непреодолимо побуждало Тома сказать «да».
-Да…же так? – он сдержался в самый последний момент. – Вопрос бессмертия настолько значим для тебя уже сейчас, что ты готова пойти на любые жертвы?
Гермиона наградила его внимательным взглядом.
– Это вопрос не бессмертия, а смысла жизнь, понимания ее сути. И не на любые, но на многие.
Риддл вскинул брови. Сам же он был готов на все. Зачем нужно понимание жизни, если нельзя им воспользоваться в личных целях? И ее отношение его настораживало, интриговало, как и все, что он до конца не понимал.
Вынужденная слабость – это одно, но сознательная слабость…
– Странная одержимость для пятикурсницы, – наконец, заметил он.
Девушка хмыкнула.
– Странная одержимость для пятикурсника.
О, если бы она знала его одержимость во всей полноте… Впрочем, тут она была права. В юном возрасте о смерти мало кто задумывается, а если и задумывается, то почему-то не верит, что и с ним это тоже произойдет. И фактически никто не готов приложить усилия в борьбе со своим главным врагом.
– Хорошо, Гермиона. Я подумаю над твоим предложением, – наконец, серьезным тоном произнес он.
В ее глазах мелькнуло разочарование, которое тут же сменилось решимостью.
– Есть еще причина номер три, – спокойно заявила она. – Я покажу тебе вход в Тайную комнату и как ее можно открыть.
Если бы сейчас перед ним появился Дамблдор и сказал, что готов принести ему, Темному Лорду, свою присягу верности, Риддл не был бы поражен сильнее.
Как?! Откуда она знает?.. То, что он ищет долгие годы… Он, наследник самого Слизерина…
Парень смотрел в пространство невидящим взглядом, пытаясь взять себя в руки и не показать ей своего шока. Скулы свело, вся кровь отхлынула от его и в обычном состоянии бледного лица.
Если ей доподлинно известно, что он наследник Слизерина, возможно ли, что она в курсе его родословной? Того, что фамилия Риддл не встречается ни в одной волшебной линии. И значит, его собственный отец, по всей видимости, грязный маггл. А он полукровка.
Неужели в его мыслях так отчетливо прочитались намерения найти Тайную комнату? И откуда иностранка могла знать о ней? Почему так много его козырей было открыто для нее? Кто она такая?
В этот момент Риддл почувствовал, как ее пальцы сжали его ладонь.
– Все будет хорошо, Том, – услышал он мягкий шепот. – Просто согласись.
И неожиданно для самого себя он убрал ладонь из-под ее руки и положил сверху.
– Я согласен, – его голос был сух и жесток, – с условием, что ты покажешь мне сегодня же причину номер три.
Неприкрытая радость промелькнула на лице девушки. И ему на миг показалось, что она готова обнять его. Вместо этого Гермиона широко улыбнулась:
– Отлично! Но завтра. Сегодня я должна закончить эссе по трансфигурации.
Том фыркнул. Это было именно то, чем собирался заняться и он. Но какая может быть трансфигурация, если…
– Ты знаешь, что находится внутри Тайной комнаты? – сглотнув, холодно поинтересовался он.
Гермиона утвердительно покачала головой:
– Но надеюсь, ты не станешь натравливать своего василиска направо и налево. Иначе школу закроют, и мы не получим дипломы.
– Нет, я первым делом натравлю его на тебя. Если вдруг выяснится, что ты ведешь двойную игру, – шутливо отозвался Том, но сам-то он знал, что именно эти мысли сейчас бродили на задворках его сознания.
Ее глаза сузились.
– Логика, Том, логика, – пожав плечами, спокойно отозвалась она. – Мне стало практически очевидно твое происхождение, как только я узнала, что ты змееуст. Да и имя Марволо о чем-то да говорит. Если знать, где смотреть, стоит заглянуть в один-единственный справочник… Тебе так не кажется?
– То есть моя родословная подразумевает, что я буду искать Тайную комнату? – вопросительно-насмешливо вскинул брови Том.
Интересный образец женской логики.
– Родословная – нет. А вот родословная плюс ум – без сомнения, – терпеливо пояснила девушка. – Ни один нормальный человек не устоял бы перед возможностью открыть тайну, оставленную ему его великим предком.
Ладно, не совсем женской.
– Хорошо. Убедительно. Но вот как ты объяснишь, что тебе известно, где она находится? – уже без насмешки, ровно, холодно продолжил Риддл.
– Все тот же друг рассказал, когда узнал, что я отправляюсь в Хогвартс. Очень близкий друг. И я ему верю, – отзеркалила его тон Гермиона. – С Выручай-комнатой информация оказалась стопроцентно точной.
– Он что, провидец? – скривился Риддл, поняв, что Гермиона не собиралась открывать подробности.
– Почти что так, он был для многих единственной надеждой, – задумчиво сказала девушка. И словно встрепенулась: – Разве это важно, Том? Благодаря ему я так хорошо знаю Хогвартс.
Юноша долго смотрел на нее. Что это? Грусть, ностальгия, тоска по другу? Только ли другом был для нее этот человек? И почему она приехала именно сюда?
– В конце концов, подумай логически, – как-то устало продолжила она. – Откуда я могу все это знать? Не от самого же Салазара Слизерина.
Мда… видимо, ты очень гордишься своими мозгами, дорогая. Самоуверенность хороша лишь в том случае, если адекватно соотносится с личной силой.
Он и так уже предположил слишком много. Ему нужно было знать, а не полагать и не просчитывать логически. Но ничего, она еще расскажет правду…
Луч золотого солнца, уже перевалившего за точку зенита, тронул темные волосы юноши, заблестевшие, словно шелк. Пробежал по лицу, светотенью подчеркивая аристократические черты. Но даже теплый луч не смог стереть с красивого лица холодную отрешенность, граничащую с надменностью, которая сковала ангельский лик.
– Договорились. Завтра, – ледяным тоном подытожил Риддл.
Ему действительно надо было подумать. И в одиночестве.
Он потянулся за палочкой.
– Evanesco!
Остатки трапезы растворились в воздухе.
– Идем, – Том еще раз крепко сжал ее пальцы и резко встал, увлекая девушку за собой.
Весь обратный путь они молчали. Лишь у школьных дверей мысли о Тайной комнате оставили Риддла. И он задал давно донимавший его вопрос:
– Почему ты так держишься за идею о Философском камне? Это сложно, и результат совсем не гарантирован. Многие маги пытались, но добился лишь один. К тому же, есть и другие пути.
Гермиона взглянула на него, серьезно и даже мрачно.
– Ты – не многие. И ты поймешь правильность моего выбора, если ответишь на вопрос, а зачем тебе вечность, Том?.. Спасибо за прекрасную прогулку.
И кивнув ему, она побежала вверх по лестнице.
– Неужели ты знаешь другие пути… – едва слышно прошептал парень, глядя ей вслед.
А ведь он ляпнул это так, практически не зная. Пока не зная.
Какое-то странное чувство охватило его грудь, смесь тревоги, предвкушения и восторга.

* Бихевиоральная подстройка – копирование позы, жестов, голоса, тона, темпа, дыхания и т.д. Позволяет эффективно поднять раппорт – глубокое чувство взаимного доверия, гармонии и взаимопонимания, которое дает возможность хорошо контактировать и вызывать нужные реакции у других людей, их непроизвольное согласие и т.д. – на более высокий уровень.

Тайная комната

Гермиона завернула в ближайший скрытый проход и… разрыдалась, прижавшись спиной к холодной, шершавой стене. Она сама не знала толком, почему. От облегчения или, наоборот, из-за несбывшегося тайного желания, что ей не придется участвовать во всем этом кошмаре. От боли и радости. От безысходности и щемящей надежды. Она плакала, потому что все случилось именно с ней. Из-за разлуки с любимыми людьми, из-за Рона, не сумевшего ее защитить, из-за того, что все несправедливо легло именно на ее плечи. Она плакала, потому что Том был Томом, слишком сильным и смелым, чтобы не сочувствовать ему. Слишком эгоистичным, чтобы восхищаться им. Из-за Альфарда Блэка, которого она могла бы любить всем сердцем. Из-за страдающих невинных людей. Она плакала из-за несправедливости жизни, из-за ее неоднозначности, невозможности получить абсолютный ответ. Из-за бренности бытия. Она плакала, потому что она была живой.
Уже давно обитатели замка не заходили в темный, узкий коридор. И потому никто не мог увидеть милую девушку в дорогом платье, сидящую на корточках у стены и рыдающую в ладони. Тем более некому было узнать в ней лучшую ученицу Хогвартса и подругу Гарри Поттера.
Точно так же она рыдала, свернувшись клубочком на кровати в «Дырявом котле», куда аппарировала, спасаясь от маггловской бомбежки. Именно тогда в ее измученном мозгу появились мысли о том, что все произошло неслучайно. Она вспомнила о Темном Лорде практически сразу же, как поняла, в какое время ее забросил хроноворот.
Конечно, Гермиона прекрасно знала о том, как опасно шутить со временем. Недаром ей постоянно наказывали не попадаться на глаза тем, кто мог бы отметить факт перемещения. Так же девушку очень смущало устоявшееся мнение, что невозможно повлиять на будущее, меняя прошлое. Дескать, раз будущее таково, значит, и твои действия в прошлом привели именно к нему. Но в этом Гермиона засомневалась уже давно. А вдруг после изменения прошлого просто некому было уже понимать, что будущее поменялось? Потому что сознание этих людей тоже изменилось. Память о старом прошлом перестала существовать в их мозгу. То есть вполне вероятно, что вернись она сейчас, Гарри и Рон уже могли и не быть ее друзьями. Или вообще не родиться. И кто тогда был способен отследить изменение будущего? Никто. А что, если не родится и она сама? Исчезнет ли она и из этого времени? Подобный парадокс смущал ее. Но… данный момент – это было настоящее, здесь и сейчас, и именно оно само по себе являлось источником для будущего, неизменной данностью. А вовсе не будущее было источником для прошлого. И потому Гермиона заключила, что она не исчезнет, даже не родись она много лет спустя.
Куда опаснее была возможность узнавания ее в будущем кем-то из нынешних знакомых. Вот тогда действительно мог случиться неприятный парадокс, если будущая Гермиона специально начала бы искать способы переместиться в прошлое, чтобы не нарушить новую счастливую историю мира магии. Или не дай Мерлин, на ее мировоззрение кто-то намеренно стал бы влиять. Да чего только не могло произойти в случае идентификации грязнокровки Грейнджер как слизеринки Гаррисвилль.
Но Рон… Рон, возможно, уже никогда не полюбит ее.
Ну, почему все произошло именно сейчас? Когда он, наконец, начал признавать свои чувства к ней. Когда она ощутила, что может нравиться как девушка. Конечно, и раньше на нее обращали внимание. Тот же Виктор. Но Гермиона почему-то верила, что это произошло исключительно из-за его незнания ее жизни, ее сути. А вот Рон… Рон знал, но любил… Может быть, только поэтому она любила его в ответ.
Проплакав полночи и промучившись тяжелым сном почти до вечера, Гермиона поняла, что возвращение к прежней жизни невозможно. Случайностей не бывает. Холод воды на лице отрезвил ее мысли, и она обещала себе, что больше слез не будет. Сухими глазами она должна смотреть на долгий путь, который ей предстояло пройти.
Риддл был все еще человеком, никого не убившим, с целостной душой. А потому имел все шансы изменить свою судьбу. А если нет – ей следовало найти другой путь.
Но, прежде всего, она должна была найти в справочниках какое-нибудь чистокровное семейство на краю земли и послать письмо директору Хогвартса Армандо Диппету…
Следы слез уже исчезли, когда Гермиона появилась в гостиной. С холодным выражением лица, вполне подобающим истинной слизеринке, прошла в спальную комнату. К сожалению, ужин еще не начался, а потому однокурсницы мгновенно окружили ее. Неужели специально караулили? Ну, кто, кто ей объяснит, какая радость может быть от сплетен?
Она молча начала переодеваться.
– Гермиона! – скорчила недовольную рожицу Финелла. – Ну, рассказывай же! Как прошло свидание с Риддлом?
– Он хорошо целуется? – мечтательно добавила Бренвенн Флинт.
– Понятия не имею, – отмахнулась девушка.
Мда, и кто тут еще из фан-клуба будущего душегуба?
– Что же вы там делали? – оторопела Флинт.
Гермиона посмотрела на нее как на душевнобольную.
– Беседовали, – терпеливо пояснила она.
– Беседовали? О чем?
– В основном, об алхимии, – пожала плечами девушка, надевая удобную юбку и блузку.
И сухо засмеялась, глядя на округлившиеся глаза Бренвенн. Мерлин, за что ее все время окружают клоны Парвати и Лаванды?
Яксли скривилась в ухмылке:
– Почему я не удивлена? Они нашли друг друга.
– И чем все кончилось? – оживленно прощебетала Финелла.
Гермиона перекинула сумку через плечо:
– Там нечему было кончаться.
И она выскользнула из комнаты, направляясь в библиотеку. Риддл Риддлом, а трансфигурация трансфигурацией.

Том Риддл не мог уснуть. Практически целую ночь он провозился в кровати, одержимый мыслями, а вдруг невероятное действительно случится. И девчонка покажет ему реальный вход в Тайную комнату. Сколько времени и сил он сэкономит и сможет их посвятить исследованиям. Философский камень – это тоже, конечно, здорово. Но все же, во-первых, сложно, а во-вторых, предполагает пожизненную зависимость. Хотя, очевидно, можно почерпнуть из исследования этого вопроса немало ценных идей.
Неужели ей известно и о других путях тоже? Она говорила так, будто знала еще какие-то технологии. Неужели то самое? А почему бы и нет? Возможно, в Америке отсутствовали такие одержимые противники темных искусств, как Дамблдор. Проклятый цербер и трус! Подобные ограничения лишь наводили на мысли, что преимущество светлой стороны – это миф. Иначе все бы давно прочувствовали его и отказались от темной магии. И, спрашивается, почему было не организовать честное изучение обоих путей и не предоставить выбор самому волшебнику? Выиграй светлые искусства, он первым бы записался в последователи Дамблдора. Но, судя по всему, правда жизни заключалась в том, что и светлые точно так же боролись за преимущество и власть, а потому прятали свои секреты под замками тайны. Или делали вид, что прячут, потому что прятать особо было и нечего, кроме Философского камня. И в чем же тогда, собственно, заключалась разница? Великий профессор Дамблдор! Ничем вы не отличались от Гринделвальда.
А девчонка… девчонка умна. И если станет и впрямь его союзницей… Даже не верилось, что все могло быть настолько хорошо.
И потому не стоило верить. Логика подсказывала Риддлу, что появление мисс Гаррисвилль в Хогвартсе произошло совсем не случайно. Самым убедительным объяснением, которое приходило в голову парню, было то, что она специально искала такого, как он. И потому собрала все сведения и про Хогвартс, и про него лично. Талантливые маги, готовые пойти на подобные рискованные сделки, на дороге не валялись. Но вот только ли для исследования вопроса о Философском камне он ей понадобился? Это Тому еще предстояло узнать.
Гаррисвилль чуть ли не единственная из представительниц своего пола смогла увидеть дальше его наигранной улыбки и все равно была готова сотрудничать с ним. Откуда столько расчетливости в таком юном и милом создании? Что это, слизеринская хитрость или гриффиндорская безрассудность?
Хотя, очевидно, она не в курсе грандиозности размаха его собственных планов. А когда узнает, будет уже некуда отступать. В один прекрасный день она все равно окажется под ним. В том числе, в буквальном смысле этого слова.
Том заснул под утро, тягостным сном без сновидений. И проснулся, лишь когда вокруг уже вовсю суетились Лестрейндж и Эйвери. Ему казалось, что он не спал вообще. Но в то же время парень чувствовал необычайное возбуждение от предстоящего открытия, наполняющее его энергией и силами.
Горячий душ окончательно привел его в себя и, как всегда, безупречно одетый и благоухающий, Том Риддл был готов появиться в гостиной. Приятелям он сказал, что на сегодня все дела с ними отменяются. И скривился, заметив, как те обменялись многозначительными взглядами, едва сдерживая улыбки. Том показательно нахмурился, и парни быстро занялись своими делами.
В гостиной он сразу же увидел Гермиону. Она сидела у камина и что-то упоенно читала. Подходя к девушке, он не смог не отметить расстегнутых верхних пуговиц ее черной блузки, которая так резко контрастировала с молочной кожей и золотом волос. Как мило, темнеем на глазах?
– Привет, Том, – сказала она самым обыденным тоном.
Не ожидая приглашения, он уселся рядом на мягкий диван:
– Когда?
Она усмехнулась, откладывая книгу:
– И где же сногсшибательная воспитанность слизеринского старосты, о которой наслышана вся школа? Плохо спалось, Том?
Не обращая внимания на десяток глаз, с интересом наблюдавших за ними, Риддл наклонился ближе к девушке.
– Если бы ты была наследницей Слизерина, я бы с удовольствием послушал про твой сон.
К его удивлению, она широко улыбнулась и шепнула в ответ:
– Перед обедом. Приходи сюда и не опаздывай. Самое безопасное время, пока все будут в Большом зале.
Парень как бы со стороны отметил, что на его губах появляется довольная улыбка. Не в силах сдерживать обуревавшую его радость, он позволил себе улыбаться, искренне, с блеском во взгляде, с сумасшествием в голове. Еще только не хватало лимонной дольки в руках – и можно было бы подписывать: Темный Лорд перешел на сторону света.
Гермиона закатила глаза.
– Ты похож на кота, объевшегося сметаны. Том, возьми себя в руки, – предостерегающе зашипела она. – Или ты хочешь, чтобы меня сожрал твой фан-клуб?
О чем это она? Гермиона покосилась на кучку шушукающихся девчонок. Теперь уже глаза закатил он. И нехорошо усмехнулся:
– Было бы забавно на это посмотреть.
– Как подло, Том, – она покачала головой, стараясь сдержать хихикание.
Он перевел взгляд на книгу в ее руках, старинную, с потрепанным золотым корешком. Было очевидно, что она содержала далеко не только светлую магию. Теплая волна какого-то легкого изумления в смеси с удовлетворением охватила его. Вот, значит, как?
– Что ты читаешь?
– Скоро узнаешь. Наверное.
Риддл наградил ее пронизывающим взглядом.
– Что ж. До скорой встречи, Гаррисвилль.
Вставая, он сам удивился, как странно в его устах звучит ее фамилия. Потому что раньше он уже называл ее Гермионой.
Девчонка была похожа на него, ему приходилось это признать. Даже цели у них были в чем-то аналогичны. Он мог поклясться змееустным языком Салазара – она считала правила созданными именно для того, чтобы их нарушать. И только умный человек имел возможность по достоинству оценить ум другого. Только тот, кому до оскомины было противно устройство магического сообщества, не боялся решительных мер. Только осознававший всю прелесть и одновременно хрупкость жизни был способен посвятить ее чему-то большему, чем обыденная суета.
После завтрака парень отправился в библиотеку и уселся в самый дальний угол. Поминутно кляня Дамблдора, он приложил всю силу воли, чтобы заставить себя доделать эссе по трансфигурации.
Дамблдор… Том злорадно усмехнулся. Сделку двух потенциально опасных студентов тот проворонил. Не говоря уже о «Вальпургиевых рыцарях».
Время тянулось, как изжеванная резина, которую очень хотелось побыстрее выплюнуть.
Когда Риддл, наконец, стал собирать свой портфель, будто кульминацией всех мучений перед ним выплыла Вальбурга. Неужели жизнь всегда должна быть полосатой? И за радость неизбежно приходилось платить неприятными моментами? Что это? Издевательство со стороны высших сил?
Красавица Блэк остановилась перед парнем, загораживая проход. Лед и ярость читались в ее серых глазах, презрительной улыбке и расслабленно-вызывающей позе.
– Том, не делай из себя шута, – оценивающе осматривая парня с ног до головы, выдавила она. – Над тобой уже смеются, как ты бегаешь на задних лапках за новенькой.
Великий Салазар, зачем Бог придумал женщин?
И с чего она так нагло врет? Опять ее братец?
Нацепив на лицо самое очаровательное выражение, Риддл приблизился к девушке.
– Все уделяют кому-то внимание, – вкрадчиво заметил он, поднося ее руку к своим губам. – Но далеко не все осознают, чего они добиваются в конце.
Глядя, как меняется выражение лица Блэк, парень наградил ее улыбкой чеширского кота. Вальбурга поморщилась:
– Ты мог бы уложить в койку кого угодно, Том.
Он вскинул бровь и промурлыкал:
– И тебя тоже?
– Риддл, не провоцируй меня! – зашипела слизеринка.
– Значит, уже Риддл? – не меняя тона, продолжил Том. – Ты лишила меня последней надежды, жестокая!
Девушка скривилась:
– Не заговаривай мне зубы. Всему факультету понятно, что ты очарован этой Гаррисвилль. Не вчера на свет родились.
– Опыт часто подводит, увы. Мир меняется, моя ненаглядная мисс Блэк. И раз ты меня отвергаешь, позволь откланяться и пойти зализывать раны.
И парень, отвесив легкий поклон, протиснулся мимо слегка растерявшейся девушки и быстрым шагом направился в гостиную Слизерина.

Надо же, он чуть было не опоздал. Как не похоже на пунктуального старосту!
Краем глаза наблюдая, как Риддл пронесся в свою комнату, а потом вылетел из нее на той же скорости, Гермиона покачала головой.
Она захлопнула книгу и поднялась с дивана, как только он затормозил перед ней.
– Ну, что? Идем? – слегка раздраженно бросил он.
Какой гиппогриф его лягнул?
Девушка последовала за Томом. У лестницы, ведущей на третий этаж, они чуть не столкнулись с Вальбургой. Мерлин, что за издевательство судьбы? Заметив, какими взглядами слизеринка обменялась с Риддлом, Гермиона вскользь подумала, а уж не мисс ли Блэк была этим самым гиппогрифом?
Молодые люди поднялись на пустынный в это время третий этаж, и вскоре уже стояли перед памятным женским туалетом.
– Нам сюда. Подожди, я проверю, есть ли там кто.
Миртл, на счастье, еще не была привидением. Оставалось надеяться, что фан-клуб душегуба не прятался где-нибудь здесь в засаде.
Туалет был пуст, и девушка позвала Тома. Ее рука тронула металл. Такой же холодный, как кровь василиска, барельефом украшающего кран. Глаза подруги Гарри Поттера встретили восхищенный взгляд Риддла. Судя по меняющемуся выражению его лица, он что-то похожее подозревал. Испарина покрыла лоб. Что она делает? Своими руками…
– Это здесь, Том. Здесь проход в Тайную комнату.
Он стоял такой же бледный, как она, облизывая пересохший рот. Глаза наследника Слизерна лихорадочно блестели.
– Как мы войдем туда? – прошептал он.
– Тебе достаточно сказать на парселтанге «Откройся».
Мог бы и сам догадаться. Теряешь квалификацию, Том?
Изо рта змееуста раздались шипящие звуки. Девушка замерла в тревожном ожидании. И ее волнение вспыхнуло, десятикратно усилившись, когда каменные части умывальника начали расходиться в стороны, открывая глубокий тоннель вниз.
Риддл на нее даже не взглянул. Его бледное лицо зарделось румянцем, а глаза, казалось, были готовы прожечь стены входа.
Когда механизм открылся, Гермиона быстро уменьшила свою книгу, пряча ее в карман, убрала палочку и, глубоко вдохнув, сказала:
– Послушай, Том. Если я не вернусь оттуда, письмо с подробным отчетом о тебе и твоих делах будет у Дамблдора.
Лицо Риддла вновь стало белым. Он повернулся к девушке и крепко схватил рукой за волосы на ее затылке:
– Не смей мне угрожать, Гаррисвилль, – процедил он, подавшись к ней.
Гермиона выдержала яростный взгляд.
– На моем месте ты сделал бы то же самое! Мне просто дорога моя жизнь, – твердо отчеканила она.
Что-то изменилось в его глазах.
– Неужели ты думаешь, что я, и вправду, могу скормить тебя василиску? – глухо проговорил он.
– Пока я тебе нужна – нет, – отвела глаза Гермиона.
– Я никогда не совершаю бессмысленных действий, запомни это, – как-то устало подытожил он. – И если я могу – это не значит, что я буду.
– Эмоции слишком часто управляют людьми, а не люди эмоциями, – прошептала девушка, ругая себя за то, что зацепила его в совсем не подходящий момент. – Но я поняла тебя, Том. Пойми и ты меня.
Его ладонь, все еще лежащая на ее затылке, вдруг сделала какое-то скользящее, будто ласкательное, движение по волосам. И Риддл притянул Гермиону к себе. Обхватив ее руками, он спрыгнул вниз.
Казалось, падение никогда не закончится. Темный тоннель ощущался слишком узким, как тут проползала огромная змея? Но, возможно, девушка просто с трудом соображала, накрепко прижатая к мужскому телу. Почему-то она думала, что Риддл не упустит возможности мягкого приземления. И была удивлена, когда парень сам оказался на полу, а она почувствовала его под собой.
Стараясь скрыть пылающие щеки, Гермиона быстро вскочила на ноги. Она ожидала услышать хруст крысиных скелетов, но, видимо, василиск лишь при Томе избрал это место своей трапезной.
– У нас мало времени, идем, – отряхнув одежду, сказал Риддл.
И взяв девушку за руку, быстро направился в тоннель. Оглядывая сырые, мрачные стены, Гермиона чуть было не посочувствовала василиску. Провести тысячу лет в подземелье, вот ведь жизнь.
Через какое-то время молодые люди вышли в огромный зал. Девушка его мгновенно узнала по воспоминаниям Гарри и Джинни.
Непередаваемая атмосфера древней силы, сказочной завесы окутывала все вокруг. Величественные колонны-змеи, огромная каменная голова Слизерина… Но даже заведомо зная обстановку Тайной комнаты, невозможно было не поразиться ее мрачному совершенству, ее темной красоте.
– Великий Салазар, – прошептал парень.
Было видно, что он взволнован и возбужден до предела.
– Василиска надо позвать, только тогда он придет, – заметила девушка, доставая из кармана заранее приготовленный кусок темной ткани.
Казалось, Риддл уже не обращал на нее внимания. Когда вновь раздались шипящие звуки парселтанга, Гермиона спешно завязала глаза. Все ее чувства обратились в слух. Всплеск воды, шипение и чье-то мощное присутствие. Непроизвольно нащупав палочку, девушка чуть было не прижалась к своему врагу. Хотя являлся ли он все еще или, скорее, уже ее врагом?

Неожиданный бонус

– Поговори со мной, Салазар Слизерин, величайший из хогвартской четвёрки! – громко и решительно сказал Риддл на парселтанге.
Прошел лишь миг, но он показался ему вечностью. Что, если… Огромное лицо зашевелилось. Открылся проход, и Том увидел какое-то движение внутри каменного рта.
Победа.
Ради таких моментов стоит жить. Мгновение триумфа, безоговорочной победы. Когда ты знаешь, что ты – лучший. Несмотря на возможную нечистоту крови, несмотря на бедность, несмотря ни на что. Все проблемы остаются где-то далеко позади. Восторг, наслаждение, пьянящая радость заставляют тело дрожать. Мир принадлежит одному лишь тебе. Это и есть абсолютное счастье!
И только потом, через пару минут, начинаешь присушиваться к голосу разума, который говорит, что этот успех – лишь промежуточный этап на долгом пути.
Пусть так. Но все равно, это победа!
– Здравствуй, хозяин, – слова василиска заставили Риддла торжествовать.
– Я, наследник Салазара Слизерина, пришел поприветствовать тебя, – его голос срывался от гордости.
Он теперь открыто смотрел на застывшую перед ним гигантскую змею, которая была прекрасна в своей холодной красоте, смертельной грациозности.
– Шеша слушает хозяина, – с готовностью отозвалось чудовище.
– Это твое имя? – с интересом спросил парень.
– Великий Салазар называл своего слугу Шеша в честь древнего царя змей Шеши-нага.
– Я тоже буду звать тебя так. Я приду еще раз, позже. Пока ты не будешь выходить наверх. И тебе запрещается причинять вред девушке, которая стоит рядом со мной!
– Она слишком костлявая. Шеша предпочитает побольше мяса.
Что это? Василиск шутит?
– Тогда до встречи. У нас мало времени.
– Шеша может довезти хозяина до выхода. Женщина будет в сохранности.
Риддл оторопел:
– Каким образом?
– Нужно забраться на голову.
Парень помедлил, покосился на Гермиону, которая замерла, чуть дыша, и откровенно жалась к нему. Он взял ее за руку.
– Пойдем. Ничего не бойся.
Василиск с готовностью опустил голову. Том подхватил девушку на руки и посадил ее на загривок за шипами, если так можно было назвать окончание головы у змеи. Гермиона пискнула в протесте, но он тут же прижал ее своим телом к холодной чешуе. О, вот так намного лучше. Хороший момент, чтобы воспользоваться своим преимуществом, пока она находится в смятении чувств.
– Не бойся, Шеша нас подбросит, – зашептал он в ее ухо, легко прикасаясь к нему губами. – Иначе мы рискуем нарваться на кого-нибудь в туалете.
– У василиска есть имя? – с любопытством спросила она.
Том хмыкнул. Да, видимо, ее любознательность была сильнее страха. Девчонка так походила на него самого.
– Великий Салазар называл своего слугу Шеша, в честь древнего царя змей Шеши-нага, – процитировал он василиска.
– Шеши-нага? Что-то из санскрита? – заметила Гермиона с явным интересом в голосе.
Но в этот момент василиск начал двигаться. Словно морская гладь заколыхалась под ними. Будто упругие волны воздуха поднимали и опускали их вверх и вниз. И Том почувствовал, как нарастает в душе упоительный восторг. Хотелось кричать что есть мочи, петь, обнять весь мир.
Вот чем сладка власть. Самим ощущением абсолютной свободы и вседозволенности, когда человек на миг затмевает Бога.
Гермиона, казалось, расслабилась. Только мертвой хваткой вцепилась в его руки. Получала ли она такое же наслаждение от немыслимой поездки на чудовище Хогвартса? Притягательный запах девушки лишь обострил его рвущиеся чувства. Он ощущал, как кровь билась в висках, как жар охватил все его существо.
Могучая сила василиска поднимала их наверх и, наконец, Том спрыгнул со змеи, схватил Гермиону на руки и приказал Шеше возвращаться обратно.
Как бы она ни храбрилась, но поездка на монстре не могла оставить ее равнодушной. Это был момент ее слабости, который он не хотел упустить. Уже сегодня, сейчас она станет его.
Губы Риддла прижались к губам Гермионы. Она не оттолкнула его, даже не попыталась вырваться из объятий. Отлично, милая. Срывая повязку с глаз, он языком разъединил ее губы.
Том ожидал, что этот поцелуй будет таким же, как десятки других, что он делил с бывшими подружками. С их стороны робкий, мокрый, пассивный. Но губы девушки упругой волной неожиданно ответили ему, раскрываясь шире и сильнее вовлекая в поцелуй. Ее руки погрузились в волосы Тома. Она целовала его в ответ, с готовностью, жадно, требовательно, проникая в его рот бесстыжим языком. Словно вспышки света замелькали перед глазами парня, а тело вжалось в девушку еще сильнее, чуть ли не до боли, до немого крика восторга.
Судорожным движением Том посадил ее на раковину умывальника, и Гермиона охватила ногами его бедра. Черные волны юбки поднялись наверх, и он прижался затвердевшей плотью к ее жару. Он уже не до конца осознавал, что целует ее шею, его рука ласкает ее бедро, а пальцы девушки расстегивают пуговицы на его груди.
Вдруг Гермиона застыла и слегка отстранилась. И только тогда он понял, что ее отвлек звук открывшейся двери. Рука машинально потянулась к палочке. Но девушка опередила его.
– Тебе нравится подглядывать, Миртл? – спросила она, непривычно громко и резко.
Том обернулся и увидел испуганную грязнокровку из Хаффлпаффа. Ее губы тряслись, а нелепые очки делали ее еще более жалкой. Он хотел было уже стереть память мерзкой девчонке, посмевший прервать такой значимый момент, но Гермиона угрожающе-командным тоном продолжила:
– Если кто-нибудь об этом узнает, тебе не поздоровится, Миртл. И вообще, найди себе другое место для рыданий. Все понятно?
Грязнокровка судорожно закивала.
– Вон! – приказала Гермиона, и Том не мог не восхититься, как естественно у нее получалось командовать.
Когда дверь захлопнулась, он медленно, чувственно поцеловал девушку и, отстранившись, с улыбкой заметил:
– Ты была великолепна. Но, может быть, стоило стереть ей память?
– И позволить ей постоянно торчать в туалете, утопая в рыданиях? – с легким возмущением возразила Гермиона. – Не трудно догадаться, что будет, если в это время тут окажется василиск. Дипломы, Том, дипломы. Нам надо окончить школу, а не нервировать учителей из-за смерти какой-то плаксивой дуры.
– Как практично с твоей стороны, – насмешливо прокомментировал Риддл, вновь прижимаясь к девушке и захватывая ее губы в долгом поцелуе.
Когда они оторвались друг от друга, он прошептал, дрожащими пальцами гладя ее волосы:
– Может быть, найдем другое место?
Он чувствовал, что она хотела его. Действительно хотела. Том был слегка удивлен, но в большей степени обрадован тому факту, что она досталась ему так легко, без дурацкого флирта и патетики. Вначале парень даже не надеялся, что сможет получить так много сразу. Но сейчас ему совсем не хотелось анализировать, почему Гермиона с таким рвением ответила на его страсть. Девчонка принадлежала ему.
Легкая морщинка пересекла ее лоб, и Гермиона встретила взгляд Риддла, огненный, полный желания. В ее темно-медовых глазах читалась озабоченность. Неужели она передумала? Он что-то сделал не так?
– Послушай, Том, – сглотнув, начала она. – Скажи мне честно, ты девственник?
Такого он не ожидал. Молча уставившись на нее, он ощутил, как краска заливает его щеки.
– В этом нет ничего постыдного. Просто скажи мне правду, – нежно погладив его плечо, прошептала девушка.
Риддл будто потерял голос, но потом откашлялся и заставил себя холодно проговорить:
– Разве это имеет значение?
Она прижалась к его губам в легком поцелуе, обеими руками лаская лицо, шелк волнистых волос. Это было очень приятно. Но зачем она так настаивает…
– Просто скажи мне, ты девственник или нет. Только честно, Том.
– Да. И что с того? – хрипло отозвался он.
Он чувствовал себя уязвленным. Неужели она боялась, что он окажется недостаточно умелым для нее? И какой же тогда опыт имелся у нее самой? А он-то надеялся, нет, практически был уверен, что станет у нее первым.
– Я тоже, – поспешила опровергнуть его подозрения Гермиона. – И это чудесно!
Она засмеялась, еще крепче обнимая парня. Что чудесного? Его замешательство?
Ее глаза блестели, как будто это она только что встретила ручного василиска.
– Мы сможем провести ритуал, Том, – срывающимся от волнения голосом сообщила она. – Это подарок судьбы.

– Ритуал? – его глаза сверкали так, словно он был готов съесть ее на месте в качестве особого деликатеса.
И василиск не потребуется.
– Сейчас все расскажу, – с многозначительной улыбкой пообещала девушка. – Только пойдем отсюда быстрее. Обед уже закончился.
Гермиона выскользнула из объятий Тома. Кто бы мог подумать, что ей настолько понравится целовать Волдеморта? Лучше не сравнивать. Риддл превзошел даже Виктора.
Губы Тома не принуждали, не насиловали, но тотальной вовлеченностью в процесс просто не могли не настоять на взаимности. А она, собственно, и не собиралась сопротивляться. Такому гордому человеку, как Риддл, отказывать было нельзя. Стань для него в позицию добычи – и только добычей ты и останешься, навсегда. Сейчас же зарождалось между двумя молодыми людьми куда более широкое партнерство, которое Гермиона никак не хотела разрушить своим кривлянием. В конце концов, отбросив ложное чувство вины, она призналась себе, что и сама хотела его. С того момента, как увидела его счастливую улыбку.
К тому же, чем больше энергии у него будет уходить на секс, тем меньше сил останется на душегубство. И гормоны, к счастью, влияют на мозг.
А ведь она и не надеялась, что он еще никогда… Поинтересовалась ради собственного спокойствия, смирения с неизбежным. То состояние, которое появлялось во время ритуала, должно было вызвать сильнейшие положительные эмоции и чувство свободы, несравнимые с обычным сексом. Оно могло стать одним из мощнейших ресурсных состояний* для Тома и помочь компенсации травмирующих моментов в его жизни.
Девушка расправила юбку, пригладила волосы. Критическим взглядом осмотрела Тома и поправила воротничок его рубашки. Он наградил ее удивленно-непонимающим взглядом. Но она уже направилась к двери и выглянула в коридор. Тот был пуст, и молодые люди быстро вышли из туалета.
– В библиотеку? – предложил Риддл, и Гермиона с готовностью кивнула.
Покопавшись в кармане, она вытащила две шоколадные лягушки. Одну протянула своему спутнику:
– Обед не заменит, но все же.
Том хмыкнул, но взял предложенное лакомство. Они направились к лестнице, и юноша вернулся к теме:
– Так что за ритуал?
Победная улыбка тронула губы Гермионы – еще оставалось то, чем она могла удивить его. Спасибо библиотеке благороднейшего и древнейшего семейства Блэков! Эх, знал бы Альфард… К Мерлину всех Блэков!
– Не поверишь, но я увидела ссылку на этот ритуал в качестве примера в книге о Философском камне. И мне просто повезло, что я нашла его описание. Он позволяет обрести практически физическую неуязвимость.
Риддл остановился. По глазам было видно, что он что-то пытался осмыслить.
– Неуязвимость? – наконец, с искренним изумлением, переходящим в шок, переспросил он. – На каком уровне?
– На уровне регенерации клеток. Перестроится энергетическая матрица. И на нас все будет заживать, как на оборотне, – оживленно пояснила Гермиона. – То есть порезы даже от Сектумсемпры, видимо, не оставят шрамов…
Она осеклась, встретив его пронзительный взгляд. И была готова стукнуть себя по лбу.
Не увлекайся, Гермиона! Еще одно новое для этого времени заклинание.
Он молча откусил шоколад и пошел дальше. Потрясение все еще читалось на его красивом лице вперемешку с неверием, подозрительностью, надеждой.
– Следовательно, некое омоложение организма также обеспечено, – как ни в чем не бывало, продолжила девушка, хотя руки ее слегка дрожали. – С алхимией ритуал коррелирует тем, что вовлекает две противоположные энергии, которые генерируют третью. Мужское – женское – единое. Тезис – антитезис – синтез. Рождение – смерть – возрождение в новом качестве. Неудивительно, что это магия сексуального характера, ведь только с помощью соединения мужчины и женщины зарождается новая жизнь. Причем, интересно, что маггловские ученые видят возможности омоложения тела за счет использования стволовых клеток, которые преобладают у зародыша и практически отсутствуют у взрослого организма…
Риддл издал неопределенный возглас и, кажется, поперхнулся шоколадом. Девушка почувствовала, как багровеет ее лицо. Вот когда подводит то, что она всегда выдает знания по максимуму.
Профессор Снейп, почему вы до сих пор не научили меня вовремя затыкать рот?!
Сделав глубокий вдох, Гермиона успокоила собственное волнение. Риддл откашлялся.
– Твоя широта охвата материала просто поражает, – слегка язвительно прокомментировал он.
Гермиона напоказ равнодушно пожала плечами:
– У меня были хорошие учителя.
– Магглолюбы? – уточнил он, его глаза нехорошо сверкнули.
– Практики, – скривилась Гермиона, начав подниматься по лестнице. – А библиотека одного из них так просто напичкана книгами по черной магии.
– Уж не там ли ты раздобыла описание ритуала? – слегка насмешливо предположил он.
– Точно, – подтвердила девушка. – Сейчас придем, и сам полюбуешься, что это за шедевр.
Доев лягушку, парень кивнул и, не сводя с нее внимательного взгляда, заметил:
– Странно, почему столь полезный ритуал фактически не известен?
– Я сама была удивлена, – согласилась она. – Скорее всего, потому что он крайне сложный в техническом отношении. Обычно ко времени, когда волшебники достигают подобной силы, мало кто остается девственником. К тому же, требуется высокое умение обоих партнеров. Иначе последствия могут быть катастрофическими. Только особо выдающимся магам под силу совершить подобную трансформацию.
Видя, как заблестели зелено-синие глаза, Гермиона хмыкнула про себя. О, а мы падки на лесть!
– Причем, судя по тому, с какой легкостью рассказывается о ритуале, будто о само собой разумеющимся и известном, – добавила девушка, внутренне улыбаясь, – раньше с девственностью все-таки расставались позже.
Молодые люди как раз вошли в коридор пятого этажа. И Риддл почти что неожиданно для Гермионы прижал ее к стене.
– Значит, ты чувствуешь себя особенной? – прошептал он, прожигая ее взглядом.
– Конечно! – искренне заявила девушка.
Покажите в Хогвартсе хотя бы еще одного студента-путешественника во времени? Она не просто чувствовала себя, она была особенной!
Ее полный собственного достоинства тон, видимо, впечатлил Риддла. Он улыбнулся одной из своих самых очаровательных улыбок. И прежде, чем склониться к ее губам в сладком поцелуе, заявил:
– И это совершенно справедливо.
Страстно целуя его в ответ, девушка знала, что и для него она стала особенной. По крайней мере, в том смысле, в каком выделял людей из фона закоренелый эгоист.
Но ничего, скоро добавим еще порошка сновидений, а к нему вновь шоколадку с успокаивающей микстурой… Ты должен остаться человеком, милый. К троллям хоркруксы, даешь Философский камень!

В отдалении послышались голоса, и Том с неохотой отпрянул от девушки. В какой-то момент парню даже показалось, что ему наплевать, увидит ли кто-то его обжимающимся у стены с новенькой или не увидит. В конце концов, пусть знают, что лучшая ученица Хогвартса принадлежит ему. Но с другой стороны, не дай Салазар заронить мысли, что он сам кому-то принадлежит.
Гермиона наградила его понимающей усмешкой и зашагала в сторону библиотеки. Том, помедлив, последовал за ней. Почему в ее глазах не было ни капли осуждения? Обычно все девчонки при проявлении его нежелания демонстрировать близкие отношения на людях, строили обиженные гримасы и требовали признаний в любви. От этого Том просто зверел. Кто он для них? Очередное брильянтовое украшение? И он едва сдерживался, чтобы не показать им свою кровавую оправу.
Молодые люди дошли до библиотеки и уселись в самом дальнем углу. Гермиона увеличила книгу и, раскрыв ее на нужном месте, протянула Риддлу.
Пожелтевшие страницы излучали древность, мощь и какую-то присущую только старым изданиям ауру спокойствия. Как будто они знали то, что уже давным-давно было неведомо другим.
– Магическое пособие на всю жизнь, – прочитал название Том. – Бэлфор Бейн. Так он даже не был темным магом!
– Тебя это удивляет? – слегка язвительно поинтересовалась Гермиона.
Он перевел взгляд на девушку, нахмурился. Она что, смеется над ним?
– Да, – холодно отозвался он и вновь посмотрел в книгу, открыв оглавление.
Зато теперь стало ясно, почему сей ритуал был неизвестен. Светлые, как всегда, решили скрыть свои ценности «от греха подальше». То есть подальше от таких, как он.
– И напрасно. Видимо, тебе просто не попадались стоящие издания из хорошей библиотеки, – уже серьезно отметила девушка. – Хотя ритуалы и заклинания, которые описаны здесь, и светлыми полностью назвать нельзя. Вот, например, – она ткнула пальцем в одну из строчек оглавления, – «Как украсть, не крадя», ритуал по привлечению благосостояния.
Том открыл указанную страницу и бегло пробежал по ней глазами.
– Хм, для тех, у кого времени не меряно, – с неодобрением прокомментировал он. – Если это и не светлая магия, то уж точно и не темная.
– Возможно, различий куда меньше, чем кажется, – вдруг обронила Гермиона.– Дело лишь в мотивации и намерениях. Искусство аппарировать, например, по своей сути нейтрально. Но его можно использовать как во вред, так и во благо другим. То же самое с большинством зелий и заклинаний.
Том окинул ее пронзительным взглядом. Он был с ней полностью согласен. Более того, был уверен, что и мотивации светлых и темных во многом похожи. Все хотят обладать силой и преимуществом, только каждый понимает это по-своему. Но почему девчонка задумывалась над этим вопросом? Неужели она нашла нечто привлекательное по обе стороны границы? Очень может быть.
– Есть, конечно, еще отличие в способах получения энергии, – размышляюще добавила она. – Темная магия чаще всего основывается или на собственных негативных чувствах, или на сильных чужих. А что может быть сильнее боли и страдания? Светлая же – на эмоциях позитивных, любви и радости, как своей, так и чужой. Возможно, потому она менее популярна среди сильных магов, ведь страданий куда больше в этом мире и их куда легче испытать.
Салазар! Вот это да. С одной стороны, ее замечание было вполне справедливо, но с другой… Отдавать себе в этом отчет и в то же время так спокойно рассуждать на подобную тему… Она понимает, что сказала? Сильный маг, в большинстве случаев – темный маг… Конечно, понимает.
Вероятно, прошлое Гермионы было причиной ее образа мыслей и, надо признать, совсем не детских взглядов на жизнь. С какими страданиями она столкнулась? Сколько боли перенесла? И кто посмел причинить ей эту боль?
Риддл предпочел промолчать. Лишь его пальцы почти неосознанно для него самого накрыли ее ладонь. Она повернула голову, и их глаза встретились, словно лед и пламень.
– Но история также свидетельствует о том, что знаменитые светлые маги ничуть не уступали темным. Вот только любить беспричинно не каждому по зубам, вернее, по сердцу… – не отводя взгляда, вдруг продолжила она.
Все глубже утопая в теплом, темном янтаре ее глаз, Том не мог понять, что это было. Насмешка с ее стороны?
– Разве это не оправдано? – будничным тоном отозвался он, убирая свою ладонь с ее.
Она смотрела в упор.
– А тут уже встает вопрос о цели и выгоде. Очень часто негативные эмоции просто невыгодны, себе дороже. А любовь, любовь спасла моего лучшего друга от неминуемой смерти. И это факт.
Том почувствовал, как его рот открылся, чтобы выдать что-нибудь язвительное. Но он сдержался и вместо этого проникновенно сказал:
– Чудеса случаются и в волшебном мире. Но люди сами виноваты в нынешнем положении вещей. Потому что страх влияет на них куда сильнее, чем любовь. И это тоже факт.
Глаза Гермионы полыхнули, ресницы дрогнули.
– Но это не значит, что сила любви уступает силе страха, – с убежденностью заявила она. – Хотя она и требует куда большей смелости и отваги.
– У каждой стороны есть и слабость, и сила, – спокойно ответил он. – Но как ты сама сказала, вопрос только в выгоде, которую можно получить. Если страх на людей влияет сильнее, темная магия просто удобнее.
– Но дело еще и в конечной цели, – прибавила девушка. – Иногда промежуточные средства могут сбить с курса настолько сильно, что она окажется недостижимой.
– Это уже вопрос стратегии, – заметил он. – И опять же, насколько глобальны бывают так называемые конечные цели?
– Я всегда думала, что для любого живого существа конечная цель – это счастье, – ее губы скривились в подобии улыбки.
– И какой из этого следует вывод? – пожав плечами, поинтересовался он.
– Элементарный, Том. Глупо ограничивать себя только чем-то одним, исходя из предубеждений. Нужно осознать и то, и другое. Не обязательно в полной мере испытать на себе, но, главное, проникнуть в глубинную сущность. И только тогда можно сделать осознанный выбор, адекватно оценить силу обоих путей магии. В конце концов, понять своего врага и осознать собственную уязвимую точку. Например, как можно рассуждать о слабости любви, если сам никогда не любил?
Риддл вскинул брови. И они некоторое время молча смотрели друг другу в глаза. Потом он улыбнулся. Он был частично прав по поводу ее предпочтений. Но изучить и то, и другое… вот это замашки. Когда маг становился на какой-то путь, тот засасывал его. Поскольку, чтобы осознать путь в полной мере, надо было стать его адептом. И только величайшие маги могли с легкостью входить и выходить из некой системы ценностей, определяющей путь, и менять эти системы, как перчатки. Таких и не было в современном мире. Неужели она имела в виду это? Великий Слизерин! С девочкой не соскучишься. Как красиво она рассуждала, и даже логично. Том всегда ценил эстетику, в особенности, эстетику мысли. Даже если вывод получался таким, на первый взгляд, неочевидным.
А ее подход к потере невинности прямо-таки умилял. Более того, вызывал уважение.
Видимо, это была еще одна причина, почему она нашла его и выделила среди всех. И все же было интересно, она считала привлекательным именно его или просто отыскала самого сильного мага-девственника?.. Хотя… какая разница?
– Прекрасно, давай как раз этим и займемся, – юноша перевел взгляд на книгу и вновь раскрыл ее на странице с описанием ритуала.
Гермиона последовала его примеру, заметив:
– Нумерологические расчеты я сделаю сама. А ты подумай о зельях. Вот, смотри, – пальцы девушки забегали по странице. – Их два. Самое трудное – второе.
– Ну и состав, – заметил Риддл, покачав головой. – Где мы возьмем все это? Даже набег на запасы Слагхорна не поможет найти кровь риима.
Она посмотрела на него, как на идиота. Том нахмурился. Он не знал, как реагировать, если она скажет, что привезла все ингредиенты с собой.
– Как где? Конечно же, в Лютном переулке, – само собой разумеющимся тоном заявила девушка. – Все равно до овуляции еще целая неделя.
Парень почувствовал, как замерло его дыхание, а кровь мгновенно прилила к щекам.
– Прошу прощения? – сглотнув, проговорил он.
Гермиона покачала головой и подвинула книгу ближе к нему.
– Прочитай внимательно весь текст.

* Ресурсное состояние – неврологическое и физическое состояние человека в целом, когда он чувствует себя обладающим ресурсами, например, для решения той или иной задачи, преодоления трудностей и т.д. Человек в таком состоянии владеет выбором из нескольких различных реакций и потому действует эффективно.

Детские игры

Надо же. Темный Лорд, а так смущается.
Кто ж виноват, что ритуал нужно было проводить во время определенной фазы женского цикла? Причем, на растущей Луне. К счастью, до полнолуния оставалось около десяти дней.
Гермиона наблюдала за парнем, который с интересом читал описание того гениального сумасшествия, что им предстояло пройти. Если бы знали Гарри и Рон, чем она собирается заняться! Да еще с Волдемортом… Но этот ритуал давал ей прекрасную возможность как сблизиться с Томом, так и поспособствовать приобретению им позитивного опыта в очередной момент импринтной уязвимости *. Не говоря уже про выгоду от результатов.
Щеки Риддла то заливались краской, то становились еще бледнее, чем обычно. В конце концов, Гермиона поняла, что он, похоже, явственно представил себе, как все это будет происходить. Опустив глаза, она почувствовала, что тоже краснеет. Мерлин, опять гормоны жизнь портят… Даже у умных людей… Даже у злодеев.
– Что ж, я думаю, мы в силах сделать это, – наконец, пробормотал Риддл, не отрывая глаз от страницы. – Одолжишь мне книгу на неделю?
– Конечно. Уверена, найдешь кое-что любопытное для себя, – кивнула Гермиона и почувствовала, как к ее плечу прикоснулась рука Тома, разворачивая девушку лицом к нему.
На этот раз его губы казались ненастойчивыми, обволакивающими. Поцелуй был мягкий, нежный, но он разжег в ней желание получить больше, еще. Гермиона почувствовала, как его язык проник вовнутрь и заиграл с ее языком в упоительном танце. Руки Тома блуждали по спине и шее девушки, а она погрузила пальцы в его чудесные волосы. В какой-то момент парень потянул ее к себе и усадил на колени.
Присутствовало в этом что-то одновременно и упоительное, и захватывающее дыхание, и отвратительное до гротеска – именно так бывает сладок самый потаенный, самый запретный плод. Сидеть на коленях у будущего убийцы, величайшего темного мага и чувствовать бедром его эрекцию – наверное, именно это ощущение походило на то, что испытал Том, найдя василиска. Это было ощущение власти.
Тот самый маг, что покорил смерть, теперь находился в зависимости от ее рук, губ, прикосновений. Его наслаждение принадлежало ей. Одного этого было вполне достаточно, чтобы закружилась голова.
И в то же время Гермиона осознала, что не меньшее удовольствие доставляет способность контролировать себя, не потерять здравомыслие. Поддаться соблазну, утонуть в эйфории ровно настолько, насколько требуется. Своего рода контролируемое сумасшествие…
Вся ее затея с психотерапией для Темного Лорда являлась контролируемым безумием.
Гермиона еще сильнее прижалась к Тому, хотя, казалось, сильнее было некуда. Давление бедер, ласкающие руки, страстность его губ вызывали в девушке сладко-жгучую истому. Но помимо удовольствия тела присутствовало во всем этом какое-то удивительное чувство, которое рождалось в глубинах ее души. Легкость, парение и – радость. Непосредственная, чуть ли не детская. Именно так впервые в жизни смотришь на южное звездное небо, на ледяные макушки гор в свете заходящего солнца, на темно-синюю бездну океана.
Поцелуй заглушил стон Тома, и она сама чуть не застонала в ответ. Но тут совсем другой звук вмешался в неожиданную гармонию.
– Кхм… Кхм…
Гермиона повернула голову. Облик девушки, смотрящей на них с откровенным неодобрением, показался ей смутно знакомым. Затянутые в тугой пучок темные волосы, строго поджатые губы, значок старосты…
– Ты что-то хотела, МакГонагалл? – ангельско-вежливым тоном осведомился Том.
Если бы Гермиона не была так поражена юному, красивому виду ее бывшей-будущей деканши, она бы, наверняка, прыснула. Мда, этот парень – потрясающий актер.
– Риддл! – едва сдерживая возмущение, процедила гриффиндорка. – Ты староста Слизерина! Какой пример ты подаешь остальным?
– Это просто случайность, Минерва. Признайся честно, ты бы предпочла увидеть парней со своего факультета в обнимку с девушками или подкарауливающими других учеников и нападающими целой бандой на одного? – с практически неуловимой насмешкой отозвался Том.
– В библиотеку ходят, чтобы заниматься! Школьной программой, а не развратом! – гневно отпарировала она.
Гермиона решила вмешаться. В конце концов, это была ее декан и директриса, член Ордена Феникса обоих составов. Вот с кем она могла действительно подружиться… Наверное. Но нельзя. Чем дальше от будущих знакомых – тем лучше.
– Минерва, уверяю тебя, мы занимались, – мягко заявила Гермиона, указывая на раскрытую книгу. – Это был лишь минутный порыв. Каждый может поддаться чувствам. И мы уже уходим.
МакГонагалл строгим взглядом окинула девушку с ног до головы, когда та встала с колен Риддла. Черты старосты слегка смягчились.
– Кхм… Мисс…
– Гермиона Гаррисвилль.
– Надеюсь на ваше благоразумие, Гермиона, – с холодной вежливостью проговорила МакГонагалл. И глядя, как Том поднялся вслед за девушкой и положил руку на ее талию, прибавила: – Если уж Риддл совсем потерял голову.
С этими словами она развернулась и быстро скрылась за стеллажами книг.
– Твой ответ звучал истинно по-гриффиндорски, – с усмешкой заметил Том.
– Хорошо, что это была она, а не другие гриффиндорцы, – покачала головой девушка. – Или еще того хуже, твой фан-клуб. Мне, знаешь ли, все-таки дороги мои духи.
Риддл улыбнулся, обворожительно, лучезарно, с зелено-синими искрами в темных глазах.
– Гриффиндорцы? Фан-клуб? В библиотеке по воскресеньям?
Гермиона неодобрительно хмыкнула:
– Все равно нам надо быть осторожней.
– Я знаю, – согласился Риддл, к его улыбке прибавилась ирония. – Просто это был… как ты там сказала по-гриффиндорски? Минутный порыв.
Она засмеялась, но быстро вновь стала серьезной:
– Идем, Том. Думаю, наше с тобой соглашение вступило в силу.
Он молча кивнул и, наградив ее долгим взглядом, сделал приглашающий жест рукой.

В гостиную Риддл вошел в одиночестве. Гермиона распрощалась с ним где-то в районе третьего этажа, и его это вполне устроило. Он и так слишком много времени провел в компании. Хотя, к собственному удивлению, не особо-то ей и возражал. Обычно Том ценил одиночество, поскольку именно в эти моменты он мог спокойно предаваться раздумьям, не отвлекаясь на комментарии тупиц.
Парень присел на диван и, удобно устроившись в его расслабляющей мягкости, на минуту закрыл глаза. Все произошедшее походило на сон. Волнующий и острый, словно летний мед, словно майская гроза над головой. Чем отличался сон от реальности? Где заканчивалось одно, а начиналось другое? Вдруг он все еще спал, а те странные пренатальные переживания были сном во сне? Поскольку все происходящее по своей невозможности мало чем отличалось от его регулярных в последнее время ночных реминисценций.
Рядом с Томом на диван что-то шлепнулось. Парень лениво открыл глаза. На поверку это что-то оказалось Эйвери.
– Том, пойдем, мне надо что-то тебе показать, – с загадочным видом заявил тот.
Слишком довольная мордаха приятеля Риддлу совсем не понравилась. Но что ему показалось еще более подозрительным – это то, что он не имел ни малейшего представления о предмете разговора. Обычно Том всегда был в курсе происходящего. А если не знал точно – по крайней мере, подозревал. Мда, стоило всего пару дней загулять с девушкой…
– Надеюсь, это что-то того стоит. Я собирался читать, – вставая, слегка раздраженно буркнул он.
– О, ты не пожалеешь, – с плохо скрываемой насмешкой протянул Эйвери.
Том молча кивнул и направился в спальную комнату. Приятель последовал за ним и, войдя вовнутрь, плотно закрыл за собой дверь.
– Смотри. Это нашла Бренвенн на кровати одной особы и показала Лукреции, та позаимствовала и отдала Розье, а Розье передал мне, – парень вытащил из кармана какую-то белую тряпочку. – Догадаешься, кто хозяйка?
Сотня мыслей пробежала в голове Тома, одна невероятней другой. То, что речь шла о Гермионе, было очевидно. Но причем тут этот странный кусок материи?
– С Бренвенн и так все ясно. Но вот не думал, что у благороднейшего и древнейшего семейства Блэков в моде воровать чужие вещи. Зачем Лукреции понадобилось красть эту тряпку у Гаррисвилль? – вскинув бровь, ледяным тоном поинтересовался он.
– У Гаррисвилль. Но не тряпку, – иронично скривился Эйвери и растянул на руках это нечто, которое далеко не сразу идентифицировалось как нижнее белье. – Мы подумали, что это будет для тебя приятным сувениром.
Ощущая, как внутри взрывается огненный фейерверк гнева, Том молча смотрел на кружевные трусики, которые представляли собой небольшой треугольник ткани и несколько тонких тесемок. Ну, все, друг, ты нарвался…
– Интересная материя и фасон, не правда ли? – в том же тоне продолжал Эйвери, не заметив, какой яростью полыхнули потемневшие глаза приятеля. – Представь, что это надето у нее под юбкой и врезается в попку… Салазар, хочу в Америку!
Резким движением Риддл вырвал трусики.
– А не лезть не в свое дело ты не хочешь? – сквозь зубы прорычал он, выхватывая палочку.
Ирония еще не сошла с губ Эйвери, как Том взмахнул рукой в элегантном движении.
– Obliviate!
И оставив приятеля недоуменно хлопать глазами и хмуриться в попытках что-то вспомнить, Риддл стремительно вышел из комнаты.
Идиоты! Детский сад! Салазар, объясни, как с такими умственно-отсталыми помощниками он сможет добиться хотя бы чего-то значительного?
Том нашел свою первую жертву в школьном дворе, где Розье стоял у фонтана и увлеченно, смачно целовался. Презрительно глядя, как руки семикурсника игриво шарили по заду девушки, парень громко покашлял.
Девчонка пугливо обернулась. Кажется, она была с шестого курса Равенкло. Руки юноши стремительно покинули ее мягкое место, как только до него дошло, кто именно прервал их пикантное времяпрепровождение.
Риддл поманил его рукой, и Розье, что-то шепнув на ухо девушке, быстро от нее отстранился. Та наградила Тома, он мог поклясться, вовсе не гневным взглядом и, вертя облапанной попкой, медленно скрылась за углом. Как же он презирал этот девчачий взгляд! Щенячий восторг и алчность, заигрывание и предложение себя. Как будто ему были нужны эти малолетние шлюхи.
Розье спешно подошел к Риддлу с вопрошающе-ожидающим выражением лица. Его глазки мельтешили, словно он что-то пытался сопоставить. Несмотря на два года разницы в возрасте молодые люди были примерно одного роста, и Том прекрасно понимал, кто из них более значимая фигура.
Выдержав паузу, Том ровным голосом спросил:
– Тебе знакомо это?
И он продемонстрировал белый кусочек ткани, помахав трусиками прямо перед лицом покрасневшего парня.
– Э-э-э… да. Что-то не так, Том?
Риддл улыбнулся своей самой холодной, самой угрожающей улыбкой.
– Помнишь, чему я вас учил на последних занятиях? – вкрадчиво осведомился он.
– Конечно, помню, – нахмурился Розье.
– Умница. Так вот и попрактикуешься в заклинании забвения, – глядя в расширившиеся глаза приятеля, приказал Том. – На всех, кто имеет хотя бы какое-то представление об этом предмете.
– Но… Лукреция обещала никому не говорить, – пробормотал Розье. – Тебе не о чем беспокоиться.
Да, как бы не так, не сказала она.
– В этом случае твоя задача сведется к самой Лукреции… – теперь Риддл уже угрожал, зло, хищно, в полном ощущении собственной силы. – Если ты не хочешь, чтобы потренировался я… и не на Блэк.
Розье отвел глаза, и Том заметил, с какой неохотой он подчиняется приказу. Лукреция, дескать, его хорошая подруга. И напрасно, ох, как напрасно!
– Я тебя понял, Том, – тихо сказал парень. – Что-то еще?
Риддл отрицательно покачал головой, и тот побрел в сторону входа.
– И, Розье… – семикурсник обернулся, – перед тем как сотрешь память Лукреции, передай ей от меня, что ее намерения не достигли своей цели.
Парень кивнул и исчез за углом.
Какие все-таки настойчивые эти Блэки. И как они упорно кучкуются друг с другом!
Чем еще они постараются опозорить в его глазах Гермиону, вызвать подозрения и неодобрение?
Но если бы не дура Бренвенн…
Том подкараулил ее перед ужином в темном участке коридора, ведущего из гостиной. Зажав рукой рот, резко потащил девушку за колонну. И прижимая ее к стене своим телом, быстро прошептал:
– Silencio!
В глазах Флинт он с отвращением прочитал панический ужас одновременно с каким-то хищным восторгом, уродующим черты ее и так ничем не примечательного лица. Он с яростью приставил палочку к немому горлу, и Бренвенн была вынуждена приподнять подбородок, спасаясь от боли.
Том чувствовал, что если эта сучка опустит глаза и посмотрит на него еще раз таким взглядом, он забудет все правила и пошлет ей Авада Кедавру. Из ее собственной палочки. Пусть потом говорят, что она сдохла, покончив с собой из-за неразделенной любви к нему.
Но девушка даже и не думала шевелиться, откровенно дрожа и сильно вжимаясь в стену в попытках отстраниться от объекта своих воздыханий.
– Внимательно слушай меня. Повторять я не буду, – яростно прошипел Том. – Если еще раз твои чрезмерно любопытные ручки прикоснуться к вещам Гаррисвилль или ты как-то причинишь ей вред, тебя сожрут змеи, которым я с удовольствием скормлю такую подлую дрянь. Все понятно?
Бренвенн судорожно закивала. И Том хрипло, угрожающе прибавил:
– А если ты хоть кому-то расскажешь о нашей беседе, смерть тебе покажется желанной целью. Обещаю тебе. Поняла?
Девушка продолжала кивать, ее сотрясали бесшумные рыдания. Красивые черты юноши скривились в презрении. Он смотрел на потомственную аристократку с брезгливостью, словно на вшивую, грязную попрошайку.
– Furunkulos!
Парень намеревался потренироваться на мерзкой замухрышке в техниках модификации памяти, чтобы ей не повадно было переходить дорожку кому бы то ни было, кроме гриффиндорцев, и она ни в чем не обвиняла его. Но сейчас был не подходящий момент. Он это сделает чуть позже, через несколько дней.
И даже не подумав снимать с Бренвенн заклятие неслышимости, и едва взглянув на уродливые нарывы, покрывшее ее лицо, Том Риддл вышел из-за колонны и быстрым шагом продолжил свой путь.

Том. Почему ей не верилось, что волшебная круговерть в ее душе вызвана им, будущим красноглазым монстром, убийцей? Его упоительные ласки, его мягкие губы, взгляд, который уносил в обморочную бездну… Будто что-то рушилось, рвалась какая-то завеса на его душе, когда он целовал ее. Его волнистые волосы, юношески-трепетное тело, ангельское лицо словно неосознанно стремились к недополученной в детстве нежности. Так хотелось прижать его крепко-крепко, защитить от злого, слепого мира, от жестокой судьбы, от самого себя. Но хотел ли этого он сам? Разумеется, нет. Если только там – в той остро-звонкой бездне небес, куда они попадали через портал страсти.
Риддл вошел в Большой зал, когда Гермиона допивала последние капли сока и уже собиралась уходить. Улыбнулась ему едва заметно и на этот раз искренне. Том ответил кивком, но его лицо оставалось напряженным, даже мрачным. Он был другим, когда они расставались несколько часов назад. Что могло испортить его настроение? Какие он решал вопросы, проложившие морщинки между его бровей?
Воистину, загадочный Риддл. О Мерлин, что с ней будет, если он пойдет по старому пути, ведущему в тупик, убивающему веру?
Покинув Большой зал, Гермиона прямиком направилась в спальню. Но погрузиться в завораживающие воспоминания ей не дали. Девушка не сразу поняла, почему худенькая фигура Бренвенн, сидящей на кровати и легонько раскачивающейся из сторону в сторону, показалась ей такой неестественной. Лишь увидев обезображенное лицо, от которого Флинт на миг отняла ладони, она осознала, что однокурсница стала жертвой проклятия.
– Бренвенн! Кто это сделал? – Гермиона бросилась к несчастной девушке.
Но та посмотрела в ответ с таким ужасом, будто на ее месте материализовался Кровавый Барон. Рот Бренвенн открылся, словно она кричала, но ни один звук не нарушил тяжелую тишину.
Глаза Гермионы расширились в понимании, она выхватила палочку, и через несколько мгновений крик слизеринки могли услышать чуть ли не в башне Гриффиндора.
– Кто это сделал? – заботливо кладя руку на плечо, повторила Гермиона.
– Уйди от меня! – с ненавистью рявкнула Флинт, отталкивая ее со всей силой.
В этот момент в комнату ворвались Финелла и Роуз. В ужасе уставились на обезображенную подругу и на Гермиону, застывшую у противоположной кровати с палочкой в руке.
– Бренвенн?! Что случилось? – заорала Хиггс, кидаясь к девушке.
– На ней было заклятие неслышимости, – все еще находясь в легком шоке, пояснила Гермиона. – Я его сняла.
Происходящее ей не нравилось. Почему Бренвенн оттолкнула ее, но вовсе не возражала против заботливого кудахтанья Финеллы?
Роуз Яксли хмурилась, ее серые глаза недобро сверкали.
– Кто это сделал? – потребовала она ответ.
– Не твое дело, – зашипела на нее Бренвенн.
Что случилось с этой тихой девочкой? Проявились качества истиной слизеринки? Кому же, во имя Мерлина, понадобилось причинять вред ребенку?
– Ее надо отвести в больничное крыло, – подавляя растерянность в голосе, заметила Гермиона.
– Да, Бренвенн, она права. Потом все расскажешь, если захочешь, – согласилась Хиггс и потянула подругу с кровати.
Поддерживаемая Финеллой, та поднялась и на полпути к двери обернулась к Гермионе:
– Держись от меня подальше вместе со своим… своим… – голос девушки сорвался, и, всхлипнув, она скрылась за дверью.
Кровь отхлынула от лица Гермионы. Невидяще смотря вслед однокурснице, она чувствовала, как прерывисто бьется сердце. Том. Что ты опять натворил, Том?
– Ты в курсе происходящего? – вкрадчивый голос Яксли вывел ее из оцепенения.
Гермиона повернула голову и встретила пронзительный взгляд глубоко посаженных серых глаз.
– Настолько же, насколько и ты, – покачав головой, отозвалась она. – Я была с Риддлом, потом вернулась в библиотеку. А после ужина – сразу сюда.
– Бренвенн не было в Большом зале. А Риддл почти опоздал, – вскинув бровь, заметила Роуз.
Стараясь не выдать своего рвущегося волнения, Гермиона равнодушно пожала плечами:
– Многих не было на ужине.
Яксли хмыкнула в своей привычной уже, ехидной манере и заявила:
– Расслабься. О делах Риддла лучше не говорить, себе дороже, – и она кивнула на дверь, как бы напоминая о Бренвенн.
– Не знаю уж, как могла такая тихоня пересечь дорожку Риддлу. Но это не объясняет, почему она и меня подгребла под те же грабли, – с невеселой усмешкой отозвалась Гермиона. – Не считает же Бренвенн нас парой?
Роуз рассмеялась. Порывшись в тумбочке, она достала коробку конфет и пригласила однокурсницу присесть на кровать.
– Ты первая, кто ходил с ним на свидание дважды, – разворачивая цветную обертку, с легким сарказмом сказала она.
Гермиона застонала. Но вкус карамели во рту вдруг напомнил его поцелуй. Такой сладкий, такой вредный для здоровья…
– Ага, краснеешь, – с добрым злорадством отметила Роуз, и девушка фыркнула в ответ.
– Мы были в библиотеке, а не на свидании, – ровно возразила она, поправляя черный подол юбки.
Почему она оделась сегодня так торжественно-мрачно? Только ли из-за того, чтобы не запачкать светлую одежду в сырых закоулках Тайной комнаты?
– Ну, а где ж еще может быть свидание двух заучек? – с показной серьезностью заявила Роуз.
И обе, не выдержав, рассмеялись.
– Ладно, тебя переубедит лишь время, – наконец, сдалась Гермиона и поднялась на ноги. – Пойду-ка я в душ и почитаю перед сном. Общение с Риддлом – это постоянный тест на сообразительность.
– И тебе это нравится, – покивала проницательная слизеринка. – Ему, видимо, тоже.
Гермиона покачала головой и, не желая больше продолжать разговор на столь зыбкую тему, направилась в ванную. А Яксли, естественно, побежала смаковать сплетни.
Мерлин, что же такого непростительного натворила Флинт?

* Импринт – это значительное событие (последовательность, программа действий), из которого сформировалось убеждение или ряд убеждений. Импринты могут быть важным позитивным опытом, который приводит к полезным убеждениям, или могут травмировать, быть проблематичным опытом, который приводит к ограничивающим убеждениям. В генетически определенные моменты импринтной уязвимости мозг обязан принимать эти более или менее жестко заданные программы.

Бремя ответственности

Риддл долго не мог уснуть. Его мысли постоянно возвращались к умной, но странной слизеринке, с которой его связало неожиданно так много. Она была тем подарком судьбы, что он намеревался использовать… по полной программе. Салазар, наверное, Бог все же не просто так придумал женщин. Гермиона держалась с ним спокойно, по-дружески, но в общении с приятелями его никогда не захватывало подобное острейшее ощущение собственной значимости, тотальной избранности. Как будто на всем белом свете есть только ты, и ты один. Когда мужчина признает власть другого мужчины, он вручает последнему лишь свою вассальскую преданность, становясь его слугой. Но когда это делает женщина, она отдается всем существом. Становясь просто – его.
И совершенно неважно, что Гермиона носит под юбкой экзотичный кусок кружавчиков, который он, несомненно, вернет. Чуть позже.
Совсем скоро он увидит это на ней. И просто ее, без этого.
И никакой Блэк ему не помешает.
Мерлин тебя побери, Альфард! Куда ты лезешь?
Риддл не сомневался, что именно однокурсник стоял за всеми этими глупыми, провокационными выходками сестренок Блэк. Даром что Вальбурга с Лукрецией были на два года старше. Хорошо, что хватило ума не вовлекать малолеток Ориона и Сигнуса…
Но почему именно сейчас? Альфард и раньше не одобрял его идеи, своим упорством чуть было не заронив сомнения в некоторые умы по поводу «Вальпургиевых рыцарей». Но никогда не вступал в открытое противостояние. Неужели он что-то свое разглядел в Гермионе? Или, не дай Салазар, подслушал разговор на берегу?
Хуже всего было то, и Альфард это прекрасно понимал, что докатись разборки до прямой конфронтации – все легко списывалось на невинный розыгрыш. На одну из тех дурацких шуток, клоунских выходок, до которых Блэк был так горазд. А, может, все это и было просто тупой, идиотской шуткой?
Как бы то ни было, Том не собирался предпринимать активных действий. Хватит с Блэка амнезии Лукреции. Пусть задумается, если дорожит своими собственными воспоминаниями…
А за это время уже произойдет то немыслимое событие, о котором он днем раньше даже не мог и подумать. За их с Гермионой страстью друг к другу стояло что-то животное, но в то же время глубоко правильное, доведенное до эстетства золотого сечения, до совершенства. Запах девушки, вкус ее бесстыдных губ из глубин подсознания высвобождал вечные инстинкты жизни. А сознание расширялось до бескрайних высот ясного, безоблачного неба. И казалось – одного лишь глотка не доставало, чтобы понять что-то архиважное, приобщиться к главной тайне бытия…
Поскорее бы все случилось. Непривычная одержимость пройдет, он успокоится и займется делами поважнее. И сны…
Том заснул незаметно для себя, следуя за все более и более расплывающейся дымкой мыслей и образов.
Он словно качался на волнах.
– Я люблю тебя, милый. Ты нужен мне.
Голос матери лился мягко, успокаивал, обволакивал, укутывал теплом. Тело и сознание пребывали в бесконечной неге, райском блаженстве. Это чувство все длилось и длилось, без конца и без края. И даже начало казаться вечностью.
И тут мир словно перевернулся. Все сотрясалось вокруг, клокотало кошмарными конвульсиями, живым воплощением инфернального ужаса. Безысходность. Так хочется жить! Как вернуть потерянный рай? Мама!
– Я здесь, милый. Потерпи. Все временно, все закончится. Нужно только подождать. Доверься мне и самому себе, мой храбрый мальчик. Любое горе не вечно.
Слова матери, тот светлый поток чувств, что они несли, помогли ему постепенно расслабиться и без дрожи ожидать своей участи. Больше всего пугала именно неизвестность. Даже с самым страшным кошмаром можно было справиться, если иметь представление о его истоках и природе. Но слова и чувства матери являлись для ребенка фактически тем же генератором покоя, что и знание.
И ад, действительно, кончился. Но вовсе не возвращением в покой и защищенность. Кто выдумал дуализм, тот был прав, но в то же время как жестоко ошибался! За рай нужно было бороться.
Он чувствовал, как мощная волна несет его куда-то вовне, от маминой защищенности, от привычного тепла. Было тесно, узко, активно. А в конце – вновь неопределенность.
– Мой милый, уже совсем недолго. Не сдавайся, мы справимся вместе. Я буду любить тебя, где бы ты ни был, родной. Ты скоро обретешь новый мир, неизведанный и прекрасный.
Он был не один в мучительной борьбе…
И вдруг границы континуума расширились в немыслимую бесконечность. Острое чувство пространства. Ослепительный свет. Мир огромен!
Он ощутил нежные руки, тепло, что-то очень приятное на губах. Защищенность и покой. Бояться нечего.
– Весь мир открыт для тебя, Том. Все дороги тебе по силам. Нужно только принять свободу.

Гермиона долго не могла прийти в себя после памятного сна Тома Риддла. На другой день она вновь подкинула ему порошок сновидений, но мелкие кошмарики из приютской жизни последующих ночей не могли затмить в ее голове ошеломительную сцену родов. Появления на свет живого существа. По совместительству – душегуба.
Ее саму чуть не скрутила страшная боль. Еще бы, веселая роль его мамочки. Но что это было, запоздало проснувшийся талант к эмпатии? Ощущения Меропы?
Да, она могла поздравить себя, теперь парень получил позитивный опыт по всем четырем пренатальным матрицам. По всем стадиям родового процесса, который потом копировался в поведение человека в аналогичных ситуациях, в его восприятие мира. Теперь у Риддла частично отсутствовало негативное импринтирование *. Что не могло не повлиять коренным образом на его мироощущение. А логика впоследствии должна была ему объяснить, почему он чувствовал именно так. Сам человек мог убедить себя куда лучше всех окружающих вместе взятых.
Но как бы то ни было, после выхода из сновидения парня Гермиона почувствовала острые рвотные позывы. Ринувшись в туалет, она едва успела наклониться, чтобы проблевать ужин не на пол.
А потом вдруг поняла, что просто не может. Не может продолжать этот фарс. Вся пресловутая гриффиндорская решимость вдруг покинула ее в тот момент, когда была нужнее всего. Закон подлости. Ну, почему не взять себя в руки?
Одно дело играться просто так, а другое… она поняла, осознала во всей нелицеприятной наготе тот факт, что взяла на себя ответственность за жизнь. Реальную, настоящую жизнь, к появлению которой на свет таким нестандартным образом стала причастна. Не важно, что это жизнь извращенца, помешанного на садизме.
И что же делать? Покинуть Хогвартс навсегда? Убежать в Америку к «родственничкам»? На Северный полюс? В пещеру Равенкло?
А тут еще последней каплей стала пропажа ее любимых кружевных трусиков. И так нормального белья в этой отсталости не наблюдалось…
Том догнал ее в подземельях на пути с зельеварения. Потянул за руку в какое-то ответвление коридора, о существовании которого Гермиона и не догадывалась. Два дня они практически не общались, лишь пару раз спешно поцеловались, скрывшись за библиотечными полками. Если бы не порошок сновидений, девушка и тогда бы улизнула. Она старалась незаметно избегать его, да и Риддл, похоже, был занят своими делами.
Но сейчас Гермиона бессильно чувствовала, как ее спину накрепко прижали к каменному холоду стены. Порывистый поцелуй на губах. Настойчивые пальцы приподняли подбородок.
Потребовалось не усилие – сверхусилие – чтобы Гермиона смогла встретить взгляд до боли знакомых глаз. Зелено-синие, пронзительные, они смотрели на нее в упор, не давая права на побег. И мелькала в них за ледяной хрустальной завесой какая-то искра озабоченности, вопроса, посвященная только ей и ей одной. Девушка вдруг отчаянно поняла, что уйди она теперь, эти глаза будут преследовать ее всю жизнь. Не багровые глаза Волдеморта, а вот эти, холодно-пьянящие, огненно-испытующие глаза Тома Риддла. Человека, чью судьбу она осмелилась взять в свои руки.
И в этот момент она осознала, что ответственность – это не пустое слово, которым прикрывают свое нежелание вмешиваться, свое бессилие. Ответственность проявлялась в реальном действии по отношению к другому, которое было необходимо совершить или же не совершать никогда. Делать или не делать. Глаза Тома потемнели. И в этот миг она прижала свои губы к его губам. Дыхание смешалось, весь мир вокруг померк. Гермиона целовала его так, будто в последний раз, словно он был высшей ценностью, а она любила его.
– Ох, – только и сумел выдохнуть Том, когда они оторвались друг от друга.
– Давай встретимся после занятий в библиотеке, – с легкой насмешкой, преимущественно, над самой собой, предложила девушка. – Я покажу тебе расчеты.
– Я тоже кое-что сделал, – согласился Риддл, самодовольно ухмыльнувшись. – А пока…
Губы прильнули к ее губам, вновь поражая своей мягкостью, и в то же время упругостью, ненавязчивостью, но жаждой. И потом она уже не осознавала, как двигаются их бедра, переплетаются руки, играют языки.
Все закончилось раньше, чем ей хотелось бы. И Тому, очевидно, тоже. Но он первым отстранился от девушки. Хорошо, хоть кто-то из них сохранял самоконтроль. Жаль, что это была не она.
– До встречи, – с веселыми искрами в глазах, с полуусмешкой-полуулыбкой прошептал парень.
Кивнув Гермионе, он быстро скрылся за углом. Спустя пару минут она последовала за ним.
Девушка появилась в Большом зале, когда практически все уже вовсю разделывались с эльфийской стряпней. Том, явно, был в ударе. Он что-то бойко рассказывал приятелям с глумливой улыбкой на губах, а в ответ те от смеха давились тыквенным соком.
Но далеко не все разделяли веселье Риддла. Бренвенн вяло ковырялась в своей тарелке. Лицо девушки походило цветом на грязно-серый мартовский снег. Мерзкие фурункулы больше не украшали его, но последствия стресса проходили куда медленнее. Альфард даже ни разу не посмотрел на Гермиону. Его темные, отточенные брови хмурились, а на лице застыла маска красивой, аристократической холодности. Вальбурга с желчным видом что-то вещала Лукреции. Еще б чуть-чуть визгливости – и был бы в точности портрет ее престарелого двойника. И лишь Роуз Яксли полностью сохранила свою привычную манеру саркастично-проникновенного общения, с львиной долей сплетен и цинизма. Но девушка порадовалась и этому. По крайней мере, до того момента, как тощая однокурсница наклонилась к ее уху:
– Говорят, Риддл что-то не поделил с Блэком.
Между бровей Гермионы мелькнула морщинка:
– С Альфардом?
– Нет. С Орионом. Вальбургу, – ядовито отозвалась Роуз. – Конечно, с Альфардом. Может, дело в тебе, Гермиона?
Девушка посмотрела на соседку как на пациентку Святого Мунго и нетерпеливо пожала плечами:
– Том прекрасно знает, что я… – она осеклась.
Роуз вскинула брови:
– Что же именно знает Том?
– Что я не рассматриваю их как конкурентов.
Яксли хмыкнула:
– Видимо, Альфард этого не знает. Потому что именно он начал ссору.
Гермиона покачала головой, с грустью вспоминая свои встречи со знаменитым Виктором Крамом и злую ревность Рона.
– Так что произошло?
– Никто толком не знает. Видели только, как Блэк выхватил палочку и наставил на Риддла, а тот лишь что-то сказал в ответ и ушел.
Гермиона похолодела. Что же такое страшное мог сказать Риддл, что Альфард так просто остановился? Неужели это все-таки связано с ней? Том рассказал об их отношениях? Девушка покосилась на высказывающего очередную колкость парня. А что, возможно. Ради победы Риддл не останавливался ни перед чем. К тому же, как был сладостен, наверное, для него этот змеиный укус!
Но все же что-то большее стояло за этим противостоянием. Намного большее. Если вспомнить, что в ее варианте мира Блэк умер достаточно молодым… не перешел ли он дорогу Тому? Но в чем? В Ордене Феникса Альфард замечен не был. Однако оставил наследство своему племяннику-изгою, в будущем одному из самых активных и пламенных противников Волдеморта. Помудрел, видимо, ближе к смерти.
– Я не думаю, что дело во мне. Это слишком мелочно, – наконец, заключила Гермиона.
– Ага, – покивала Роуз с таким многозначительно-ехидным выражением лица, что девушка поморщилась.
Как же примитивно мыслят мозги даже самых сообразительных. Наверное, поэтому никто в школе и не сумел раскусить Тома Риддла. Увидеть за обычной группировкой малолеток ростки куда более убийственного и ужасного, призрачный свет черепа со змеей, черной метки.
Всю последующую историю магии Гермиона слушала вполуха. То, что она знала предмет на превосходно, никак не помогало отвлечься от размышлений о странной ссоре. Не дай ей Мерлин перерасти во что-то большее…
Расстроенная, Гермиона медленно побрела в библиотеку, едва не забыв по дороге заскочить в туалет побрызгаться духами и поправить прическу.
Том уже ждал ее. И девушке почему-то неудержимо захотелось стереть самодовольную ухмылочку с красивого лица. Интересно, высоко ли он оценит ее методы, если подойти – и со всего размаха по этому самому красивому лицу. А можно и не по лицу. Но тоже весьма красивому месту. Стоп, Гермиона.
Усевшись рядом с ним за парту, девушка заработала пару тяжелых взглядов с лошадиными дозами ненависти. Фан-клуб душегуба был в своем репертуаре. Состряпав на лице маску истинной слизеринки, она достала из сумки пергамент.
– Вот, смотри. Это расчеты для заклинания. А вот этот для зелья.
Том перестал улыбаться своему фан-клубу, подвинул свиток к себе и пробежался по нему взглядом.
– О, число жизненного пути, – оживленно заметил он. – У меня семь, а у тебя девять.
Когда он произносил «семь», весь его вид так и кричал о нарциссическом самолюбовании. Как же она раньше не подумала, это же еще одна причина семи хоркруксов! 31+12+1926 =7
– Интересное у нас получается сочетание, – между тем довольно вещал Том. – Семь и девять: исследователь высот метафизики и глобальный реформатор. Сочетание внутренней мудрости и космического сознания… Хочешь помочь всему миру, Гермиона?
Вопрос застал девушку врасплох. Имел ли он под собой глубокий подтекст? Что Риддл подозревал? С трудом взяв себя в руки, девушка выдавила ухмылку:
– Пользуйся моей склонностью к филантропии, Том. Все посмотрел?
И она указала на расчеты.
– Придраться не к чему. Великолепно, – ослепительно улыбнулся Риддл и положил руку на ее колено.
От неожиданности девушка чуть не подпрыгнула. Хорошо хоть парта скрывала его наглость от глаз не менее наглого фан-клуба.
– Лучше проверь еще раз, – язвительно заметила она.
– Проверю, – проникновенно отозвался Риддл.
Он поймал ее взгляд. В его глазах плясали чертики. Гермиона состроила авадо-непробиваемое лицо, и он, наконец, убрал руку.
– Что с зельями? – строго поинтересовалась девушка.
Том выложил на стол исписанный пергамент.
– Я составил список всего, что нам понадобится. Не правда ли, впечатляет?
– Да, продавцы на нас разбогатеют, – протянула Гермиона, прикидывая, на сколько галеонов придется разорить Ровену.
Лицо Риддла вдруг стало серьезным, и он склонился к девушке, чуть не касаясь губами уха:
– Ты не боишься променада по Лютному переулку?
– Я уже испытала это, не волнуйся, – хмыкнула она, с отвращением вспоминая уродливые толпы мрачных личностей.
Но что не сделаешь ради бесценных книг о Философском камне и поиска любых источников информации о хоркруксах? Среди легальных изданий нашлись по теме только исследования Гермеса Трисмегиста и одна приличная работа по основам алхимии. Остальные книги были совершенно несерьезными.
Риддл наградил ее оценивающим взглядом, и ей даже показалось, что в нем читалось уважение. Да, сильных уважать легко, куда сложнее – слабых и беспомощных.
Неожиданно для девушки Том улыбнулся:
– Я собираюсь делать домашнее задание по зельям. Присоединишься?
Удивленная Гермиона молча смотрела на него, пока ее губы сами собой не прошептали «да».

* См. примечание к предыдущей главе.

Лютный переулок

Субботнее утро было хмурым. Сентябрьское небо, затянутое мрачными тучами цвета потемневшего серебра, застыло в предвкушении дождя. И даже ветер, казалось, не вмешивался в это тягостное ожидание.
Том встретился с Гермионой рано, сразу после завтрака. Девушка заявила, что путешествие в Косой переулок она берет на себя. И парень надеялся, что нарушительница правил придумала лучший способ передвижения до Лондона, чем верхом на метлах.
Его надеждам суждено было оправдаться. Сначала Том немного удивился, когда Гермиона потащила его на четвертый этаж, к статуе одноглазой горбуньи. Но каково же было его изумление, когда там открылся потайной ход. Неизвестный и куда более удобный. Позор ему, сначала Тайная комната, теперь это. Но он был готов поклясться бородой Салазара, что причина подобного всезнания лежала куда глубже, чем сказки загадочного друга девушки. Возможно ли, что Гермиона натолкнулась на древнюю книгу про Хогвартс? Кого-нибудь из основателей? И уж не самого ли Слизерина? Иначе дело было еще запутанней. И хуже.
Потайной ход закончился неожиданным сюрпризом. «Сладкое королевство» пахнуло в нос вкусными запахами, а глаза разбежались по полкам с яркими конфетами. Гермиона купила засахаренных ананасов и шоколадных лягушек и припрятала их в карман своей длинной, черной мантии. Том хмыкнул при мысли, что у большинства женщин это уже не лечится. Она опять начнет его подкармливать. В далеком детстве ему всегда совала сладости старушка-воспитательница, упорно не веря дурным слухам о милом мальчике…
Из «Сладкого королевства» Гермиона потащила его в магазин одежды, где заставила выбрать длинную, черную мантию с капюшоном, очень напоминающую ее собственную. В таком наряде легко было скрываться от посторонних глаз. И Том предпочел не доставать то подобие мантии, что лежало уменьшенным у него в кармане. Риддл уже давно не покупал поношенные вещи. Еще с лета прошлого года он навострился использовать чью-нибудь чужую волшебную палочку для собственного небольшого обогащения. Было нетрудно незаметно позаимствовать ее у какого-нибудь ротозея и урвать приличный куш. Но именно для походов в это прибежище тьмы и использовались те лохмотья, что делали его похожим на среднестатистического обитателя подобного места.
Новая мантия была добротней всего того, что он носил ранее. На первый взгляд, простого фасона, она была сшита из тончайшей шерсти превосходной выделки, практически ничего не весила, но могла согреть в самый холодный день.
– Нас не должны узнать, – коротко прокомментировала девушка свои действия. – Безопасность дороже не только галеонов.
Том предпочел с ней не спорить, хотя и было что-то в этом некрасивое. Но с каких это пор он считал себя джентльменом? Внешне – сколько угодно, а вот внутренне… одна из формальностей общества, опять же предназначенная для управления его членами. Тем более, финансирование операций являлось частью сделки.
– Как мы попадем в Косой переулок? – наконец, не выдержал он. – Летучий порох?
– Точно, – с улыбкой подтвердила девушка, передавая ему небольшой пакетик.
Вряд ли кто-то обратил внимание, как две фигуры, закутанные в черные мантии с надвинутыми на лицо капюшонами, зашли в ближайший камин.
– Косой переулок, – четко произнес он, держа за руку свою спутницу. Мгновенно почувствовался толчок – и они уже лежали на полу, припорошенные пеплом и копотью.
Какой же все-таки садист придумал летучий порох! Помянув Мерлина, Том за руку помог подняться Гермионе и начал отряхивать мантию.
– Идем, ты и так красивый, – фыркнула она, потянув его к выходу.
О, это что-то новенькое. Он поднял руку к ее лицу и вытер со лба сажу.
– Так все же красивее, – чувствуя, как на губах разливается глумливая улыбка, прокомментировал он.
Она покачала головой и, наградив его усмешкой, накинула капюшон. Неприметные и никем не замеченные, молодые люди добрались до Гринготтса и уже оттуда направились к своей основной цели. Том не знал точно, сколько галеонов взяла Гермиона, но даже по минимуму у них с собой был настоящий лакомый кусочек для любого вора.
Лютный переулок встретил слизеринцев своей обычной одинокой мрачностью. Тут не было общества, готового послать авроров на защиту несправедливо обиженных. Здесь существовал один закон – личная сила в любом ее виде и проявлении. И Тома пьянила такая свобода. Именно она была реальной, истинной. А та фальсификация всеобщего равенства и свободы выбора, которую упорно претворяло в жизнь Министерство Магии, предназначалась лишь для одурачивания людей, о чьем благе в действительности никто не заботился. Властные структуры присвоили себе абсолютное право судить граждан, распоряжаться общими благами, запрещать или разрешать определенные виды магии, контролировать каналы передвижения, вешать лапшу на уши под видом средств массовой информации. Причем, стоило волшебнику попасть в эту структуру, как он сразу же автоматически становился по другую сторону баррикад. Том глубоко презирал эту маску сытого довольства и наплевательства на реальные потребности конкретного волшебника. Намного честнее было здесь – властью тут обладал именно тот, кто был сильнее, умнее и находчивей. Конечно, не особо радовало разбираться со всяким сбродом, который возомнил себя темными магами и присвоил себе право нападать на любого прохожего. Но это было все же лучше, чем лицемерно делать вид, что таких нет и в помине благодаря стараниям доблестных авроров и всеведущего, всемогущего Министерства. Риддл видел только один путь борьбы со сложившейся гнусной ситуацией – создать независимое объединение волшебников, готовых на деле постоять за себя. Оно должно иметь собственную инфраструктуру, каналы получения информации, снабжения и коммуникации. Именно такая организация могла возвысить его, Тома Риддла. Он уже сделал шаг вперед по сравнению не то что со сверстниками – опытными магами. И рано или поздно он должен был добиться критического превосходства, обретя бессмертие. Именно этот вопрос занимал его в последнее время больше всего. Потому он и связался с Гаррисвилль.
В магазинчике, куда его привела Гермиона, обнаружились только некоторые компоненты, но не имелось даже выделений жабы, не то что крови риима. Но Том знал еще одну лавку, в центре переулка, где продавалось все самое редкое и, разумеется, запрещенное. Там можно было найти целиком мертворожденного младенца, не говоря уж про какую-то кровь. Единственным недостатком этого места была сильная концентрация подонков на столь малой единице площади. Но риск был оправдан.
– Пойдем. Только держи палочку наготове, – сурово предупредил он.
Гермиона поймала его озабоченный взгляд и молча кивнула.
Когда молодые люди подходили к лавке, трудно было не заметить косых взглядов и перешептываний каких-то подпирающих стены бродяг. К ним никто не подошел, что было вполне логично. Закутанные в черные мантии фигуры могли оказаться кем угодно.
За потемневшей от времени массивной дверью взору открылось небольшое помещение. Оно было сплошь заставлено ящиками, коробками, мешками. Полки украшали тысячи склянок и бутылок.
С хозяином этой лавчуги Том еще ни разу не имел дела, зато слышал много и лестного, и мягко говоря, не очень. Именно тут находили свой приют осиротевшие насильственным образом ценности, только сюда слетались обладающие не самой светлой репутацией редкости со всего мира. Если что-то не находилось в этой лавке – шанс найти в других местах стремился к нулю.
К посетителям вышел приземистый, бульдогообразный волшебник. Том сразу же понял, что это и был хозяин лавки, который все сделки предпочитал совершать сам, поскольку по вполне разумным причинам не доверял никому. Одет он был весьма прилично. Но нелепые украшения полностью сводили на нет возможное хорошее впечатление от его имиджа.
В углах просматривались угрюмого вида телохранители. Такие опустившиеся личности представляли собой основной контингент обитателей Лютного переулка. Отчаявшиеся сделать карьеру, не способные ни к чему, кроме простейших заклятий боевой магии, выросшие здесь же, в нищете и запустении. Но от этих двоих, по крайней мере, не воняло. Платили в заведении подобного класса все же намного лучше. Риддл брезгливо поморщился.
Цинично осмотрев посетителей, хозяин состряпал на лице вопросительно-любезное выражение.
– Нам нужно это, – Том протянул ему список, взглядом указав Гермионе следить за остальными.
– И это, – девушка добавила еще кусок пергамента, в котором Том мельком рассмотрел название средства явно эротического характера.
Хмыкнув про себя, он сделал большие глаза девушке, которая теперь стояла к нему вполоборота, притворяясь, что рассматривает висящие на стене засушенные головы и чьи-то другие части тела.
Хозяин внимательно просмотрел пергаменты. И Том мог поклясться, что бульдожьи глазки возбужденно засверкали.
– Что ж… что ж… В «Странностях и Тайнах» все это есть. Вот только представляете ли вы стоимость своего заказа?
Том гордо вскинул голову:
– Готовьте заказ, мистер Гисберн, – высокомерно заявил он. – У нас мало времени.
Хозяин осклабился:
– Сию минуту. Извольте подождать.
Он удалился в завешенную каким-то безвкусным, но древним гобеленом арку. И было слышно, как там забегали и засуетились.
Том наклонился к девушке:
– Не расслабляйся. Если что – вон те ящики можно использовать как временное прикрытие. Действуй быстро и без жалости.
Ее глаза расширились, по-детски, наивно:
– Ты думаешь, они нападут?
На губах Риддла появилась легкая ухмылка. Какая же она… решительная, умная – а все еще ребенок.
– Надо быть всегда готовым к худшему, – поучительно заметил он.
– Но надеяться на лучшее? – улыбнулась она.
– Не надеяться, а делать, – отчетливо возразил Риддл. – У нас нет права на надежду.
Хозяин, наконец, появился из арки и поставил перед молодыми людьми коробку с их заказом.
– Замечательно, что у вас все нашлось, мистер Гисберн, – вежливо сказал Том и принялся по списку проверять содержимое.
Некоторые колбочки он внимательно осматривал на свет, некоторые – придирчиво нюхал.
– Все просто отлично, – заключил он с наилюбезнейшей улыбкой. – Мы это берем.
Парень положил руку на коробку и бросил красноречивый взгляд на Гермиону, которая взяла пергамент с конечной суммой. С беспристрастным лицом девушка достала бархатный мешочек и отсчитала галеоны. От проницательного взгляда Тома не укрылся жадный блеск собачьих глазок Гисберна и перемигивание с кем-то из людей. Он наклонился к Гермионе.
– Прячься, быстро.
Прижав к себе коробку, Том резко развернулся, выхватывая палочку:
– Stupefy!

– Expelliarmus! – выкрикнула Гермиона, едва укрывшись за ящиками.
Их было двое у прилавков, а третий появился в проеме входной двери. Но один уже валялся на полу, благодаря неожиданным действиям Тома, а второй лишился палочки, что дало парню время присоединиться к девушке в укрытии. Том, как ты был прав, дорогой Том!
Еще двое выскочили из завешенной гобеленом арки. Гермиона вовремя успела спрятать голову – от ящиков отскочили красные вспышки.
Хозяин скрылся практически сразу же и в поединке не участвовал. Как было умно с его стороны предоставить грязную работу мелким, но собаку съевшим на злодействе негодяям – хорошая добавка к доходу. Но он еще не знал, с кем связался. Путешественница во времени и будущий Темный Лорд вовсе не являлись случайными клиентами, и бульдожке очень скоро предстояло в этом убедиться.
– Я тебя прикрою. В проходе – твой, – шепнул парень, резко и не терпя возражений. – Давай.
– Petrificus Totalus! – быстро встав, закричала девушка.
Громила у входа среагировать не успел и, обездвиженный, рухнул на пол. Умница, Том. Неожиданность – большое преимущество. Она кинулась в освободившийся проход, даже не запомнив заклинание, которое за ее спиной применил Риддл. А произнес ли он его вслух? Лишь алое сияние, озарившее помещение, выхватилось периферийным зрением. В том, что будущий Темный Лорд справился со всеми противниками, девушка не сомневалась.
Выбежав на улицу, первым, что Гермиона увидела, были две палочки, нацеленные ей в грудь. Но ее сознание, включившееся в битву, сработало мгновенно. Не успев испугаться, она аппарировала. Оказавшись на противоположной стороне улицы, девушка направила палочку в спину одного из воров. В этот момент на пороге возник Том.
– Stupefy! – в один голос слились выкрики нападавших и ее собственный.
Красные вспышки озарили переулок. Две из них отклонились от невидимого щита, созданного юношей, а одна повалила вперед атакованного Гермионой подонка. Его тело упало у ног Тома, который в этот момент четко произнес:
– Incarcerous!
Тонкие веревки опутали тело второй жертвы. И Том направился к девушке, даже не удостоив лишним взглядом несостоявшихся грабителей. Его лицо было абсолютно спокойно, как будто боевые поединки являлись для него настолько же привычным делом, как ответы на уроках. Гермиона же, не выдержав, бросилась ему на шею.
– Интересно, что еще ты умеешь, кроме аппарирования? – прошептал парень ей на ухо, и она сразу же отстранилась от него. – Идем.
Риддл потянул девушку за собой, и пара быстрым шагом направилась к выходу из Лютного переулка. Глупо было предполагать, что Том не сложит два и два и не поймет, каким образом она оказалась на другой стороне улицы. Он и так уже знал про нее слишком много, а потому ей следовало быть осторожнее. Девушка покосилась на своего спутника. Тот смотрел жадным взглядом на книжную лавку, мимо которой они проходили, и она сама едва не замедлила шаг. Но Риддл успешно сопротивлялся своему соблазну, и Гермиона почувствовала себя не вправе проявлять слабость. В конце концов, после такого поединка было совсем небезопасно задерживаться в месте, кишмя кишащем отбросами общества.
Выбравшись, наконец, из Лютного переулка, молодые люди одновременно остановились. Переглянувшись с Томом, Гермиона с облегчением улыбнулась:
– Мы сделали это!
По губам Риддла скользнула самоуверенная ухмылка:
– А ты сомневалась?
– Нет, Том, в твоей силе я не сомневалась никогда, – признала девушка, про себя добавив: «Увы!»
В этот момент она частично начала понимать его сторонников. Риддл давал чувство абсолютной защищенности. И Гермионе вдруг стало больно – остро, надрывно, – что не ее он, возможно, все-таки когда-нибудь полюбит, если психотерапия принесет свои плоды. Не ее он будет защищать.
– В книжный? – преодолевая мгновенную слабость, предложила она.
Парень кивнул, и девушка протянула ему шоколадную лягушку, которую он взял с ироничной ухмылкой.
Уплетая шоколад, они молча дошли до магазинчика.
Гермиона страстно любила книжные лавки, в основном, конечно, за возможность найти новое и ценное знание. Но и сама неуловимая атмосфера, приятный запах в помещении, где хранилось множество книжных томов, были безмерно притягательны и комфортны.
Просматривая новые издания, лучшая ученица Хогвартса натолкнулась на практическое пособие для колдомедиков, посвященное зельям психотерапевтического назначения. Девушка чуть было не издала возглас восхищения – это было как раз то, что она давно безуспешно искала. Хорошая начинка для шоколадных лягушек!
– Ого, – присвистнул Том, через плечо заглядывая в книгу. – Это зачем?
– Думаешь, не пригодится? Отличное издание,– невинно отозвалась Гермиона.
Она почувствовала, как его пристальный взгляд остановился на ее затылке.
– Да, для специалистов узкого профиля, – наконец, заметил парень. – Еще одно твое увлечение?
Она обернулась, насильственно выдавив игриво-ослепительную улыбку:
– У меня много увлечений, Том.
– Это я уже понял, – протянул тот, поймав ее взгляд.
Когда он смотрел на нее так, проникновенно, оценивающе-холодно, но в то же время с искрами в темных глазах, Гермиону невольно охватывали весьма противоречивые чувства. Уважение, сочувствие, опасение, протест…
– А что ты нашел, покажи? – девушка прервала неловкий момент и опустила взгляд на два толстых тома в руках у парня.
Риддл протянул ей книги, которые оказались продвинутым пособием по созданию заклинаний и исследованиями по египетской магии. Девушка вскинула брови:
– О, я смотрю, ты не намерен тратить время.
– Разумеется, – фыркнул тот. – Как и ты.
– Могу подбросить кое-что из Трисмегиста и основ алхимии, – миролюбиво предложила Гермиона.
– Отлично, – выражение лица Тома стало непроницаемым. Улыбка олицетворяла отрешенную любезность, но потом вдруг уступила место морщинке между бровями. – Это будет завтра?
Девушка сразу же поняла, что речь шла о ритуале, и опустила глаза:
– Не знаю, но весьма вероятно.
Парень покашлял.
– Понимаешь, организм женщины очень тонко устроен. И потому на него влияет буквально все. Нервные расстройства, холодная погода, луна, – преподавательским тоном заявила она. Но после взгляда на юношу, явно чувствующего себя не в своей тарелке, ее голос стал тише и мягче: – По предварительным расчетам, завтра ближе к вечеру.
– Да, не хотелось бы прогуливать занятия, – безо всяких эмоций в голосе заявил Том и перевел тему на книги: – Ты уже все здесь посмотрела?
– За два часа? – удивленно переспросила девушка. – Конечно, нет! Впрочем, все равно, пойдем. Нам еще поесть надо.
Том наградил ее сочувственным взглядом.
– Для тебя же стараюсь, – язвительно отозвалась Гермиона. – Завтра потребуется столько сил… так что тебе прописано полноценное питание.
Заметив, как передернулось его лицо, девушка решила не продолжать свой ликбез по эротической кулинарии. Однако очень скоро молодые люди сидели в кафе, где смогли, преодолевая смущение, обсудить технические аспекты предстоящего ритуала.
В Хогвартс нарушители правил вернулись без особых приключений. Том вскоре исчез из гостиной в сопровождении приятелей, а Гермиона еще раз проверила все расчеты, сделала домашнее задание по зельям и лениво отбилась от Роуз и Финеллы, которые нагло требовали интимных подробностей свидания с Риддлом.
Гермиона была практически уверена, что именно завтра им предстояло провести ритуал – как правило, ее женский цикл работал, как часы, не давая сбоев. Может быть, стоило на ночь самой напиться успокаивающего зелья? Свой первый сексуальный опыт она собиралась разделить с Волдемортом! Как пафосно, как глупо. Но с этим она смирилась уже давно, еще задолго до начала занятий.
Казалось, прошла целая вечность с того момента, как Гермиона сидела в номере «Дырявого котла» и по пунктам придумывала план «перевоспитания» будущего Темного Лорда.
Ответ Армандо Диппета о зачислении в Хогвартс мисс Гермионы Гаррисвилль пришел неожиданно быстро. Скорее всего, помогла кругленькая сумма, переведенная ею на счет школы. Все же взяточничество было полезным делом во все времена. Гаррисвилли, богатое чистокровное семейство, чьи многочисленные представители были разбросаны по всем необозримым просторам Нового Света, оказались идеальным вариантом для самозванства. И по иронии судьбы с такой фамилией Гермиона никогда бы не смогла забыть о лучшем друге и о цели своего пребывания в бездне времени.
Воля Гарри, в чем бы заключалась она, попади он на место своей подруги? В любом случае, цель была одна – Том Марволо Риддл, юный красавец, лучший ученик Хогвартса, будущий Темный Лорд.
Девушка прекрасно понимала, что в той неопределенной ситуации, в которую она попала, ей не хватало данных для разработки четкого плана действий. Поэтому она подробно расписала все возможные пути сближения с Риддлом. Самую большую ставку Гермиона делала на то, что сможет отвлечь его от проклятых хоркруксов, насильственно подбросив другую плодотворную идею. Что это за идея, нетрудно было догадаться. Только Философский камень мог создать реальную конкуренцию мерзкому порождению чьей-то извращенной, больной фантазии. Но для этого девушке, по всей видимости, пришлось бы вступить в ряды пресловутых «Вальпургиевых рыцарей». Что ж, на то она и ведьма. Недаром в средневековье считалось, что ведьмам просто вменялось в обязанность праздновать Вальпургиеву ночь.
Гермиона долго сопротивлялась мысли привлечь Риддла как мужчину. Он был младше ее на два года. Да, не хватало только заболеть педофилией. А потом вернуться в свое время и закрутить роман с… Деннисом Криви, например. Интересно, кого быстрее увезут в Святого Мунго, ее или ее друзей? К тому же, девушка не сомневалась, что за таким красивым и «правильным» парнем, как юный Риддл, бегала половина школы. Гермиона же никогда не была в топ-списке популярных девушек, а потому ее самомнение не получало желанной подпитки. А если и получало, то весьма странным образом… Но, в конце концов, она записала и этот пункт. В любом случае, она была девушкой, а он – парнем, причем в возрасте тотальной гормональной озабоченности.
Еще одним путем к успеху была незаметная психотерапия. Влиять на парня через его сны – это блестящая идея пришла к ней в голову после знакомства с теорией психоанализа*, трансперсональной психологии** и гештальт-терапии*** из книг Эжени. Причем, все необходимое для этого было ей известно. В учебнике по легилименции рассказывалось о способах входить в чужие сны. А порошок сновидений был доступен в любой соответствующей лавке. Единственным препятствием являлось отсутствие зелий, соответствующих маггловским нейролептикам****. Но Гермиона была уверена, что они существуют в природе, и потому не оставляла намерение найти любую доступную информацию по этому вопросу.
Последний способ влияния на будущего Темного Лорда был терминальным – «Авада Кедавра». Его девушка отсекла очень быстро, практически сразу же. Не для того ее послали сюда – именно в тот год, когда Том уже не был беспомощным в магическим отношении подростком и в то же время еще никого не убил. Этот знак свыше Гермиона игнорировать не могла, не говоря уж о личной убежденности насчет значимости методов и путей достижения цели.
Глядя на незнакомый потолок лучшего в «Дырявом котле» номера, путешественница во времени долго лежала в кровати и нервно теребила пальцами составленный список. Нужно было идти тремя путями одновременно. Именно этого требовала логика. Не сработает один – поможет другой. И Гермиона приняла решение. Мерлин, как хорошо, что у нее был хотя бы этот уже почти знакомый потолок и понимание своего предназначения. А сколько людей сейчас находилось в маггловском мире, подвергаясь постоянной угрозе погибнуть под бомбежками? И они даже не знали, зачем, за что им была нужна эта война, как вырваться из плена сходящего с ума мира и остаться в живых.
Решив, что ей в какой-то степени повезло, Гермиона приступила к действиям. Вопрос с обманом шляпы для поступления в Слизерин некой мисс Гаррисвилль решился куда быстрее, чем с резким огламуриванием ее же. Девушка настолько долго приходила в себя после шока в магазине белья, что с горя потратила кучу галеонов на редкие книги и зелья…
На кровати что-то выделялось белым пятном. Дотронувшись до ткани, Гермиона поняла, что это ее потерянные трусики. В чьих руках они побывали? И девушка приготовила себя к тому, что Риддл уже мог быть в курсе, что именно она носила под школьной мантией большую часть времени. Все-таки, какая же ты сволочь, Том!

* Психоанализ – метод психотерапии и психологическое учение, основанное и развитое З. Фрейдом в кон. XIX — нач. XX вв., ставящее в центр внимания бессознательные психические процессы и мотивации.
** Трансперсональная психология – раздел общей психологии, выделивший предметом своего исследования надличностные, сверхличностные состояния сознания, в том числе пренатальный (внутриутробный) опыт.
*** Гештальт-терапия – одно из ведущих направлений в западной психологии, разработана Фредериком (Фрицем) Перлзом (1893 – 1970). Для объяснения явлений психической, жизни взяла на вооружение принцип целостности, несводимости элементов психической жизни к простой сумме ее составляющих. Это ключевое положение было зафиксировано в активном использовании понятия «гештальт» (немец. Gestalt – образ, структура, целостная форма, которое также близко к понятиям «паттерн» и «конфигурация»).
**** Нейролептики – группа лекарственных веществ, оказывающих успокаивающее действие. Применяются для лечения психозов и других заболеваний центральной нервной системы. Нейролептические средства назначают при выраженной возбудимости, несдержанности, антисоциальных поступках. Особенно эффективны нейролептики при паранойяльной психопатии: они снижают аффективную (то есть эмоциональную) напряженность пациентов, уменьшают подозрительность.

Катарсис

Том Риддл провел все воскресное утро в библиотеке. Не то, чтобы он нервничал. Но эти ужасные женские заклинания, зелья, мази и все такое прочее вызывали в нем легкое раздражение. Неужели секс должен всегда сопровождаться физиологическими подробностями? Почему до сих пор не изобрели заклинание для точного заблаговременного определения этой самой овуляции? Хотя, наверное, тогда в волшебном мире было бы еще меньше народа.
Вчера вечером он был в ударе, что заметили все его приятели. Он обучал их боевым заклинаниям с особой жестокостью, беспощадно применяя их то к одному, то к другому.
Но сегодня от азарта не осталось и следа. Том был абсолютно спокоен, как принявший окончательное решение человек. Он совершил свой выбор, а потому волноваться и сожалеть уже было поздно. Любой выбор безупречен, если он уже сделан. Самосожаление являлось пустой тратой энергии и сил.
Но все же неопределенность раздражала.
Гермиона подошла к нему только после обеда, когда Том разогнал всех приятелей и с хмурым видом вновь уселся за книги. Ее щеки пылали, и он сразу же понял, что результат оказался положительным. Она была одета в белый шелковый костюм, кричащий девственной невинностью.
Том улыбнулся девушке своей самой милой и, как ему показалось, ободряющей улыбкой. Она закатила глаза и прошептала: «Идем».
Молодые люди молча дошли до Выручай-комнаты. Через некоторое время в стене появилась дверь, и они оказались внутри. На полу возвышалось что-то наподобие широкого топчана, застеленного алым шелком. Потолок и стены были выдержаны в сине-фиолетовой гамме. В воздухе парило множество ароматических восковых свечей, от которых по комнате разливался приятный запах роз, иланг-иланга и мускуса. Два котла для зелий были приготовлены к работе.
Атмосфера комнаты понравилась Тому, одновременно деловая и расслабляющая. Он молча снял пиджак и положил его на услужливо появившееся кресло. Посмотрел на Гермиону. Та все еще стояла у входа, на лице читалась смесь опасения, возбуждения, смущения. Том незаметно хмыкнул. Девочка, ты сама заварила эту кашу.
Парень подошел к ней с милой улыбкой, прижал к себе ободряюще и даже ласково. Наклонился, почти дотрагиваясь губами до соблазнительного ушка:
– Не бойся. Все будет хорошо.
Ее руки прошлись по его спине.
– Я знаю, Том. Просто… это новый опыт, – с полным смирением и какой-то грустью прошептала она.
– Я сделаю все, чтобы он стал одним из лучших в твоей жизни, – уверенно заявил он.
А разве возможно было иначе? Темный Лорд – лучший во всем. Особенно в таком явно не приветствуемом школьными правилами деле.
Гермиона встретила его взгляд. В ее глазах вдруг заплясали искорки:
– Еще бы, – с иронией заметила она. – Ты должен довести меня до пика наслаждения. Причем одновременно с собой. Иначе ничего не выйдет.
Том почувствовал, как тело пронзил невольный жар. Он прижал свои губы к ее, стирая с них всю насмешку и утверждая свою власть. Тело девушки постепенно расслабилось в его руках, ее пальцы погрузились в его волосы. Поцелуй длился долго и, казалось, никто из них не желал его прерывать.
Гермиона отстранилась первой. Ее лицо теперь олицетворяло эталон решительности. Парень хмыкнул в умилении.
– Давай начнем, – строго заявила Гермиона. – Перед смертью не надышишься.
Вот те раз. Том подавил неприятное чувство в груди. С саркастичным высокомерием вскинул бровь:
– Смертью? Это на каком этапе? Я что-то пропустил?
– Забудь. Это все эрос-танатос, – буркнула под нос Гермиона.
Сравнить секс с ним, хогвартским богом, со смертью? Знаешь, милая… Видимо, его лицо все-таки выразило мрачное недовольство. Потому что Гермиона вновь крепко обняла его.
– Говорят, в человеке всегда борются инстинкт жизни и смерти, созидания и разрушении. Это касается и поступков, и внутреннего мира, которые отражаются друг в друге, – горячо зашептала она. – Неизбежно, где эрос, там и танатос. Мне иногда становится жутко, Том. Куда я сейчас делаю шаг, к жизни или смерти?
Он отодвинул ее, положив руки на плечи, глубоко заглянул в глаза.
– Неважно, как внешнее влияет на внутреннее, главное, чтобы это внутреннее существовало, – слегка цинично заявил он. – Ты делаешь шаг в правильную сторону. Иначе бы я его не делал.
Она, наконец, ухмыльнулась:
– Поразительная самоуверенность, Том.
– Объективность, Гермиона, объективность.
– Мне еще важно, милый Том, как именно будет существовать мое внутреннее.
– В любом случае, то, что мы собираемся сделать – не темная магия, если ты это имеешь в виду, – он опустил руки и просто смотрел на нее в упор.
Раньше надо было обо всем думать, дорогая. Девушка отвела глаза, между бровей пролегла морщинка.
– Нет, я не это имею в виду. Я имею в виду тебя. Ты мне очень… Одним словом, слишком много эроса, не находишь? Значит, и танатос где-то прячется поблизости.
Риддл почувствовал, как на его губах невольно появляется ухмылка. Уж не в романтических ли чувствах она пыталась ему признаться?
– В таком случае, этот самый танатос преследует нас постоянно, – слегка иронично заявил он. – Ибо нет ни одного дела, которое в чем-то не способствовало бы разрушению. Например, этот ритуал частично разрушит наш человеческий геном. И ты это знала с самого начала. К чему сомневаться сейчас?
– Вот я и говорю, все равно перед смертью не надышишься.
Она улыбнулась, он фыркнул.
– Спасибо, что пояснила, – ирония почти уже не улавливалась в его голосе. – Идем готовить зелье.
Вдвоем они управились очень ловко, понимая друг друга без слов, будто были созданы для совместной плодотворной работы. Гермиона готовила рассчитанное количество ингредиентов, а Том добавлял их в нужное время, аккуратно перемешивая. Приблизительно через два часа первое зелье оказалось готово, а для второго была подготовлена основа. Затушив огонь под котлами, молодые люди переглянулись.
– Ну что, придется это выпить, – проговорил парень, разливая зелье по стаканам.
Гермиона молча кивнула, слабо улыбаясь. Их глаза встретились. И в этот момент она показалась Тому настолько желанной, что перехватило дыхание. Он гулял с девушками красивее ее, первыми красотками Хогвартса. Но понимал их превосходство над другими только логически, не ощущая остро и реалистично, что это действительно было так. Ни одна из них не обладала спокойным достоинством, которое не нужно было доказывать, ясной улыбкой, теплом отражающейся в глазах цвета темного янтаря, чудесными волосами, будто впитавшими в себя солнечный свет. К тому же, Гермиона была потрясающе талантлива и умна. Салазар, разве мог он не привлечься ею?
Горько-сладкая жидкость коснулась губ, и он проглотил свою порцию зелья.
– Специфический вкус, – заметила Гермиона, опуская стакан. – И приятный, и не особо.
«Прямо, как ты сам», – добавил ее взгляд.
Но в следующий миг глаза девушки засверкали непривычными, опасными искрами. К лицу прихлынула кровь. В то же мгновение Том почувствовал, что воротничок рубашки мешает дышать, и машинально рванул его.
Кто из них сделал движение первым, он не знал, да и не хотел знать. Парень и девушка оказались в объятиях друг друга, головокружительных, обжигающих. Смутно всплыли мысли о впечатляющем быстродействии зелья для настройки друг на друга, но сразу же растворились в шквале ощущений. Их губы встретились в долгом, как вечность, поцелуе. Горькая сладость зелья смешалась, стала общей и почему-то показалась желанной, освежающе-приятной. Они целовались сначала медленно, получая наслаждение от каждого мига, затем страстно, с игрой языков в порывистом танце. Том не заметил, как оказался на алом шелке топчана, как исчезла его рубашка, как его руки словно согрелись в волне солнечных локонов. Он раньше и представить себе не мог, что физические ощущения способны быть настолько сильными, до выдоха потрясения, до остроты боли. Словно застывшим во времени жестом расстегивались мелкие, холодные пуговицы ее блузки. Белое кружево, удивительно мягкое, украшало грудь ледяной элегантностью и препятствовало взору жадных глаз. Казалось, ее тело льнуло к его рукам, поражая мгновенной готовностью, отзывчивостью. Ее ладони словно огнем прошлись по его спине, плечам, задержались на груди. И тогда он трепетным жестом обнажил ее грудь, справившись с излишней вещицей. Их голые тела прижались друг к другу, будто взаиморастворяясь в долгожданном соединении. Жаркая пульсация вдруг пронзила центр его грудной клетки, и Том почувствовал, как от груди девушки идет к нему ответная волна тепла. Взаимная настройка была такой ошеломительной, что парень какое-то время мог только крепко прижимать к себе желанное, почти родное уже тело.

Перед глазами Гермионы словно рождественской иллюминацией мелькали разноцветные искры. Она была удивлена, насколько сильно действовало зелье. Казалось, что ее грудь являлась огненным продолжением груди Тома. И потрясающее тепло стремилось разлиться по всему ее существу. Девушка не осознала момент, когда оказалась на спине, а тело парня накрыло ее. От трения внизу живота появилась приятная сладость, интенсивнее всего, что она чувствовала ранее. Очевидно, возбуждающая мазь еще усилила эффект. Искры тепла и золота окутали все вокруг, и в какой-то момент Гермиона будто растворилась в совместной с Томом цветной круговерти. Его губы заскользили по шее, заставляя млеть, спустились к груди – и впервые в жизни Гермиона почувствовала свой сосок, отданный на милость мужскому рту. Она запустила руки в темные волны его волос, мягких и шелковых, погладила шею у начала их роста. Ее грудь под его решительными руками и нежностью языка словно налилась истомой. А его губы уже прошлись по животу, остановившись у ее аккуратного пупочка. Гермиона поняла, что его пальцы орудовали с застежкой юбки, и приподняла бедра, позволяя освободить себя от лишней преграды.

Белые трусики оказались ему уже знакомы. Они скрывались под кружевами пояса, поддерживающего шелковые чулки. Зрелище было вопиюще-возбуждающим, и Том почувствовал, как крепнет его желание во всех смыслах этого слова. Он запустил пальцы под ткань и нащупал уже разбухший клитор девушки. Вот для чего Гермионе понадобились те эротические мази, она опасалась, что естественным путем не сможет в первый раз дойти до оргазма. Впрочем, судя по тому, как он чувствовал девушку, не только физические ощущения, но и ее эмоции резонировали с его, и он осознавал их. Наверняка, она ощущала то же самое по отношению к нему. Произошла сонастройка на физическом и эмоциональном уровнях. А значит, и его возбуждение мгновенно передавалось ей. Пальцы юноши добрались до входа в девственное влагалище. И он едва сдержался, чтобы не сдвинуть в сторону кружевную ткань и не войти в Гермиону прямо сейчас, одним резким движением. Вместо этого Том кое-как справился с поясом и стянул трусики вниз, открывая взору аккуратный треугольник кудрявых волос. Поняв, что ему не хватит таланта расстегнуть замочки на чулках, он начал снимать все вместе, одновременно гладя и целуя внутреннюю поверхность ее бедер, щиколотки, очаровательно миниатюрные пальчики.

Кто бы мог подумать, Волдеморт целует ножки грязнокровке! Но девушка тотчас же отбросила свою иронию, поскольку что-то ей подсказывало, что она соединена с будущим Темным Лордом настолько глубоко, что он вполне мог прочувствовать ее мысли безо всякой легилименции. Она ощущала его рвущееся желание, его решительность. Даже не заметив, как ее чулочки оказались на полу, потянулась к ремню, к застежке брюк. Погрузила руку вовнутрь, прикасаясь к горячей плоти. Его твердость, его жар поразили ее своей силой, олицетворением мужской энергии. Рука девушки прошлась по головке члена, собирая капельки влаги, и обхватила его, двигаясь вверх и вниз. Его стон показался Гермионе ее собственным, именно в этот момент его нежные, но уверенные пальцы, вновь коснулись ее самой чувствительной области. Они наслаждались ласками долго, пока Том не стянул с себя остатки одежды повинуясь настойчивости ее рук. Тело парня было потрясающе красиво, широкая безволосая грудь, узкие бедра, стройные ноги и внушительного размера мужское достоинство. Эстетическое удовольствие от созерцания обнаженного юноши лишь усиливало ее общий восторг. Девушку уносило в невесомую высь, где мысли казались грубыми и материальными, где наслаждение тела являлось больше, чем наслаждением, где партнер ощущался как продолжение себя. Нечто извечное и мудрое вошло в ее душу. Было трудно думать, говорить – невозможно.
– Том, заклинание! – то ли подумала, то ли прошептала она. – Пора.
Невероятного усилия стоило оторваться друг от друга и дотянуться до лежащих на полу палочек.

Риддлу понадобилось сверхусилие чтобы сдержаться и взять в руку волшебную палочку. Сконцентрироваться на заклинание оказалось еще сложнее.
Но не будь он наследником Слизерина, если не сделает этого!
Гермиона, поджав под себя ноги, села к нему лицом. Ее взгляд сиял запредельным огнем, золотые волосы солнечным ореолом окружали лицо, на губах блуждала бесстыже-счастливая улыбка. Она казалась воплощением женской магической силы, древней богиней всего живого.
Глаза молодых людей встретились, передавая друг другу бессловесное послание. Том кивнул, и они вместе начали произносить заклинание, выверяя каждую интонацию, четко взмахивая палочками. Когда последние звуки растворились в пьянящей атмосфере комнаты, уже ничто не могло сдержать порыв юноши.
Он повалил свою подругу на спину, в алую мягкость шелка, провел рукой между ног, осторожно ввел палец внутрь нее и быстро заменил его своей изголодавшейся плотью, с легкостью проникая во влажное нутро. В этот миг Гермиона обхватила голову парня и развернула так, что их глаза встретились. Не отрывая взгляда, Том сделал мощное движение, ощущая, как она подалась вперед, и прорвался сквозь ее девственность. Ощущение было сладостно-невероятным, затмевающим собою все. И будто какая-то тайна бытия стала понятна ему, просто, без слов.
– Гермиона, – выдохнул он, и их губы соединились в едином порыве.

В его глазах горел восторг, когда он входил в нее. Гермиона не знала, передались ли ей ощущения Тома или же она сама была на волне высшей радости, но девушка практически не почувствовала боли. И в этот момент она поняла, что никогда не пожалеет о своем выборе. Что ее первым стал он, Том Риддл, ее мучитель и бог.
Ты, Том, и никто другой.
В груди запульсировал огонь эмоций.
Поцелуй развеял все мысли, оставив лишь наслаждение. Когда юноша продолжил движения, Гермиона уже не думала ни о чем, отдаваясь сладостному происходящему, которое захватило все уровни ее бытия. Дыхание молодых людей настроилось в противофазе, ее вдох сопровождался его выдохом. Весь мир сосредоточился в слиянии ощущений, чувств и мыслей. И девушка желала только одного – еще сильнее почувствовать его в себе, стать еще ближе, стать его. Она практически не осознавала, как Том сменил позу, поднимая ее вертикально. Где кончалось ее тело и начиналось его, девушка не знала и не хотела знать. Наслаждение делалось все сильнее, все требовательней. Его большой член, казалось, доходил до упора, трение становилось интенсивнее, движения мощнее.
В какой-то миг ей показалось, что она умирает, выпадает из реальности в другой мир. Юноша вновь опрокинул ее на спину, взяв контроль на себя. Ее тело подстраивалось под движение его бедер, которые не останавливались ни на миг. Он входил в нее еще глубже, еще сильнее. Волна блаженства постепенно стала настолько сильной, что Гермиона, осознав, что финал уже близок, заставила себя пробормотать:
– Том…
Он понял все, и когда ее охватил вожделенный оргазм, его семя выплеснулось в девушку, усиливая и без того ошеломительную сладость. Блаженство прошлось по позвоночнику вверх, разлилось по телу, заполнило все ощущения, пронзило эмоции и чувства бесконечной радостью, оставило состояние безмыслия, легкого парения. Абсолютной свободы духа. И Гермиона увидела заливший весь мир белый свет…
Когда постепенно вернулась способность к восприятию окружающего, первое, что девушка осознала – были губы Тома, соединившиеся с ее губами в мягком, но интимно-глубоком поцелуе.
Она встретила его взгляд, и молодых людей пронзило осознание всего произошедшего, а также необходимости продолжить действия. Том улыбался совершенно счастливо, по-детски искренне. Его лицо в этот момент было ангельски красиво, утратив привычную холодность и отрешенность. И Гермиона почувствовала, что улыбается в ответ.
Юноша осторожно вышел из нее и потянулся за волшебной палочкой. Девушка лежала в послеоргазменном расслаблении и спокойно наблюдала, как парень произносит заклинание. Внизу живота болезненно защекотало, и в следующий миг в приготовленной пробирке оказалась извлеченная из нее жидкость – смесь девственной крови, спермы, влагалищной смазки – и там же находилась созревшая яйцеклетка.
Том протянул девушке руку, помогая подняться на ноги. Обнимая за талию, он довел ее до котла со вторым зельем, в которое опрокинул содержимое пробирки. Светлая жидкость будто на миг вскипела, приобретая ровный молочный цвет и удивительно приятный запах. На вкус она была похожа на сливки или взбитый яичный белок. Когда последняя капля коснулась губ, девушка почувствовала, как ее нестерпимо клонит в сон, а все тело пронзает словно волна мелких иголочек. Та четверть волшебной крови, что имелась у них на двоих, восторжествовала. Зелье действовало. Мир был прекрасен и открыт.
И Гермиона знала, что теперь и она навсегда приобщилась к магии Салазара Слизерина.
Но больше всего девушку радовало то, что Том получил чрезвычайно яркий и прекрасный опыт, который мог скомпенсировать все его прошлые мучения, дать сил не погрязнуть в негативе, остановить развитие психического отклонения. Удача в подобном эксперименте также могла стать толчком для размышлений о недеструктивных методах достижения значительных целей. Недаром инстинкт к созиданию назывался эросом. Мощная философия жизни заключалась в соединении с дополняющим началом, проявляющаяся в возможности создать нечто качественно новое. Не только и не столько оставить после себя потомков, сколько самому выйти на новый уровень, стать целостным внутри. Один из путей достижения такой целостности был связан с полнейшим отрицанием собственной связи со всем материальным проявлением. Тогда человек становился никем в материальном смысле этого слова, и в то же время всем в смысле духовном. Но был и другой путь, символизируемый египетским крестом*, а именно из египетской магии брала основы алхимия. Египетский крест олицетворял собой эрос в чистом его проявлении, являлся символом слияния мужского и женского, вечной и неистребимой жизни, материализацией духовного.
И Гермиона верила, что все только начинается.

* Египетский крест – анкх (анк), лат. crux ansata, крест с петлей, «крест с рукояткой» – объединяет крест (символ жизни) и круг (символ вечности). Его форма трактуется как вечная жизнь, как восходящее солнце, как единство противоположностей, как мужское и женское начало, как ключ к эзотерическим знаниям и бессмертной жизни духа. Символизирует союз Осириса и Исиды, союз Земли и Неба.

Полосатость жизни

Том Риддл проснулся со странным, но восхитительным чувством необычности окружающего мира. Запах мускуса и еще чего-то сладко-терпкого, нежность шелковых простыней, приятно-ноющее ощущение в теле, жар обнаженной девушки, спящей в его объятиях… Он даже не обратил внимания на то, что его впервые за последнее время не мучили ночные кошмары – события прошлого вечера мгновенно пронеслись перед мысленным взором. И парень почувствовал сумасшедший, пьянящий восторг и… эрекцию. Неосознанным движением притянул к себе девичье тело, провел руками по голой спине, прижался к ее бедрам. Гермиона что-то промурлыкала во сне и крепче обняла Тома. Лишь когда он прикоснулся губами к ее губам, ресницы девушки дрогнули. Нежная рука погрузилась в темные волосы, глаза встретились, и казалось, время застыло. Пронзительное чувство собственного бытия, реальности, остроты момента «здесь и сейчас» охватило пару, словно они вновь глотнули какого-то таинственного зелья.
Жизнь была прекрасна. Вожделенная девушка стала его. Она отдавалась ему без остатка, полностью, ничего не утаивая в фантазиях для себя. Для мужчины это было счастьем, если хотя бы раз в жизни ему отдавались вот так, с подобной самозабвенностью. Для Тома счастье заключалось в другом, но он был горд и рад. В то же время, не каждый мужчина оказывался способен адекватно ответить на такую самоотдачу, взять женщину достойно, в полной мере давая ощутить обоим, что она принадлежит ему. У них получилось. И он надеялся, не в последний раз.
Два юных тела настолько тесно прижались друг к другу, что казалось, нужно было сделать лишь небольшое движение, чтобы они вновь слились воедино. И парень уже практически собирался сделать это движение, когда Гермиона замерла, а в ее глазах отразилась озабоченность.
– Том, ты уже смотрел, сколько сейчас времени? – прошептала она.
– Нет, я сам только что проснулся, – с легким разочарованием отозвался Риддл. – Наверное, стоит взглянуть.
Ну, вот. Надо же было прерывать такой момент! Он медленно и с очевидной неохотой поднялся, нашарил в разбросанной на полу одежде часы. И вот тут его глаза округлились.
– Салазар! У нас осталось двадцать минут до зелий! – потрясенно пробормотал он.
– Уже утро? – в шоке воскликнула Гермиона, резко вскакивая на ноги.
– Очевидно, не вечер, – подтвердил парень, судорожно натягивая трусы.
Девушка не стала возиться со своими чулками и поясом, и поэтому через минуту молодые люди уже оделись и выбежали из комнаты. Никто и никогда не видел раньше слизеринского старосту в таком растрепанном виде, Гермиона выглядела не лучше. Они неслись по лестнице, перепрыгивая ступеньки, и Том в который раз порадовался, что первым уроком в понедельник было Зельеварение. Недалеко идти и от гостиной, и от Большого зала. Несколько учеников шарахнулись от проносящихся слизеринцев, но Риддл даже не обратил на них внимания. В его мозгу настойчиво горела еще одна задача, которую юноша намеревался разрешить до урока, иначе он просто извелся бы в классе.
В общей гостиной никого не было, и Том начал на ходу снимать с себя пиджак. Краем глаза он заметил, что Гермиона последовала его примеру. Но для девушки одеться было куда проблематичнее, чем для парня, Том в этом убедился на личном опыте, едва не запутавшись в застежках ее белья. Он решил остаться в старой рубашке, переодев только брюки и пиджак. Нацепив галстук, спешно причесавшись и побрызгавшись одеколоном, Том накинул мантию и прихватил с собой кинжал. Гермиона еще не появилась, и хорошо. Незачем ей наблюдать такое. А он был просто обязан проверить результат. Не то, чтобы парень особо разочаровался, если бы тот отсутствовал, но все же хотелось знать.
Риддл обнажил предплечье и глубоко вонзил лезвие в собственную плоть, избегая вен и сухожилий.
Боль была страшной, огненной, всепоглощающей. Но не такой отчаянной, безысходной и мешающей дышать, как в его ночных воспоминаниях. Том обнаружил, что от боли физической гораздо легче освободить сознание, чем от боли эмоциональной. Даже без помощи зелий, одной лишь чистой волей. Железная сила воли – вот что было у него и отсутствовало у окружения, вот что помогло его таланту обрести всю полноту реализации, вот что сделало его лидером. И парень разотождествился с болью, представил себя отдельно от нее, повесил ее словно на какой-то крючок в другом месте, где его не было. Сознание стало легким, невесомым.
Громкий вскрик вывел его из состояния созерцания. Повернув голову, Риддл увидел Гермиону, которая уже подскочила к нему с таким шокированным выражением лица, что он чуть не рассмеялся. Девушка достала платок и принялась промокать залитую кровью руку. Несколько капель упало на ковер…
– Том, зачем ты это сделал сейчас? Неужели нельзя было подождать? – бормотала она. – Ты ведешь себя, как ребенок.
В этот миг Риддл почувствовал, как деревенеют его скулы и просыпается саркастично-строгий внутренний голос. Шоколадные лягушки – это одно, а вот такое кудахтанье он бы даже своему василиску не позволил. Как похожа была ситуация на многие другие, с бывшими подружками, пытающимися перейти черту! Он уходил в этот момент. Всегда. Почему Гермиона должна быть исключением?
– Это мое личное дело, – холодно заметил он, отстраняя руку девушки.
Та подняла голову и встретила его взгляд. В глазах цвета темного меда что-то дрогнуло и будто погасло.
– Я поняла тебя, – спокойно кивнула она, убирая платок в карман, и достала волшебную палочку: – Scourgify!
Кровавые пятна исчезли с ковра, и Гермиона, мельком взглянув на его руку, быстро пошла к выходу из гостиной.
Том молча посмотрел ей вслед, затем перевел взгляд на затягивающуюся рану. И ощутил, как дикий восторг неумолимо охватывает все его существо. Ритуал сработал! И разве имело значение, что где-то глубоко внутри вдруг стало тоскливо на душе? Цель была достигнута. И Риддл не чувствовал никакой вины. В конце концов, целенаправленный секс не подразумевал никаких личных отношений.
На ходу застегивая манжет, Том спешно направился к кабинету Зельеварения. Он практически догнал Гермиону и зашел в класс в тот момент, когда она едва успела открыть рот, чтобы извиниться за опоздание.
Глазки Слагхорна тут же переместились на любимчика, и профессор вскинул брови. Его хитрый взгляд не понравился Риддлу, и юноша придал лицу невинно-отрешенное выражение.
– Мистер Риддл, может быть, вы объясните причину опоздания? – почти ласково попросил Слагхорн.
– На мисс Гаррисвилль напал злобный полтергейст Пивз, и мне как старосте пришлось вмешаться, – и глазом не моргнув, безмятежно выдал он первую пришедшую в голову ложь.
Он не видел лица Гермионы, но было заметно, как она напряглась. Про себя Том хмыкнул, а на волосы-то у нее времени не хватило, собранны в хвост и, явно, причесаны кое-как. Неудивительно, что класс захихикал при их совместном появлении. Парень не признавался себе, но тайно был доволен, что это он привел ее волосы в такое состояние.
Слагхорн кашлянул, покрутил ус и, наградив Тома красноречивым взглядом, покивал:
– Понятно. Проходите.
Когда Том уселся на свое место, Эйвери с улыбкой до ушей протянул ему руку для пожатия. В ответ на вопросительный взгляд Риддла, он шепнул:
– Поздравляю!
Том попробовал сдержать самодовольную ухмылку, но у него это плохо получилось, и парень быстро хлопнул по протянутой ладони приятеля.

Гермиона знала, что могла бы причесаться и получше, но это, как всегда, заняло бы у нее не меньше четверти часа. В конце концов, хвост хоть и являлся для нее непривычной прической, но вполне прилично смотрелся.
Собралась она кое-как, натянула нормальные колготки, которые хранила на «черный день». Хорошо, что сумку хогвартская отличница имела обыкновение собирать заранее. Тело болело жутко. И не только из-за спринтерского бега по ступенькам.
На душе было погано.
Вот и произошло то, чего она ожидала, со смирением, но неизбежной грустью. Так быстро. Каких-то полчаса – и она уже не может провести рукой по шелку его волос, уткнуться лицом в широкую грудь, прикоснуться губами к таким упоительным губам. Но Риддл не дождется, что она начнет бегать за ним, как бывшие подружки. Зато теперь Гермиона имеет полное право потребовать с него его часть сделки, чисто по-деловому, без всяких ненужных интимностей.
Девушка не чувствовала боли, лишь какая-то пустота замерла внутри неестественным, холодным молчанием. Больно будет потом. Когда она заметит его с другой. А может, и не будет, если избавиться от ожиданий. Не ожидай ничего – и никогда не почувствуешь разочарование. Боль – лишь следствие несовпадения ожидаемого и действительного.
К тому же, ей предстоит сейчас тяжелая работа и над исследованиями, и над риддловскими кошмарами, и над встреванием в ряды его шайки.
В конце концов, ее миссия состояла не в том, чтобы закрутить интрижку с Волдемортом, а в том, чтобы помочь ему не стать психопатом. И переспала она с ним тоже только с этой целью. По крайней мере, это было главное. А сногсшибательный оргазм – это так, просто поощрительный приз.
Гермиона постаралась уверить себя в этом, не обращая внимания на предательский внутренний ропот.
Разумеется, она могла продолжить сексуальную игру. И даже, с большой степенью вероятности, выиграть. Но это означало поддаться слабости. Раз сработали пути сотрудничества и психотерапии через сны, значит, вполне можно было остановиться только на них. К партнерше по сделке предполагалось куда более ответственное отношение, чем к партнерше по сексу. И раз уж они заключили деловое соглашение, совершенно необязательно теперь было делить постель.
Наконец, девушка почувствовала настойчивые тычки в бок. Повернув голову, вопросительно посмотрела на соседку.
– Ты была с Риддлом, – шепнула Яксли и замолкла, получив строгий взгляд Слагхорна.
Гермиона закатила глаза. Ладно, Роуз. А вот фан-клуб душегуба… Нет уж, пусть с ним разбирается сам.
В следующий момент перед ней появилась записка: «Ты провела ночь с Риддлом? Не отпирайся, это очевидно».
Тяжело вздохнув, Гермиона покосилась на Яксли и быстро написала: «Бред».
Роуз в ответ наградила девушку насмешливо-скептическим взглядом и покачала головой. В этот момент Слагхорн закончил объяснения и предложил классу приступить к работе.
Невозмутимость, главное, во всем сохранять невозмутимость. Если даже сложно смеяться или не хочется – все равно надо, если того требует момент. В конце концов, пусть Риддл переживает сам из-за того, чего он лишился благодаря собственной глупости и страху.
Постепенно девушка вовлеклась в занятия, заполнив учебой обжигающую пустоту в груди. Яксли больше ни о чем не спрашивала ее. То ли краткая объяснительная записка Гермионы убедила слизеринскую сплетницу, то ли стала окончательным подтверждением для последней собственной правоты. Ухмылка не покидала губ Роуз, но поскольку это являлось обычным состоянием тощей шатенки, Гермиона не стала принимать это на свой счет. К истерикам Бренвенн девушка тоже уже привыкла, хотя та почему-то перестала злиться на нее. Так что можно было сказать, ничто не выдавало осведомленность однокурсников о ее приключении с Риддлом.
После уроков Гермиона, прихватив книги, сразу же отправилась в библиотеку. Закончив эссе по нумерологии, она вновь уткнулась в трактат о Философском камне и быстро справилась с последними страницами. Откинувшись на спинку стула, она долго смотрела на раскрытые страницы. Это было потрясающе, удивительно, гениально. И чрезвычайно сложно. В книге приводились гравюры из другой старинной книги, некого Авраама, на основании которой Фламель и создал Философский камень. В этих изображениях заключался весь смысл таинственного процесса. Не напрямую, но в аллегориях и символах. Также никто не знал, в какой последовательности они шли и каким именно образом расшифровывались. Толкование аллегорий – дело трудное, хотя и выполнимое.
– А, кажется, ты теперь поняла, с чем решила связаться, – раздался над ухом знакомый голос.
Гермиона обернулась и увидела легкую полуулыбку на таком близком и одновременно далеком лице. Рука парня лежала на спинке стула, и на миг девушке показалась, что Том дотронулся до ее плеча. Быстро придав лицу выражение, напоминающее маску Упивающихся смертью, Гермиона вскинула брови:
– И ты тоже. Не забывай об этом, – ледяным тоном отозвалась она.
Улыбка сошла с лица Тома, и он опустил руку.
– Если я забуду, думаю, ты мне напомнишь, – так же холодно отозвался он и протянул томик Бэлфора Бейна. – Вот, возвращаю. Спасибо.
Гермиона кивнула и отрешенно поинтересовалась:
– Не за что. Ты пробовал разбираться в символизме гравюр?
– Я до этого не дошел. Все стало ясно гораздо раньше, – в его голос вернулся сарказм.
– Напрасно. Посмотри на это, – она подняла раскрытую книгу.
Глаза парня скользнули по витиеватым изображениям, и стало понятно, что его аналитический ум мгновенно включился в работу. Видимо, он позабыл про маску отрешенности, потому что быстро подвинул стул и уселся рядом с девушкой.
– Одолжишь пергамент? – деловито скорее потребовал, чем попросил он.
И Гермиона, в легком шоке от его молниеносного превращения из недостижимого объекта воздыхания в фанатичного исследователя, протянула ему перо. Пергамент он взял сам.
Когда рука Риддла заскользила по листу, девушка почувствовала, как все посторонние мысли мгновенно покинули ее сознание. Ее мозг активно начал обрабатывать те интерпретации, что появлялись из-под пера Тома. Несколько моментов ей показались сомнительными – которые она и озвучила, когда хогвартский отличник закончил писать. Его брови нахмурились, и он что-то возразил в ответ.
Незаметно для себя Гермиона увлеклась обсуждением. Забылось его холодное поведение, забылось то, что он будущий Волдеморт, забылось все, кроме остроты научной проблемы, веками мучающей мозги исследователей вопроса о Философском камне. И молодые люди не заметили, как пролетело время, пока они не пришли к общему мнению о спорных темах. На этот момент стол уже был завален десятком увесистых томов и изведены все запасы пергамента из сумки девушки.
Риддл откинулся назад и внимательно посмотрел на Гермиону:
– Что-то слишком легко мы справились. Дальше будет сложнее, или здесь есть какой-то подвох.
– Пожалуй, и то, и другое, – заключила девушка. – Возьми книгу, я тебе ее обещала, так что почитай.
Он кивнул. Его взгляд надолго задержался на ее лице. Гермиона отвела глаза. Ей не следовало вспоминать об экстазе, который не так давно рвался из этих глаз. Все. Стоило поставить точку.
– Что ж, в таком случае, продолжим в следующий раз, – спокойно сказала она и начала собирать сумку.
– С тобой приятно работать, – очень вежливо ответил парень и поднялся на ноги.
В библиотеке почти никого уже не было, только пара девушек с Равенкло сидели неподалеку и время от времени поглядывали на их стол. Риддл расставил книги по полкам, забрал свою и, мило улыбнувшись фан-клубу, направился к выходу из библиотеки. Девушки, наградив Гермиону злобно-презрительным взглядом, вскоре последовали за ним. Оставшись одна, та задумчиво смотрела им вслед. Риддл увлекся этой темой. А значит, еще один небольшой шажок вперед был сделан. Пусть он и обернулся для нее неожиданной болью. Без жертв ничего не давалось в этом мире, все имело свою цену, поскольку все было взаимосвязано. Любая энергия бралась откуда-то, не из пустого места. Даже к алхимической первоматерии приходилось прикладывать силу, чтобы она приобретала определенные свойства. Вопрос заключался не в этом, а в том, готов ли был человек заплатить нужную цену или не готов. Если раньше Гермиона и не была готова, то ее вынудили. Кто именно, она не знала, но начинала верить в то, что мир обязан был находиться в определенном порядке, равновесии. Вероятно, Волдеморт слишком сильно качнул весы не в ту сторону, нарушив этот порядок. И потому сама мировая система создала временной парадокс для стабилизации самой себя. А подобные медальону Ровены артефакты, возможно, специально и создавались как якорные точки для подобного воздействия на элементы системы.

Тайная комната встретила его уже знакомой атмосферой древнего величия и могущества. Последний раз он был здесь уже без Гермионы и с помощью василиска нашел другой выход, ведущий в Запретный лес.
Сегодня Риддл чувствовал необходимость развеяться. Прийти в себя после беспрецедентного эксперимента, дурацкой ссоры с девушкой и неожиданно интересной научной работы с ней же. Он был рад, что Гаррисвилль раскопала этот ритуал и не постыдилась предложить ему участвовать в нем. Теперь Том мог не бояться неприятных случайностей, неизбежных на пути к власти. Новые способности не могли помочь разве что от ядов и гильотины, если не брать в расчет Авада Кедавру и заклинания, связанные с работой психики. Но парень ощущал, как его увлекает неизвестный поток в сторону от привычных занятий и дел. А этого было нельзя допускать.
Он объединил «Вальпургиевых рыцарей» под лозунгом борьбы с грязнокровками, которых искренне ненавидел и сам. Не существуй они на свете – он, наследник благороднейшего рода, никогда бы не стал объектом насмешек и презрения, через которые смог пробиться лишь благодаря силе и доказательству своей принадлежности к великому роду Слизерина. Сколько это стоило трудов, манипуляций, интриг, никто не знал, а если бы узнал – не поверил. И свою власть постоянно приходилось подтверждать. Одним из лучших способов манипуляции являлась постоянная занятость подчиненных. Чем больше «рыцари» были вовлечены в непосредственную борьбу, тем меньше времени у них оставалось на вызовы своему лидеру. Раньше он придумывал гениальные планы по третированию проклятых отпрысков магглов, в особенности, с Гриффиндора. Теперь у него в руках появилось оружие, дарованное великим предком. Но с другой стороны, девчонка была права – школу могли просто закрыть, сдохни кто-то из грязнокровок. А потому наследнику Слизерина следовало придумать хитрый план, который мог и запугать грязнокровок, и не заходить настолько далеко, чтобы Дамблдор встал на уши.
Шеша уже привычно подставил голову, и Том забрался на огромную змею. Открыв выход наружу, парень, оседлавший гигантского василиска, оказался в темной неизвестности Запретного леса. От земли шел легкий туман, высокие деревья казались ожившими великанами, призрачные тени наполняли лес жуткой атмосферой тайны и опасности. Но Риддл не боялся находиться здесь. Наоборот, такая опасность лишь подстегивала чувство наслаждения необычной ездой, острого ощущения собственного бытия, момента здесь и сейчас. Бояться нужно было не тут – а среди людей, когда он лгал, глядя в глаза Дамблдору, когда воровал галеоны среди бела дня в Косом переулке, воспользовавшись чужой палочкой и заклинанием забвения, когда ставил над собой эксперименты. Но потомок Слизерина смог преодолеть большинство своих страхов, а с другими сосуществовать. Кроме одного-единственного – страха смерти.
Когда василиск попросил дать ему поохотиться, Том спрыгнул на землю и с интересом начал присматриваться к растениям и травам, что еще пробивались из замерзающего грунта. Он слышал, что на опушках Запретного леса встречаются некоторые редкие виды растений, но то ли была уже осень, то ли слухи оказались преувеличением, потому что ничего особенного Риддл не заметил.
Неподалеку слышались характерные звуки, исходящие от огромной змеи, маневрирующей между деревьями. Том не видел Шешу среди темени леса, но одного его присутствия было достаточно, чтобы оценить силу и мощь чудесного существа.
И тогда его мозг пронзила мысль. Чтобы избавиться от грязнокровок, совершенно не обязательно их убивать. Достаточно их оставить с завязанными глазами в присутствии василиска на пару часов – сами не пожелают учиться в Хогвартсе. А уж как заманивать их – это как раз и будет делом Вальпургиевых рыцарей. Нужно запугать мерзких выскочек, чтобы они испытывали панический ужас перед чудовищем Слизерина, подкарауливающим их в ночи.
Помянутое чудовище как раз появилось перед юношей. Если бы василиск мог, он, наверняка, сейчас бы довольно облизывался. Парень готов был поклясться, что морда змея как-то подобрела.
– Вижу, ты хорошо поужинал, – с улыбкой заметил Том.
– Шеша однажды был в этом лесу с Салазаром Слизерином, – с готовностью сообщил василиск. – С тех пор еда не стала хуже.
– Я рад, – кивнул Риддл, устраиваясь за буграми на голове змеи. – Как ты оказался в Тайной комнате?
– Великий Салазар спас Шешу от смерти, когда тот был еще яйцом, и перенес сюда, – поведал змей. – Жаль, что вскорости он покинул Хогвартс, оставив Шешу в ожидании своего наследника.
– Почему Салазар ушел? – Том прекрасно знал о ссоре с Гриффиндором, но был не прочь услышать вариант василиска.
– Салазар стоял за то, чтобы магическое знание оставалось среди чистокровных семейств и не проникало в мир магглов. Он хорошо помнил гонения на волшебников, начавшиеся еще во времена самого Мерлина, когда им пришлось прикидываться принявшими новую веру и ассимилировать с ней собственные традиции. Салазар был уверен, что гонения будут периодически повторяться. А остальные маги были не согласны.
– Он был прав, – кивнул Том, удивленный не столько осведомленностью василиска, сколько предвиденьем своего предка. – В средние века волшебников сжигали на кострах. И даже тех, кого просто считали таковыми.
– А еще Салазар собирался жениться и не желал обременять свою семейную жизнь постоянными школьными делами и ссорами с коллегами.
Том не сдержался и фыркнул.
– Жениться? – едва скрывая иронию, переспросил он.
– Великий род не должен прерываться, – как бы само собой разумеющимся голосом отозвался василиск.
– Он не прервется, – пообещал Том, имея в виду совсем другое.
Находиться с кем-то рядом всю свою жизнь, а если к тому же она станет вечной… Он разве похож на мазохиста? Даже если каждая ночь станет такой, как вчерашняя…
Почувствовав предательские ощущения в теле, Риддл заставил себя выкинуть животрепещущую тему из головы.
Василиск прошипел в ответ что-то одобрительное, а Том быстро переключил внимание на рассказ, поведанный гигантским змеем о Слизерине. Магглы никогда не оставят магов в покое, узнай они об их существовании, и воспримут их как непосредственную угрозу собственной цивилизации. И тогда неизвестно, чья сторона пострадает больше. Как же прав был Слизерин! Магическое сообщество нуждалось в защите.

Гениальные планы

Дни Гермионы тянулись однообразно и скучно. Если бы не исследование интереснейших магических проблем и не приготовление сложнейших зелий – аналогов нейролептиков, – она бы совсем поддалась осенней депрессии, и психотерапевтические зелья, видимо, пришлось бы пить ей самой. Особенно, после риддловских снов – грустных эпопей из жизни приютского младенца. Но из-за них-то Гермиона и не смогла сохранять маску льда в общении с Томом. Когда они встретились в библиотеке через несколько дней после первого совместного исследования, парень уже принес исписанный пергамент, в который девушка мгновенно уткнулась носом. Она радовалась, что будущий Темный Лорд увлекся проблемой, хотя и не глушила внутренний голос, нагло шептавший ей, что Том просто не хотел терять со своей первой женщиной хотя бы какой-то контакт и пользовался самым примитивным способом, давая ей наживку в виде знаний. Тот же самый способ, что ранее испытывала и она сама, но на нем… С тех пор Риддл был с девушкой чрезвычайно вежлив и очарователен. Каждый день после окончания домашнего задания он подсаживался к ней за стол, и они продолжали работу по расшифровке гравюр из книги Фламеля. По негласному соглашению бывшие любовники оставили высокомерие и холод и вели себя, как воспитанные отпрыски хороших семейств на обозрении родителей. Гермиона втайне от библиотекарши подкармливала парня шоколадными лягушками, а он временами отвечал на ее вопросы о школьной жизни и о своих взглядах на ту или иную проблему. Гермиона, в конце концов, заметила, что ей нетрудно быть доброжелательной с ним, причем, искренне, не елейно и не заигрывающее. А вот ему? Жертву гриффиндорской психотерапии надо было награждать почетной медалью за выносливость. Впрочем, Риддл был мастером игр и лицемерия, а потому Гермиона принимала эту игру любезностей. Она позволяла им держать дистанцию, но в то же время в личностном смысле не потерять друг друга. Все же слизеринец заслуживал уважения за свою выдержку, как и многие его сокурсники, отличавшиеся холодным тактом, свидетельствующим о впитавшемся с молоком матери аристократизме. Но остальные не были поставлены в такое положение, как Том. Не так уж и много им нужно было скрывать в уголках зеленой с серебром души, не так много всего их могло расстроить. А вот сны Тома о первых годах его жизни в приюте не особо поднимали настроение. Скорее, наоборот, это Гермиона повышала настроение снам. Интересно, что бы сказал весь магический мир, узнай он, как жил их великий злодей в младенчестве? Проснулось бы чувство стыда или сострадания в министерских конформистах? Девушке каждый раз было все сложнее сохранять позитив и ненавязчиво вносить в сны парня чувства и ощущения, способные переиграть прошлые травмы. Но она должна была это делать! Потому каждый раз перед сном входила в ресурсное состояние, вспоминая один из самых радостных дней в своей жизни, где не было ни Гарри, ни Рона, никого, о ком могли бы всплыть ностальгически-грустные эмоции. И сохраняя безмятежную радость, произносила нужное заклинание.
Сегодняшний сон особенно врезался в ее сознание. Хотя, казалось, что могло быть значительнее родов?
Крик был пронзителен. Он заполнял собою все свободное пространство не только маленькой комнатенки с облупленными стенами, а чуть ли не все здание приюта. Ребенок плакал, заливаясь, исходясь криком. Казалось, уже дальше некуда, и малыш вот-вот порвет голосовые связки. Крик был надрывный, временами становясь истерически-жалобным, временами соревнуясь с настойчивостью сирен. К малышу никто не подходил. Гермиона не знала, хотел ли младенец Риддл есть или требовал сменить мокрые пеленки. Он плакал, просил, звал… но не появилось ни души. А у него был в распоряжении лишь этот надрывный плач. Он не мог помочь сам себе, он ничего не мог. И Том делал единственное, на что был способен – кричал. Но даже если бы вдруг проявилась неконтролируемая магия, это не напоило бы юного волшебника молоком, не заменило бы тепло маминых рук, не дало бы чувство защищенности. Отворилась дверь, и к кроватке проковыляла закутанная в потрепанный халат старуха.
– Ишь, как разорался, – недовольно проворчала она. – Да замолкни ж ты. Сейчас, сейчас…
Женщина замотала ребенка в сухие пеленки и поставила рядом держатель с бутылочкой. Малыш начал есть жадно, изо всех сил захватывая соску. Старуха тут же ушла, не обратив внимания, что закутанный младенец едва достает до бутылочки. Бедняга. Видимо, после такого обращения он каким-то образом понял, что кричать бессмысленно. И в будущем даже плакать перестал, судя по тому, что говорила миссис Коул Дамблдору. «Я никогда не совершаю бессмысленных действий», – всплыли вдруг слова повзрослевшего Тома.
Гермиона почувствовала, как комком к горлу подступает невольная жалость. Казалось, ничего особенного не происходило. Ребенок без матери, таких тысячи. Гарри… Но ее друга в этом возрасте мать прижимала к груди. Поддавшись порыву, девушка взяла малыша на руки. Это был лишь сон, в котором границами реальности являлось сознание Гермионы. Вначале она хотела только дать возможность Тому-младенцу прочувствовать ласку и нежность рук, абсолютную защищенность близостью тела. Но неожиданно для самой себя, вдруг обнажила грудь. Дотронулась до нижней губки ребенка, и ротик раскрылся. Малыш припал к груди жадно, нездорово, кусая беззубыми деснами ареолу соска. Сморщенное личико ничем не напоминало слизеринского красавца. Ощущения были необычными. Откуда они взялись? Это же она сама должна была вести сон… Грудь словно налилась негой, как тогда, в сумасшедший воскресный вечер. И все тело охватила истома. Сексуальное желание? Гермиона от кого-то слышала, что кормление ребенка иногда вызывает эротические позывы у кормящей матери. Но чтобы так, и во сне… И главное, к кому…
Девушка крепче прижала к себе ребенка, который теперь лишь изредка причмокивал губками.
– Спи, мой Том. Я никому не отдам тебя.
Покинув сновидение парня, девушка почувствовала, что ее не затягивает, как обычно, в собственный сон. Фокусировка сознания словно сместилась вовне, и она ощутила себя лежащей на кровати. Да, не хватало только самой подпасть под мрачность риддловских реминисценций. Теперь не казалось удивительным, почему большинство психиатров напоминало собственных пациентов.
Она не имела права допустить, чтобы общение с Томом изменило ее. Слишком высока была цена.
Окончательно поняв, что не заснет, Гермиона поднялась с кровати, укуталась в мантию и, прихватив учебник трансфигурации за седьмой курс, вышла в гостиную. Присев на диван у камина, она только тогда поняла, что не одна в комнате.
Недалеко от огня в кресле развалился Альфард Блэк. В руке он держал бокал, а рядом стояла бутылка, которая с легкостью идентифицировалась как огневиски. Мда, какое горе он глушил в три часа ночи?
Парень повернул к соседке голову и поднял руку как бы для тоста.
– Прости меня, Гермиона, – пробормотал он и осушил бокал.
– Альфард, ты пьян? – озабоченно нахмурилась девушка, пересаживаясь ближе к нему.
– Что значит, пьян? – тоном патетичного памфлетиста заявил Блэк. – Дух вырвался на волю и больше не боится сказать тебе «прости»!
Гермиона в изумлении уставилась на юношу. Выражение лица того постоянно менялось с болезненно-ранимого на саркастичное.
– О чем ты? – наконец, спросила она.
– Я не думал, что Лукреция примет мою шутку за руководство к действию, – мрачно пробормотал он. – Честно, не думал. Веришь?
– Ничего не понимаю, – покачала головой девушка. – Шел бы ты спать, Альфард.
– О чем, о чем, – продолжал бубнить он, – О том, что ты считаешь нижним бельем.
Видя, как глаза девушки расширились, Альфард с горечью хмыкнул:
– Не думал, что она, и впрямь, отдаст их Розье. Риддл хоть вернул их? Или оставил сувениром? Впрочем, он получил уже не один, наверное…
Чувствуя, как гнев вперемешку с шоком вспыхивает в груди стремительным фейерверком, Гермиона чуть не вскочила на ноги. Вот, значит, как? А стоило ли ожидать другого? Том не ведал ни благородства, ни чувства такта. Он плевал на всех, кроме себя. И, похоже, даже на тех, кто, по его мнению, принадлежал ему.
Но ведь это было известно ей заранее, чего же другого она ожидала? Психотерапия – это не магия. Эффект мгновенен лишь в некоторых случаях. Бравада перед друзьями была вполне закономерна.
И Альфард тоже хорош, недалеко ушел от знамен благороднейшего и древнейшего семейства. И стоило ли верить ему после такого жестокого розыгрыша? Возможно, он сделал это специально, чтобы она сейчас набросилась на Тома?
Невыразимое болезненное ощущение заполнило грудь. Как будто ее предали, надругались над верой и представлениями о взаимном уважении и чести. Альфарда она представляла совсем не таким. Какой же она была дурой! Как глупо судить предвзято! Альфард – не Сириус, и даже не юная его копия.
Чувствуя, как сжимаются кулаки, Гермиона сухо спросила:
– Это Том сказал тебе про сам-знаешь-что?
Голова парня поднялась, он наградил девушку мгновенным взглядом и потянулся к бутылке.
– Нет, этого он не говорил, – как-то ровно и совершенно без эмоций признал Блэк, вновь наполняя бокал. – По крайней мере, мне. Ни он, ни Эйвери не подозревали, что я был в спальне, когда Риддл признал сей факт. Но не бойся, я никому не скажу.
На душе слегка полегчало, но ненамного. Не хочешь слишком сильно чернить противника, не так ли, Блэк? Самая коварная ложь – полуправда. С горечью она призналась себе, что ее доверие к Альфарду было подорвано. И то, что он сам признался ей в якобы глупой шутке, ни о чем не говорило. Он мог опасаться обвинений Тома. А своими тайными укусами относительно последнего был способен и невольно вмешаться в ее планы.
Мрачную картину дополняло и то, что Гермиона еще не решила, радоваться ли всеобщей славе первой женщины Волдеморта или нет. Причем, славе неминуемой, раз тайна оказалась у болтуна Эйвери. Хотя Том мог припугнуть приятеля, чтобы тот держал язык за зубами. Она очень надеялась на это.
– Так что же заставило тебя сидеть тут в обнимку с бутылкой, сей факт или чувство вины? – жестко проговорила девушка.
Альфард допил бокал до дна, поставил его рядом и какое-то время молча смотрел на нее. Затем опустил голову, закрыв ладонями лицо. И едва слышно прошептал:
– Тайная комната открыта.
Чувствуя, как холодеет все внутри, Гермиона выдохнула:
– Тайная комната?
– Ее создал Слазар Слизерин, и оставил там монстра, призванного уничтожить грязнокровок, когда в Хогвартс придет наследник основателя, – монотонно поведал Блэк и медленно повернул голову к девушке.
Та сделала глубокий вдох и плавный выдох и постепенно взяла себя в руки.
– Кто-то пострадал? – едва слышно поинтересовалась она.
– Грязнокровка из Хаффлпафа, – кивнул Альфард. – Какая-то очкастая Миртл.
– Что?.. Что с ней? – девушка подалась к парню, всматриваясь в его лицо.
Такое же невозможно придумать? Неужели, правда? Том…
– Запугана до полусмерти. Рассказывает, что ей завязали глаза, и она оказалась в каком-то заброшенном коридоре на пару с чем-то огромным и шипящим, – сказал Блэк, и Гермионе показалось, что он вовсе и не был пьян. – И кто-то грозил ей убираться из школы вместе с остальными грязнокровками.
Колоссальная тяжесть словно свалилась с плеч девушки. Значит, Том не был намерен никого ни убивать, ни вводить в коматозное состояние. Он, конечно, негодяй, что все-таки разыграл карту с василиском. Но присутствовал очевидный прогресс. Ты выиграл этот раунд, Риддл, но не всухую.
– А причем тут Тайная комната? Я думала, это всего лишь легенда, – прикинулась удивленной девушка.
– Это вспомнил Дамблдор, поскольку монстр Тайной комнаты – единственное хогвартское чудовище, напрямую связанное с нелюбовью к грязнокровкам, – хмыкнул парень. – И вполне логично предположил. Чудовище в наличии, наследник Слизерина тоже.
К Мерлину твою сообразительность. Пресловутый наследник не собирается никого убивать, и на том спасибо.
– А ты-то откуда знаешь, что там придумал профессор? – проникновенно осведомилась она. – И с каких это пор слизеринцы верят Дамблдору?
– Я ходил на кухню в запрещенное время и встретил старосту школы. Тот мне все и рассказал, – вполне осмысленный взгляд Блэка остановился на лице Гермионы. И парень вдруг прошептал, тихо, но отчетливо слышимо: – А я не верил, что ты в него влюбишься. Даже готов был поспорить на сто галеонов, дурак.
– Я его не люблю, – передернула плечами девушка. – Но ладно, Дамблдор, а ты-то почему готов обвинить Риддла во всех хогвартских кошмарах?
«А вот тебя, я думала, что могла бы любить». Наивная.
– Я ни в чем не обвиняю Риддла, – холодно отозвался парень. – Я лишь замечаю факты… Значит, не любишь, а просто спишь…
И он налил себе еще.
– Объясни, какое тебе до этого дело, и может быть, я прощу твою пьяную невоздержанность. Или ты просто маскируешь под ней свое давнее желание сказать мне все это в лицо? И все-таки что ты имеешь против Тома?
Блэк вскочил на ноги, позабыв про бокал. Его глаза полыхали гневом, а пальцы сжались в кулаки. Но он тут же вернул себе маску ироничной отстраненности.
– Ничего не имею. Кроме здравого смысла. И ничего в отношении него не делаю, отметь. А вот ты спишь с ним и в то же время спасаешь от него гриффиндорцев. Ты загадка для меня, Гермиона, которую я обязательно разрешу… Можешь допить…
Глядя ему вослед, девушка машинально потянулась к бутылке и сделала большой глоток.

Том Риддл был доволен чрезвычайно и даже надеялся, что и его великий предок высоко оценил бы гениальный план запугивания грязнокровок. Вальпургиевы рыцари справились с задачей – эффект был именно таким, каким ему и следовало быть. Вначале в школе должна начаться паника. Споры, конфликты, предположения… и страх. Страх – самое чудесное оружие, им человек поражает себя сам … Затем Хогвартс успокоится, списав все произошедшее на расшатанные нервы этой дуры Миртл и на ее чересчур развитое воображение. И вот тогда последует этап номер два. Второй удар.
– Запомните, друзья мои, – высокопарно заявил Том, удобно устроившись на небольшом возвышении в заброшенном коридоре подземелий, который «Вальпургиевы рыцари» выбрали местом своих тайных встреч. – Пробудив легенду, мы сами обязаны теперь стать легендой, стать мифом. Никто не должен заподозрить, что мы, живые люди, прикладываем руку ко всем этим ужасам с бедняжками грязнокровками. Мы станем воплощением страхов, невидимой рукой, поражающей жертву в ночи. Мы превратимся в благословение и проклятие Хогвартса. Потому помните, главное – это тайна. Ибо неведение порождает страх. Люди боятся того, чего не понимают. А страх ослабляет волю, уничтожает морально. Мы, «Вальпургиевы рыцари», станем новой силой, которой суждено изменить магический мир!
Темно-серые глаза парня сверкали отблесками пламени факелов, украшающих стены, и потому казалось, что в них пляшут огненно-красные всполохи. Голова юноши была гордо приподнята, каждый жест его был наполнен силой, а речь – пронизана заразительной мощью, доводящей слушателей до исступленного сопереживания.
Том был прирожденным оратором и знал это. В моменты ораторских выступлений он контролировал содержание своих слов, но одновременно чувствовал, как будто все его существо наполнялось некой силой, потоком, несущим его. Каждое слово парня словно проходило через него, становясь эмоционально насыщенным и выразительным, будто пропитывалось великой магией. Потомок Слизерина был красив в ореоле лидерства. И окружающие не могли не признать его харизму, даже такие гордые и избалованные, как отпрыски чистокровных семейств.
Речь Тома вызвала у остальных крики одобрения и заверения, что они это сделают, возгласы «смерть грязнокровкам!» и восхваления их лидера.
Риддл был доволен, потому что все согласились с его планом. И главное, теперь «Вальпургиевы рыцари» находились при деле.
– Будь уверен, Том, мы найдем способ отловить сразу несколько грязнокровок, – заверил его довольный Эйвери.
Казалось, смышленый балагур был радостнее всех и смотрел на новую операцию тайной организации как на забаву.
– Главное, все продумать заранее, – вставил Лейстрендж, которого больше увлек результат, чем сам процесс. – Мы не должны попадаться.
– Может быть, прикинуться привидениями?
– Сварить оборотное зелье?
Том довольно кивал, выслушивая предложения рыцарей.
– Прекрасно, – наконец, сказал он. – Обдумайте ваши предложения, и в следующую встречу мы их обсудим. А пока нам следует затаиться.
Когда встреча закончилась, Том не пошел со всеми в гостиную Слизерина, а решил посидеть в библиотеке. Гермионы там уже не было, и юноша отметил, что это был первый вечер, когда они не встретились за обсуждением их совместной работы. Научная проблема весьма заинтересовала его, даже увлекла своей неоднозначностью и сложностью. Но это ни в коей мере не умаляло его желания поиметь свою подругу еще раз. И не раз. Нормальное желание здорового молодого организма. Но девчонка не сдавалась и упорно продолжала играть в предложенную им игру дружеской, отстраненной любезности. Она была первой, кто посмел кинуть ему в лицо такой вызов. Воображала, заучка, всезнайка! А ведь он сам сделал тогда попытку к примирению и продолжению отношений, положив руку ей на плечо. Она же ее проигнорировала. Но теперь он не сдастся и дождется, когда Гермиона сама приползет к нему, умоляя повторить то сумасшедшее блаженство и взять ее. Хотела поиграть? Доигралась…
Но, вполне возможно, Гаррисвилль и не хотела его как такового, а просто использовала для ритуала. Это было обидно до боли, несправедливо и унизительно. Потому что он искренне хотел ее, желал этой близости – глупо было отрицать очевидный факт. Том отгонял такие мысли, но они постоянно возвращались и обжигали холодом, открывали где-то в груди забытую на время мрачную бездну. В конце концов, использовать и выкидывать – привилегия Темного Лорда, а вовсе не амбициозной девчонки! Но даже если Гаррисвилль использовала его, и в этом случае следовало вести себя с ней именно так, с дружеской легкостью. И скрывать даже от самого себя, что ничего не забыл. Если она демонстрирует непривязанность, то он будет непривязан вдвойне. Если она найдет кого-то другого, то он за это время сменит двух других. Потомок Слизерина никогда не покажет свою слабость.
Еще одним поводом для беспокойств были сны, которые упорно продолжали уносить его в младенчество. Как ни странно, они не заключали в себе отрицательных эмоций, скорее, наоборот, помогали осознать мелочность и незначимость тех далеких проблем. Но сам факт продолжения снов беспокоил. Неужели теперь половое влечение будет преследовать его постоянно? Или же дело совсем в другом?
Но сегодня Том чувствовал приподнятость духа и не собирался позволить дурным мыслям испортить отличное настроение. В конце концов, его сексуальное желание раньше не заострялось ни на ком конкретном. Может быть, пора вспомнить те золотые дни? Не у одной Гаррисвилль есть то, что может доставить блаженство. У любой женщины все то же самое под бельем, никто не прилетел с Марса.
Том пролистал выбранную книгу и быстро записал найденную информацию. В библиотеке почти никого не было. Даже его, как выражалась Гаррисвилль, фан-клуб устал караулить своего кумира и разбежался по гостиным. Лишь несколько человек что-то упорно писали за партами. Глаза Тома рассеянно скользнули по ним и остановились на светловолосой девушке. Он несколько раз видел ее среди стаек своих поклонниц и, помнится, даже рассматривал как одну из кандидаток для начала своей, как он надеялся, насыщенной сексуальной жизни. Делисса Голдштейн, шестой курс Равенкло. Девушка была весьма хороша собой, с длинными прямыми волосами почти того же оттенка, что и у Гермионы, вдумчивым выражением лица и детской непосредственностью в больших голубых глазах. Она ему, определенно, нравилась. Не факт, что он смог бы с ней общаться без вреда для собственной психики, но вставить ей он точно бы не отказался.
Заметив на себе взгляд парня, девушка кокетливо улыбнулась ему. Что ж, дорогая, пеняй на себя.
Риддл подошел к ней расслабленной, кошачьей поступью и мило заговорил, про себя насмехаясь над тем, как загорелись восторгом ее глаза. До чего же просто очаровать девчонку… Если она не носит фамилию Гаррисвилль.
Слово за слово, и Том уже вел ее на, как он сказал ей, прогулку. Она слегка удивилась, почему гулять он предпочитал на пустынных этажах, но Том заверил дурочку, что должен сказать ей что-то очень важное вне досягаемости любопытных ушей. Еще бы, отлавливать потом всех свидетелей его «прогулки» и стирать им память? Извините!
Риддл дошел с девушкой до портрета «Варнавы Вздрюченного», напротив которого через какое-то время появилась дверь. Делисса изумленно вскрикнула, а Том с очаровательной улыбкой пригласил ее зайти внутрь.
Атмосфера Выручай-комнаты кардинально отличалась от того, что было в прошлый раз. Небольшой столик с алыми розами и хрустальными бокалами украшал центр комнаты, рядом находился огромный диван, обитый золотым атласом. Несколько свечей, не нарушающих уютный полумрак, удачно подчеркивали детали романтичной обстановки. И всю эту патетику довершала ненавязчивая музыка. Том про себя застонал. Он всего лишь пожелал оказаться в условиях, максимально эффективных для соблазнения девчонки. А тут такой «очаровательный» сюрприз. Почему эти глупышки так просто покупаются на внешнюю мишуру? Бывает ли нижняя граница у идиотизма?
Продолжая улыбаться, Том взял девушку за руку и подвел ее к дивану. Та слегка нервно осматривалась по сторонам, но улыбалась в ответ, хотя было заметно, что эта улыбка не совсем искренняя. Наконец, девчонка решилась озвучить свое волнение:
– Что это за место, Том? Зачем мы пришли сюда?
Риддл потянулся к хрустальному графину с водой и осторожно взмахнул палочкой, трансфигурируя воду в сливочное пиво. Более того, он решил проверить новое заклинание, которое создал на спор с Розье, – сливочное пиво куда лучше действовало в смеси с огневиски! Протягивая бокал девушке, Том улыбнулся:
– Я давно собирался признаться тебе, Делисса. И хотел бы, чтобы мои слова соответствовали окружающей атмосфере. Делисса, ты самая прекрасная девушка на земле.
К тому же, чистокровная и не бедная. Но кто бы ни был твоим будущим женишком – он сам дурак.
И парень, сладко улыбаясь, дотронулся рукой до подбородка девушки и повернул ее голову к себе. Их глаза встретились. Том хорошо знал этот взгляд, насыщенный влажным сиянием. Так могли смотреть только влюбленные. У девчонки, и впрямь, были к нему чувства. Вот и здорово.
Румянец залил щеки Делиссы, и она вновь опустила глаза.
– Тебе нечего смущаться, я говорю правду. Я очень хочу быть с тобой. Хотя и понимаю, что учусь на курсе младше тебя, потому и не решался подойти к тебе раньше. И ты везде была не одна… Скажи, у меня есть надежда?
Девушка смогла лишь кивнуть, судорожно сжимая ножку бокала.
– Давай за это выпьем. За наше счастье.
Парень звякнул своим бокалом об ее и с удовлетворением заметил, что та сделала большой глоток. А ведь действительно получилось с огневиски. Должно быть, убойная смесь.
Он заговаривал ей зубы еще долго. Не забывая подливать в бокал из хрустального графина. И девушка постепенно осмелела, расслабилась и даже попробовала подшутить над ним. Это и ускорило ее судьбу.
Ее поцелуй был слюнявым. Он уже и отвык от такого. Да, к хорошему привыкаешь быстро. А у девчонки, по идее, должен был иметься опыт, симпатичная. Или в книжку бы заглянула, что ли. Хотя у волшебников Том ни разу не видел ни одной книги, где бы расписывались обычные сексуальные техники. Вот волшебство для приятного секса и предохранения еще встречалось. Но оно же не могло помочь с хорошими поцелуями! В конце концов, достаточно было одного-единственного нормального парня, чтобы девушка потом не распускала слюни. Гаррисвилль же как-то научилась. Конечно, не было пределов в развитии мастерства, но все же… Авада Кедавру заслуживали те, кто учил девчонок так целоваться. Теперь еще чуть не впилась зубами, как вампир…
Риддл полностью взял поцелуй под контроль и, не давая подружке совсем обслюнявить его рот, продемонстрировал искусную технику. Спасибо потом скажет… хотя, нет, не скажет.
Ласки Тома становились все настойчивее, девушка уже лишилась блузки и оказалась практически придавлена мужским телом. Парень видел страх, временами мелькавший в ее глазах, но он ослаблялся алкоголем и опасениями, что Том бросит ее, откажи она ему сейчас. И зря боялась. Том бросил бы ее в любом случае.
Стон протеста парень заглушил поцелуем, когда его рука пробралась в укромные местечки девичьего тела. Он начал ласкать ее просто, но действенно, без особых церемоний стимулируя чувствительный клитор.
Через какое-то время Риддл почувствовал, что его подхватила бесконтрольная волна возбуждения. Одежда оказалась на полу… Слизеринец не задумывался уже об удовольствии девушки, он не думал вообще. Желание горело, пульсировало и поглощало собою все. Когда Том резко прошел сквозь девственный барьер, блаженство оказалось соизмеримо со стремлением получить больше, еще. Юноша понимал, что эффекта, достигнутого благодаря ритуалу, он повторить не сможет. Зелья и заклинания позволили тогда настроиться на партнершу всецело, ощущать ее, как себя. Но так отчаянно хотелось вновь прочувствовать расширение сознания и выходящий за границы физических ощущений экстаз. Казалось, не хватало лишь какого-то незначительного глотка, чтобы открыть ту свободу духа, тот глубокий восторг, что уже привычно требовали тело, сознание, душа. Он двигался ритмично и сильно. Совсем немного… Еще чуть-чуть… Оргазм вспыхнул быстро и принес облегчение. Но та часть сознания, что рвалась к гармонии духа и осталась неудовлетворенной, заставила его выдохнуть:
– Гермиона…

Гермиона наносит ответный удар

Гермиона практически не удивилась, когда профессор Слагхорн попросил ее задержаться после урока и пригласил принять участие в посиделках пресловутого Слаг-клуба, куда входил и всеобщий любимец, отличник Том Риддл. Девушка с любезной улыбкой приняла приглашение декана, осознав, что это прекрасный шанс реализовать очередной этап ее плана. Помня, как падок профессор на подарки, Гермиона вытащила из своих запасов, пополненных в Хогсмиде, коробку засахаренных ананасов. Которые она, собственно, с самого начала и рассчитывала преподнести усатому гурману.
Но вот на что она не рассчитывала, так это на то, что окажется единственной девушкой в клубе слизняков. Очевидно, в эти времена женщину не рассматривали как важную социальную единицу вне дома и семьи. Хотя и были исключения. Но все же однокурсницы посмотрели на нее весьма странно, когда она брякнула, что надеется сделать в Англии неплохую карьеру. На счастье девушки, ее откровенный ляп списали на американские нравы.
Почему же Слагхорн пригласил ее, а не ту же МакГонагалл? Неужели оценил не только ее знания, но и личную силу? Или это Том его подговорил? Но зачем?
Так или иначе, приблизиться к любителю засахаренных ананасов входило в планы Гермионы. Но все же ей стало слегка не по себе, когда она вошла в комнату строго, но красиво одетая, с волосами, заколотыми в высокую прическу. И столкнулась с полностью мужской компанией. Большинство собравшихся молодых людей относилось к Слизерину.
– А вот и наша виновница торжества! – довольно сказал Слагхорн, жестом указывая на свободный стул рядом с Риддлом.
Сюрприз, и вправду, удался. Видимо, профессор Зельеварения как декан Слизерина был в курсе предстоящего Дня рождения своей блестящей студентки и намеревался отметить его в избранном кругу. А может быть, это Риддл зачем-то ему настучал. Хотя и не понятно было, зачем. Гермиона слегка приврала с датой, чтобы не было расхождений в нумерологических вычислениях, и та передвинулась с девятнадцатого на восемнадцатое сентября. Разумеется, все астрологические расчеты были бы неверными, но вряд ли бы кто-то стал разбираться в ее карте рождения. Тем более, девушка и сама-то не слишком верила в астрологию.
Виновница торжества выдавила любезную улыбку:
– Спасибо, профессор. А это вам небольшой подарок.
Интересно, он варит себе зелья против диабета? Потому что есть столько засахаренных ананасов… И содержащийся в них бромелайн не спасет.
Слагхорн, очевидно, был доволен, потому что рассыпался в любезностях. Девушка уселась на приготовленный для нее стул, и Том с улыбкой протянул ей бокал.
Вот это было плохо. Все, что исходило из рук Волдеморта, подлежало глубочайшей проверке.
– Мы поздравляем Вас, дорогая Гермиона, – если вы не против, чтобы я вас так называл – с Днем рождения, – заявил Слагхорн. – Надеюсь, вы станете постоянным украшением нашего клуба. За вас!
Девушка сделала вид, что пригубила из бокала, краем глаза отмечая, смотрел ли на нее в это время Риддл. Тот смотрел, тоже краем глаза. Интересно, что за зелье он ей подмешал? Не веритасерум ли? С него станется.
С громким звоном бокал выскользнул из рук девушки, осколки и кровавая жидкость украсили пол. И прежде, чем кто-то успел произнести “Reparo”, девушка выхватила палочку:
– Evanesco! Ох, простите, профессор, я слегка переволновалась от неожиданного сюрприза.
Мгновенный взгляд в сторону Риддла. Его лицо нисколько не изменилось, не проскальзывало даже малейшей тени недовольства. Возможно, лишь едва заметная ухмылка на миг тронула красивые губы.
– Ничего страшного. На счастье, – очаровательно улыбнулся Слагхорн. – И у нас всегда есть, что предложить даме.
Гермиона вскочила прежде, чем двинулся кто-то из парней в джентльменском порыве, и взяла новый бокал из рук профессора.
– Расскажите нам, Гермиона, сильно ли отличается жизнь в Америке от старой доброй Англии? – после еще одного тоста в честь девушки, спросил декан Слизерина.
Между тем он распаковал коробку с ананасами и явно смаковал любимое лакомство.
Гермиона быстро припомнила информацию, которую успела раздобыть об американских нравах.
– Мир магглов достаточно сильно повлиял на магический мир, – глубокомысленно заявила она. – Неограниченная демократия охватила волшебное сообщество, проявляясь как в отношении к собственному Министерству, так и во взаимоотношениях простых членов.
Слагхорн покивал, видимо, успешно подтвердив собственную информацию. А пока он молчал, в разговор быстро вступил Том:
– И ваше Министерство не опасается, что магическое сообщество выйдет из-под контроля? Маги перемешаются с магглами, чистокровные семейства прекратят существование?
Гермиона про себя простонала. Он, что, и здесь со своими расистскими взглядами будет выступать?
– Министерство вынужденно следовать современным течениям, – терпеливо ответила она. – В этом и заключается демократия, выражать волю большинства. Так или иначе, процесс неизбежен. Как им запретить смешиваться с магглами, жить среди них?
Бровь Риддла поползла наверх.
– В Америке нет Азкабанов? – невинным тоном осведомился он.
– Всех не пересажаешь, – иронично буркнула в ответ девушка.
– Но если большинство не право? – не сдавался Том.
Гермиона повернула голову и встретила его взгляд. Искры плясали в глазах-хамелеонах, и, судя по всему, разговор был глубоко интересен юноше. Не отводя глаз, она горячо сказала:
– А кому решать это? Кто обладает истиной в последней инстанции?
– Всегда можно предугадать последствия, – пожал плечами Риддл. – Смешение с маггловским миром приведет к гибели магического сообщества. Или путем репрессий со стороны магглов, как это и было в средние века, или путем ассимиляции и вырождения, потери знаний. Жизнь и сохранение магии стоят насилия над мнением «большинства».
Его забота о магическом сообществе удивила Гермиону, но цинизм чуть не заставил сорваться. Она отвернулась от парня и холодно проговорила:
– Окажись ты сам среди невольных жертв подобного насилия, понравилось бы это тебе?
– Чтобы не оказаться, нужны мозги, – с едва заметной насмешкой отозвался он.
– Мозгов вполне достаточно и для того, чтобы понять – процесс демократизации неизбежен, – все так же ровно отпарировала девушка.
– Демократия порочна хотя бы тем, что интересы большинства как раз таки часто игнорируется, потому что несовершенна система выборов. И не только коррупцией, но и механизмом отбора кандидатур, выражающих мнение большинства во властных структурах, – голос Риддла звучал с силой и убежденностью. И на миг Гермиона поверила, что он и впрямь болеет за участь мира магов, а не за собственное положение в нем. – И самим существованием таких структур, члены которых прикидываются народными избранниками, а сами руководят обществом исключительно на основании собственных амбиций или финансовых подачек. Не удивлюсь, если выяснится, что ваше Министерство что-то имеет с такой политики. И как легко манипулировать общественным мнением за счет продажных средств массовой информации!
Когда он закончил, девушка с легким ужасом поняла, что не знает, что возразить. Слова будущего Темного Лорда были правдивы, по крайней мере, частично. И она сама, и Гарри, и Сириус, и многие невинные люди пострадали от этой системы.
– Но пока ничего лучше демократии не придумано, – выпалила она.
Том хмыкнул:
– Придумано. Но нет силы, которая могла бы это осуществить.
В этот момент раздались покашливания Слагхорна.
– Гермиона, Том, за своим интересным диспутом уж не позабыли ли вы о нас?
Девушка обвела взглядом всю компанию. Профессор хитро улыбался, потирая ус. Парни хихикали, иногда перешептываясь. Том сделал невинное лицо:
– Простите, профессор. Мы увлеклись.
Члены клуба едва сдержали смешки.
– Незачем извиняться. Нам было весьма интересно, – заявил Слагхорн. – Не так ли, Эйвери?
– О, да, – подхватил парень. – Но хорошо, это происходит в Америке. Если что, от неудачного эксперимента пострадаем не мы.
Вокруг засмеялись. Все, кроме Риддла и декана.
– Эйвери! – покачал головой Слагхорн. – Такими вещами не шутят.
– Да, да, конечно, – состряпав серьезное лицо, кивнул парень.
После этого вся компания вновь выпила за Гермиону. Затем разговор зашел о каких-то местных новостях, о которых девушка слышала впервые. Ее мнение спрашивали несколько раз, на что она весьма лаконично отвечала. Профессор время от времени запускал пальцы в засахаренные ананасы и пребывал явно в благодушном настроении.
– Профессор, а как вы смотрите на рассказ Миртл? – вдруг спросил один из парней с Равенкло. – Ее, действительно, атаковало чудовище?
– Все может быть в наши дни, – с натянутой улыбкой отозвался Слагхорн. – Хотя чтобы такое ни с того ни с сего в Хогвартсе…
– У девочки поехала крыша, – шустро обобщил Эйвери.
Наконец, профессор заявил, что время позднее и пора расходиться. Гермиона сделала вид, что поправляет туфлю, и намеренно задержалась, дождавшись, когда парни выйдут из комнаты. Повернувшись к декану спиной, она быстро наложила заглушающие звук чары.
– Профессор, у меня есть небольшой вопрос к вам, – любезно сказала она. – Я имела честь оценить ваш опыт и глубочайшие познания. Боюсь, что только вы можете развеять мои сомнения по одному вопросу.
Слагхорн вскинул брови, покрутил ус и покивал:
– Я слушаю вас, Гермиона.
Не сводя глаз с лица декана, девушка начала:
– Мне рассказывали историю про одного блестящего студента, отличника и подающего большие надежды мага. Все ожидали, что он сделает карьеру в Министерстве магии, но парень встал на путь зла. Откуда-то он узнал про хоркруксы.
На этом месте пухлое лицо Слагхорна побледнело, в глазах появилась тревога.
– Он убил своего отца, которого ненавидел, и сделал хоркрукс. Он думал, что стал бессмертным. И лишь волею судьбы, хоркрукс был разрушен, а сам темный маг убит. Меня до сих пор мучает эта история. Так ли легко создать хоркрукс, и где можно найти информацию о заклинаниях для этого? Вдруг история повторится?
Слагхорн какое-то время молчал. Потом, вздохнув, осторожно проговорил:
– Меньше всего я ожидал такой истории от вас, мисс Гаррисвилль. Смею заверить вас, что информацию про хоркруксы едва ли можно найти где-либо, кроме древних источников, которые хранятся в архивах или уцелели по случайности. Это одна из тех тайн, что охраняется цивилизованным магическим сообществом весьма дотошно. Лишь единицам о ней известно. Потому я поражен, как подобная информация попала к вам.
Да, библиотека Хогвартса – это самый надежный архив. Ну-ну.
– У меня были хорошие учителя, – полным достоинства голосом ответила девушка. – Вижу, я не ошиблась, обратившись к вам. Ваши знания заслуживают преклонения, профессор. Значит, можно не опасаться насчет повторения истории? Вы же никому никогда не станете рассказывать о хоркруксах? И те, кто владеют подобной информацией, тоже не купятся на лесть и взятки? Гринделвальд нагнал столько страха на магическое сообщество. Представляю, что бы было, окажись он бессмертным.
Слагхорн, наконец, расслабился:
– Разумеется, Гермиона. Не бойтесь. Такого рода информация не предназначена для распространения. Надеюсь, что и ваши уста будут на замке.
– Конечно, профессор, – улыбнулась девушка. – Спасибо, что успокоили меня.
– Тогда доброй вам ночи, и до встречи.
– Всего доброго, профессор.
Гермиона отвернулась от декана и больше не сдерживала восторг. Вот так вот, Риддл. Получи. Ищи теперь информацию о хоркруксах, как ветра в поле!

На следующий день, когда закончились занятия, Том встретил Гермиону в библиотеке. Рядом за партами, как всегда, устроились его поклонницы. Но Делиссы среди них не было. Видимо, девушка сохранила подсознательный страх перед ним, после того, как он вытолкнул ее за дверь Выручай-комнаты, стерев память. Сама виновата. Не надо было устраивать истерики. И пусть скажет спасибо, что он не скормил ее василиску за все те гадости, что она наговорила ему. И вспомнил вовремя про предохранение от беременности.
Том не успел ничего подготовить заранее, поэтому они с Гермионой начали с чистого листа. Девушка была молчалива сегодня и лишь сухо вставляла необходимые замечания. Как же невыносимы бывают женщины. Сначала они сами ввязываются в истории, а потом льют крокодильи слезы из-за неизбежного результата.
Но что было самым интересным, так это его недавнее открытие на собрании Слаг-клуба. Гермиона боялась его. Он видел это в ее глазах, когда она принимала из его рук бокал с вином. В которое, надо сказать честно, он сначала планировал подмешать эротическое зелье. Но не подмешал. И правильно сделал. Когда бы еще он смог узнать, насколько сильно она боится его просто в жизни, сама по себе. Эротическое зелье отбило бы весь страх. А Тому было очень любопытно узнать причину. В какую же игру она играет, чтобы бояться так явно? Если даже она просто использовала его, то все равно отсутствовали причины для очевидного страха. Неужели она подозревала о глобальных планах своего партнера?
В то же время, в процессе совместных занятий девчонка не проявляла и тени страха. Исследования увлекали ее так же, как его. За это он уважал Гермиону. Возможно, только поэтому он с ней и продолжал общаться. А может быть, и не только. Возможно, ему просто было хорошо рядом с ней. Особенно, когда в медовых глазах мелькали искры восхищения.
Когда они закончили перешептываться по поводу одного из символов, повисла тишина. Которую прервала Гермиона.
– Том, неужели ты думаешь, что такие выходки приблизят тебя к цели? И магглорожденные побегут из Хогвартса? – шепот девушки был сух и быстр.
– А почему бы и нет? – хмыкнул Риддл. – По крайней мере, они поймут, что им далеко не рады в волшебном мире.
– Дамблдор подозревает, что Тайная комната открыта, – покачала головой она.
– Откуда ты знаешь? – нахмурился он.
Это было плохо. Впрочем, неудивительно, что старый лис сразу пронюхал, откуда ветер дует. Главное, не дать ему ничего доказать.
– Случайно услышала. И ты думаешь, он не в курсе, что ты можешь быть наследником Слизерина? – в ее глазах читалась явная озабоченность.
Мило. Она переживает за него или за себя?
Том криво усмехнулся:
– У него нет доказательств.
– Зато он может замучить тебя слежкой, – резонно возразила она.
– А кто сказал, что я сам участвую в этом? – фыркнул он, однако мысленно согласился, что Дамблдор на такое вполне способен. – На что мне «Вальпургиевы рыцари»?
Гермиона вздохнула:
– Пожалуйста, будь осторожнее.
Теперь он уже улыбнулся, соблазнительно, очаровательно:
– Можешь в этом не сомневаться.
Девушка закатила глаза.
– Кстати, по поводу грязнокровок, – помолчав, вновь зашептала она. – Тебе не кажется, что от многих из них есть прок? И не только из-за того, что магам необходимо вливание новой крови, чтобы не выродиться… Не спорь, это факт… Но и потому что среди них попадаются весьма талантливые волшебники. Сама с такими знакома.
– Безопасность магического мира важнее, – сурово парировал он. – Наша главная идея не должна подвергаться сомнению. Помни, что мы заключили соглашение, потому даже и не думай идти поперек.
Его слова, похоже, рассердили Гермиону.
– Не тиранию ли ты называл альтернативным демократии путем? – едко процедила она. – До встречи.
И быстро собрав сумку, девушка стремительно вылетела из библиотеки.
Какая же она строптивая, эта девчонка. Как она, вообще, смеет выступать против основной идеи? Хотя… возможно, и есть в ее словах доля правды. Он полукровка, и он гений. Но это не значит, что все остальные будут такими же. К тому же, у него нет никаких связей с миром магглов. Ни семьи, ни друзей. И главное – он наследник самого Салазара Слизерина.
Да, было давно пора поставить на место зарвавшуюся мисс Гаррисвилль. Но проблема заключалась лишь в том, что он не хотел этого. А хотел совсем другого… Тогда почему бы это не совместить?

Гермиона сидела на диване у камина, уткнувшись в учебник по зельям. Но это был один из тех редких случаев, когда она не воспринимала ничего из того, что читала. Мысли девушки вращались вокруг Тома и его акции по запугиванию магглорожденных. Как ей стоило вести себя? Откровенно вступать в конфронтацию было глупо, исподтишка чинить препоны – в одиночестве сложно. К тому же, она никого не могла привлечь. Альфард как союзник отпадал после своей свинской выходки, от МакГонагалл ей нужно было держаться подальше, не говоря уже о Дамблдоре. Пустить антислух, что все это специально подстраивали магглоненавистники с целью извести из Хогвартса грязнокровок? Чтобы все перестали бояться? Своего рода пиарная компания. Возможно, это было как раз то, что нужно. Но главное, не спровоцировать Тома на нечто худшее.
Было поздно, гостиная уже давно опустела. И потому звук открывшейся входной двери прозвучал на редкость громко.
– Мне кажется, Том уже давно придумал весь план, – услышала девушка чей-то знакомый голос. Лестрейндж? – И просто хочет, чтобы мы были заняты. Вот и дает задания.
– Возможно. Но продумать все мелочи и ему не так легко, – Розье. – Тем более, у Риддла сейчас есть еще одно увлечение.
Собеседники, видимо, не заметили Гермиону, и она глубже сползла вниз, чтобы кудрявая макушка не виднелась из-за спинки дивана.
– А чего удивляться? Он нормальный парень, – равнодушно отозвался Лейстрендж. – Кто бы из нас отказался трахнуть Гаррисвилль?
Девушка почувствовала, как заливаются краской ее щеки. Она этого не слышала, нет.
– Ха. Вот только Риддл не признается, что хочет ее трахнуть, – заметил Розье. – Он говорит о каких-то совместных исследованиях.
– Да, он каждый вечер торчит с ней в библиотеке, – согласился его собеседник.
– А не окажется ли однажды эта Гаррисвилль среди Вальпургиевых рыцарей? – то ли с иронией, то ли с философским смирением протянул будущий Упивающийся.
– Скорее она окажется в его постели.
Сдавленные смешки.
– Кто знает, где быстрее она окажется, – продолжил тему Лейстрендж, – но, похоже, Риддл, наконец, влюбился.
На этом месте уже Гермиона чуть не фыркнула, но вовремя сдержалась. Эх, ребята, неужели вы сами не понимаете еще, с кем связались? Вампиры станут вегетарианцами быстрее, чем Том в кого-то влюбится. По крайней мере, без вмешательства извне.
– Ты только ему это не скажи. Будешь первым манекеном для демонстрации заклинаний.
Послышалось что-то вроде хмыканья.
– Да лучше я никому ничего не скажу. Как он там говорит? Тайна – залог страха. Как ни крути, а Риддл всегда оказывается прав. Влюблен он или не влюблен.
– Том наследник Слизерина, что ты хочешь.
– Том – выдающийся наследник Слизерина. И потому я с ним.
– Ты сам в него влюблен, Лестрейндж.
– А кто в него не влюблен?
– Кто? Дамблдор.
Раздался ехидный смех.
– Все равно не понимаю, как мы обойдемся без мантий-невидимок. Обычных отвлекающих чар не достаточно.
– Вот потому ты сейчас и не на месте Риддла. Пойдем-ка спать, Розье. Завтра у меня с утра Нумерология.
– А у меня Трансфигурация. Не лучше.
Когда парни скрылись по спальням, Гермиона позволила себе глубоко вдохнуть. Значит, Том опять планировал операцию. Вот только будет ли он осуществлять ее сейчас, когда вся школа еще на ушах из-за Плаксы Миртл?
И девушка вновь на миг засомневалась, а сможет ли она вытянуть на себе весь груз ситуации? В конце концов, у нее был запасной вариант на случай форс-мажорных обстоятельств – Дамблдор. И совсем форс-мажорных – Авада Кедавра. Но еще в начале учебного года, незаметно стоя на перроне платформы 9 и ¾, она поняла, что не посмеет убить. И тогда же она поверила в возможность исправления истории.
План Гермионы был красив, эффективен и прост. Феликс Фелицис она нашла с трудом и по немалой цене, но нашла. Все-таки в неспокойные времена маггловской войны, да еще постоянной угрозы Гринделвальда, зелье пользовалось спросом. И потому директор Хогвартса с легкостью купился на ее незамысловатую отговорку, что она не может присутствовать на пиру в день приезда всех учащихся. Девушка планировала незаметно понаблюдать за Риддлом, а потом неожиданно встретиться с ним за завтраком.
Диппет сам предложил ей пройти процедуру распределения заранее. На голове у обманщицы оказалась знакомая шляпа. И тут Гермиону понесло:
– Я планирую попасть в Слизерин, подсыпать будущему Темному Лорду порошок сновидений, изменить его детские воспоминания, чтобы он перестал быть злым, поставить его в зависимость от себя, разрушить его планы по завоеванию мира, не дать ему расколоть свою душу на части. И все это так, чтобы никто не догадался, что я оказалась тут из будущего, – на одном дыхании выпалила она. – Слизерин!
– Слизерин! – как-то потрясенно, но быстро согласилась шляпа.
Гермиона пришла на платформу 9 и ¾ раньше всех и, укутавшись в мантию, незаметно устроилась напротив входа.
Риддл появился одним из первых, и девушка сразу узнала его. Видимо, парень был рад сбежать из приюта как можно раньше. Поразительно красивый юноша, высокий, черноволосый, темноглазый, замер на платформе. Он был младше Гермионы, но уже сейчас оказался выше ростом. Риддл смотрел на поезд, и выражение лица будущего Темного Лорда постепенно менялось. Непосредственное восхищение чудом, на которое способны только дети, вспыхнуло в красивых глазах. И на миг, лишь на миг на лице появилась улыбка. Почему же Гарри говорил, что восторг уродовал красивые черты Волдеморта? Эта улыбка была чем угодно, кроме уродства. В ней звучала искренность, она была счастливой. Возможно, Риддл не думал сейчас ни о способах обрести бессмертие, ни о желании подчинить мир, ни о мести негодяю отцу. В юноше на этот краткий миг проявился ребенок, глубоко-глубоко живущий в каждом. Том просто был счастлив.
И тогда девушка окончательно поняла, уже не только в теории, что не сможет убить его. Ведь тогда она убьет и того искреннего ребенка, что проявился в этой счастливой улыбке.

Защита и нападение

Как же двойственна жизнь. Весь мир состоит из полярностей. Почему так? Неужели для любого движения и развития всегда должен присутствовать дисбаланс, в создании которого необходимы противоположные полюса? Может быть, и жизнь потому настолько естественным образом быстротечна? Из-за того, что сознание всегда делит окружающий мир на «плохо» и «хорошо»? Мечется между одним и другим, не находя покоя и создавая проблемы самому себе. А если не делить, то не будет уязвимости дисбаланса. Нет плюса и минуса, нет добра и зла. Есть только власть, опирающаяся на силу вне категорий и условностей. Есть только целостность. Но как тогда жить? Возможно ли жить без полярностей? Или все же когда-то придется сделать необратимый выбор?
Ритуал, принесший ему большое преимущество, также обернулся слабостью. Без сонастройки с партнершей было не то. А ведь Гермиона знала. Или нет? С ней происходило то же самое? Парень надеялся, что она еще не успела проверить на практике, как это сделал он.
Том сам не мог бы толком объяснить, что именно его не устраивало. Он не чувствовал эмоций партнерши, не воспринимал ощущений, не реагировал на ее мыслеобразы и порывы. Он был сам по себе, а она сама по себе. Возможно, это являлось нормой. Но прочувствовав, как могло быть в идеале, уже не хотелось обыденности. Диапазон его ощущений расширился. И потому просто секс казался немым кино по сравнению с полноценным озвученным фильмом. Видимо, потому он все еще хотел Гаррисвилль.
Но слабость можно было компенсировать. А значит, ему следовало подумать над заклинанием, подобным тому, что они применяли во время ритуала, для глубокой настройки на партнершу. Любую.
Почувствовав пристальный взгляд, Том поднял глаза от тарелки. Дамблдор. Как там говорила Гермиона? Замучает слежкой? Да, он может.
Том вежливо кивнул профессору. И с безмятежным видом продолжил поглощать еду.
Эйвери привычно острил под ухом. Лейстрендж, как всегда, высказывал серьезным тоном свои предположения. А Розье скептически пожимал плечами. Риддл знал, что они молча ждали от него гениального плана второй атаки на грязнокровок, который в то же время пытались придумать самостоятельно. И план у него, действительно, был. Причем, намного проще и гениальней, чем у остальных. Безо всяких мантий-невидимок, о которых приятели почему-то шептались. Но еще рано было его осуществлять.
За столом Хаффлпаффа Том заметил Миртл. Да, он выбрал ее неслучайно. Теперь, когда пол-Хогвартса считало девчонку ненормальной, никто не поверил бы ей, решись она рассказать про романтическое приключение слизеринского старосты в женском туалете. Молодец, Оливия Хорнби, своими насмешками довела грязнокровку почти до умопомрачения. Оливия была бы замечательной кандидатурой в Вальпургиевы рыцари, если бы они занимались исключительно издевательством над жертвами. Но их задачи заключались и в усиленной подготовке к будущим, Риддл был уверен в этом, насыщенным политическим событиям. Потому Том не желал привлекать в тайную организацию членов своего фан-клуба. И вообще, парень был вынужден признать, что единственной девушкой, которая была способна на адекватное мировосприятие без сопливых бредней, пока оставалась Гермиона. Хотел он того или нет, она была похожа на него. Том покосился на девушку, подносящую ко рту ложку с десертом. Может быть, и из-за этого он все еще хотел ее. Таких нельзя было выпускать из поля зрения, ибо они могли как оказать величайшую помощь, так и нанести непоправимый вред.
Закончив завтрак и перебросившись парой фраз с приятелями, Риддл отправился на собрание старост. Директор поручил Дамблдору сказать им что-то важное. И Том гадал, уж не информацию ли про Тайную комнату он собирался свалить на них, как снег на голову.
– Прошу вас, леди, – Риддл распахнул дверь перед девушками-старостами.
Те хихикнули и кокетливо заулыбались в ответ на его наигранную любезность. Как же скучно. Но надо.
Вслед за ними появилась МакГонагалл, с вечно задранным носом и гордой походкой, достойной ее шотландских предков. Том все с той же очаровательной улыбкой придержал дверь и для старосты Гриффиндора. Та окинула его строгим взглядом и слегка покачала головой.
Смотришь свысока, Минерва? Неужели изображаешь из себя Дамблдора в юбке? Скажи спасибо, что не взялся очаровывать тебя серьезно, милая, и не заставил отказаться от всего, что так дорого сердцу гриффиндорки. Одну из твоих симпатичных сокурсниц как-то постигла, помнится, такая участь. Как же он тогда повеселился!
Но сейчас Тому было не до веселья и дурачеств. Не слишком ли много он на себя взял? Но уже было поздно отступать.
Юноша привычно закрыл свое сознание, что делал в последнее время всегда в присутствии излишне любопытного профессора Трансфигурации, привыкшего совать нос в чужие дела.
Дамблдор всем своим видом показывал озабоченность и серьезность, мрачная тень глубокой работы мысли читалась на высоком лбу пожилого волшебника. И мысли, очевидно, были весьма безрадостными. Его проницательный взгляд окинул группу старост с неприкрытой тревогой. Ожидая нравоучений, Том повесил на лицо выражение безмятежной серьезности, призванное подчеркнуть его глубокое сопереживание и ответственный подход к делу.
Когда все расселись, профессор сказал, с изрядной долей пафоса и напряжения:
– Вы все в курсе сложившейся ситуации. На Миртл совершено нападение, и мы не знаем точно, что вымысел, а что правда в ее рассказе. Поэтому мы должны надеяться на лучшее, но быть готовы к худшему. Возможно, открыта Тайная комната, в которой по легенде находится чудовище, призванное изгнать из Хогвартса всех магглорожденных. Вам как старостам необходимо разъяснить всем своим сокурсникам, в особенности магглорожденным, чтобы они ни в коем случае не ходили по школе в запрещенные часы. И не оказывались в малооживленных местах в одиночестве. Также вам придется патрулировать коридоры вдвоем, чтобы хоть как-то обезопасить себя от нападения. Вы все получите специальные жетоны, которые при открытии футляра будут посылать сигнал лично мне. Вы являетесь старостами, а потому доля ответственности за безопасность школы лежит и на вас. Призываю к серьезному отношению к этому вопросу. На вас равняются остальные ученики, помните это и покажите хороший пример.
Молчание повисло тягостной волной, пока старосты обдумывали слова Дамблдора. Сколько патетики. Умеет старик запудривать мозги. И дементор его забери с его догадкой!
– А что если нападение опять произойдет? – наконец, озвучила МакГонагалл тревожащий всех вопрос.
– Тогда у нас будет новая информация. И мы сможем действовать более решительно и целенаправленно, – покивал Дамблдор, наградив гриффиндорку ободряющей полуулыбкой.
– Но ведь это уже не поможет тем, кто пострадает от монстра! – воскликнула Минерва. – А мы даже не знаем, связано ли это как-то с Тайной комнатой или нет.
– Вот потому мы с вами и должны сделать все, чтобы ничего не произошло, – твердо заявил профессор. – Но если Тайная комната, действительно, открыта, вряд ли этого удастся избежать.
И тогда Том решил проверить то, на что практически знал ответ, но очень хотел убедиться, была ли права Гермиона.
– А что будет, если кто-то погибнет? – мягко спросил он.
МакГонагалл наградила слизеринского старосту косым взглядом. А Дамблдор посмотрел на него, как парень и ожидал, пронзительно и холодно:
– Тогда школу, вероятно, придется закрыть.
Девчонка была права. Почему же она оказывалась права так часто? Как будто ей открывалось нечто, неведомое остальным. Сила предвидения? Сомнительно.
Том вежливо кивнул, благодаря профессора за ответ.
Безысходность и отчаянье словно на миг коснулось всех ледяным крылом. Пронзительная правда вырвалась холодной неотвратимостью, как вспышка непростительных заклятий. Повисла тишина. Которую прервал строгий, но одновременно мягкий голос Дамблдора:
– Думаю, вы все уже осознали сложность ситуации. А потому собрание закончено. Все свободны.
Едва выйдя за дверь, старосты зашушукались.
– Может быть, Миртл просто чокнутая дура, а мы из-за нее должны таскаться вдвоем и промывать мозги всем остальным.
– Такое невозможно придумать!
– Она просто решила обратить на себя внимание.
– А вдруг это происки Гринделвальда?
– Делать ему больше нечего, как запугивать Плаксу Миртл!
– Неужели вы не понимаете, объявлена война всем магглорожденным! Если даже и не было там никакого чудовища, все равно это хорошо спланированная, намеренная акция!
– Не сгущай краски, Минерва. Возможно, кто-то просто пошутил.
Устав слушать болтовню старост, Том дождался, когда стайка поредеет, растекаясь по классам, и догнал свою слизеринскую коллегу.
– Послушай, Финелла, – мягко сказал он. – Тебе нет необходимости ходить со мной на патрули. Если случится что-то экстраординарное, ты мне все равно не поможешь, а в других случаях я справлюсь сам.
Пухлые щеки Хиггс вспыхнули, и она опустила глаза.
– Но Дамблдор… – робко начала девушка.
– Дамблдор – декан Гриффиндора. А я не хочу, чтобы пострадал кто-то из Слизерина, – голос парня стал тверже, и он прикоснулся к плечу смущенной старосты. – Так что лучше не спорь. Я забочусь о твоем же благе.
Финелла закивала, краска еще сильнее залила ее лицо. И Том, отвесив легкий поклон, быстрым шагом направился на занятия.

Гермиона сидела на Истории магии и подумывала о том, не бросить ли ей этот предмет. Такие крамольные мысли приходили девушке в голову лишь потому, что в последнее время она уже на уроках тайно читала учебник за седьмой курс. Вот если бы позволили сдать СОВы экстерном…
Риддл, как ни странно, тоже не казался сильно поглощенным предметом, хотя всегда выдавал точный, полноценный ответ.
Том. Скоро она свихнется на почве слизеринского старосты. Кто бы мог подумать, что негодяй так тесно войдет в ее жизнь, что она постоянно хотя бы на уровне второго внимания будет помнить о нем? Если мысли девушки не были заняты чем-то насущным, она всегда размышляла о будущем Темном Лорде. Что он задумал? Какую мрачную шутку приготовил бедным магглорожденным? Что если произойдет случайность, и кто-то окаменеет или, упаси Мерлин, погибнет? Риддл, не задумываясь, подставит Хагрида, такого доброго, юного, смешного. Эх, Хагрид. Воистину, он вечный ребенок.
Нет, надо было отвлечься от мыслей о Риддле. Но как назло тема урока оказалась занудной, поскольку была ей досконально известна, и девушке стало скучно. Поэтому она даже не нахмурилась, когда перед ней появился маленький конвертик. Развернув листок, Гермиона мгновенно узнала каллиграфический почерк Тома и чуть было не порвала письмо. Но потом ей стало любопытно. Риддл, что, думает, она настолько рассердилась, что не придет в библиотеку на совместное занятие?
Мисс Гаррисвилль!
Срочно требуется обсудить одно дело, относящееся к нашей сделке. Так как вынужден патрулировать верхние этажи, жду в одиннадцать вечера на Астрономической башне.
Т.М.Р.
А почему не в Выручай-комнате? Впрочем, девушке самой не хотелось оказаться там, где они совсем недавно предавались незабываемому эксперименту, что так глубоко запечатлелся в ее душе, пророс в сердце своим немыслимым блаженством, принес небывалую личную силу и в то же время сделал уязвимой. Перед красивым, но бессердечным юношей, в чью судьбу она посмела вмешаться.
Гермиона решила пойти на встречу. В конце концов, Тому было невыгодно ее убивать, а всего остального бояться не следовало. Наоборот, стоило только порадоваться, что парень решился на очередной прямой ход, от которого уже можно было отталкиваться в ответных действиях. Девушка повернулась к Тому и встретила прожигающе-ледяной взгляд. На миг глаза молодых людей застыли, словно пытались найти во взгляде другого ответы, но те отсутствовали. И затем Гермиона сделала легкий кивок, подтверждая, что предложение принято. Том наградил ее едва заметной, самодовольной улыбкой и перевел взгляд на профессора.
Девушка постаралась выкинуть из головы мысли о предстоящем разговоре с Риддлом и погрузиться в учебник. Но про него напоминало буквально все. Том был ее миссией. И возможно, неизбежной судьбой. Вот только судьба не у всех оказывалась счастливой…
За ужином девушка невольно присоединилась к беседе Роуз с Финеллой и Бренвенн. Но и там все свелось к будущему Темному Лорду, когда речь зашла о собрании старост.
– Нам выдали сигнальные жетоны на случай опасности во время обходов, а Риддл сказал, что будет патрулировать один, – сообщила Хиггс, вытаскивая из кармана небольшую круглую коробочку.
Гермиона сразу вспомнила Отряд Дамблдора и свою идею о монетках. Видимо, здесь применялся похожий принцип работы. Как юны и наивны все они были тогда. Как верили во всемогущество Дамблдора… Пока не погиб Сириус.
– Ну, так радуйся, тебе же лучше, – пожав плечами, заметила Бренвенн. – Большое удовольствие таскаться по коридорам с Риддлом.
Не только Гермиона подозрительно покосилась на Флинт. Но Финелла была единственной из компании пятикурсниц, что вскоре добродушно улыбнулась:
– Бренвенн, ты же раньше удавилась бы за возможность оказаться рядом с ним.
В этот момент староста напомнила Гермионе Молли Уизли – полноватая, рыжеволосая, готовая кудахтать надо всеми и выражать сочувствие. Как она в Слизерин попала? Зато было понятно, почему ее выбрали старостой.
– Риддл очень хороший парень. Но я поняла, что Альфард симпатичнее, – с каким-то болезненным энтузиазмом отозвалась Флинт.
Все это было очень странно. Вечные стоны Бренвенн о Томе, предполагаемое нападение последнего на нее, истерики девушки по малейшему поводу и, наконец, изменение ее восприятия бывшего объекта воздыхания. Неужели Риддл поработал над памятью Флинт? Интересно, Яксли это уже поняла? Будем надеяться, что нет.
– Лучше расскажи, Финелла, подозревает ли кого-то Дамблдор? – покосившись на Роуз, быстро сменила тему девушка. – Я слышала, это кто-то специально запугивает магглорожденных, и чудовище – просто нелепая выдумка в устрашение.
– Где это ты слышала? – удивилась Яксли, ее серые глаза внимательно впились в соседку.
– Да, что-то похожее говорила МакГонагалл, – вдруг согласилась Хиггс. – Но Миртл настаивает, что там был монстр.
– А Дамблдор? – повторила вопрос Гермиона.
– Дамблдор не говорил точно, что Тайная комната открыта, – подумав, сообщила Финелла. – Но и не отрицал.
Так. Значит, о Тайной комнате Дамблдор решил рассказать всему свету. Интересно, как много людей было в курсе того, что Том – наследник Слизерина? Очевидно, его шайка. Блэк. И она сама. Для тайны многовато.
Вечером, закончив эссе по трансфигурации, девушка переоделась в теплую одежду, закуталась в мантию и отправилась на встречу с пресловутым наследником.
Что же могло ему так срочно понадобиться?
Когда Гермиона добралась до Астрономической башни, Том уже ждал ее на лестнице.
– Идем, полюбуемся на звезды, – с ничего не выражающим лицом приветствовал ее Риддл.
– Сомневаюсь, что ты для этого меня позвал, Том, – с иронией сказала девушка, заметив, что парень накладывает отвлекающие чары, чтобы никто не захотел тревожить их.
– Можно совместить приятное с полезным, – в тон ей отозвался он.
– Давай начнем сразу с полезного, – предложила Гермиона, разворачиваясь к юноше спиной.
Прохладный ветерок коснулся ее лица, заиграл в волосах. Небо было высоким и звездным. Казалось, нужно было сделать лишь шаг наверх, чтобы оказаться в темной, сверкающей бездне. Звезды создавали ощущение вечности, но и их время жизни когда-то должно было подойти к концу. Интересно, Риддл задумывался об этом? Что и от Земли в какой-то момент не останется ничего? Где он будет тогда со своим бессмертием? Природа диктовала свой закон. Начала и конца. Жизни и смерти. Возможно, лишь только душа была жива по-настоящему. Ибо сама по себе материя являлась мертвой. Душа оживляла ее. Потому и не следовало бояться смерти. Смерть могла случиться лишь с тем, чему было присуще такое качество. Материя была бренна. А душа обладала совсем иными свойствами. Недаром, во снах и фантазиях человек с легкостью оказывался совсем в иных мирах, в мгновенье ока переносился в прошлое, в будущее. Для души не было ограничений, присущих материи. Ни во времени, ни в пространстве. И на фоне этого было трижды обидно за талантливого парня, что собирался исковеркать свою душу, создав хоркруксы.
– Как скажешь, – прервал поток ее мыслей Том. – Хотя, я вижу, на звезды ты уже полюбовалась. Заставляет задуматься о бренности бытия, не так ли?
Девушка повернулась к нему. Его взгляд был насмешлив и темен, лишь легкий отблеск звезд играл в мрачной глубине красивых глаз.
– Заставляет задуматься о многом, – кивнула она. – Я слушаю тебя. Что ты хотел сказать такого срочного, что потребовалась звездная декорация?
– Я хотел пообщаться без свидетелей, – ответил юноша и приблизился к Гермионе почти вплотную. – Ты знаешь, что Дамблдор заговорил про Тайную комнату?
– Да, – подтвердила девушка. – Но ты сам разыграл эту карту именно так, Том. Жаловаться не на кого.
– Видимо, ты не вполне понимаешь, – с едва уловимой злостью заявил Риддл. – Ситуация серьезная и не должна выходить из-под контроля. А потому мне нужна абсолютная и безоговорочная лояльность всех, кто может мне навредить.
Гермиона смотрела прямо и бесстрашно, хотя таким она парня еще не видела никогда.
– Будь уверен в моей абсолютной лояльности, Том, – спокойно и мягко отозвалась она. – Мне совершенно невыгодно, чтобы с тобой что-то случилось. Вспомни о сделке.
– Почему ты тогда возражаешь против идеи очистить Хогвартс от грязнокровок? – покачав головой, все еще раздраженно буркнул он.
– Потому что ты не совсем прав, – пожала плечами Гермиона. – Без вливания свежей крови магическое сообщество выродится и просто исчезнет.
Его глаза полыхнули такой яростью, что по спине девушки пробежали мурашки.
– Что? – спокойно, но настолько ледяным тоном переспросил он, что стало жутко. – Ты продолжаешь защищать грязнокровок?
– Я уже говорила тебе, что они бывают разные, – преодолевая страх, ровно возразила упрямая экс-гриффиндорка. – И умные, и талантливые. Зачем лишать волшебный мир такого подспорья?
– Они грязнокровки! – схватив девушку за подбородок, уже закричал Том. – Этим все сказано! Они связаны с миром магглов и представляют опасность для выживания магического общества!
– Но это не значит, что их нужно убивать! – в ответ не сдержалась Гермиона, отбрасывая его руку от своего лица. – Можно всегда найти компромисс.
– Сомневаюсь, что магглы будут его искать, если узнают о мире магии, – Том схватил девушку за плечи и угрожающе завис над ней. – Вспомни про инквизицию! А ведь магглам уже все известно на высшем уровне. И кто знает, в какой момент информация может быть обнародована!
– Что-то мне не верится в твою заботу о магическом мире, – взяв себя в руки, спокойно съязвила Гермиона. – Но с моей стороны тебе ничего не грозит. Это все, что ты хотел сказать?
Его губы сжались и побелели от гнева.
– Нет, мне нужны вот эти ингредиенты, – процедил он. – Достанешь сама или пойдешь со мной в Хогсмид? – в его голос вернулось спокойствие и холод.
Девушка взяла пергамент, который он ей протянул.
– Пойду с тобой, – отозвалась она, доставая палочку. – Lumos!
Ингредиенты были странные, и в ее голову не пришло, для чего они могли быть нужны. Впрочем, Гермиона не сомневалась, что все это предназначалось для второго этапа операции против магглорожденных. Она машинально перевернула пергамент. Там были спешно, по черновому, написаны какие-то формулы. Вот их-то девушка узнала сразу. Будто тяжелая плита свалилась на нее со звезд. Том выводил заклинание для установления связи с партнершей, наподобие того, что они использовали во время ритуала. Значит, он уже понял… и попробовал…
Краска отхлынула от лица девушки.
– О, я смотрю, ты времени зря не теряешь, – зло, издевательски выпалила она, швыряя пергамент ему в лицо. – Что, просто так трахаться уже не то? Кстати, а ты уже понял, что универсального заклинания нет?
Это было больно, больно до слез. Хотелось выть, кинуться с башни вниз…
Гермиона не думала о том, что ее слов могло быть достаточно, чтобы Том сорвался. Хотелось сделать ему так же больно, чтобы он тоже страдал…
В мгновение ока Риддл схватил ее за плечи и, развернув, прижал к заграждению. Выхватил палочку из руки. Глаза девушки уставились в темную пропасть, с едва виднеющимися очертаниями земли. Но она не успела подумать о том, что может оказаться очень скоро у подножия башни, как рука парня вцепилась в ее волосы, а другая оказалась под юбкой на бедре. Холод ветра на обнаженных ягодицах отрезвил Гермиону. И только тогда она поняла, что сейчас произойдет.
– Нет, Том, пожалуйста, – выдохнула она.
И в тот же миг девушка почувствовала острую боль. Он вошел в нее грубо и резко. Плача от стыда и боли, она попробовала вырваться, но парень оказался значительно сильнее ее. Было обидно и совершенно отсутствовало то ощущение сладости, что испытала она в свой первый раз. Девушка чувствовала себя грязной, униженной, использованной. Зачем ты все испортил, Том? Остановись. Пожалуйста…
Но через физическую боль, слезы и отчаянье, вдруг пробилось чувство наслаждения и ярость. И Гермиона неожиданно поняла, что это не ее ощущения. Настройка все еще работала. Она чувствовала Тома, как в прошлый раз. А он упивался ее болью, ее беспомощностью! Он насиловал ее и ликовал в своей власти над ней. Мерзавец! Садист! Сумасшедший!
Но присутствовало еще что-то в его эмоциях. Где-то в потаенной глубине сердца ему тоже было больно, и он пытался таким образом защитить себя. Гермиона осознала это за миг до того, как струя спермы наполнила ее, и парень уронил голову к ней на плечо в сладком экстазе, в довольном блаженстве, зарывшись лицом в волны длинных волос.

Компромисс

Глава навеяна «Dicitencello Vuje» в исполнении Корелли.

Том проснулся от холода, сводящего судорогой тело, почему-то занимающее абсолютно не предназначенную для сна позу. Зыбко поежившись, парень обнаружил, что его голова лежит на чем-то мягком. Он заставил себя приоткрыть глаза. Это что-то оказалось девичьими бедрами. И мгновенно нашлось объяснение неудобной позе.
Риддл смутно помнил, как они сползли на холодный пол. Он ничего не соображал в эйфории, в легкости парения, когда наклонился к Гермионе. Ее заботливые пальцы в его волосах показались вначале иллюзией расширившегося сознания. Но рука девушки не исчезала, продолжая смущать нежной лаской, трепетными поглаживаниями и в то же время вознося еще дальше к экстазу, убирая малейший след боли из глубин сердца. Что-то мокрое почувствовалось на лбу. Безмерно ласковые руки были последним, что он помнил, проваливаясь в сладостный омут блаженного сна.
Небо еще не тронула золотисто-розовая дымка рассвета, и оно все так же звездным сиянием освещало древний замок. Глаза юноши остановились на спящей девушке. Ее голова склонилась на плечо, а черты лица были расслаблены. Она казалась спокойной и умиротворенной. Но что поразило его больше всего – это то, что ладонь Гермионы утонула в его кудрях. Значит, она действительно гладила его. Но почему?
Гермиона рыдала, когда он насиловал ее. Ей было больно и обидно, Том это чувствовал и знал. И горькие слезы лишь умножали упоительное ощущение власти над ней, абсолютной и тотальной, пронзительного восторга, долгожданной эйфории. Тело девушки, склонившееся над пропастью, принадлежало ему, как и сама ее жизнь. И даже ее чувства были обязаны повиноваться. Он мог заставить девчонку страдать. И заставил.
Возможно, Гермиона все-таки была влюблена в него, несмотря на логический и практичный подход к жизни. Но Делисса тоже была, и что? Это ей не помешало наорать на него, забиться в истерике, кидать в «возлюбленного» все попавшиеся под руку предметы, а потом еще и пообещать нажаловаться директору, что он якобы ее изнасиловал. Поведение Гермионы оказалось полной противоположностью. А ведь ее-то он действительно изнасиловал.
Неожиданно пришедшая в голову мысль оглушила юношу. И ему на миг стало страшно. А вдруг это и есть проявление того, что называют безусловной любовью? Как там говорил Дамблдор в своих нравоучениях? Когда другого принимаешь любым, какой он есть… Стоп. Этого только не хватало! Что за бред! Еще чуть-чуть мыслей в этом направлении – и можно будет идти к профессору Трансфигурации на чай с лимонными дольками. Или открыть аттракцион для грязнокровок – катание на василиске. Нет, Шеша за это съест его самого и не подавится, даром что Том – наследник Слизерина.
Риддл почувствовал, как постепенно волна страха отпускает его сердце. Неизвестное пугает, он это не раз говорил, а вот сейчас сам столкнулся с таким неизвестным…
Может быть, Гермиона просто не хотела с ним ссориться, осознавая всю важность их сотрудничества? То есть сделала правильные выводы из ситуации, чего, собственно, он от нее и ожидал. Том практически спланировал это насилие, хотя и не был до последнего момента уверен, что пойдет на это. Если б девчонка не довела его до белого каления… Он хотел подчинить ее волю, сломать гордость, показать, кто в их паре лидер. Но если девушка все поняла, зачем тогда ласкать его, к чему столько патетики?
Ледяной порыв ветра напомнил парню, что они выбрали неподходящее место для сна. Тем более, бедра Гермионы так и остались полуобнаженными, прикрытыми кое-как. Хорошо хоть, сидела она на мантии и белье, а не на холодном полу голой попкой… Сознание сразу нарисовало картину помянутого места девушки, весьма привлекательного, он мог поклясться. Все, пора было уходить отсюда, иначе грязнокровки так и останутся в Хогвартсе, а магический мир не будет осчастливлен бессмертным наследником Салазара, безвременно окоченевшим в романтическом уголке Хогвартса.
Риддл поднялся на ноги, преодолевая расслабленность тела. Гермиона даже не пошевелилась. И тогда он сделал то, чего сам от себя не вполне ожидал. Видимо, воспоминания и прикосновения к обнаженной коже девушки дали свой эффект. Том наклонился и осторожно поднял Гермиону на руки. Та что-то промурлыкала во сне и продолжила мирно посапывать, как только ее растрепанная голова склонилась на плечо к парню. Риддл начал быстро спускаться по лестнице, предварительно убедившись, что никаких улик не оставлено на месте «преступления». Хотя вряд ли Дамблдор захаживал сюда часто. Ему как бы не с кем было. Наверное.
Том спустился на восьмой этаж и заспешил к знакомой картине Варнавы-не-слишком-умного. Дверь появилась быстро, и парень оказался в Выручай-комнате. Там царил полумрак, который только подчеркивали несколько ароматических свечей. Огромная кровать являлась воплощением всех представлений парня о комфорте. Он осторожно откинул одеяло, положил девушку на нежный шелк простыней и раздел насколько смог, чтобы не разбудить спящую красавицу. Подумал было о целительных заклинаниях, способных залечить девичье тело от последствий его ярости и гнева, но успокоился, вспомнив о новых способностях к быстрой регенерации. Раздевшись сам, Том нырнул в мягкие прелести кровати и попытался заснуть.
Но сон не шел. Рука юноши обняла Гермиону, и он признался себе – ему хотелось, чтобы ее ладони ласкали его смело и откровенно, губы растворялись в поцелуе, а тело желало его и только его. Из-за чего ему так хорошо было с ней? Наверное, потому что сохранилась их взаимная настройка, позволяющая обострить ощущения. А может быть, потому что он считал Гермиону своей и совершенно не желал делиться ее нежностью с кем-то еще. Тем более с Блэком. От такой мысли губы парня сжались, и он крепче прижал девушку к себе. Возможно, это, наконец, и разбудило ее. Поскольку в следующий момент на Тома в упор смотрела пара внимательных глаз. В них отсутствовала ненависть и осуждение, но грусть была слишком очевидной, чтобы затаиться в темно-медовой глубине.
Он вынудил ее страдать, он же заставит ее потерять голову от блаженства. Поцелуй Тома был мягким, трепетно-настойчивым, и Гермиона ответила ему. Он не знал, с охотой или по той же причине, по которой не оттолкнула его в прошлый раз. Но очень скоро она стонала от удовольствия в его руках, выгибаясь навстречу ему. А он сам терялся в ее ненавязчивой нежности и самозабвенной ласке.
После, когда она тихо лежала в его объятиях, Том понял, что должен прервать затянувшееся молчание. Он был обязан узнать и расставить все точки над «и». Как бы это не было страшно. Парень дотронулся до подбородка девушки и приподнял ее голову, вынудив встретить его пронзительный взгляд.
– Гермиона, – осторожно, но прямо начал он. – Скажи, почему ты там, на башне… Ты влюблена в меня?
Она все так же молча смотрела на него. Ни одна черточка не дрогнула на лице, лишь неведомый огонек зажегся в темной глубине ее глаз.
– Я не знаю, Том, – наконец, спокойно отозвалась она. – В любом случае, это ничего не меняет.
Он не понял, что больше его поразило – признание или то, что оно ничего не значило для нее.
– Почему же, – усмехнулся парень. – Если ты испытываешь ко мне определенные чувства, то могла бы почаще соглашаться со мной и поменьше спорить.
– Прости, Том, но это не моя логика, – улыбка едва тронула кончики губ девушки и сразу погасла. – Подобные чувства могут означать лишь то, что я буду помогать тебе и делить с тобой постель. Но это не значит, что я обязана во всем соглашаться. Можешь не спать со мной, если тебе под боком нужна лишь безмозглая марионетка, не способная иметь собственного мнения.
Риддл почувствовал, как гнев вскипает в нем безудержной волной. В бесконтрольной ярости он схватил девушку за волосы и, прожигая ее взглядом, зашипел в лицо:
– То есть тебе все равно, что я буду спать с той же Делиссой?
От его внимания не укрылось, как она вздрогнула.
– Не ври. Тебе не все равно, – процедил он, отпуская ее с легким толчком от себя.
– Возможно, – все так же ровно ответила девушка. – Но секс с тобой не стоит того, чтобы лишиться собственного мнения. Можешь переспать со всем Хогвартсом, включая преподавателей и привидений. Или хоть десять раз изнасиловать меня на столе в Большом зале. Но это не изменит того факта, что я очень часто оказываюсь права.
Он откинулся на спину с легким стоном и закрыл лицо ладонью. Колоссального усилия ему стоило взять себя в руки. Салазар! Почему, ну, почему не могут мозги сочетаться с покорностью и смирением?
– Ты невыносима, – наконец, выдавил он.
– Зато тебе со мной не скучно, – вдруг улыбнулась Гермиона и подвинулась ближе к нему.
Первой мыслью было оттолкнуть нежную руку, погрузившуюся в его волосы. Но прикосновения были слишком приятны, а близость обнаженного тела вновь всколыхнула волну желания. Том быстрым движением повернул девушку на спину и подмял под себя.
– Значит, говоришь, секс со мной многого не стоит? – с глумливо-угрожающей улыбочкой поинтересовался он.
– Я не говорила… – начала было Гермиона, но парень быстро заткнул ей рот поцелуем.
Последующие полчаса им было не до разговоров и не до логики. Он лишь помнил, как шептал в предоргазменном блаженстве:
– Скажи, что ты моя…
И Гермиона стонала в ответ, что она его.
После страстного любовного времяпрепровождения просто невозможно было не уснуть. Но девушка, похоже, умудрилась подумать о заведенном будильнике. Потому что в нужное время он разбудил молодых людей, вырывая из сладкого сонного омута.
Вставать не хотелось. Но день был учебный, поэтому Том заставил себя оторваться от нежного тела Гермионы. Девушка побежала в душ, намекнув, что его компания ей не требуется. Но Выручай-комната не была бы таковой, если бы не предоставила парню еще одну ванную. Поэтому оба привели себя в порядок достаточно быстро, оставалось только забежать в гостиную за учебниками. Ну, а Гермионе еще и переодеться. Хотя в таком наряде она смотрелась куда привлекательней. А еще лучше – вообще без нарядов. Но про это не узнает никто, кроме него.
– Может быть, нам стоит разделиться? – предложила девушка, когда они вышли из комнаты.
– Зачем? Ты думаешь, там уже не сделали соответствующего вывода из нашего очередного совместного отсутствия? – вскинул брови он.
– Том! Одно дело слухи, и совсем другое – факты, – покачала головой Гермиона.
– Ты же сама говорила, что тебе без разницы. Зато всякие там Блэки поймут, что незачем им совать нос не в свое дело.
– Альфард ничего серьезного против тебя предпринять не может. И ты это прекрасно знаешь, – пожала плечами девушка, когда они покинули этаж и стали спускаться вниз. – Почему бы тебе не оставить его в покое?
– Нет, это он оставит в покое. Тебя, – зло отозвался Риддл, недовольный ее защитой этого шута. – Когда поймет, что ты моя.
Она чуть не споткнулась на ступеньке, и парень едва успел ее подхватить.
– Ты что, решил больше не скрывать наших отношений? – она смотрела на него расширившимися глазами, воплощающими неверие.
Другая на ее месте сошла бы с ума от счастья и пустилась бы в пляс на столе в Большом зале. Разумеется, Том не сказал бы Гермионе, что таким образом хотел держать ее на коротком поводке. И не только из-за Блэка, но и из-за себя тоже. Помимо того, что девчонка вдруг стала для него мощным позитивным зарядом в жизни, присутствовал в его решении еще и самый что ни на есть прагматичный подход. Как могущественных друзей, так и сильных потенциальных врагов следовало иметь под боком. А если бы удалось добиться чувств со стороны такого человека, он горы для тебя сумел бы свернуть, даже без волшебной палочки. Том знал, что едва ли не каждая первая ученица Хогвартса мечтала стать его девушкой. И потому он решил преподнести этот статус Гермионе, как очаровательную наживку, которую та могла бы с удовольствием проглотить.
Риддл хмыкнул:
– А что в этом такого? У многих пятикурсников есть девушки, с которыми они встречаются. Чем я хуже? Не думаю, что значок старосты может стать в этом препятствием. Наоборот, именно я должен подавать пример образцового поведения с противоположным полом.
– О, да! – засмеялась она, саркастично и с легкой горечью. – Вчера ты подал самый что ни на есть образцовый пример!
– С остальными он был бы хуже, – мрачно уверил ее он.
– Не сомневаюсь. Ты сам уже признался, что был, – насмешливо кивнула девушка и неожиданно улыбнулась. – Что ж, припрячу подальше свои духи, а то кто знает, что ожидать девушке великолепного Тома Риддла от его разъяренного фан-клуба.
Юноша рассмеялся и крепко сжал ее ладонь. Он, в общем-то, и не сомневался, что девчонка не отвергнет его. Они вновь стали спускаться по лестнице.
– Не переживай, – с улыбкой успокоил ее Том. – Девочки из, как ты говоришь, фан-клуба не такие и плохие.
С одной стороны, он был готов прихлопнуть любого, кто посмел бы тронуть его девушку, а с другой – ему было интересно, что сама Гермиона противопоставит взбешенным поклонницам.
– Они просто не знают, что тебя нужно бояться. Делисса же ничего не сможет им рассказать, не так ли? – криво усмехнулась Гермиона.
Том поморщился:
– Прошу тебя, не вспоминай об этом… Да, ты одна из немногих, кто достаточно умен, чтобы меня бояться.
– С чего ты взял, что я боюсь тебя? – фыркнула девушка.
Осторожнее надо показывать свои эмоции, дорогая. Все же у тебя не было столько опыта в конспирации. И за тобой не следил профессор-маньяк так называемого «добра».
– Это очевидно. Впрочем, главное не факт страха, а умение его контролировать, – философски заметил он.
– Надо же. Я с тобой в кои то веки согласна, – заявила Гермиона и, не удержавшись, рассмеялась.
Том подхватил ее смех. И такие оживленные, хотя и заметно невыспавшиеся, они появились в гостиной Слизерина.

Гермиона чувствовала, как заливаются краской ее щеки под пристальным вниманием слизеринцев, когда Том поцеловал ее руку перед тем, как исчезнуть в спальне мальчиков. Девушка быстро побежала к себе и спешно начала переодеваться, сопровождаемая презрительным взглядом Бренвенн и осуждающим – Финеллы. Но она была слишком взволнована, чтобы обращать на это внимание. К тому же все тело приятно ныло после ночных упражнений.
Признаться, Гермиона не ожидала такого. Что же должно было произойти с Томом, чтобы он вдруг отбросил свои претензии на образ недоступного для девушек, ледяного принца? Возможно, ее методы начали работать. И постоянное пребывание в его снах, наконец, дало свой эффект. По крайней мере, она уже наверняка стала ассоциироваться у него с идеальным и желанным образом матери. А значит, подсознательно он хотел ее и… Что именно еще парень чувствовал по отношению к ней, надо было проверить. В конце концов, дедушка Фрейд, без сомнения, радовался на небесах.
Может быть, еще сказалась ревность к Альфарду. Хотя поведение Блэка она до конца и не понимала. Он казался уже и не холодным аристократичным баловнем, но еще и не своим демократичным племянником Сириусом. Правда, дурацкая шутка с трусами была как раз в стиле школьных лет последнего. Видимо, достался шутовской ген от кого-то из предков, а в Сириусе из-за близкородственного брака он в полной мере проявился. По собственному признанию Альфарда, он ничего не замышлял против Тома, но и действий его не поддерживал. Неужели наследнику Слизерина не хватало Дамблдора для противостояний? Оставил бы в покое Блэка. Но, может, тот все-таки что-то планировал против Риддла? С какой стати Альфард обязан был говорить ей правду? Или же Том таким образом просто компенсировал свою вынужденную неконфликтность со всеми окружающими? Да, парень нуждался в выходе агрессии, без сомнения. И, скорее всего, будет нуждаться всю жизнь, несмотря на магический аналог нейролептиков, которые тоже, очевидно, сыграли свою роль. Нет уж, пусть вымещает агрессию на чем-то еще, кроме истребления магглорожденных. Или как-то сублимирует ее, что вовсе не являлось невозможным. Лидер маггловской Англии Черчилль, как она где-то прочитала, убивал мух и складывал их рядками, сублимируя склонность к некрофилии.
А вот прошлой ночью Том выплеснул свою агрессию на нее. Причем в примитивной, унизительной и шовинистской форме. Интересно, что было бы на башне, не начни девушка заблаговременно еще и лекарственную терапию? Но и так Гермиона была очень, очень близка к тому, чтобы рассказать все Дамблдору. Едва Том выпустил бы ее из своих грубых объятий. Но, видимо, тот отголосок боли, что дошел до нее через взаимную настройку, заставил девушку передумать. Ее неожиданно наполнила жалость и глубокое сочувствие к парню. Ирония судьбы, именно простая, человеческая эмоция, которые Том так презирал, и спасла его от разоблачения, а возможно, и от смерти. И она же стала причиной отсутствия еще одной жестокости в мире. Так легко было ответить жестокостью на жестокость, когда рвались и кричали что есть мочи боль, обида, отчаянье. Но никогда принцип расплаты «зуб за зуб» не срабатывал в человеческом исполнении. Потому что разум оперировал данными на субъективной основе. Не стало бы ее предательство Риддла еще большей жестокостью? Она видела, что он пережил, можно сказать, присутствовала в том жалком приюте, без матери, среди чужих людей. В какой-то степени не Том был виноват в своей склонности к агрессии. Но Гермиона все же не ожидала от себя, что будет гладить его по голове после того, что он с ней сделал. На тот момент этот жест показался единственно возможным выражением сочувствия. И уж не он ли повлиял на последующее объяснение с Томом? Парень потребовал от нее признания, а сам даже и не заикнулся о своих чувствах. Хотя какие у него могли быть чувства? Разве что удовольствие, источником которого она была. Причем, удовольствие многоплановое, и физическое, и интеллектуальное. Гермиона сама замечала за собой, что подчас забывала, с кем именно она обсуждала научные проблемы. Интеллект юного Волдеморта просто поражал.
В то же время, методы Риддла уже сейчас оказывались максимально эффективными и, если требовалось, жестокими. Чтобы выудить у нее эмоциональную реакцию, он даже назвал несчастную девушку, с которой переспал. Гермиона не ожидала, что подтверждение ее подозрений будет настолько болезненным, и она не сможет это скрыть. А парню только того и требовалось – надавить на больную точку, чтобы получить реакцию. Безжалостный манипулятор. Хотя, по большому счету, а кто им не был? Лишь в разной степени манипуляторами являлись и Дамблдор, и она сама. Причем, каждый оправдывал свои методы. Как, несомненно, и сам Том.
Но все же Гермиона даже помыслить не могла, что он предложит ей стать его девушкой. Совсем не в стиле Риддла. Впрочем, гормоны, выгода, желание, ревность… Всегда приносила свой плод сумма факторов, редко бывало достаточно одного. А теперь Гермиона должна была не давать парню расслабиться. И медленно, но верно гнуть свою линию.
К сожалению, она вряд ли что-то смогла бы сделать против нападений на магглорожденных, по крайней мере, пока, кроме опровержения глупых слухов. С другой стороны, путешественница во времени совершенно не хотела, чтобы Дамблдор напал на след Тома. Не для того она здесь оказалась. Занимался бы себе Гринделвальдом…
Закончив переодеваться, Гермиона отбросила мысли о прошлой ночи и, собравшись с духом, перекинула сумку через плечо. Выйдя из спальни, девушка сразу же наткнулась на Роуз Яксли, очевидно, специально поджидающую ее. Та очаровательно улыбнулась и, подхватив однокурсницу под руку, потащила ее в Большой зал.
– Риддл уже ушел, так что, надеюсь, против моей компании ты не возражаешь, – с вечной иронией прокомментировала свои действия Роуз.
Девушка хмыкнула и кивнула. В конце концов, чего другого можно было ожидать? Сплетни, должно быть, разнеслись уже по всему Слизерину. Тому хорошо, его не станут осаждать вопросами и строить козни из ревности.
– Ну, и как? Признаешься, наконец? – Яксли уже казалась немного раздраженной. – И зачем притворялась? С самого начала было все понятно.
Эх, если бы она знала, сколько усилий потребовалось, чтобы это «начало» вообще состоялось…
– А мне вот не было, – чтобы хоть как-то ответить, сказала Гермиона.
– Могла бы прислушаться к голосу разума, – усмехнулась Роуз. – И как далеко у вас все зашло?
– Это ты у Риддла спроси, – иронично отозвалась девушка.
Яксли фыркнула:
– Значит, далеко.
Когда девушки уселись за стол Слизерина, все головы мгновенно обернулись к звезде последних сплетен. Ученики жаждали подробностей, чтобы было чем скрасить серые школьные будни. Да, воистину, помимо хлеба народ всегда жаждал зрелищ. А без информации мозг вообще погибал.
Что ж, получите. Лучшая защита – нападение.
– Единственное, что могу сказать, – нарочито громко начала Гермиона, чтобы услышали все соседи, – целуется Риддл хорошо.
Роуз засмеялась. Вокруг зашушукались. Гермиона уткнула нос в тарелку, повесив на лицо непроницаемую маску и изо всех сил стараясь не покраснеть. Через некоторое время, почувствовав чей-то пристальный взгляд, она подняла голову. К счастью, это был не Альфард. Том глядел на нее с понимающе-очаровательной улыбкой, которая сразу же ободрила ее. Она слегка смущенно улыбнулась в ответ.
– Ты только посмотри вокруг, на эти мордахи, – шепнула ей Роуз, которая откровенно наслаждалась происходящим.
– Думаю, я еще насмотрюсь, – скривилась девушка.
– О, да! – согласилась Яксли. – Но все равно, поздравляю!
– Спасибо, – вздохнула в ответ Гермиона. – Лучше бы выразила сочувствие.
У нее проснулся аппетит, видимо, после ночных праведных трудов, и она быстро опустошила тарелку. Когда от завтрака не осталась и следа, девушка собиралась уже подниматься из-за стола, как почувствовала чье-то легкое прикосновение. Обернувшись, она увидела Тома, который галантно протянул ей руку. Краснея, Гермиона с его помощью выбралась из-за стола, и парень, не отпуская ее руки, повел свою подругу к выходу из зала. Теперь на них смотрели все. Весь Хогвартс. Гермиона не видела, но могла себе представить завистливые лица девушек, нахмурившегося Дамблдора, одобрительную знающую улыбку Слагхорна, игнорирующего новоиспеченную парочку Альфарда.
– Хорошее было шоу, – облегченно вздохнула девушка, когда они покинули Большой зал.
– Да, я получил огромное удовольствие, созерцая эту драматическо-комическую постановку, – рассмеялся Том. – Ты была великолепна.
– Если честно, я не жажду быть объектом столь пристального внимания, – покачала головой Гермиона. – Такое впечатление, будто мы диковинные звери, выуженные из тайников Хагрида.
Парень бросил на нее внимательный взгляд. И Гермиона прикусила язык. Наверняка, он уже знал про акромантула.
– Не очень удачное сравнение, – наконец, презрительно скривился он.
– Вот и я так думаю, – быстро выкрутилась девушка. – Все так откровенно таращились на нас, будто мы только что выбежали из Запретного леса на пару с Хагридом.
– Да, – согласился Риддл, – мне бы вполне хватило мордахи Блэка, чтобы получить истинное удовольствие.
Девушка закатила глаза.
– Да оставь же ты Блэка, наконец. Дался он тебе. А то я начинаю думать, что весь этот спектакль разыгран исключительно для него. Я тоже требую своего удовольствия!
Риддл довольно засмеялся:
– Не волнуйся, ты его получишь. Хочешь, я поцелую тебя перед… э-э-э… Вальбургой? Нет? Делиссой? Тоже нет? Ну, тогда перед всеми.
– Иногда мне кажется, что влюбленные напоминают идиотов, – простонала в ответ Гермиона. – Давай не будем так низко падать, Том.
– До влюбленности или до идиотизма? – усмехнувшись, переспросил юноша.
– До идиотской, эксгибиционистской самовлюбленности, – уточнила девушка.
«Эх, если бы Гарри слышал этот диалог», – вдруг промелькнуло в ее голове. Гермиона похолодела. Он бы сказал, что Волдеморт играет ее чувствами, заставляет поверить себе, а потом в самый неожиданный момент нанесет смертельный удар… А что если ее друг, действительно, оказался бы прав?

Ключи к загадкам

– Ничего мы так не добьемся, – Том устало откинулся на спинку стула.
Библиотека почти опустела, а они все еще корпели над таинственными символами. Уже прошел месяц с тех пор, как молодые люди начали работу. И Риддл не сказал бы, что в исследованиях произошел качественный сдвиг. Они, безусловно, расшифровали многие стадии процесса, но проблема заключалась в том, что не выстраивалась целостная картина. Чего-то не хватало.
– Мы уже сделали очень много, учитывая столь короткое время, – покачала головой Гермиона.
Том поймал ее взгляд. Девушка казалась озабоченной, но ее энтузиазм однозначно еще не подошел к концу. Как и его.
– Дело не в этом, – заметил он. – Тут не хватает ключа.
– Ты так думаешь? – вскинула брови его подруга.
Том убежденно кивнул и взял ее за руку:
– И это логично. Держать ключ отдельно от загадки.
В глазах Гермионы появились озорные искры, и она улыбнулась:
– Значит, ко всем загадкам есть ключ?*
Он не отвел взгляд. Это было интересно. Насколько разгадала его подруга? Думала ли она когда-нибудь, что он планировал в будущем возглавить организацию, оппозиционную магическому правительству? Что он собирался преобразовать весь волшебный мир? Стать безоговорочным руководителем магического сообщества? Кардинально повлиять на взаимоотношения магов и магглов? Он мог поклясться, что частично она догадывалась. Слишком часто они спорили об этом. Хотя после того, как они стали официальной парой, девушка старалась избегать прямого противостояния и обходить острые вопросы стороной, временами вставляя конструктивные комментарии или едкие шутки. А значит, его план по ее усмирению вполне работал. Том знал, что Гермиона во многом не соглашалась с ним. Но, по крайней мере, она была солидарна с его возмущением насчет Министерства Магии. И парень научился в какой-то степени терпеть ее строптивость, надеясь постепенно повлиять на взгляды девушки. Он чувствовал себя комфортно рядом с ней, особенно в минуты уединения и интеллектуального общения. Впервые он встретил равного себе, способного оценить глубину его мысли, понять волнующие его проблемы. Кроме Дамблдора, пожалуй. Тот мгновенно просекал, что имел в виду Риддл. И даже то, что последний в виду не имел. Но старый хрыч явно не подходил для постельных приключений и революций. И спасибо за это Мерлину! Зато идеально подходила Гермиона. Из нее бы вышла отличная союзница, помимо всех остальных ощутимых преимуществ. И парень признался себе, что не хотел бы ее потерять. По крайней мере, сейчас. Кем бы его подруга не оказалась в результате, поскольку она тоже все еще оставалась для него загадкой. Хранился ли ключ от нее в другом месте?
– Ко всем. Но не каждому по зубам его найти, – с глумливой усмешкой отозвался он.
– Фламелю оказалось по зубам, – прекрасно осознавая, что поддевает его, заметила Гермиона.
Издевается? Посмотрим, кто посмеется последним.
Раньше он точно поставил бы ее на место, быстро и сразу. Но почему-то сейчас Том ощущал, что стал останавливаться и задумываться там, где раньше бы действовал на волне эмоций или подчиняясь выработанным поведенческим штампам. Как будто перед ним открывалось несколько дорог, где до того была только одна. Хотя это и не означало, что он всегда вел себя по-другому. Чаще всего он задумывался, но выбирал старый путь. Гермиона являлась исключением. Впрочем, до нее у Тома и не было официальной подружки. И потому отсутствовала возможность сравнения.
– Он двадцать лет не мог разобраться с книгой! Пока ему не встретился тот доктор! ** – недовольно пробурчал парень.
– Зато потом Фламель сам составил подробное описание процесса! – не унималась девушка.
– Да, подробную шифровку, – он убрал свою руку с ее ладони. – Нам это очень помогло.
– Ты про гравюры или про то, что он написал для племянника? – не обращая внимания на его ехидство, уточнила девушка.
В первый момент Том не понял, что она имела в виду. Но потом словно луч света вспыхнул в мозгу. Будто что-то сложилось в единую картину… Знакомое чувство озарения. Как же он сразу не подумал. Глупец! Вот оно!
– Мы идиоты, – только и сумел сказать он.
Гермиона вопросительно посмотрела на него. Том встретил ее взгляд, в его глазах горел восторг победы.
– Вряд ли он племяннику оставил гравюры! Вот что нам надо было искать с самого начала, а не корпеть над этими головоломками! – возбужденно заговорил юноша, отмечая, как расширяются глаза его подруги, по мере того как она начала понимать его мысль.
– Завещание Фламеля, – пробормотала Гермиона. – Ну, конечно же!
И девушка начала судорожно пролистывать книгу.
– Скажи после этого, что я не гений, – иронично заметил Том, наблюдая за ее вдохновенным поиском.
– Гений, гений, – машинально согласилась Гермиона, ее пальцы заскользили по странице. – Только иногда злой гений… Вот!
Юноша наклонился и чуть не стукнулся лбом о голову подруги. Они склонились над книгой.
– Оригинал утрачен. Он был написан на полях карманной псалтыри и тоже зашифрован, – разочарованно протянула девушка.
– Этот Фламель – параноик, – недовольно прокомментировал Том. – Недаром он так дружен с Дамблдором.
Гермиона отстранилась от него, недовольно покачала головой.
– Том, ты же прекрасно понимаешь, почему Дамблдор окрысился на тебя, – серьезно и спокойно заявила она. – Кто третировал гриффиндорцев, кто сколотил группировку магглоненавистников, кто напустил василиска на Миртл?
Она когда-нибудь его доведет. Это точно. Что за дурная манера говорить ему правду в лицо? Причем в такой момент, когда он определенно не в настроении убивать свою девушку. На худой конец, лишь изнасиловать.
Том про себя иронично хмыкнул, но отозвался ледяным тоном:
– Однако из всех учителей подозрителен только Дамблдор. Он невыносим!
– Да, он неправильно себя ведет относительно тебя, – неожиданно легко согласилась Гермиона. – Но главное, самому оставаться безупречным. Тогда ему не за что будет зацепить тебя.
– И значит, не стоит быть привязанным. Ни к чему и ни к кому. Тогда не будет уязвимых точек, – подытожил Риддл.
– Возможно. Но это не значит, нужно быть бесчувственным, Том. Привязанность и любовь – это разные вещи. В отличие от любви, привязанность эгоистична, потому и делает уязвимым, – равнодушно пожала плечами девушка и прибавила: – Может быть, нам лучше вернуться к Фламелю? Смотри, его «Завещание» расшифровали в 1758 году и даже перевели на английский. Но перевод был неполный. А расшифровка оказалась утерянной.
– Готов поклясться, сам Фламель ее же и утерял, – саркастично заявил Том, решив оставить ее тираду без комментариев. – Но отсюда не следует, что оригинал нигде не хранится. На месте бессмертного товарища я бы его хорошо припрятал. На случай старческого склероза.
Гермиона рассмеялась:
– Хотела бы я посмотреть на тебя в его годы!
Их глаза встретились, и смех девушки замер на губах.
А ведь это было возможно. Что будет с ними, если они оба достигнут успеха? Том никогда не задумывался над этим. Он рассматривал вопрос исключительно с эгоцентрической позиции. Он один должен был стать бессмертным владыкой мира. Но вдруг… вдруг она так и останется единственным человеком, с которым он мог бы поговорить? Пусть не по душам, но просто на одном языке. Кто знает, как изменится его сознание за сотни лет. По большому счету, сейчас ему не нужен никто. Но мутация свойственна любому сознанию, пока у него нет стабильной точки опоры. Увы, неизменную точку гарантирует только смерть. Так что иметь еще один угол обзора ситуации – это выгодно. Если девчонка не пойдет против его планов, она будет жить. И почему бы не вечно? В конце концов, он всегда найдет способ отправить ее в мир иной, если вдруг придется на это пойти.
Том прервал неловкое молчание:
– Предлагаю отыскать расшифрованный текст на английском, будет хоть какая-то зацепка, когда найдем оригинал.
– Когда или если? Мне бы твою самоуверенность, – покачала головой Гермиона. – А перевод есть в другой книге, его и искать не надо. Правда, толку от него…
– Когда, а не если, – уверенно подтвердил юноша. Надо быть идиотом, чтобы не верить в собственные силы. Тем более, когда они стоят того, чтобы в них верили. – Возможно, все же расшифрованный текст где-то сохранился. Видимо, нам надо начать поиски с Франции.
– Самое интересное то, что даже магглы обратили внимание на Фламеля и начали поиски «Завещания», – задумчиво протянула девушка, наградив приятеля долгим взглядом.
Он так и не понял, что именно выражал этот взгляд. Опасение вновь вступить на зыбкую почву спорной темы? Расчет предстоящих действий? Красноречивый намек? Или так у Гермионы рождались гениальные мысли?
– Ты думаешь, нужно заглянуть к магглам? – наконец, скривившись, уточнил Том.
Гермиона решительно кивнула, не отводя взгляд. Риддл тоже смотрел в упор, думая, что на этот раз девчонка, к сожалению, была права. Маги уже все обыскали, везде, где только могли. Парень в этом не сомневался.
– А точнее, в коллекцию манускриптов Национальной библиотеки в Париже, – подтвердила девушка.
Она улыбнулась, видимо, обрадованная, что приятель так легко принял идею о посещении худшей части человечества.
– Придется. Можно, конечно, отловить самого Фламеля… – протянул Том, внимательно наблюдая за ее реакцией.
Ему нравилось подкалывать девушку, высказывая временами совершенно идиотские, но устрашающие идеи. Было и забавно, и необходимо изучать ее натуру, с одной стороны, а с другой, Том все пытался осознать, как в ней могло уживаться столько человеколюбия с неприкрытым цинизмом. Ему в добродушие приходилось играть. Разве что с ней он был ближе всего к этому самому «любию». Но даже с приятелями Риддл лицемерил. Не говоря уж о его безмятежной лжи Дамблдору и иже с ним. Очень часто Том ощущал себя охотником, затаившимся где-то в глубине собственного существа и наблюдающим за разворачивающимся спектаклем. Причем, спектаклем как внешним, так и внутренним. Иногда слизеринский староста чуть ли не сам верил в свою невинность и «правильность». Циником был лишь тот самый наблюдатель-охотник, его истинная сущность. Все эмоции и чувства являлись внешними по отношению к этому центру. По крайней мере, Том так считал раньше. И только во время памятного ритуала юноше неожиданно пришло понимание, что наблюдатель вовсе не был циником. Он просто был. Без ярлыков и качеств. И это острое чувство собственного бытия превосходило по силе, по насыщенности все то, что он мог наблюдать как в мире внутреннем, так и во внешнем.
– Боюсь, найти Фламеля будет еще труднее, чем оригинал «Завещания», – хмыкнула Гермиона. – И господин бессмертный абсолютно прав. За столько-то лет, явно, не захочешь встречаться с кем попало. Вот разве что считать мысли Дамблдора, где прячется его друг…
Том рассмеялся, сухо и холодно:
– Ценю твой юмор. Но раньше надо было думать, дорогая. Стоит тебе лишь сделать попытку… Для Дамблдора все, что связано со мной, автоматически причисляется ко вселенскому злу. Как будто оно и в самом деле существует.
Девушка покачала головой и поежилась:
– Да, зло бывает только конкретным. Но от этого не легче тому, кто от него страдает… От твоего смеха у меня мурашки по коже.
– Скажи спасибо старому маразматику.
– Что, и в смехе тоже Дамблдор виноват?
– И не только в нем.
Гермиона посмотрела на парня, долго, пронзительно:
– И не только Дамблдор, ты, наверное, хотел сказать.
Том быстро отвел взгляд. Вот только этого не надо, копания в прошлом, которое он так хотел забыть. Вернее, не столько забыть, сколько компенсировать. Он ненавидел, когда к нему лезли в душу. Хотя, по большому счету, вот в душу-то ему никто никогда и не лез. Все лишь хотели управлять им, выискивая слабости.
Юноша отрешенно пожал плечами и будничным тоном перевел тему:
– Так что, когда отправляемся в Париж?
Молодые люди уже два раза пробирались в Хогсмид, и их приключения остались незамеченными. Гермиона, как показалось Тому, сочувственно улыбнулась и приняла его нежелание говорить о прошлом:
– После Хэллуина, наверное. Только надо быть осторожными. Все-таки война.
– Зато вряд ли Министерство Франции будет обращать особое внимание на неправомерное использование магии несовершеннолетними, – рационально заключил Том. – Во всем есть свои плюсы. И в войне.
– Уж лучше бы их не было, – вздохнула Гермиона и дотронулась до его руки. – Осторожность еще никому не повредила.
Том пожал ладонь девушки, как бы ободряюще и успокаивающе. Все же он уважал девчонку за смелость. Недаром именно она оказалась его подругой. Она была исключительной. Как и он сам.

Гермиона не знала планов Риддла относительно ее самой, но она была убеждена, что ее действия не прошли впустую. Иногда девушка высказывала провокационные идеи и специально отмечала реакцию Тома. Она изменилась. Раньше юный Темный Лорд пришел бы в ярость от некоторых ее слов, она была в этом уверена на сто процентов. Разумеется, Гермиона выбирала спокойные моменты для своих тестов, ей совсем не хотелось быть прижатой к заграждению Астрономической башни еще раз. А тем более отправиться полетать с нее.
Нет, парень не отказался от своих расистских планов и даже от второго этапа операции против магглорожденных. Но он перестал неизбежно приближаться к психическому отклонению. В этом девушка не сомневалась, потому что Тома больше не терзали многие моменты из его прошлого, и парень стал способен управлять своими эмоциями, а не просто зажимать их в яростный комок и прятать ото всего мира. У него появилась свобода выбора в реагировании на ситуацию, свобода, которая и характеризовала человека как человека, а не как закомплексованную машину, управляемую исключительно темными уголками собственного подсознания. Пока это проявлялось неявно и находилось в зачаточном состоянии, но все же девушка могла хоть с чем-то поздравить себя. Куда лучше было иметь просто Темного Лорда, чем Темного Лорда-психа. Теперь с Томом представлялось возможным хотя бы поговорить, апеллируя к разуму. Конечно, следовало еще решить вопрос его взаимоотношений с отцом – но на этот счет Гермиона имела отдельные планы.
И она надеялась, что никогда не пожалеет о своем решении об отказе от Авада Кедавры для Тома Марволо Риддла. Хотя была готова – только на уровне ума, разумеется, – и к предательству с его стороны, и к резким изменениям их отношений. Не стоило ожидать слишком много хорошего и привыкать к абсолютной защите со стороны самого популярного парня Хогвартса, по совместительству Темного Лорда, опасного эгоиста и безжалостного циника. Но Гермиона чувствовала, чем дольше они общались, тем сложнее становилось порвать странную связь между ними, двумя такими похожими людьми с полярными мировоззрениями.
После плодотворного совместного времяпрепровождения в библиотеке Том отправился на встречу с приятелями, а Гермиона задержалась за изучением перевода «Завещания» на английский. Текст был отрывочный, очевидно, составленный на основе цитат изначальной расшифровки и, как ей показалось, неточный. Девушка не представляла, как по этим крохам можно было восстановить процесс Великого Деланья. Смогут ли они состыковать интерпретации гравюр со столь скудной информацией? Получится ли у них найти оригинал «склеротички» Фламеля?
А вдруг да? Как говорится, за что боролись… Гермиона никогда не смотрела на проблему с этой точки зрения. Она ввязалась в исследование лишь для того, чтобы переключить интерес Риддла с чудовищной идеи создать хоркруксы на нечто более безобидное. А вот стать бессмертной нежданно-негаданно… И что делать с вечностью? Для человека всегда было ценно то, что конечно, что можно потерять. Для смертного сознания проблематика существа вечного, с другими ценностями и приоритетами представлялась чем-то гипотетическим. А вдруг их с Томом постигла бы участь проклятого Агасфера, для которого вечность стала мучением? Что если они перестали бы оставаться людьми, превратившись в безэмоциональных монстров? Человек был жив только потому, что обладал полюсами «приятно» и «неприятно», движение от последнего к первому кодировалось в психике на уровне инстинктов. А вдруг уже ничто в мире не смогло бы соответствовать оценке «приятно»? Как выжил бы мозг? Куда они с Томом должны были бы двигаться, развиваться, достигнув границ того, что предоставляла Земля?
Девушке невольно стало не по себе. Не утешала даже мысль о суициде. Хотя, если Риддл покончил бы с собой, утомившись вечной жизнью, – это однозначно можно было бы назвать успехом ее миссии. Жаль, Гарри этого никогда б не увидел. Мерлин, воистину, а какое было бы шоу!
Гермиона покинула библиотеку перед самым закрытием и, погрузившись в мысли, побрела по направлению к гостиной Слизерина. Где-то в этих хмурых подземельях Том тренировал свою банду расистов. Вот уж кого она не могла понять, так этих странных обожателей юного Темного Лорда. Ладно, сам Риддл. Он был практически вынужден стать таким. К тому же, данная идея являлась для него необходимым знаменем, лозунгом, под которым он мог сплотить таких вот чистокровных идиотов. А им-то, что, трудно было пошуршать мозгами? Стоило уничтожить магглорожденных – и постепенно магическое сообщество вымерло бы или выродилось окончательно. Ничего удивительного, что Альфард не захотел примкнуть к патетичной шайке нелюбителей здравого смысла.
В этот момент коридор преградила чья-то фигура, и перед девушкой возник никто иной, как помянутый представитель древнейшего и благороднейшего семейства Блэков. Долго жить будет… Неужели?
Не сказав ни слова, Альфард неожиданно схватил Гермиону в охапку. Девушка хотела закричать, но в тот же миг почувствовала, как его губы впились в ее рот, подавив крик протеста. И они не показались ей ни сладкими, ни желанными… Или она просто не позволила себе этого… Том! Где же ты, когда ты нужен?!
Альфард быстро донес брыкающуюся девушку до какого-то заброшенного ответвления коридора и, наконец, поставил на ноги. Разгневанная Гермиона выхватила палочку, но наткнулась на ответную готовность парня, чья палочка уже была направлена на экс-гриффиндорку.
– Что это значит, Блэк? – угрожающе выдавила Гермиона. – Я встречаюсь с Томом.
Он засмеялся, сухо, безрадостно:
– Пардон, это был единственный способ заткнуть тебе рот.
Почувствовав смущение, но и неожиданное облегчение от этого признания, девушка уже спокойно, по-деловому осведомилась:
– И что же ты хочешь, Альфард? К чему весь этот спектакль?
– Чтобы поговорить без свидетелей, – усмехнулся он, внимательно рассматривая одноклассницу, как будто видел ее в первый раз.
– А более цивилизованный способ разговора уже не в моде? – ядовито поинтересовалась Гермиона.
Она опустила палочку, но не убрала ее совсем. Прислонившись к стене и скрестив на груди руки, девушка выжидательно смотрела на объект своего невольного восхищения и последующего разочарования.
– Я думал, ты уже привыкла, целый месяц пообщавшись со своим ухажером, – цинично заметил парень.
– Альфард, пощади последние крохи моего уважения к тебе, – устало проговорила она. – Что ты хочешь?
Его красивые глаза вспыхнули, и он чуть было не подался к девушке в эмоциональном порыве. Но вовремя остановившись, с наигранной легкостью заявил:
– Чтобы ты заставила Риддла прекратить его деятельность по дискредитации Слизерина и чистокровных семейств, естественно! Пусть распустит свою Мерлином проклятую шайку и оставит в покое грязнокровок. Пусть закроет Тайную комнату. Продолжать?
Сказать, что слова Блэка оказались для Гермионы полной неожиданностью, было нельзя, но все же она слегка удивилась. Значит, парень все-таки уже сейчас относился к правильной стороне. Если, конечно, это не являлось проявлением мести или зависти к Риддлу.
– Зачем тебе это, Альфард? Завидуешь популярности конкурента?
– Вот только не прикидывайся идиоткой, Гермиона, – фыркнул Блэк, подходя к ней ближе. – Неужели ты не видишь, куда гнет Риддл? Он добивается войны, не сейчас, конечно, но в обозримом будущем. Повлиять на неокрепшие мозги детей всех чистокровных семейств – идеальный вариант сплотить вокруг себя сильных союзников. Как Гринделвальд, он жаждет власти.
Чувствуя, как пронзительный холод окутывает ее сердце, девушка высокомерно остановила поток его излияний:
– А я тут причем?
Она заставила себя расслабиться, хотя слова парня задели ее за живое, и сделать подстройку к Блэку, что с Томом происходило уже автоматически.
– Притом, что ты единственная, способная повлиять на него, – отозвался парень, буравя ее взглядом, опасно сверкающим отблесками факелов.
– С чего ты взял, что я это могу? – девушка не отвела глаз, открыто встретив его прожигающий взгляд.
– Тебе придется, – на лице Блэка неожиданно появилась широкая улыбка.
– Что? – шокировано переспросила Гермиона.
Это было немыслимо. Он, что, являлся таким же психом, как его сестренка, только успешно маскировался? Мерлин, что за бредовая ситуация?
– Если ты, конечно, не хочешь, чтобы весь Хогвартс узнал твой маленький секрет, – с холодно-угрожающей иронией пояснил парень.
– Какой секрет? – опешила Гермиона.
Не мог же он, в самом деле, узнать про путешествия во времени?
– Что ты не Гаррисвилль, естественно, – невинным тоном ответил Блэк. – Ты самозванка.
Почувствовав, как земля уходит из-под ног, девушка до боли сжала кулаки, чтобы привести себя в чувство.
– Что? – как можно более ошарашенно переспросила она. Играть так играть. Возможно, он поведется. – Что за бред? Наша семья настолько большая, что мы сами уже не помним все ее ветки. Я отношусь к одной из наименее известных.
– Может, стоит принять веритасерум? – глаза Блэка сузились. – Не ври мне, Гермиона. Я пока не знаю, зачем тебе понадобился весь этот маскарад, но моя информация получена из самых надежных источников. Семейные связи, знаешь ли. Так что думай, хочешь ли ты, чтобы твой дружок узнал об этом.
– Узнал о чем? – раздался неподалеку знакомый холодный голос.
В ужасе Гермиона повернула голову. В проходе стоял Том.

* Фамилия Тома, Риддл, с английского переводится как загадка, головоломка.
** Согласно биографии Фламеля, он достиг желаемого результата с Философским камнем через три года после встречи с еврейским врачом Санчесом, знатоком иудейской Каббалы. Тот умер, не успев передать Фламелю главный секрет для расшифровки книги-источника. Но, тем не менее, алхимик достиг успеха.

Лучшая ложь

Встреча «Вальпургиевых рыцарей» прошла на удивление скучно. Том не чувствовал никакого энтузиазма, рассказывая приятелям про весьма полезные, но редкие или запрещенные зелья. Что-то беспокоило его. Возможно, обсуждаемая с подругой тема про опасную вылазку в Париж, или же просто сама Гермиона. Том распустил компанию быстрее, чем обычно, и побрел по коридорам, раньше времени приступив к обязанностям старосты.
Что его заставило свернуть именно в этот заброшенный проход, Риддл не знал. То ли воспринятые и подсознательно распознанные знакомые голоса, то ли, и вправду, предвидение. Хотя на чем основывалось предвиденье, если не на умении слышать подсознание?
Застать свою подругу в компании другого парня, более того, парня, который пытался ему противостоять, было для Тома, мягко говоря, неприятным сюрпризом. Это чувство оказалось даже сильнее гнева. Что-то темное и знакомое всплывало из глубины души. И только тот, кого предали хотя бы раз в жизни, мог узнать это во всей полноте боли и руинах надежд. Но парню резко полегчало, когда он понял, что двое голубков, явно, не ворковали. И вот тогда яростной волной проснулся гнев. Было жаль, что юноша услышал совсем немного из разговора, но угрожать своей девушке Риддл не мог позволить никому. А уж тем более Блэку! С другой стороны, Том, ликуя, чуть ли не благодарил своего противника, что тот предоставил ему такую прекрасную возможность выудить из подружки хотя бы какую-то часть правды.
Шок на лице Гермионы, когда она увидела его, красноречиво подтвердил, что Блэк узнал что-то действительно важное. Но она – Риддл даже мысленно зааплодировал – мгновенно подавила волнение и кинулась к нему. Девушка крепко схватилась за его свободную руку и прильнула к телу, всем своим видом умоляя о защите.
Сжимая в руке волшебную палочку, Том в покровительственном жесте обнял Гермиону за плечи и еще теснее прижал к себе.
– Так что же такое страшное я не должен был узнать, а, Блэк? – повторил он свой вопрос.
– Спроси у своей ненаглядной, – Альфард был серьезен и бледен.
– Надо же, на этот раз я соглашусь с тобой, – насмешливо отозвался Риддл. – Гермиона?
– Блэк с чего-то решил, что моя фамилия вовсе не моя, – после небольшой паузы сухо и отрывисто пояснила девушка.
Том повернул к ней голову и мгновенно оценил опущенные глаза, тень сдерживаемой тревоги на лице. И тогда парня пронзило осознание, что это вполне могло быть правдой. Гермиона искала подходящего мага для своих планов и выбрала удобную фамилию, чтобы проникнуть в школу. Салазар, как умно придумано. Но кто же на самом деле она такая?
– Он тебя шантажировал? – сурово уточнил Том и перевел взгляд обратно на Блэка.
Тот стоял, сжав кулаки, с решительным и упрямым выражением лица, характерным для людей отчаявшихся, но не готовых мириться с поражением.
– Он хотел, чтобы я уговорила тебя закрыть Тайную комнату, – тихо вымолвила Гермиона.
Блэк метнул на девушку пронзительный взгляд. Глаза Тома сузились, он отпустил Гермиону и сделал два шага вперед по направлению к противнику. Хотя так даже и называть не хотелось этот позор древнего рода.
– Странно, о чем это он? Причем тут я? – как бы обращаясь к Гермионе, Том направил взгляд в переносицу юноши и придал своему голосу тон ледяной угрозы. Когда он говорил так, у всех пробегал мороз по коже. – Вот что, Блэк. Надеюсь, не надо озвучивать причины, чтобы ты держал язык за зубами насчет Гермионы? Хотя я вижу, случая с Лукрецией тебе оказалось мало.
Смертельная бледность залила лицо Блэка, и Том поздравил себя c эффективностью методов. Привязанность к семье являлась уязвимой точкой благородного идиота, на которую Риддл давил уже в который раз. Ирония судьбы, Альфард ничего не мог поделать с тем, что и Орион, и Сигнус, и даже Вальбурга с Лукрецией в какой-то степени симпатизировали его, Тома Риддла, идеям. Но братишка любил их. А Гермиона еще говорила, что любовь с привязанностью – это разные вещи. Перед глазами сейчас находился показательный пример того, как любовь делала человека уязвимым. И ведь Блэк был далеко не дурак. Но стал идиотом на почве нелепой привязанности.
– Ты думаешь, тебя все боятся, Риддл? – в ответ прошипел несостоявшийся шантажист. – Не заставляй меня делать намеки Дамблдору. И обнародовать информацию о твоей подружке.
Что? Он еще посмел грозить?! Огненная ярость затмила собою все. Крепче стиснув волшебную палочку, Риддл с трудом взял себя в руки и сквозь зубы выдавил:
– У старого маразматика нет доказательств. Так же, как и у тебя, между прочим. И сравни, что потеряет Гермиона, расскажи ты ее секрет, а что можешь потерять ты!
Тело Блэка сразу как-то обмякло, плечи слегка поникли. Хоть здравый смысл-то у него остался, и то радует.
– Не смей становиться на моем пути! – яростно продолжил Том, воспользовавшись моментом его слабости. – Лучше подумай о том, чтобы присоединиться к нам. А иначе… Надеюсь, ты меня понял.
– Теперь я вижу, что вы, два авантюриста, стоите друг друга, – буркнул Альфард, и это стало последней каплей терпения Тома, который чуть было не швырнул в противника оглушающее заклятие.
Этот Блэк, дементор его побери, что, совсем забыл об элементарном самосохранении? Том мог бы убить его, да так, что никто бы не заподозрил. Неужели этому идиоту не ясно? И важнее тупые бравады перед девушкой, причем, девушкой своего противника?!
Все, лимит вежливости был исчерпан. Риддл и так давал Блэку слишком много возможностей одуматься. И юный Темный Лорд однозначно бы начал дуэль, если б не Гермиона. К его легкому удивлению и недовольству, девушка вдруг стала оттаскивать его назад, ухватившись за рукав.
– Том, наплюй на него, – причитающе-горячо зашептала она. – Он ничего не скажет. Правда, Альфард?
Риддл, нахмурившись, выдернул мантию из пальцев вцепившейся в нее Гермионы и мрачно посмотрел на Блэка. Тот молчал.
Салазар, с каких это пор он для нее Альфард, а не Блэк?
– Я не скажу, – наконец, тихо вымолвил парень. – Но вовсе не по тем причинам, о которых ты думаешь, Риддл. Если тронешь мою семью – меня ничто не остановит, но дело не в ней. Причина в том, что я никому не позволю дискредитировать факультет и чистокровные фамилии, разоблачив их участие в открытии Тайной комнаты. А про Гермиону – потому что ее я хотя бы уважаю.
Глаза Тома сверкнули даже не гневом. В них зажегся ледяной, беспощадный огонь. Чувство, родившееся в груди, было больше, чем гнев. Нечеловеческая сила, одержимость битвы. Именно с такой холодной яростью шли в бой берсерки, в одиночку справляясь с сотнями, именно так одерживались величайшие в истории победы… И тогда Том понял, что он убьет Блэка. Возможно, не сейчас, а через много лет…
– Ничто не остановит, говоришь? – спокойно переспросил он, краем глаза заметив, как вздрогнула от его тона девушка. – Проси Мерлина, чтобы тебе не пришлось это проверять на практике. Впрочем, все чистокровные маги рано или поздно окажутся на моей стороне. И просто не перед кем будет их дискредитировать. Пойми, Блэк. Права жизнь, а не гуманность.
Лицо Альфарда словно окаменело. Он ничего не сказал. Лишь коротко кивнул, наградил Гермиону мгновенным взглядом и быстро прошел мимо пары, растворяясь в темноте коридора.
Том повернулся к девушке.
– Что ж, теперь очередь объясняться за тобой.
И он наложил на помещение чары, изолирующие звук.

Гермионе показалось странным, что Том не был особо разгневан на нее. И она нашла этому одно-единственное объяснение – он уже давно подозревал, что девушка появилась в Хогвартсе неслучайно. Мерлин, дай же разума придумать правдоподобную легенду. Думай, Гермиона, думай! Это должно быть что-то серьезное, но не настолько, чтобы допустить разрыв их отношений. И что-то практически полезное. И тест… Лучшая ложь – полуправда!
– Я незаконнорожденная, – наконец, тихо сказала она и опустила голову, чтобы не видеть проницательный взгляд Тома. – Отец не мог жениться на моей матери, и таким образом я оказалась лишена своей фамилии… Я прожила среди магглов, в Англии, одиннадцать лет.
Подняв голову, она посмотрела в зелено-синие омуты, с тревогой выискивая в них осуждение, брезгливость, гнев. Зрачки парня расширились, и он слегка откинул голову назад.
– Ты полукровка, – прошептал Том, и по его тону девушка не смогла понять, что за спектр эмоций охватил юношу. Но вряд ли можно было рассчитывать на то, что будущий Темный Лорд получил удовольствие. Не мазохист же он, в самом деле.
Утешало одно – после ритуала ни один магический тест не смог бы установить того, что она даже не полукровка. По иронии судьбы Волдеморт приобщил к миру магии одну из тех, кого так презирал. Мерлин, как же часто своим оружием мы поражаем самих себя!
– Вот почему ты защищаешь магглов! – с ледяным презрением продолжил Риддл.
Его вывод был естественен. Для него.
Теперь уже Гермиона не смогла сдержаться. Та часть ее психики, что заставляла девушку с энтузиазмом выступать в защиту прав эльфов, отчитывать не отличающиеся высокой моралью поступки друзей, бесстрашно отвечать на насмешки и оскорбления, потребовала к себе стопроцентного внимания.
– Вовсе не поэтому! А потому, что это логично! – горячо воскликнула экс-гриффиндорка, подавшись к парню. – Ты сам полукровка!
Риддл побледнел, глубокие глаза вспыхнули холодным гневом.
– Я наследник Слизерина, – с мрачным величием напомнил он.
– А я оказалась достаточно сильна и умна, чтобы участвовать в ритуале с наследником Слизерина! – с пафосом и практически не улавливаемым сарказмом отозвалась Гермиона.
Том собирался что-то возразить, но остановился, покачав головой, будто старался избавиться от каких-то мыслей. Его красивое лицо исказила гримаса то ли боли, то ли брезгливости, мгновенно сменившаяся привычной маской отрешенности.
– Возможно. Но ты не стала бы скрываться за фамилией отца, если бы не считала магглов ниже волшебников, – наконец, ровно заметил он и поинтересовался: – А почему ты оказалась в Хогвартсе?
Пыл девушки слегка поугас под его ледяным вниманием. Она наградила юношу оценивающим взглядом. Неужели его гнев закончился так быстро? Почему он ее все еще не придушил? Хотя кто знал, что за планы могли родиться в его извращенном уме. Вдруг она все-таки переборщила с выбором «правды»? Но зато если он примет ее как полукровку, это уже будет прогресс!
– Потому что я выросла в Англии, естественно. Я уехала только в одиннадцать лет. У меня были прекрасные наставники, лучшие в мире друзья. Мир магии дал мне возможность прикоснуться к решению тех проблем и задач, которые волновали меня с раннего детства, – глаза Гермионы на миг затуманились, образы из такого близкого, но недостижимого прошлого-будущего невольно мелькнули перед мысленным взором. Хотя она вовремя вспомнила о вставке суггестивной фразы в двойную канву повествования*. – И я поверила – все будут считать меня лучшей, любить меня… А потом все оборвалось. Я осталась совсем одна, без родных и друзей, с огромным наследством отца. Потому и вернулась в Англию, с фамилией, принадлежащей мне по праву. И сразу же наткнулась на тебя.
– Неужто это была случайность? – с легким ехидством переспросил Риддл. – И ты не пыталась специально найти того, кто мог бы помочь тебе в решении тех самых «проблем и задач»?
Спасибо за идейку, Том.
– Может быть, и так, – пожала плечами девушка. – Но ты сейчас единственный близкий мне человек, если, конечно, можно применить к тебе это определение.
Посмотрим, как он отреагирует на проявление эмоциональности. И что именно он понимает под статусом «его девушка».
– Видимо, поэтому ты скрывала от меня свое прошлое, – саркастично отозвался Том, не отводя от подруги пристального взгляда.
– Как будто тебе самому нечего скрывать, – фыркнула Гермиона. – И что я должна была рассказать тебе? Что потеряла всех, кого любила?
– Что ты полукровка, – холодно уточнил он.
– Ты мне тоже этого не сообщил про себя, знаешь ли, – девушка встретила его взгляд открыто, с чувством собственной правоты.
Его потемневшие, пронзительно-серые глаза, однако, не излучали ни ярости, ни гнева. Они были настойчиво-проницательными, изучающими.
– Как будто ты не знала, – тихо промолвил он.
Эти глаза завораживали, словно змеиные, и Гермиона приблизилась вплотную к юноше.
– А меня ты и не спрашивал, – вкрадчиво заметила она, почти неосязаемо дотрагиваясь до его груди. – И скажи, знай ты тогда, ты бы отказался от всего, что было?
Его взгляд метнулся вверх, затем опустился. И лишь через несколько мгновений Риддл вновь посмотрел на девушку. Его глаза не выражали ничего, пугая безразличием и отрешенностью. Пульс Гермионы участился.
– Нет, не отказался бы, – спокойно ответил Том.
Все тело будто окунули в горячий омут, а эмоции словно просеяли сквозь сито, оставляя лишь рвущуюся радость и блаженное тепло. Гермиона и сама не ожидала, что ей станет настолько хорошо. Сделав усилие, чтобы не засветиться улыбкой влюбленной идиотки, она отрывисто спросила:
– Почему?
– Потому что ты намного больше волшебница, чем многие из тех, кто имеет право называться чистокровными. Ты по эту сторону. Как и я, – сухо пояснил он, кладя руки на ее плечи. – И никто не узнает… В конце концов, можно стереть память Блэка, если до того дойдет. Или… неважно.
– Вот видишь, Том, – с улыбкой прокомментировала девушка, сознательно ступая на зыбкую почву, чтобы провести параллель. – Если следовать дальше твоей логике, и магглорожденные тоже могут стать настоящими волшебниками. И их можно удачно использовать на благо магическому миру.
– Заткнись, – коротко потребовал он и наклонился к ее губам в настойчивом, грубом поцелуе.
И Гермиона призналась себе, что таким образом заткнуться не возражает. Все закончилось хорошо. Удивительно, что Риддл оказался настолько вменяем. Или же она просто стала восприниматься парнем как нечто, принадлежащее ему, произошла идентификация девушки как части его самого. Это было уже вполне возможно. Хотя, скорее всего, отношения с ней просто были выгодны Тому. Не чурался же он скромной должностью в магазине, очарованием престарелых тетушек, кровью Гарри-полукровки для собственного возрождения. Наверняка, себе он объяснял отношения с девушкой именно так… Но, по крайней мере, хотел ее он абсолютно искренне. Что легко проверялось на практике.

Риддл ожидал чего-то подобного. Подозрения были справедливы. Надо же, в кои-то веки спасибо Блэку! Девчонка специально искала такого, как Том. Но то, что она оказалась полукровкой… Юноше было неприятно. С другой стороны, от этого она не стала глупее, беднее и холоднее в постели. Скорее, наоборот. Гермиона теперь должна была еще с большим энтузиазмом доказывать, что она лучшая во всем. Самыми усердными слугами являлись прощенные после провинностей. А он уже и так запугал подружку своей холодностью. Том мог поклясться, она опасалась, что он бросит ее. Как бы не так! Гермиона могла быть покладистой, что она очень хорошо доказала в процессе феерично-страстного времяпрепровождения прямо там, у холодной стены подземелий. Именно она была способна стать его лучшей помощницей.
Когда-нибудь она в полной мере поймет, что есть власть. И перестанет сопротивляться шансу испытать это сладостное, пьянящее чувство. Единственное, что дает возможность ощутить свободу. Сейчас же, выявив правду, Том сделал шаг к ломке ее упрямства, к подчинению строптивой девчонки. Пусть чувствует себя ниже его. Тем больше будет ценить то, что обретет, находясь рядом с ним.
И все-таки, как они были похожи. Оба полукровки, оба одиноки, оба чрезвычайно умны, оба стремились найти путь к бессмертию, оба лицемеры, оба привлекательны физически. Салазар, он и не подозревал раньше, что девушки могли быть такими. Том вообще не думал, что кто-то еще мог быть таким, кроме него – выдающегося, особенного. Пока не встретил эту талантливую полукровку. Да и одно дело подозревать, а другое – убедиться на практике. На что еще была способна Гермиона, видимо, предстояло обнаружить в ближайшее время.
Единственное, что парень не мог понять – почему она так горячо вступалась за грязнокровок. Из-за мамаши-магглы? Вряд ли. Судя по словам девушки, она не была особо счастлива там. Том понимал это очень хорошо. Когда из тебя рвется магия, а никто не может объяснить, как с ней обращаться, что вообще происходит – нетрудно свихнуться. Его в приюте считали психом. Хотя он-то весьма быстро научился контролировать свои силы. И когда удалось практически полностью оставить мир магглов – для него это было великим счастьем. Наследник Слизерина принадлежал к волшебному миру всем своим существом. Магия текла в его жилах, он дышал ею, она являлась его жизнью и данностью. И возможность компромисса тут отсутствовала. Два мира неизбежно были обречены на конфликт, поскольку делили одну и ту же территорию.
Гермиона должна была согласиться с этим, рано или поздно. Лучше рано.
Поток мыслей постепенно стал растворяться в сонной дымке, как только физическое и моральное утомление в полной мере дало о себе знать.
– Эй, Риддл, говорят, ты опять притащил в комнату змею? – ехидный голос заставил его остановиться. – Находишь себе подобных?
Том похолодел. Неужели обнаружили? Говорил же он ей, что скоро придет…
Коридор, ведущий из столовой, перекрыли четверо мальчиков лет девяти-десяти во главе с рыжим, долговязым Билли Стаббсом.
Том, однако, был одного роста с этим недоумком, который количеством мозгов не далеко ушел от своего кролика.
– Уж лучше походить на змею, чем на кролика, – презрительно отозвался Риддл, пряча за ремень брюк библиотечную книгу. Если будут бить, опять всем скопом, ему хотя бы не придется потом объясняться перед учителями.
– Что ты сказал? – Стаббс придвинулся к мальчику.
Тот непроизвольно поморщился. Изо рта противника жутко несло чесноком. Острое отвращение, что еще мог испытать Риддл, встречая взгляд вечно бегающих голубых глазок?
– Что слышал, – в ответ нагрубил Том.
– Между прочим, это я настучал, что ты прячешь под кроватью своего гаденыша, – осклабился Стаббс, приблизившись к мальчику почти вплотную. Его приятели тоже сделали шаг вперед.
Риддл почувствовал, как волна дикой ярости начала закипать где-то глубоко внутри. Бесконтрольная, темная злость рвалась наружу. И очень хотелось, чтобы этому наглому выскочке было еще хуже, чем ему. Том ненавидел быть беспомощным.
– Ты еще пожалеешь, Стаббс, – прошипел он.
Если бы взгляд мог убить – любитель кроликов вместе со своей компанией уже давно бы лежал распростертым на дощатом полу коридора. В порыве гнева Риддл сам был готов наброситься с кулаками на всю компанию.
Но в этот момент странное ощущение словно вырвало его из ситуации. И Стаббс, и собственная обида, и ярость, и чувство бессилия показались Тому мелкими и глупыми… Зачем метать бисер перед свиньями?
А вот проучить негодяя стоило, чтоб неповадно было.
– Нет, Риддл. Это ты пожалеешь, псих чертов, – заявил Стаббс с ухмылкой, в полной мере показавшей его кариес. И Том опять поморщился от вони. – По тебе давно плачет дурка! Пацаны, давай!
Мальчишки бросились на Тома, занеся кулаки для драки, но в этот момент издалека послышался строгий голос миссис Коул. Появившись в коридоре, она быстро разогнала ссорящуюся компанию, приказав Риддлу с утра явиться к ней в кабинет.
Обнаружив пустую коробку, где раньше жила его змея, Том рухнул на кровать и долго лежал, уткнувшись в подушку.
Нет, он не мог оставить эту сволочь безнаказанным!
Дождавшись, когда все уснули, Том осторожно пробрался в комнату, служившую своего рода живым уголком. Столы были уставлены саженцами, а все помещение украшали цветы и поделки ребят из приюта. Здесь же содержались их питомцы – пернатые, мохнатые и не очень. Подойдя к клетке с кроликом Стаббса, Риддл с отвращением посмотрел на серое, розовоглазое создание. Какой же он урод по сравнению с его грациозной, величественной змеей, которую парень нашел уже давно в приютском саду и недавно принес в комнату на замену отпущенного им юного ужика. Малыш очень сильно хотел посмотреть на мир, как и каждый любознательный ребенок, и ему стало недостаточно прогулок, на которые его выпускал хозяин. А вот змея была уже взрослой, мудрой и опасной. Тому нравилось беседовать с ней и разгадывать ее парадоксальные ответы. Все же присутствовало что-то удивительно мудрое в нечеловеческом разуме, который можно было бы назвать примитивным, но который был слит с природой и не делал дифференциаций морального характера. Том понял тогда, как условна мораль, как неоднозначно то, чему его учили. Он много любопытного узнал от своего друга, которого, как он надеялся, просто выкинули, а не убили. Хотя внутренний голос подсказывал ему обратное. Глубоко внутри он знал, что обида и боль не станут меньше, но это было единственное, как он мог отомстить, преподать урок…
Риддл открыл клетку и грубо достал кролика. Тот пискнул и затих, встретив взгляд своего обидчика. И тогда Том вызвал у себя четкое намерение, что должен был сделать безмозглый урод.
Мальчик вскарабкался на стул, оттуда, подвинув цветы – на комод и вытянул вверх руки с кроликом.
«Прыгай!» – прозвучал его мысленный неумолимый приказ. И кролик, сделав прыжок, оказался на балке, которая шла под потолком, пересекая комнату. На трясущихся лапках несчастное животное доползло до места, где к балке был подвешен британский флаг. Риддл пристально смотрел на свою жертву, как та начала вертеться вокруг веревки, поддерживающей полотнище. Когда шея несчастного зверька обмоталась достаточное количество раз, Том приказал ему спрыгнуть вниз…
Мрачная улыбка тронула губы Риддла. Он отомстил.
Но легче не стало. Мальчик вдруг почувствовал, что сделалось даже хуже. К глазам чуть было не подступили слезы. Ничто не вернет его змею…
Он поднял голову наверх. Глаза мертвого кролика вдруг открылись и полыхнули алым. И чей-то голос надрывно прокричал: «За что?!».
Том резко проснулся. Была глубокая ночь. С соседней кровати раздавалось посапывание Эйвери. Где-то мерно тикали часы. Юноша попытался успокоить участившийся пульс.
Такого не было в реальности. Вот уж кошмар так кошмар. И кому принадлежал этот голос? Риддл вспомнил, что последним ярким ощущением во сне было чье-то присутствие у него за спиной.
Пора было во всем разобраться.

* Гермиона применяет метод «тройная спираль» – это три рассказа, соединенные в один. Начинается первый рассказ, не заканчивается, начинается второй. Второй не заканчивается, начинается третий. Затем заканчивается второй, а затем первый. В третий рассказ вставляется нужная команда. Чаще всего третий рассказ и является полностью той самой командой. При этом сознанием команда забывается, но подсознание ее четко выполняет.

Виртуальная реальность

Он заметил. Наверняка, заметил ее во сне. Как она могла так проколоться? Зачем она не сдержала крик? Она же знала про пресловутого кролика Билли Стаббса!
Но одно дело знать. И совсем другое – видеть, как тот парень, под которым ты млеешь в экстазе, делает то, от чего кровь стынет в жилах… Надо было временно остановиться после стрессовой ситуации с Блэком. Даже у нее нервы не железные… Но порошок сновидений действовал, каждый раз вызывая новые воспоминания, и приходилось ловить момент.
На душе Гермионы было не просто погано. Этот ужас подрывал веру. Куда легче было простить личную обиду, чем забыть такое.
Ко всему прочему, Том, возможно, понял, что сон не был естественным. И это ничего хорошего не предвещало. Вламываться во время сна, чуть ли не грязными сапогами в нежную душегубскую психику – такого будущий Темный Лорд не простил бы никому. Да, малодушие никогда не доводило до добра.
Ты должна была смотреть спокойно, Гермиона, смотреть и запомнить навсегда. Или раньше думать, во что ввязываться. Сначала Альфард, теперь это. Что будет следующим?
Девушка весь день пребывала в расстроенных чувствах и сейчас неспешно брела в библиотеку на встречу со своим… хм… парнем. Повернула с лестницы на этаж…
Коридор перекрыли четыре человека, в которых Гермиона незамедлительно узнала столь презираемую Слизерином «шайку» гриффиндорцев.
– А вот и она, – довольно прокомментировал Белл.
По тону предположительного родственника Кэти девушка не могла не догадаться, что ее не ожидало ничего хорошего. Как правило, гриффиндорские сюрпризы отличались не столько изобретательностью, сколько решительной групповой настойчивостью и безрассудством. Это она была мозговым центром факультета… А вот и очередная неприятность.
Гермиона выхватила палочку одновременно с парнями.
– Твой дружок в библиотеке, так что помощи не жди, – с готовностью сообщил все тот же юноша.
– Теперь я понимаю, Белл, почему слизеринцы стащили метлу именно у тебя, – насмешливо заметила она. – Не сказал и пары фраз, а уже успел достать.
– Ладно, Гаррисвилль, – вмешался Вэнс. – Достали мы тебя или нет, но тебе придется ответить на наши вопросы. Ты особа, приближенная к вашему старосте, который, говорят, знает все и про всех.
Гермиона смерила парней оценивающим взглядом. Интересно, понимали ли они, что Том был не просто старостой? Вернее, не только старостой…
– Пардон, но на встречах с мистером Риддлом нам есть чем заняться, кроме обсуждения нелепых слухов, – ехидно парировала девушка, судорожно соображая, какую выгоду можно извлечь из ситуации или как, по крайней мере, быстро из нее выкрутиться. – Вам рассказать все, что он шептал мне на ушко?
Эффект был предсказуем – она огорошила обидчиков разрывом шаблонов*, уменьшив их контроль над ситуацией. Парни смутились, а Люпин аж покраснел.
– Придется вспомнить все, – Вуд первым обрел дар речи. – Риддл вряд ли будет рад увидеть свою девушку в одних подштанниках на виду у всей школы.
А она-то считала Оливера самоуверенным и беспардонным. По сравнению с дедулей он был лапочкой и зайчиком.
– Как связано нападение на Миртл со слизеринцами? – быстро подхватил Вэнс.
– Понятия не имею, – равнодушно пожала плечами Гермиона.
– Невозможно находиться на Слизерине и не знать ничего, – Люпин выделил последнее слово.
Хм, видимо, ум – это у Ремуса семейственное. И Гермионе вдруг пришло в голову неожиданное решение. Вот кто был подходящим объектом для ее планов. Тайный союз с Гриффиндором – это могло реально остановить или хотя бы сгладить безобразия Тома. Но сначала небольшой проверочный сеанс легилименции… Простите, профессор, за папу.
Люпин не заметил вторжения, он не Риддл…
Мерлин, как же она отвыкла от такой предельной искренности и честности! Жутко расхотелось возвращаться в слизеринский гадюшник.
– Ну? – суровый голос Белла вывел Гермиону из созерцания.
– Я согласна поговорить, – едва заметно улыбаясь, отозвалась она. – Но только с Джоном наедине.
Люпин покраснел опять, его приятели оторопели, затем захихикали.
– Или это ваши подштанники окажутся на обозрении всей школы, – с угрозой прибавила девушка.
Вэнс переглянулся с друзьями. Люпин кивнул, Вуд пожал плечами, Белл недовольно нахмурился.
– Хорошо, вон там, – за всех решил глава гриффиндорской компании. – Но сначала – твою палочку.
Гермиона помедлила. Если бы Том увидел ее сейчас… Стоп. Пора было подвесить перед глазами памятку: «Том не мой парень, Том – все еще Волдеморт». И чтобы эта напоминалка периодически вопила, как Пивз во время своих самых наглых выходок…
Девушка протянула палочку Вэнсу и гордой походкой первой направилась к пустому классу.
Джон, борясь со смущением, последовал за ней, и они молча остановились по разные стороны стола.
– Я внимательно слушаю, – наконец, выдал Люпин.
Гермиона поймала его взгляд.
– Я ничего не знаю про чудовище, – серьезно начала она,– но могу помочь лично тебе предотвратить нападения, если они повторятся. По крайней мере, получить хотя бы какую-то информацию. Ты же со своей стороны молчишь о ее источнике и не подставляешь слизеринцев Дамблдору. Думай, что тебе выгоднее: реально остановить атаки или отомстить соперникам.
Парень молчал, глядя на нее в упор. Каштановая прядь волос упала на глаза, придавая взгляду скептицизма и решительности.
– Зачем это тебе? – наконец, проговорил гриффиндорец.
– Я не хочу допустить дискредитации Слизерина и древних магических фамилий, – вдруг сами собой всплыли слова Блэка. – Легче прекратить нападения на магглорожденных, чем отбеливать собственное имя. А для вас лучше так, чем никак.
Повисло молчание, которое прервал Люпин:
– Я согласен. – Гермиона даже не ожидала, что он согласится так легко. – И знаешь, почему?
Девушка вскинула брови.
– Ты не назвала магглорожденных грязнокровками.
Гермиона горько хмыкнула. Но отозвалась с силой и оттенком угрозы:
– Отлично. Но если ты расскажешь про наш договор приятелям, я узнаю, как узнала о твоей тайной страсти к одной кареглазой красотке.
Да сколько ж можно краснеть?! Ну и привычка…
– А если ты подставишь кого-то с Гриффиндора, Риддл тебе не поможет, – в тон ей парировал Люпин.
– Вот и здорово. Я сделаю сигнальные монеты, как жетоны у старост. Если что, встречаемся у лестницы на седьмом этаже. Полагаю, что именно соврать приятелям, ты придумаешь сам.
Джон поморщился, но кивнул.
И Гермиона, вся из себя довольная, забрала свою палочку и поспешила к Тому. Если б он только знал, что у сопротивления появился новый лидер!

Гермиона в библиотеку опоздала, и это было к лучшему. Он прочитал и осознал, похоже, именно то, что следовало еще месяц назад. Все же девушки являлись роскошью, а не необходимостью. Сколько сил уходило даже на одну! И мозговая деятельность заметно притуплялась, будто вся энергия от головы отливала в другое место…
Как же он не сообразил раньше, что кто-то входил в его сны! И если это был не Дамблдор, то кто? Впрочем, Том знал, что делать. Подходящее заклинание для осознанного сновидения он нашел еще тогда, когда только начинал изучать проблемы взаимоотношения души и тела. Как там говорила Гермиона? Надо во всем находить позитивное? Что ж, теперь у него был удобный повод испытать Круциатос на враге, когда тот появится в его сновидении. Это являлось несомненным плюсом. За сон в Азкабан не сажали.
Подруга наградила его внимательным взглядом, но ничего не сказала, когда парень сослался на необходимость хорошо выспаться и не потащил ее в Выручай-комнату или ванную для старост, что делал практически всегда в отсутствии патрулей. Спасибо за понимание, дорогая. Сладких снов.
Устроившись на кровати, Том взял волшебную палочку, крепко сжал ее в тонких, изящных пальцах. Скользнул взглядом по тяжелой занавеси, мысленно репетируя свои будущие действия, и вновь переместил его на палочку. Юный маг зависел от этой вещицы, но в то же время в ней была часть его, словно существовали между ними невидимые, нерушимые связи. Она направляла его силы. Она материализовала его могущество…
Юноша сделал глубокий вдох и закрыл глаза перед тем, как произнести заклинание. Он применял его несколько раз. Но тогда во снах отсутствовал таинственный визитер… Легкий взмах палочки, неслышимые слова…
Сознание начало сужаться, словно концентрация внимания плавно переходила с внешнего на внутреннее. Сначала он перестал ощущать свое тело в расслабляющей вязкости. Затем мозг прекратил фиксировать привычное окружение. Мысли терялись в туманной дымке. Эмоции постепенно перестали отвлекать своей значимостью…
Этот темный утес он узнал бы по одному лишь соленому запаху моря, суровому рокоту разбивающихся о скалы волн, болезненным крикам чаек. Где-то сзади пищали двое сопляков, которые осмелились когда-то посмеяться над ним. Теперь же смеялся он, видя ужас в глазах Эми и Денниса, когда те, схватившись за руки, пытались осторожно спускаться вниз по мрачному, опасному склону. Казалось, они даже не видели, куда шли, как слепые котята. Том хмуро порадовался моменту своего триумфа. Но благодаря заклинанию он прекрасно осознавал, что спит и видит сон, воспоминание из приютского прошлого, насыщенного горем и восторгом побед, болью и торжеством.
Мелкая крошка срывалась из-под ботинок вниз, так естественно, как будто все происходило в реальности. Том начал уверенно спускаться еще ниже, где, как он помнил, находился вход в пещеру, доступный лишь во время отлива.
Сзади послышались испуганные крики детей. Том невольно остановился и презрительно посмотрел на ребят. Именно в этот момент он ощутил чужое присутствие – как раз там, куда он намеревался пойти. Незаметно выхватывая палочку, привычно оказавшуюся в кармане, юноша резко обернулся:
– Stupefy!
Всплеск воды озвучил падение тела, и парень стремительно бросился вниз, не обращая внимания на предательскую опасность скользкого склона. Он должен был узнать, кто посмел бросить ему вызов. И если до этой наглости додумался Блэк, то Риддл был не прочь потренироваться во всех трех непростительных проклятиях.
Но когда парень спустился, его враг, видимо, уже пришел в себя. Том быстро осмотрелся, крепко сжимая волшебную палочку. Шум разбивающихся о камни волн мешал услышать противника. Но тут темный силуэт мелькнул у входа в пещеру, уже наполовину заполненного водой. Риддл кинулся туда. Что ж, придется поплавать.
Зрелище, представшее перед ним, поначалу огорошило юношу. Его противник не плыл. Перед закутанной в мантию фигурой расступались воды, и она, будто Моисей, шла свободно по дну. Что это за магия?!
И тут Тому стукнуло в голову то, что он чуть было не упустил из вида. Как он мог забыть? Реальности вокруг не существовало! Она являлась порождением его собственного сознания и могла быть изменена одной лишь силой мысли. Жаль, что не только его собственной.
Похоже, его враг хорошо изучил все парадоксальные особенности пространства снов. Посмотрим, как он справится. Мысленно представив, как на голову противника рушится свод пещеры, Том сконцентрировался на этой мысли. Раздался гулкий звук, всплеск воды…
Две огромных глыбы застыли над головой врага. И через миг испарились в воздухе. Вот это да! Но медлить было нельзя. Негодяй мог легко покинуть его сон. Том быстро направил палочку:
– Crucio!
Фигура дрогнула, на мгновение масса воды словно облизала ее холодным языком, но потом расступилась вновь. И Том заметил смотрящую на него палочку только в тот момент, когда хриплый, высокий голос произнес:
– Avada…
Интересно, он умрет от смертельного проклятия, полученного во сне? Мысль, как хищная птица, стремительно промелькнула в сознании парня. А ведь так много надо было еще сделать… И Гермиона… Что за глупость? Он не умрет, а только резко проснется.
Но тут противник опустил палочку и, простонав от боли, исчез в налетевшей волне. Том бросился вперед. Вода расступилась перед ним, повинуясь отчетливой мысли юноши, и образовала темный туннель, в конце которого обманчиво мерцали тысячи брызг покорившихся волн. Он обнаружил хрупкое тело словно в центре водоворота. Очевидно, это был не Дамблдор. Да и на Блэка не похож, чересчур щуплый. Держа палочку наготове, юноша склонился к распростертому врагу и прикоснулся к мокрой ткани мантии… Что-то показалось ему знакомым до боли, что-то неуловимое…
Послышался стон, и в этот миг тело начало таять, будто картинка кино в освещенном зале. Нет! Том зацепился мыслью за присутствие противника в его сне. Ты не исчезнешь!
Это было противостояние воли, силы разума. И враг оказался силен. Его фигура то исчезала, то проявлялась вновь. Даже корчась от боли Круциатоса, он мог сопротивляться Риддлу. Точно, не Блэк.
Том добрался до капюшона, прикрывающего лицо… И в этот момент темная, промокшая фигура окончательно растворилась в воздухе.
Он проиграл.
Парень вскочил на ноги и с силой разогнал водную массу вокруг себя. Волны, ударившись о своды пещеры, гулко зароптали и рассыпались миллиардами брызг. Он не привык проигрывать!
И не собирался привыкать. Оглядевшись, Том нашел стенку пещеры, где находился проход в другую ее часть, и в скором времени остановился на берегу озера.
– Lumos!
На конце палочки привычно вспыхнул огонек. Пещера была гигантской. Где-то вдали виднелся то ли небольшой островок, то ли противоположный берег. Юноша постарался выкинуть из головы рассуждения о проигранном поединке и развить мысль о том, что это место могло бы стать прекрасным тайником и убежищем. Но переживания не хотели уходить.
Том сделал глубокий вдох. Хорошо, надо подумать, что именно положительного следовало из всего произошедшего? По большому счету, именно он остался в выигрыше, даже не узнав личность противника. Во-первых, он испытал эффективность Круциатоса, во-вторых, этот субъект теперь вряд ли бы осмелился продолжать свои хамские действия. А главным плюсом являлся сам факт обнаружения противника. Уж не Дамблдор ли уговорил кого-то из учеников шпионить за ним? Причем, тот должен был быть весьма неглупым и талантливым. МакГонагалл? Впрочем, не стоило делать скоропалительных выводов. Следовало понаблюдать за поведением и внешним видом любимцев старого маразматика. Crucio – это вам не Tarantallegra и даже не Stupefy.

Холодный пот покрывал лоб девушки, когда ее сознание рывком вышвырнуло в реальный мир. Но она не была в состоянии даже пошевелиться.
Еще немного – и он бы увидел ее лицо. У Гермионы уже не оставалось сил изменить внешность. Вся ее жизнь, казалось, соединилась в одном-единственном намерении – покинуть сон Тома. Она не успела до конца справиться с эффектом от Круциатоса, когда поняла, что пора исчезать из очередного риддловского кошмара. Который стал теперь кошмаром и для нее. На смертельное заклятие, способное вывести из сновидения самого парня, просто не хватило эмоциональных сил. Этот монстр был ее Томом, ее очаровательным возлюбленным.
Конечно, можно было поздравить себя, что в последующем соревновании силы воли и разума она превзошла Риддла. Но являлось ли это победой? Скорее, лишь временным выигрышем на фоне тотального поражения. И победила она лишь потому, что ей было что защищать. Не только себя, но и Гарри, и Рона, и Дамблдора, и всех, кого она знала и любила. Риддл же защищал одного себя.
Может, сказать ему, что и с ней произошло нечто подобное? Нет, тогда она невольно подставит свою фигуру в это уравнение, которое Том, несомненно, когда-нибудь разрешит. Придется продолжить игру в невинность. И больше не посещать кошмары юного Темного Лорда, а также прекратить использовать порошок сновидений. По крайней мере, пока.
Гермиона чувствовала, как тело постепенно расслаблялось, и спустя какое-то время забылась тяжелым сном без сновидений, из которого ее через миг, как ей показалось, вырвал звонок будильника.
Недовольно потянувшись и позволив себе еще несколько минут понежиться в расслабляющем тепле, девушка села на кровати. Как хорошо, что Круциатос не притуплял мозги. Взмахнув палочкой, путешественница по сновидениям призвала одну из тех жутко скучных брошюр, где давались советы по магическим способам наведения красоты. Незачем было наталкивать Риддла на ненужные мысли, появившись изможденной, как из нацистского лагеря, и с темными кругами под глазами…
– Прекрасно выглядишь, – прощебетала Бренвенн, когда Гермиона наконец плюхнулась за слизеринский стол.
– Спасибо. Ты тоже, – машинально отозвалась девушка, ища глазами Тома.
Тот как ни в чем не бывало с серьезным видом поглощал завтрак, время от времени перебрасываясь фразами с приятелями. Повернул голову к ней, кивнул с легкой полуулыбкой. Гермиона заставила себя улыбнуться в ответ.
– Как здорово, что скоро Хэллуин и бал, – мечтательно протянула Финелла.
– Старосте надоела учеба. Как показательно, – сразу же прокомментировала Роуз.
– Просто хочется развеяться, – надула губки Хиггс. – Интеллектуальное и моральное напряжение, знаешь ли…
Эх, вам бы такое напряжение.
– И, кажется, наши мальчики готовят нам какой-то сюрприз, – вставила Бренвенн, отправляя в рот пирожное, и с набитым ртом прибавила: – Это так романтично.
– Да уж, с ящиком огневиски, – скептически хмыкнула Яксли. – И вообще, с чего это ты взяла?
– Случайно услышала разговор Малсибера с Розье, – в ответ пожала плечами девушка. – Об организации чего-то интересного на Хэллуин. Но потом они увидели меня и замолчали. Но все-таки, какие они молодцы!
Гермиона вздрогнула. Не может быть… Бренвенн не могла такое придумать.
Вот оно! Том планировал операцию во время бала! Как логично и обоснованно. Столько возможностей. И про Миртл к тому времени все почти позабудут…
Сок чуть не выплеснулся из поднесенного к губам стакана, когда на плечо девушки неожиданно легла требовательная ладонь. Быстро повесив на лицо маску доброжелательности и ответив легкой ухмылкой на подмигивание Яксли, Гермиона повернула голову и ослепительно заулыбалась своему парню. Риддл протянул ей руку, и притворщица поднялась из-за стола.
– Как ты себя чувствуешь, Том? – ласково поинтересовалась она, когда они вышли из Большого зала. – Все хорошо? Ты выглядишь уставшим.
Интересно, как много он ей расскажет? Юноша остановился, наградил подругу внимательным взглядом.
– Ничего, о чем стоило бы волноваться, – уверил он ее, и девушка коснулась ладонью его щеки и лба. – Зато ты выглядишь потрясающе.
Все понятно, ничего не расскажет.
– Спасибо, – прошептала она и в тот же миг оказалась в его объятиях.
Эх, как много бы она отдала за то, чтобы искренне уткнуться лицом в плечо Тома и ощутить пусть даже не любовь, а хотя бы заботу и поддержку своего парня. А вместо этого приходилось терпеть от него Круциатос…
Гермиона на миг закрыла глаза. А открыв, невольно встретилась взглядом с Джоном Люпином, выходящим из зала в компании приятелей. Том сразу же потащил ее по коридору прочь от представителей вражеского факультета. Но мгновенного взгляда оказалось достаточно. Гермиона знала, что очень скоро встретится с гриффиндорцем.

* Разрыв шаблонов – нарушение хода привычной и отработанной до автоматизма последовательности каких-либо действий. Может быть вызван нестандартным поведением. Гермиона таким образом выиграла время на раздумья.

Проверка

Во второй половине дня, спешно пообедав, Том улизнул из Большого зала до прихода Гермионы и, подкараулив Минерву МакГонагалл, последовал за ней в библиотеку. От случайного присутствия подружки он себя обезопасил тем, что в это же время назначил ей встречу в слизеринской гостиной. Староста Гриффиндора разыскивала какую-то книгу, и Риддл сделал вид, что занимается тем же самым. Он не был пока уверен, что сможет обойтись без палочки, но повторить трюк Гермионы с невербальной магией для него сложности не представляло.
– Что-то ты неважно выглядишь, Минерва, – подойдя почти вплотную к шестикурснице, с любезной улыбкой начал он. – Плохо спалось? Что же такого ужасного тебе снилось сегодня ночью?
Легкий взмах палочкой сопроводился мысленным заклятием «Legilimens». Лицо девушки покраснело от гнева, и она, поставив книгу на полку, развернулась к слизеринцу.
– Что тебе надо, Риддл? – уперев руки в бока, сердито осведомилась гриффиндорка. – Сомневаюсь, что тебя так сильно интересуют мои сновидения. Так что давай сразу к делу!
Том не слушал рассерженную старосту, он был полностью поглощен легилименцией. Очень быстро стало понятно, что не Минерва была таинственным посетителем его снов. Она даже не помнила, что ей снилось в последнее время. Судя по эмоциям, ничего особенного она по ночам не видела. Да и вообще, никаких особых действий против Слизерина любимица Дамблдора не планировала. Так, обычные мелкие доносы. И Том сам не знал, радоваться ли или разочаровываться такому результату.
– Вообще-то, я хотел заглянуть в эту книгу, – он взял тот самый томик, что МакГонагалл поставила на полку, и быстро пролистал его.
– Типично, – фыркнула Минерва. – Слизерин.
– Нет, это не то. Спасибо. Кстати, ты все равно очаровательна, – Риддл наградил девушку одной из своих самых обольстительных улыбок, вложил книгу ей в руки и, отвесив легкий поклон, оставил старосту в противоречивых чувствах.
– Смазливый эгоист, – частично расслышал, частично угадал он за спиной бормотание гриффиндорки.
Том покинул библиотеку и быстрым шагом направился к слизеринской гостиной. Не то, чтобы он опасался реакции Гермионы, не появись он там вообще. Но давать ей еще один повод для ссоры ему совершенно не хотелось. Поругаться с ней он всегда успеет. А вот попробуй найти такую поразительную смесь выгоды и удовольствия! К тому же он знал, что не увязнет в этих отношениях. Конечно же, нет. И юный Темный Лорд позволил себе это показное равноправие, поскольку все-таки для имиджа лучшего ученика он нуждался в идеально-образцовых отношениях со своей подругой.
Гермиона сидела на диване, уткнув нос в книгу. А чего другого можно было ожидать? Она не высказала ему ни единого упрека насчет опоздания, хотя и наградила красноречивым взглядом. Том быстро подсел к девушке и в элегантном жесте поднес ее руку к губам.
– Прости, что задержался. Одевайся, пойдем прогуляемся.
В конце концов, надо было как-то мотивировать эту встречу. Взгляд из укоризненно-изучающего стал удивленным. Но Гермиона молча встала и скрылась в спальне для девушек. Том быстро сбегал за шерстяной мантией, и вскоре звездная слизеринская пара уже выходила из замка.
Погода стояла необычайно теплая. Воздух был насыщен характерным запахом прелых листьев. Перевалившее точку зенита солнце охотно золотило позднюю листву, яркими лучами скользило по озерной глади, игриво рассыпало искорки в волосах девушки. Это был прекрасный реквием природы по самой себе.
– Ты хотел о чем-то поговорить? – наконец, прервала молчание Гермиона.
– Нет, просто прогуляться с тобой. Полезно для здоровья, – сообщил парень и, чтобы переключить внимание подруги, сразу же воспользовался случаем слегка ее подразнить: – Особенно для заучек и книжных червей.
– Кто бы говорил, – покачала головой она, но ничуть не обиделась.
Молодые люди сами не заметили, как тропинка привела их на поляну у озера, где состоялся их первый серьезный разговор и была заключена судьбоносная сделка.
– Просто не ожидала, что тебя может тянуть на романтику, – добавила девушка, присев у воды и на миг опустив пальцы в кристальный холод.
– Романтику? – хмыкнул Том.
– Ну, здесь так красиво, – вставая, пояснила она. – И тревожно. Посмотри на деревья. Говорят, если много листьев на морозе умрут молодыми, значит, то же ожидает людей.
Юноша встретил ее взгляд, спокойный, грустный, задумчивый.
– Ты о Гринделвальде? – уточнил он. – Не волнуйся, не зря он так ловко стравил маггловские правительства в этой идиотской войне. Он подождет, когда добрая часть магглов погибнет, а власть ослабнет. И лишь тогда попытается развернуться по полной программе.
Ее глаза потемнели.
– Откуда ты знаешь? – прошептала она.
– Это логично, – пожал плечами Том, взяв ее за руку. – Зачем ввязываться в войну самому, если можно натравить одного врага на другого?
– Ты думаешь, он спровоцировал войну, а не воспользовался ею? – нахмурилась девушка.
– Я уверен, что Гринделвальд поспособствовал приходу этого маггла, как его, Гитлера, к власти, – кивнул Риддл. – Иначе это объяснить нельзя.
Гермиона промолчала. Том не сомневался, что в это время она делала какие-то логические заключения. Парень едва заметно улыбнулся, легонько сжав ее пальцы.
– И как ты думаешь, у него есть шанс на успех? – наконец, задала вопрос девушка, вновь поднимая на него свои поразительные глаза, одновременно наивные и мудрые, детские и серьезные.
– Если честно, нет, – помолчав, покачал головой он.
Гермиона вскинула брови.
– Главная ошибка Гринделвальда, которую он, наверняка, считал преимуществом, – пояснил Риддл, – в том, что война приняла слишком глобальный размах. А это активизировало не только маггловские, но и магические силы практически по всему миру. Слишком большое количество волшебников теперь готово оказать сопротивление. И они не настолько ослаблены маггловской войной, как это предполагал Гринделвальд. Его сторонников не так много, чтобы выдержать открытое столкновение, которое рано или поздно непременно произойдет.
– Но он этого избегает, проводя свои операции под прикрытием маггловских войск, – заметила девушка. – И к тому же, маггловское правительство Германии находится под его контролем. А магическое существует практически подпольно. Гринделвальд наводнил страну террором.
– Этого уже недостаточно, – отозвался Том, слегка удивленный ее осведомленностью. – К тому же, Гитлер уже начал проигрывать свою войну. Рано или поздно, Гринделвальду придется выставить свои войска открыто, и те потерпят поражение. И, в конце концов, его самого убьют или отправят в тюрьму.
Гермиона кивнула.
– Пожалуй, ты прав, Том, – согласилась она. – Гринделвальд ошибся. Да и личной силы у него недостаточно, чтобы победить, например… того же Дамблдора, который вполне способен с ним справиться.
Ее слова резанули, как проклятие. И парень невольно стиснул девичьи пальцы.
– Ты говоришь об этом, как будто о свершившемся факте, – сухо заметил он.
– Глупо недооценивать таких людей, как Дамблдор, – пожала плечами девушка.
Пока Том думал, зашипеть ли на нее, не хуже василиска, или хорошенько поругаться, видимо, она поняла, насколько ему было неприятно. Потому что обняла его за талию и, прижавшись к парню, положила голову ему на плечо.
– Не важно, кто победит Гринделвальда, – холодно подытожил Риддл, решив отложить очередную промывку мозгов подруги до более вопиющего случая. В конце концов, она никогда не сравнивала его самого с опостылевшим профессором Трансфигурации в пользу последнего, – он ошибся, и это очевидно. В любом случае, на его месте я бы пошел другим путем, – парень осекся.
Гермиона слегка отстранилась и поймала его взгляд. Ее глаза расширились.
– Как хорошо, что ты на своем месте, Том, – горячо зашептала она. – И только тебе решать, какова будет твоя судьба.
Ее голос был пронизан каким-то непонятным ему состраданием и хрупкой надеждой, горечью и пьянящей убежденностью. Она не думала сейчас о Дамблдоре. Она волновалась за него.
Он наградил ее пристальным взглядом. И вдруг неожиданно для самого себя вновь прижал к себе. Крепко, чуть ли не до боли.
Минуты шли, незаметно и непреклонно. Солнечные лучи коснулись парня и девушки и будто навсегда застыли на фигурах, поглощенных объятием. И в этот миг Том понял, что можно быть счастливым просто так.

Отсутствие Риддла за обедом весьма порадовало его девушку, и она незаметно подсунула Люпину записку, сделав вид, что случайно натолкнулась на гриффиндорца. И вот сейчас вместо того, чтобы корпеть над эссе по зельям, она бежала на седьмой этаж, где они договорились встретиться.
После прогулки с Томом Гермиона пребывала в растрепанных чувствах. Она сама не вполне понимала, что между ними произошло. Он обнимал ее как-то не так. Он просто обнимал ее, а включилось ощущения взаимной настройки, как будто они делали уже что-то еще. В какой-то момент исчезла необходимость слов, все растворилось в дымке ненужности. И стало так тепло на душе, что Гермиона впервые за долгое время почувствовала полнейшее умиротворение.
Неужели ее подстройка к парню оказалась настолько совершенной? Нет, до такой степени это невозможно… А вдруг это было проявлением чувств?.. Напрасные надежды… Но вдруг. Том был таким спокойным и даже счастливым. Она ощутила это пронзительно-явственно, его эмоции слились с ее. Круциатос забылся. Совершенно не хотелось возвращаться в замок, не хотелось больше ничего. И даже когда слизеринская пара пошла по тропинке обратно, временами смеясь и болтая ни о чем, казалось, что они продолжают стоять там, на памятной поляне, в нежно-пьянящих, волшебно-теплых объятиях, раскрывающих во всей красе всю сказочность и полноту бытия.
Куда же делся расчетливый циник, лидер магглоненавистнической шайки и безжалостный эгоист, готовый с легкостью применить пыточное проклятие? Гермиона неожиданно поняла, будь Том всегда таким, как сегодня, – она бы любила его. И девушка резко и жгуче почувствовала вину из-за того, что предавала своего парня, встречаясь с его врагом. Но что было важнее, укрепление их близости или безопасность магглорожденных? Она не могла найти ответ на этот вопрос.
Сомнения отошли на задний план, лишь когда она увидела бегущего вверх по лестнице Люпина.
– Что случилось? – на ходу выпалил он.
Нахмуренные брови, озабоченное выражение лица – гриффиндорец явно не ожидал ничего хорошего.
– Не здесь, – коротко отозвалась Гермиона и успокоилась лишь, когда они нашли укромное местечко и наложили заглушающие звук чары.
– Так в чем дело? – повторил вопрос Джон.
– Я не знаю подробности, но нападение на магглорожденных произойдет на Хэллуин. Скорее всего, во время бала или после.
Люпин убрал со лба каштановую челку, несколько раз моргнул.
– Уверена?
Она молча кивнула, не сводя с него внимательного взгляда.
– Я не обойдусь без помощи друзей, – покачав головой, решительно заявил он.
– Этого и не требуется, Джон. Главное, чтобы они не знали источник информации. Я и сама готова помочь. Причем, учти, я буду следить за тем, чтобы никто из слизеринцев не пострадал.
Люпин помолчал, оценивающе посмотрел на девушку, потом кивнул:
– Хорошо, что ты предлагаешь?
– Превентивную тактику, – отозвалась экс-гриффиндорка. – Мы же не знаем и, очевидно, не узнаем, когда именно и как все произойдет, и слизеринцы ли вообще будут в этом участвовать.
– То есть ты предлагаешь просто охранять магглорожденных? – вскинул брови Джон.
Умница.
– Разумеется, – едва заметно улыбнулась Гермиона. – Прежде всего, надо составить их список и хорошенько запомнить в лицо. А потом уже подумаем конкретнее.
– Согласен, сделаем, – одобрил парень и с кривой улыбкой заметил: – Это легче, чем следить за слизеринцами.
– И эффективнее, – фыркнула девушка. – Может быть, кто-то пригласит в гости тролля, например, специально для такого развлечения. Зачем участвовать самому?
Люпин с плохо скрываемым презрением посмотрел на нее и буркнул:
– Тебе виднее.
– Это просто логика, – пожала плечами Гермиона. – Вот, держи.
И она протянула ему сигнальную монетку. Борясь с нахлынувшими вдруг ностальгическими эмоциями по Отряду Дамблдора, девушка кивнула гриффиндорцу и, сняв с помещения заглушающие чары, быстрым шагом направилась к лестнице.

В выходной день перед Хэллуином магическая деревенька Хогсмид казалась особенно оживленной. Ученики уже запускали в воздух волшебные страшилки и веселились на полную катушку, в магазинах было не протолкнуться, а прибыль хозяев кафе возросла в несколько раз.
Том и Гермиона, пробежавшись по лавкам с зельями, застряли, как всегда, в книжном магазинчике. Лишь через пару часов Риддл с трудом уговорил себя оторваться от книг и, нагрузившись приличной их стопкой, повел Гермиону в одну из чайных. Заведение было излюбленным местом свиданий, потому девушка, едва войдя, застыла и только молча переводила удивленный взгляд то на него, то на маленькие столики на двоих, то на целующиеся парочки. Не ожидала? Впрочем, он тоже не вполне ожидал такого…
Никак не выдав своего презрения в отношении слащавой обстановки, Том с милейшей улыбкой усадил Гермиону за столик у окна. И только после этого та обрела дар речи.
– Это что, опять работа на имидж лучшего ученика? – она наградила его скептически-насмешливым взглядом и покачала головой.
– Конечно, – не стал отрицать он, уже зная, что подруга не рассердится. – Но почему ты не можешь предположить, что мне и самому приятно?
– Еще бы тебе не было приятно, – иронично согласилась она. – Как это должно тешить твое самолюбие!
– А твое разве нет? – Том склонился к ней и, поймав ее взгляд, прошептал: – Посмотри вокруг. Как много людей жаждет оказаться на твоем месте. Посчитай, сколько глаз смотрят с завистью. Осознай, как следствие, что многие уважают, жаждут подружиться с тобой, боятся тебя, – его шепот стал горячим, страстным. – Это власть, Гермиона. Власть. И она сладка, как самый лучший поцелуй.
И не давая девушке выйти из-под гипнотического воздействия его речей, парень прильнул к ее губам, завлекая их в бесконечно долгий, медлительно-чувственный, упоительный поцелуй. Гермиона в его руках превращалась в превосходный музыкальный инструмент, отзывчивый и отлаженный, и губы юноши словно играли завораживающую мелодию на ее податливых губах. Да, вот к такой гармонии он всегда неосознанно стремился и не мог найти. И страсть, и мягкость, и самоотдача… Все-таки присутствовало в Гермионе что-то от гриффиндорки. Но оно было и к лучшему. Слизеринские девушки целовались не так.
Чьи-то покашливания сначала прошли мимо сознания парня. Затем назойливо вырвали из сладкой реальности. И лишь через некоторое время Том отстранился от подруги, желая посмотреть, у кого это хватило наглости…
За одним из ближайших столиков сидел Белл с какой-то девчонкой явно младше его. Идиот. Хотя и такие тролли иногда бывали полезны. Покашливания этого придурка окончательно привлекли внимание всех присутствующих к поцелую слизеринцев. Риддл обворожительно улыбнулся и позвал официантку. Эффект от шоу был именно такой, какой и следовало ожидать. Даже у окна столпились зрители, а в чайной повис монотонный гул – целующегося на публике Тома Риддла видели впервые.
– Теперь я понимаю, почему ты так популярен, Том, – проговорила Гермиона, ковыряя ложкой пирожное. – Не только из-за того, что ты лучший ученик и красив, как бог.
– Спасибо, – странно, но он был польщен. Подруга еще ни разу не делала ему такие откровенные комплименты.
Девушка закатила глаза и, покачав головой, поинтересовалась:
– И как, не надоело постоянно играть и притворяться?
Риддл застыл. О том ли она говорит, о чем он подумал? Или просто о фарсах, наподобие этого?
– Это необходимость, моя дорогая, – внимательно глядя на нее, улыбнулся он. – Демонстрация нужных качеств в нужное время. Все делают это, просто большинство неосознанно. Высший пилотаж – управлять собой так, чтобы это было естественно. Безмятежно, без насилия над собой. Словно вода, принимать необходимые формы и не привязываться к ним.
Не отводя взгляда, она подалась к нему:
– Интересно, а та, другая, антиобщественная личина – это тоже всего лишь игра? Какова же твоя сущность, Том?
Вот, значит, как? Куда ты клонишь, милая?
– Все игра, – подтвердил парень. – А сущность не «какова», она просто есть, просто существует.
– И что, для ее существования так необходима борьба за власть, имидж лучшего ученика, третирование грязнокровок?
Скользкая тема, но неожиданно приятно ее обсудить хоть с кем-то. А все вокруг, наверное, думают, что он шепчет подруге на ушко признания в любви.
– Конечно. На этом построено общество. Если хочешь свободы, нужна власть.
– И ты наслаждаешься ею, – фыркнула девушка. – Может быть, это не только игра?
– Я наслаждаюсь свободой, – уточнил Риддл. – Которая изначально присуща любому живому существу.
– Абсолютная свобода предполагает абсолютное одиночество, Том, – с легкой грустью улыбнулась она. – Оно тебе нужно?
Рука Гермионы коснулась его волос, нежно прошлась по лбу и щеке. И парень поймал себя на том, что в глубине души не знает ответа. Раньше он однозначно ответил бы «да». И потому, проигнорировав вопрос, Том снова приник к ее губам.
Отстранившись от девушки, Риддл быстро сменил тему:
– Доедай. И пойдем.
Он подозвал официантку и расплатился сам. Гермиона промолчала. Умница. Чтобы девушка платила за парня – про это говорили бы даже больше, чем про публичные поцелуи слизеринской звезды. Том Риддл не был джентльменом, но и идиотом он тоже не был.
Поднимаясь из-за столика, Том смерил презрительным взглядом Белла. К этому умственно отсталому даже не было необходимости применять легилименцию, и так было ясно, что он не сумел бы осознанно появиться во снах, ни в своих, ни в чужих. Да и вообще из шайки гриффиндорцев стоило покопаться в мозгах только у Вэнса, лидер должен был обладать всей полнотой информации. Хотя парень сомневался, что у того хватило бы умений сделать подобное. Но остальных, способных на такие фокусы, Том уже проверил. И теперь не знал, что и думать. Не пора ли браться за своих?
Молодые люди отправились в «Три метлы», где их ждал костяк «Вальпургиевых рыцарей». Раньше слизеринцы собирались в «Кабаньей голове», потому что большинство считало интересным приключением сидеть в этом пабе с весьма сомнительной репутацией, закутавшись в мантии и пряча лица под капюшонами. Том не возражал, но морщился про себя, его раздражала грязь и смрад. А уж то, что заведение было в семнадцатом веке штаб-квартирой восстания гоблинов, вообще, взывало отвращение. Поэтому Риддл постепенно перенес все важные встречи в подземелья, и в этом году они решили просто развлекаться. С девчонками. Мальчишеская романтика его приятелей уступила место романтике юношеской. Хотя и раньше тот же Розье не раз был замечен в чайной для парочек, причем, с разными девушками. А Малсибер пытался наладить отношения с будущей невестой, подсунутой ему родителями. В этом году та же судьба постигла Лестрейнджа, а Эйвери было абсолютно наплевать, кого там нашли ему родители, потому он вполне комфортно себя чувствовал с улыбчивой, непосредственной хаффлпаффкой на год старше его. Девчонки уставились на Тома, потом на Гермиону, пока Розье представлял их. Риддл покосился на свою спутницу. Та держалась хорошо, доброжелательно и с достоинством. Признаться, он сначала опасался вводить ее в круг тесного общения со своими приятелями – она могла отмочить такое, что ему потом бы пришлось массово применять заклятие забвения. Но сейчас опасения рассеялись, а может быть, парень понял, что ему легче было применить заклятия забвения, чем оставить подругу одну.
– О, что-то мало ты книжек прикупил, Том, – с усмешкой прокомментировал Эйвери, заметив большую стопку в руках у Риддла, которую тот собирался положить на подоконник.
– Эйвери, тебе и за год столько не прочитать, – вставил Малсибер.
– Смотря что. Том, можно? – получив кивок приятеля, Эйвери взял верхнюю книгу, открыл ее на случайной странице. – «Кад Годдо»… Не знал, что ты читаешь такое.
Риддл пожал плечами. Он не знал, что Эйвери, вообще, в курсе, что это такое. Но видимо, аристократическое воспитание не обошло и эту тему.
– Один из немногочисленных источников домерлиновских времен. Где-то четырехсотый год до Христа, – сообщил Том. – Иногда в древних текстах встречаются поразительные описания, не замечали?
– По одной из спорных теорий, в Битве деревьев, действительно, участвовали деревья, или их духи, – вдруг вступила в разговор Гермиона. – И они способствовали соединению двух соперничающих волшебных течений, предотвратив их полное вырождение.
Том вскинул брови. Вот такого даже он не читал.
– Почему же они не повторили свой подвиг во времена нашествия христианства? – с интересом заметил он.
– Смешаться с христианами? Это и так частично произошло, – само собой разумеющимся тоном отозвалась девушка. – В конце концов, Мерлин сделал все возможное, чтобы смягчить конфликт. Но было уже поздно.
– Да, это был самый большой позор волшебного мира – ассимилировать, пусть и частично, религию магглов, – протянул Том, остальные хмыкнули.
– Спасибо Мерлину, что он вообще уцелел, – заметила девушка.
Риддл кивнул. С этим он и не собирался спорить. Все-таки Мерлин был великим магом, несмотря на излишнюю доброжелательность к магглам.
Эйвери еще полистал книжку, затем вернул ее приятелю и с едва заметной усмешкой обратился к Гермионе:
– А сам текст ты тоже читала? Нас, помнится, заставляли…
Девушка поймала его взгляд и неожиданно улыбнулась:
– Самая страшная битва – битва речей,
И другая – битва умов – вслед за ней!
Цитата заставила Тома подхватить улыбку подруги. Вот так вот, друзья. И хватит проверять его девушку на профпригодность.
– Хм, а ведь правы были предки, – согласился Эйвери.
Девчонки переглянулись. А на лицах парней Том прочитал одну-единственную мысль. Теперь всем было понятно, почему именно Гермиона Гаррисвилль стала подругой их главаря.

Хэллуин

Хэллуин наступил быстрее, чем желала Гермиона. Казалось, все было уже подготовлено для встречи волдемортовых сюрпризов, но на душе у девушки было неспокойно. Гриффиндорский план слежения за магглорожденными был практически идеален. И все равно вначале Гермиона думала незаметно повесить на все объекты сигнальные метки, но, представив девичий праздничный антураж, отказалась от этой соблазнительной идеи.
Большой зал дышал атмосферой Хэллуина. Стены были украшены свирепыми масками, скелетами и фигурами всевозможной нечисти. В воздухе парили устрашающие головы из тыкв, призванные показать злым духам, что здесь уже присутствуют им подобные и их помощь не требуется. Осмотрев зал, Том довольно хмыкнул и громко заметил, что этот праздник раньше вообще не имел отношения к христианству, и протестанты-христиане просто удачно подстроились под древнюю традицию со своим Днем всех святых.
Странно, но парень был совершенно расслаблен. Казалось, его товарищи не собирались нанести неожиданный удар, василиск не поджидал в боевой стойке, а сам он никоим образом не являлся будущим Волдемортом. Единственное, что выдавало недружелюбные намерения Тома – это его глаза. Словно по волшебству меняя цвет с зеленого на синий, они горели, болезненно, вдохновенно, экстатично. Видимо, третирование магглорожденных являлось для юного Темного Лорда лучшим развлечением, после секса, пожалуй. Хотя, возможно, это было наслаждение не столько мучениями, сколько той самой вседозволенностью, которую очень часто путали с ощущением настоящей свободы. И Гермиона уже в какой-то степени понимала Тома – он смог сделать такое, он, никому не нужный сирота. Хотя сей факт ни в коей мере не оправдывал его.
Парень танцевал со своей подругой беззаботно, легко, а она никак не могла заставить себя успокоиться и расслабиться. Не помогла даже техника регуляции дыхания, простая, но всегда эффективная – сделать полный вдох, поднимая взгляд наверх, затем медленный выдох, опуская его на уровень горизонта. Гермиона постоянно проверяла компанию гриффиндорцев, лениво отвечая на комплименты Риддла. Мне идет это голубое платье? Да ты сам выглядишь, как Аполлон.
И тут в какой-то момент возник порыв волшебного ветра – тыквы погасли, и все погрузилось в непроглядную тьму. Гермиона невольно вцепилась в плечи Тома. Он ли был виноват? Как типично. Тот же самый ход с темнотой! Почему она не поинтересовалась составом изобретения у близнецов Уизли?! Девушка уже собралась было послать сигнал Люпину, но в этот миг послышался леденящий душу смех, и в зал высыпала стайка скелетов. Гробовое молчание сменилось взрывом хохота, когда светящиеся живые мощи заплясали среди учеников. В темной бездне потолка-неба замерцали разноцветные звездочки. Гермиона растерянно смотрела на веселящихся скелетов и не знала, что и думать. Джон говорил, что какое-то шоу было в программе праздника, но осталось ли оно в первоначальном виде?
Вслед за ожившими останками в зале появились магические животные. Гермиона чуть не пригнулась, когда над головой пролетел гиппогриф. Все перемешалось, и в неровном свете огней трудно было различить, где кто находился, кто являлся живым существом, а кто – праздничной декорацией. На месте Риддла девушка выбрала бы именно эту часть бала для нападения. К Гермионе и Тому подскочил скелет, схватил их за руки и потащил в центр группы танцующих. Теперь волшебные творения не светились и лишь иногда вспыхивали флуоресцентным сиянием.
– Я отлучусь на минутку, – наклонившись к девушке, шепнул Риддл. И с легкой угрозой прибавил: – Только ты никуда не уходи.
Гермиона похолодела. Пробормотав: «Конечно», она с тяжелым сердцем проводила Тома взглядом. В мерцающем свете он выглядел взрослее, серьезней и, нужно было признать, красивее. Когда парень растворился в темноте, его подруга сразу же бросилась к Люпину. Тот танцевал с кареглазой девушкой, которая, судя по всему, и являлась объектом его тайной страсти. Конечно, Гермионе стало совестно прерывать такой момент, но приоритеты были выставлены заранее. Она медленно прошла мимо танцующей пары и незаметно подергала Джона за рукав.
– Похоже, сейчас что-то произойдет, – заметила она, когда Люпин нагнал ее на пути к выходу. – Где остальные?
– На своих местах, – пожал плечами Джон. – Но ты права, момент подходящий. Интересно, где твои приятели?
– Неужели даже сейчас ты думаешь только о факультетской вражде? – покачав головой, тяжело вздохнула Гермиона. – Вот потому это безумие и не прекращается. Каждый видит не дальше собственного носа… Лучше скажи, у лестницы кто-то есть?
– Конечно, – кивнул Люпин. – Все по плану.
И тут свет окончательно погас, вновь раздался ужасающий смех, который подхватили все присутствующие фантасмагорические твари. Атмосфера улюлюканья, хрюканья, воя, топота, грохота, свиста достигла своего апогея.
В этот момент за плечо Гермионы схватилась чья-то рука, а в следующий миг ее отцепили жесткие, костлявые пальцы. И девушке показалось, что она услышала стоны и мычание, как будто кому-то зажали рот. Но не было видно ни зги – в зале царила непроглядная тьма. Похоже, Том постарался на славу.
– Джон, идем, – Гермиона потянула парня за рукав.
– Я ничего не вижу, – пробормотал тот.
Многоголосый хор чудовищ вдруг сменила зажигательная музыка. Теперь было слышно уже улюлюканье учеников, с радостью бросившихся танцевать. Вспыхнула цветомузыка, загорелись тыквенные головы.
Именно в этот момент к Люпину подскочил Вуд и что-то зашептал ему на ухо. Гермиона продолжила пробираться к выходу. Когда Джон нагнал ее, даже при мерцающем свете было видно, как побледнело его лицо.
– Мы не смогли уследить. Пропало пять человек, – его зубы заскрежетали.
– Идем! У меня есть идея, где все это может происходить.
Тот памятный коридор, где состоялось выяснение отношений с Блэком, подходил как нельзя лучше для забав юного Темного Лорда. И недалеко от Большого зала, и никто не найдет. Методом исключения Гермиона остановилась именно на этом варианте.
Джон без возражений последовал за слизеринкой, несмотря на то, что его кареглазая красотка вполне могла найти себе другого кавалера за время отсутствия отважного спасителя магглорожденных. Очевидно, парень был настроен серьезно и не думал сейчас ни о чем, кроме сложившейся ситуации. И, если иначе нельзя, – был готов на жертвы. Впрочем, все в мире обреталось через жертвы. Вот только на Слизерине предпочитали жертвовать другими, а на Гриффиндоре – исключительно собой.
– Куда теперь? – поинтересовался Люпин, когда молодые люди спустились в подземелья.
– Почти на месте. Тише, – прошептала девушка, пытаясь заглянуть за угол.
Эта часть коридора была погружена во тьму, нарушаемую лишь слабыми отблесками факелов из-за поворота.
Гермиона сделала осторожный шаг вперед и в этот миг почувствовала, как в ее запястья вцепились крепкие пальцы. Девушка чуть не вскрикнула от боли. Как же она не догадалась, что Том оставит стражу? Мерлин, не хватало только поглупеть от нервных потрясений!
– Гаррисвилль, ты в порядке? – услышала она шепот гриффиндорца.
– Да, только не могу пошевелиться, – отозвалась Гермиона. – Это скелеты.
– Я попробую достать палочку, – заявил Джон. Послышался его тихий стон.
Скелеты замерли в абсолютной неподвижности, словно у них кончились батарейки, не позволяя жертвам освободить заведенные за спину руки. Девушка попробовала пнуть ногой своего тюремщика, но это закончилось лишь сильной болью в стопе. Попытки Люпина оказались не более успешными.
– Не получается, – озабоченно признал парень. – А у тебя?
– То же самое, – тяжело вздохнула Гермиона. Если Том найдет ее в компании врага, на этот раз неприятностей избежать не удастся. – Может, у тебя получится достать мою? Сзади на поясе.
Девушка почувствовала легкое прикосновение – в узком коридоре парень находился совсем близко.
– Никак, – отчаянно признал гриффиндорец. – Разве что зубами. Но тогда не поколдуешь.
Это была мысль. Молодчина, Джон!
– Давай я. Стой спокойно, – потребовала Гермиона. – Где твоя палочка? На поясе?
– Да, но ты не сможешь… – начал Люпин, но слизеринка не обратила внимания на его протесты.
Выгнувшись вперед и едва не застонав от боли, она крепко вцепилась зубами в тонкое дерево и, чуть ли не вообразив себя балериной на разминке, с трудом достала волшебную палочку. Легкий взмах головой и невербальное заклятие освободило Джона от мертвой хватки скелета, который рухнул на пол грудой костей. Мерлин, вот с палочкой в зубах ей еще колдовать не приходилось. Но что не сделаешь ради победы добра над злом? Можно даже изобрести новую технику волшебства.
– Ты… ты… – не в силах выразить своего изумления, пробормотал Люпин. – Невербальная магия?
И тут мрачную тишину коридора нарушил звук приближающихся шагов. Гермиона похолодела. Но удар волшебной палочки о каменный пол быстро вывел девушку из оцепенения.
– Беги за Дамблдором. Быстро. Мы можем погибнуть оба, и никто не узнает, – горячо зашептала она. – Только помни уговор – никому ни слова о моем участии …
– Но как же ты? Я не оставлю тебя! – решительно запротестовал Джон, поднимая палочку. – Какое заклятие ты применила?
– Нет времени. Быть гриффиндорцем не значит быть кретином! Иди же! – яростно проговорила девушка.
– Но…
– Ты хочешь помочь магглорожденным или нет?
– Хорошо. Держись, – сухо согласился парень, и Гермиона вполне могла вообразить растерянно-недовольную гримасу, появившуюся при этом на его лице.
Едва Джон скрылся за углом, как шаги приблизились настолько, что пленница ощутила рядом чье-то присутствие, темным силуэтом прорисовавшиеся во мраке коридора. На палочке подошедшего вспыхнул огонек, и девушка встретилась взглядом со знакомыми до боли, до крика отчаянья зелено-синими глазами, которые расширились в изумлении, а потом засверкали зимним льдом.
Том взмахнул палочкой, и скелет осыпался на пол, присоединяясь к своему товарищу.
– Что ты делаешь здесь? – холодно осведомился Риддл, когда Гермиона стала потирать ноющие запястья.
– Ищу тебя, естественно, – пожав плечами, невинно заявила девушка. – Надо быть аккуратнее, Том. Гриффиндорцы заметили пропажу и встали на уши, решив прочесать всю школу. А твои приятели тоже хороши, вернулись танцевать, вместо того, чтобы прикрывать тебя. Думаешь, пары таких очаровательных привратников – это достаточно?
Глаза Тома сузились:
– Как ты узнала место? Даже Эйвери был не в курсе.
– Не считай меня идиоткой, – Гермиона покачала головой. – Если уж гриффиндорцы догадались рыскать в первую очередь по подземельям… Это место лучше всего подходит для твоих планов.
Его взгляд смягчился, и он обнял подругу за плечо.
– Вообще-то, первоначально планировалось другое место, но это бы потребовало больше времени и лишних телодвижений, – ровно заметил Риддл. – Я рассчитывал на него, пока не покопался в голове у Вэнса. Надо же, следить за магглорожденными. Невольно начнешь подозревать, что у кого-то из их компании появились мозги. Так что план пришлось изменить, – Гермиона скорее почувствовала, чем увидела его довольную улыбку.
– Советую тебе его завершить, – резонно напомнила она. – Дамблдор может найти это место.
– Ты права, – легко согласился он. – Дело сделано. Жди здесь.
– Нет, я с тобой, – настойчиво заявила девушка. – Я не буду смотреть на Шешу…
– Хорошо. Там ничего и не видно, – заверил ее Том, увлекая за руку в темноту коридора.
После нескольких поворотов Гермиона услышала знакомые звуки парслетанга и уловила незримое присутствие огромной змеи. На миг ей показалось, что Шеша намеренно коснулся хвостом ее ноги, прежде чем раствориться в лабиринте хогвартских туннелей, следуя приказу своего хозяина. Это что, он так ее приветствовал или пугал?
И тут девушка услышала приглушенные стоны откуда-то сверху. Неужели по приказу Тома несчастных детей подвесили на стене?! Мгновенно тяжелой болью вспомнились запуганно-покорные глазки кролика… Вновь не замарал своих ручек, да, Риддл?
Это было отвратительно, жестоко, трагично-безысходно. Наследственная склонность к насилию. Порочный круг. И Гермиона поймала себя на том, что чуть ли не плачет от жалости и к самому Тому, и к его жертвам. Видимо, уже самой пора пить зелья. Психотерапевтические.
Девушка вышла из прострации, лишь когда парень потянул ее за руку.
– Пусть считают, что это потусторонние силы и древняя магия Хогвартса ополчились на грязнокровок, – довольно зашептал он ей на ухо.
– Том, пожалуйста, замолчи, – с трудом скрывая расстройство и волнение, отозвалась она. – И кстати, не все такие идиоты, как ты думаешь.
– Большинство, – презрительно констатировал парень и потянул ее за руку. – Нам надо спешить.
Молодые люди почти уже миновали заброшенное ответвление подземелья, как где-то впереди послышались голоса, и отблески факелов заиграли на мрачных каменных стенах.
Мозг Гермионы отчаянно заработал. Других выходов отсюда не было, тайных проходов тоже. Возвращаться к подвешенным жертвам совсем уж не имело смысла… Рука Тома крепко сжала ее пальцы, и девушка почувствовала, как он вытаскивает волшебную палочку. Стычка с гриффиндорцами? А вдруг там сам Дамблдор? Столько усилий… неужели они окажутся напрасными, и конфликт вновь вынудит Риддла пойти по бескомпромиссному пути? Нет уж, не дождетесь! Темный Лорд ей достался слишком дорогой ценой!
Гермиона быстро втолкнула Тома в небольшую нишу, где раньше, видимо, находилась какая-то статуя, и присела перед ним на колени.
– Что ты делаешь? – шокировано произнес тот, когда девушка начала быстро расстегивать ремень его брюк.
– Создаю нам алиби, – коротко пояснила она, охватывая губами освобожденную плоть юноши.
Вот так и становятся извращенцами…
Глотая сперму, Гермиона на миг посмотрела в сторону и невольно встретилась с потрясенным взглядом Джона Люпина.

Том Риддл никогда специально не лез на рожон и не геройствовал. К тому же совсем не страдал склонностью к эксгибиционизму, но тут он сразу же придал движениям нарочитую демонстративность. Если ситуация того требовала, нужно было сохранять безупречность и максимально четко вписываться в поставленные условия, какими бы дикими они не казались. Так что, пусть завидуют!
Салазар, надо же, тут и сам Дамблдор… Парень привычно закрыл свои мысли и полностью отдался потрясающим ощущениям. Но даже упоительный оргазм не мог заставить его упустить неожиданный шанс поддеть старого хрыча.
– Да, любимая… – застонал Том, членом размазывая оставшиеся капельки спермы по лицу девушки.
Пусть теперь адепт «добра» ломает себе голову по поводу их с Гермионой «любви». Ибо для профессора любовь всегда являлась признаком принадлежности к свету. Какая глупость! Очень часто люди лгали самим себе, принимая за любовь совсем иные чувства, или любили в другом человеке отражение самого себя. Бескорыстная любовь была практически невозможна, а потому просто-напросто не существовала.
– Любимый… – промурлыкала в ответ Гермиона, и он мог поклясться, что ей отлично удалось скрыть сарказм.
Он поднял ее с колен, приподнял легкий шелк платья и запустил пальцы под белье девушки. Казалось, пара даже и не заметила зрителей. Но стоило тем раствориться в темноте, как Гермиона остановила ласки юноши. И Том понял, что она была расстроена сильнее, чем показалось ему раньше. Видимо, опасность мобилизовала ее силы. Парень обнял девушку крепче и коснулся губами ее лба.
Позже, когда молодые люди вернулись в Большой зал, они обнаружили, что праздник продолжался как ни в чем не бывало. Горящие тыквенные головы наполняли помещение теплым, оранжевым светом, создавая атмосферу легкой таинственности и даже уюта, мягкая музыка заставляла пары медленно кружиться в объятиях, лишь пафосные декорации и играющие на стенах тени напоминали о злых силах, от которых все якобы защитились. Как бы не так!
– Пир во время чумы, – прокомментировала девушка.
– Чумы? Это ты нашу деятельность так называешь? А что, вполне, – с ухмылкой отозвался Риддл.
– Том, нам надо поговорить, – покачала головой Гермиона. – Так не может дальше продолжаться.
– Хорошо, поговорим. Потом. Не зря же мы сюда пришли.
Увлекая подругу в медленный, чувственный танец, парень прекрасно понимал ее озабоченность. Но сейчас он не хотел об этом думать. Перед глазами все еще стояла потрясающе-яркая, оптимистичная картина – отвисшие челюсти гриффиндорцев и пораженно-неверящий вид Дамблдора. Том был благодарен подруге за такое оригинальное «алиби» и на тот момент единственно возможное. И он наслаждался моментом, ощущая, что все в его жизни происходило так, как надо.
Когда закончился танец, юноша почувствовал, как чья-то рука легла на плечо.
– Все уже в гостиной, – довольно сообщил Эйвери. – Идем.
Том смерил его оценивающим взглядом, заметив, как нахмурилась девушка.
– Да, скажи, что мы скоро будем, – отозвался Риддл и наклонился к Гермионе: – О чем ты хотела поговорить?
– Не здесь.
Молодые люди покинули Большой зал, даже не взглянув напоследок на красоту декораций и звездно-глубокое волшебное небо.
– Том, ты понимаешь, что все было на грани провала? – наконец, начала девушка, когда они остановились в коридоре подземелий, не доходя до слизеринской гостиной.
– Все гениальное всегда реализуется на грани. Это закон, моя дорогая, – с легкой, снисходительной улыбкой отозвался Риддл. – Нам не может постоянно везти. Мир требует компенсации.
– Ты еще скажи, что это второй закон термодинамики, – неодобрительно буркнула девушка. – Дескать, энтропия системы стремится к максимуму.
Огонь факелов вспыхнул искрами в его красивых глазах.
– Я и не знал, что тебе известно столько маггловских терминов, – поморщился Том и саркастично заметил: – Удивительно, как они гротескно изощряются, чтобы описать мир, который им полностью не понять никогда. Какие выдумывают определения для элементарных вещей. И сколько там всего законов этой самой термодинамики?
– Если не ошибаюсь, три, – сухо ответила Гермиона. – Причем, я давно заметила, что маггловские научные выводы часто коррелируют с волшебными законами, например, закон Голпалотта…
– Хватит! – теперь его глаза горели гневом.
Риддл подался к девушке и схватил ее за плечо. Он ожидал от нее многого, но это уже выходило за все границы.
– Интересно, чем мир компенсирует мне тебя! – в сердцах воскликнула Гермиона, ее взгляд встретился с его и застыл в пламенном противостоянии. – Сколько можно совершать безрассудств, отговариваясь мировыми законами и высокими целями? Том, ты приковал к стене фактически детей, которые тебе ничего не сделали и ни в чем не виноваты! Пора остановиться, слышишь?!
– Кричи громче. Тогда минетом не отделаешься, – грубо отозвался он.
– Я видела, как ты наложил чары неслышимости, – заметила она, не отводя взгляда. – Том, зачем это нужно лично тебе? Держать в узде твою компанию можно и без гротескных демонстраций силы. Вот приятелей-то и надо было пугать василиском, а не горстку грязнокровок! Пожалуйста, остановись. Дамблдор и так подозревает тебя, Том. А ведь нам учиться еще почти три года.
– Интересно, за кого ты больше переживаешь, за меня или маггловское отродье? – ядовито поинтересовался Риддл, отстраняясь от нее. С недавних пор ему начало казаться, что подруга действительно волнуется за него. Неужели он был таким дураком?
– Если бы я не переживала за тебя, то давно бы уже испытала на тебе весь свой арсенал боевых заклятий! – горячо заявила девушка, и осеклась.
Том замер. Что-то изменилось между ними в этот момент. Он вдруг понял, что это была правда.
– Вот как? – ледяным тоном переспросил он и заметил, как она вздрогнула. – Чем же я заслужил такую честь?
Гермиона опустила голову, судорожно провела ладонью по лицу, откинула со лба выбившуюся из прически прядь волос.
– Тем, что ты замечательный человек, Том. Безмерно талантливый и умный, – она подняла глаза, вновь встречая его взгляд, на этот раз изучающий, бездонный. Ее ресницы дрогнули. – Но добровольно становишься похожим на всех тех отвратительных людей, которые причинили тебе столько зла! Ты сейчас ничем не лучше их. Зачем же так низко падать?!
Риддл смотрел на нее молча. Какая-то неозвученная мысль вертелась в его сознании, понимание, которое он не мог уловить и вербализировать.
– Откуда ты знаешь? – спокойно осведомился он. – Тебя там не было.
Девушка быстро отвела глаза и тихо отозвалась:
– Ты же в курсе, что мне многое известно о тебе.
Но Том уже не обращал внимания на слова. Он просто смотрел на ее склоненную голову, нервно сжатые пальцы, дрожащие губы. И в этот миг смутные ощущения сложились в четкую мозаику понимания, вспыхнули озарением в его мозгу. Все факты сошлись один к одному.
– Это была ты, – потрясенно пробормотал парень.
Мир словно качнулся. Его предали, предали опять.
– Что? – непонимающе переспросила Гермиона.
– Сны. Это была ты, – все так же монотонно повторил он.
Глаза их встретились, и Том почувствовал, как его охватывает неконтролируемая, слепая ярость. В темно-медовой глубине вспыхнул страх, который затем сменился непонятным ему решительным огнем.
– Как ты посмела?! – в гневе процедил он, вновь вцепившись в плечи девушки и теперь уже намеренно причиняя боль. – Почему?!
Он тряхнул ее. Но Гермиона не отвела взгляда и чуть ли не выкрикнула в отчаянье:
– Потому что я люблю тебя, идиот! Даже таким, какой ты есть. Я пыталась узнать, почему ты такой. И хотела, чтобы ты стал счастливее, Том!
В этот миг гнев погас, и на смену ему пришла пустота. Риддл отпустил девушку и просто пошел в сторону слизеринской гостиной. Он не чувствовал ничего. Он только знал, что сейчас напьется до последней степени. Впервые в жизни.

Ответы на отзывы – в теме фанфика.
Также хочу заявить, что к откровенности эротического эпизода моя замечательная бета Тесса отношения не имеет — он оставлен таким по моей личной инициативе. 🙂

Неопределенность

Гермиона чувствовала, как слабеют ее ноги, и она сползает по стене. Невольные слезы заливали лицо. Тело сжалось в выворачивающей наизнанку судороге. В голове с пульсом крови стучались вопросы…
Почему ей было так больно? Жутко и пусто, словно разверзлись небеса. Ведь все это являлось игрой, не более…
Неужели это конец, она потеряла его?
У них же был договор. Разорвет ли его Риддл?
Того, что она уже сделала, должно было оказаться достаточно для изменения жизни Тома. Но это не утешало. Утешало одно – он не знал про манипуляции с его воспоминаниями и чувствами! Он думал, что подружка лишь совершала экскурсию по его колоритному прошлому.
Сможет ли Том простить ее?.. Она сама бы смогла?
Мерлин, помоги пока не переживать об этом! Надо прекратить реветь. Немедленно.
Гермиона использовала несколько успокаивающих приемов, и ей стало легче. Отвлечься, нужно было отвлечься. На задворках сознания она прекрасно отдавала себе отчет, что таким образом работает защитный механизм – отрицание важности происходящего ради избавления от боли. Но девушка была и этому рада. Взмахнув палочкой, она проговорила заклинание. И почувствовала, как ее лицо посвежело, глаза засияли, губы словно налились блестящим соком. Она была красива. Пошел ты, Риддл, куда подальше. Гад красноглазый. Параноик латентный. Гибрид баньши с василиском!
В конце концов, можно было даже порадоваться. Ложь, что Гермиона любит его, – это же была просто ложь? – подавила ярость и гнев Волдеморта. Он не убил ее – и на том спасибо.
Экс-гриффиндорка отряхнула платье и быстрым шагом направилась в Большой зал. Нужно было поставить точку в этой безрадостной истории.
Гермиона увидела Джона практически сразу же. Он что-то оживленно вещал той самой кареглазой девушке. Но та лишь сурово хмурила брови и гордо задирала нос. И только когда парень склонился к ее уху, она отстранилась, в ужасе закрыла рот ладонью и бросилась из зала. Люпин было кинулся за ней, но остановился и, опустив голову, погрузил ладонь в каштановые волосы. В этот момент Гермиона передала ему сигнал о необходимости встречи и вышла подкараулить его у лестницы.
Она уже решила, что парень не придет или монетка не сработала, но гриффиндорец наконец появился. Выглядел он откровенно неважно.
– Не думал, что когда-нибудь смогу вновь говорить с тобой, – сдержанно заявил он, не глядя на девушку. – Но все же я обязан сказать тебе спасибо.
– На здоровье, – усмехнулась она. – Вы их нашли?
– Да, сейчас все в медицинском крыле, – сухо кивнул Джон.
– Ты не говорил про меня? – осторожно поинтересовалась Гермиона.
– Нет, конечно, – он возмущенно вскинул голову. Можно было и не спрашивать. Все равно придется применить легилименцию. – Хотя и не ожидал вновь встретить тебя там в таком… необычном виде.
Он покраснел, видимо, вспомнив подробности этого самого «необычного вида». Интересно, они будут теперь ему сниться в его «мокрых» снах? Судя по его эмоциям, весьма вероятно, что будут.
– Спасибо тебе, что согласился сотрудничать. Я рада, что мы заключили сделку и спасли магглорожденных, – вежливо произнесла девушка, обнаруживая в его мозгу нужные воспоминания. – И прости меня, Джон.
– За что? – удивился гриффиндорец.
– За это, – Гермиона взмахнула палочкой, сопровождая движение заклятием стирания памяти, и сразу же после этого – «Accio сигнальная монета Люпина».
Никаких улик и воспоминаний о сделке.
– Нет, со мной все в порядке. Надеюсь, и с тобой тоже. И не бегай так быстро по коридорам, совсем можешь голову расшибить, – тепло и немного виновато улыбнулась она и оставила парня в растерянности и попытках что-то вспомнить.
Девушка вернулась в Большой зал и, сев за один из столиков, налила себе сока и нашла пару несъеденных шоколадок. Как кстати, при таком стрессе одной белковой пищей настроение не повысишь… Гермиона позволила себе отпустить тревожные мысли, эмоциям – слиться с музыкой. Как прав был Мерлин, утверждая, что важен не сам факт, а реакция на него… Она не заметила, сколько прошло времени. Очнулась девушка, лишь когда перед ней появился стройный молодой человек, который на поверку оказался Альфардом Блэком.
– Позвольте пригласить на танец, мадемуазель? – галантно предложил он, протягивая руку.
Гермиона быстро поднялась на ноги, но не потому, что стремилась принять предложение представителя древнейшего магического семейства. Для создания впечатления о собственной значительности не стоило общаться с человеком, глядя на него снизу вверх. Даже если он был выше ростом. Стайные инстинкты, и люди их подсознательно унаследовали. Девушка слегка откинула голову назад и смерила Блэка изучающим взглядом.
– Ты что, Альфард, решил вернуться к амплуа шутника? – подняв брови, наконец, поинтересовалась она.
– А я и не расставался с этим амплуа. Хотя мне просто стало интересно, почему ты тут сидишь одна и заедаешь шоколадками такое приключение, – он выдал смешок, слегка истерический и саркастичный. – Невкусно было?
Глаза Гермионы расширились:
– Что? – удивленно переспросила она.
– Пока ты тут страдаешь в одиночестве, твой дружок половине Слизерина рассказал, как вы пудрили мозги Дамблдору, – с легкой насмешкой пояснил Альфард. – Риддлу пить нельзя. А то так и проговорится, что Тайную комнату открыл.
Ее глаза сузились, и Гермиона приблизилась к парню вплотную.
– Неужто так и сказал, что пудрили мозги? – проникновенно-холодно уточнила она.
– Нет, я сам догадался, – невинно улыбнулся Блэк.
– Держал бы ты лучше свои догадки при себе, Альфард, – ее глаза полыхнули огнем. – Так будет лучше всем: и Слизерину, и магглорожденным, и лично тебе. Уж поверь мне.
И с этими словами девушка быстро направилась в сторону гостиной, отметив на лице Блэка смесь грусти и сарказма.
Картина, представшая перед глазами Гермионы, напомнила ей маггловские фильмы о патрицианских оргиях в древнем Риме.
Место перед камином было освобождено от мебели. На ковре возлежали участники празднества, некоторые из которых только иногда подавали признаки жизни громким иканием и всхрапыванием, другие вели ровную беседу за бокалами вина, третьи перешептывались или хихикали. Даже на полу слизеринцы устроились с роскошью – шелковые подушки и тонкие расшитые пледы создавали ощущение богемности. Живой огонь и порхающие в воздухе заколдованные звездочки завершали картину шика и уюта, волшебства и неги. Но никого из «Рыцарей» в этом братском сибаритском уголке не наблюдалось. Начинающие прихвостни Волдеморта оккупировали мягкую мебель в углу гостиной, откуда лились тихие звуки арфы. Созданная магией музыка рождалась в воздухе и была трепетно-проникновенна. Надо же. А впрочем, чего она ожидала от аристократов? Тяжелый рок? Еще не изобрели… Эйвери что-то шептал на ухо своей хаффлпаффке, в ответ на что та краснела и хихикала. Лестрейндж устроился в кресле и уже ни на кого не реагировал, блаженно пребывая в царстве Морфея. Малсибер опрокидывал рюмку за рюмкой, временами прерываясь на поиски, с кем бы разделить тост. Несколько третьекурсников мирно посапывали в обнимку у него в ногах. Розье лежал на коленях у очередной девицы. А Том… Том развалился на диване, уткнув нос в бокал, зажатый в руке. Рядом с ним восседала… Вальбурга Блэк.
Гермиона чуть не поперхнулась от возмущения. Как быстро Темный Лорд нашел себе утешительницу… Но кто-кто, а Вальбурга! Чуть ли не единственная, кто не смирился с выбором Тома, считая Гермиону чужой, не принадлежащей к их теплому кругу знати. Нет уж, Блэк займет это место только через ее труп! Оставалось надеяться, что та ничего не подмешала этому мерзавцу в вино… пардон, в огневиски… И девушка быстро направилась в сторону сладкой парочки. Подойдя ближе, экс-гриффиндорка разглядела книжку в руках слизеринки, которую та пыталась зачитывать вслух в такт музыке:
Я ветер на море.
Я волна из глубин.
Я гул океана.
Я семирогий олень.
Я ястреб на вершине скалы.
Я слеза солнца…
Гермиона узнала песнь Амергина, один из древних поэтических источников, который, вроде бы, как раз и исполняли раньше на Хэллуин.
…Я меняю форму, как бог…
Надо же, она и не подозревала, что в волшебном мире сохранились еще такие традиции. Может быть, именно этого боялись чистокровные маги со времен инквизиции или даже еще более ранних? Забвения традиций? Но традиция и так была мертва без осознания ее смысла.
….Я маг, кто, кроме меня,
Откроет дольменов секрет?
Кто, кроме меня, знает возраст Луны.
Кто, кроме меня, укажет место отдыха Солнца…
Ну, и кто это может понять? Разве что Том.
…Я конец надежды любой.
Вот это точно про него.
Гермиона не сказала ни слова. Просто подошла вплотную и все так же молча отодвинула обмякшее тело юноши, усевшись между ним и пьяной декламаторшей.
Красивое лицо Блэк исказилось недовольно-напыщенной гримасой, но поэтической классики ей, видимо, хватило настолько, что она лишь сумела что-то промычать.
– Какой же ты все-таки садист, Риддл. Заставил леди так напрягаться, – наклонившись к парню, язвительно прошептала его подруга.
Том пошевелился, судорожно допил бокал и рухнул на грудь девушки. Мерлин, он же еще совсем мальчишка… Гермиона невольно положила руку на голову парня, зарыла ее в шелк темных кудрей. Какой бы он ни был скотиной, она не могла потерять его. Более того – не хотела. Видимо, она уже начала сходить с ума. Вот он, предсказуемый эффект влияния среды – мутация сознания. Вся ее жизнь сосредоточилась сейчас в нем, в этом злом гении и практически состоявшейся жертве психотерапии. И, похоже, зелья-нейролептики действительно работали. В который раз она сама избежала титула жертвы, причем, посмертного.
В этот момент Том издал гортанный звук, напоминающий рвотный позыв, чем тот в результате и оказался. Парня скрючило – и Гермиона тупо уставилась на испачканный голубой подол своего бального платья. Дожила… И лишь когда звук повторился, девушка вышла из шока и призвала к себе большую чашу из числа старинных произведений искусства, украшающих слизеринскую гостиную. Лорд все-таки, хоть и темный. И тошнить его должно соответственно.

Том проснулся от осторожных, нежных прикосновений, которые он мог бы узнать, даже не глядя. Голова раскалывалась сильнее, чем после оглушающего проклятия. Тело ныло, а на языке присутствовал какой-то странный вкус.
– Антипохмельное зелье, – раздался ровный голос Гермионы. – Сейчас тебе станет легче.
Том с трудом разомкнул тяжелые веки. Он лежал все на том же диване в гостиной, где вчера… Лучше не вспоминать, что было вчера. Парень едва слышимо простонал и уже громче помянул все атрибуты Мерлина.
– Где ты его взяла? – наконец, пробормотал он.
Гермиона выглядела заметно изможденной.
– Ночью сварила, – коротко пояснила она.
– Зачем?
– Вообще-то, я твоя девушка, забыл? – все так же безэмоционально напомнила она.
Такое забудешь.
Вчера, отрываясь с приятелями, Том даже не заставлял себя не думать о произошедшем в коридоре. Внутри стояла гробовая тишина. Оттого ли, что он попал в замкнутый круг, или от немого стыда за собственную тупость и бессилие? Как девчонка посмела выставить его слабаком? Так поймать и использовать его? Обвести вокруг пальца? Но хуже всего было то, что Риддл осознал с отчаянной горечью, с холодной насмешкой – он не мог избавиться от нее. Выпускать нахалку из-под контроля было просто рискованно, а порвать с ней сексуальную связь… Парень хотел, очень хотел этого. Как же он ненавидел эту лицемерку, шлюху, предательницу! Но стоило решиться на такой шаг, как внутренняя тишина становилась просто невыносимой, тягостно-безысходной, надрывно-ледяной.
Он посмотрел в глаза девушке. Словно в битве слился воедино их проникающий в душу взгляд. В темно-медовой глубине не было ни гнева, ни осуждения, ни страха. Лишь чувство собственной правоты. И что-то еще… Салазар! Она же призналась ему в любви. Ловкий ход.
Который он использует против нее. Его слабость обратится силой. Том вдруг понял, как развернуть ситуацию от постыдного поражения к тотальной победе. Он не расстанется с ней. Нет. Но теперь – никакого равноправия. Она перестанет быть его девушкой, став слугой. И расплатится за все.
– И как я понимаю, ты надеешься сохранить этот статус? – с наигранной мягкостью осведомился парень.
– Надеюсь? – саркастично усмехнулась Гермиона. – Нет, я уже мало на что надеюсь. Каждый из нас должен принять ответственность за свои поступки, и я, и ты. Пора повзрослеть.
– И, по всей видимости, ты будешь первая, – он улыбнулся, холодно, угрожающе. Приблизился к ее уху, чтобы никто из возможно не спящих уже слизеринцев не смог услышать его слова. – Мы останемся вместе лишь при одном условии, моя дорогая. Ты полностью прекращаешь спорить со мной, вставлять свои комментарии насчет пользы грязнокровок и делаешь то, что я тебе прикажу. Если ты не согласна – прощай.
Ему показалось, что в этот миг промелькнула вечность. И Том не поверил своим глазам, когда девушка начала медленно подниматься с дивана. Ее лицо словно застыло в маске горечи и непреклонности, смирения с неизбежным и немого страдания.
Но тут в воздухе раздался хлопок и перед парой слизеринцев возник домовой эльф.
– Дуни приказано передать мисс Гермионе и мистеру Тому, что их ждет профессор Дамблдор, – пропищал он.
Девушка тепло улыбнулась ему. Салазар, ладно грязнокровки, но эльфы?!
– Мы будем готовы минут через пятнадцать и сразу придем. Спасибо, Дуни.
И Гермиона быстрым шагом скрылась в спальне для девушек. Том проводил ее взглядом. Неужели она не согласилась с его условиями? Но почему? Парень в задумчивости поднялся и пошел приводить себя в порядок. Голова действительно больше не болела, но под глазами так и остались темные круги. Зачем он напился? Зачем он так привязался к этой девчонке? Нашлись бы и другие слуги. Воистину, она была права – привязанность пагубна. А на любовь он не был способен.
Декан Гриффиндора оказался куда более предсказуемым, чем эта полукровка. Том знал, что он их вызовет. И именно сегодня.
Когда молодые люди дошли до кабинета Дамблдора, Риддл сухо предупредил:
– Закрывай свои мысли. Он легилимент.
– Да, я знаю, – согласно кивнула девушка. – Давай помешаем ему сосредоточиться. Заговорим ему зубы.
Он фыркнул. Почему она во всем так хороша, эта девчонка? По крайней мере, в том, что ценит он.
– Отлично, давай, – кивнул парень, и они вошли в кабинет профессора.
Дамблдор расположился возле стола, на котором стояла чашка с чаем и вазочка с лимонными дольками. Том про себя поморщился.
– Здравствуйте, профессор Дамблдор, – с ходу начала девушка. – Извините, еще полчаса назад мы пребывали в царстве Морфея и блаженно смотрели сны. Поэтому, когда появился Дуни и сказал, что вы хотите поговорить с нами, нам понадобилось время на сборы. Мы чувствуем себя очень нехорошо, что заставили вас ждать, профессор. Извините, пожалуйста. *
– Профессор, хотел заметить как староста, – подхватил Том, – что вчера никаких происшествий среди слизеринцев не было. В коридорах…
– Вот про это я и хотел поговорить с вами, мистер Риддл, мисс Гаррисвилль, – наконец, вклинился Дамблдор, и Том едва смог скрыть усмешку.
– Видимо, это что-то важное, профессор. Внимательно слушаем, – серьезно отозвалась Гермиона.
– К сожалению, должен сообщить вам, что вчера вечером в коридоре я и несколько учеников с Гриффиндора видели вас двоих в… э-э-э… очень необычном положении.
Девушка покраснела. Интересно, ей действительно было стыдно или она так ловко прикидывалась? Он открыл было рот, но Гермиона его опередила:
– Я очень сожалею, профессор. Но сразу должна сказать, что Том тут ни при чем. Это была моя инициатива.
Гриффиндорство проснулось, или именно в таких благородных глупостях проявлялась эта самая любовь?
Дамблдор поднялся из-за стола, подошел ближе, медленным движением погладил бороду. Глаза его прищурились.
– Профессор Дамблдор, разве ученики не имеют права на личную жизнь? – Риддл не позволил затянуться молчанию.
– Мы любим друг друга, профессор, – голос девушки чуть дрогнул. И она горячо продолжила: – Для нас это серьезно!
Подыгрывая, Том сделал шаг к подруге и взял ее за руку.
Дамблдор неожиданно улыбнулся – хитро, с искоркой в прищуренных глазах. Именно такие моменты потомок Слизерина ненавидел больше всего.
– О, я не сомневаюсь, мисс Гаррисвилль, что вы любите друг друга, – спокойно отозвался профессор. – И я очень рад за вас, мистер Риддл.
Интересно, с чего он такой довольный? Тому все больше и больше не нравилось поведение Дамблдора.
– Но я вызвал вас по другому вопросу, – продолжил декан Гриффиндора. – Как долго вы находились в том коридоре? И не видели ли вы чего-то подозрительного? Голоса, кого-то из людей?
– Недолго, профессор, – вежливо отозвался Том. – На пути нам встретилась пара скелетов из праздничной декорации, но мы их, прошу прощения, ликвидировали. Надеюсь, они не являлись ценным школьным имуществом?
Дамблдор, казалось, задумался. А потом, словно опомнившись, покачал головой:
– Нет, ни в коей мере не являлись… И еще вопрос, почему вы выбрали именно этот коридор?
– Потому что туда никто не заходит, разумеется, – с невинным выражением лица пояснил парень.
– Вполне понятно, – кивнув, согласился декан.
Еще раз внимательно посмотрев на молодых людей, он вновь стал чрезвычайно серьезным:
– Что ж, не смею вас больше задерживать.
– Всего доброго, профессор.
Когда они шли по направлению к Большому залу, Гермиона задумчиво протянула:
– Как ты считаешь, он что-то понял?
– По-твоему, он мог проникнуть через защиту так, чтобы ты не заметила? – скептически фыркнул Том.
– Но согласись, что вел он себя как-то странно, – заявила девушка. – Хотя мы тоже постарались.
Том поймал ее сосредоточенный взгляд. Усмехнулся:
– Старого хрыча надо бить его же оружием. Раз он считает, что самая большая сила в мире – это любовь, вот пусть ее он и получит.
– И будет рад за вас, мистер Риддл, – засмеялась девушка, передразнивая Дамблдора.
Но ее смех быстро погас. Она остановилась у дверей Большого зала.
– Кстати, ты разболтал половине Слизерина намеренно или тебе просто нельзя пить?
Нахмурившись, Том собирался уже ответить, что вовсе не половине, как она прибавила:
– Не забудь, в следующие выходные у нас Париж.
И Гермиона, развернувшись, быстрым шагом направилась к своему месту за столом.
Проклятая девчонка! Как же ему хотелось в этот момент придушить ее, скормить василиску, сжечь на инквизиторском костре. Какое право она имела не страдать? Не бояться, что потеряет его навсегда? Проникать в его прошлое, заставлять считаться с собою? Но чего-то же она должна была бояться! Страх был естественен для любого живого существа – без него не работал механизм самосохранения. Обычно Риддл очень быстро отыскивал слабости и уязвимые точки людей, на которые можно было давить. Но с Гермионой дела обстояли по-другому. Он не нашел ни одной. Нахалку нечем было пугать, ей ничего не было нужно. А от агрессивных действий его сдерживали выгоды их сделки.
Ирония судьбы, бредовая ситуация. Он ненавидел девчонку, но хотел ее, ее общества, а она любила его, но общаться не желала.
Похоже, ему не было дано понять, что такое любовь, и тем более всех ее хитросплетений.
Проклятый Дамблдор! Чтоб его дементор поцеловал, от большой любви!
– Том, зайди ко мне после завтрака, – знакомый голос вывел его из раздумий.
Риддл повернул голову – рядом с ним остановился Слагхорн. Профессор нервно поглаживал рыжий ус и выглядел чрезвычайно озабоченным. Видимо, уже был в курсе.
– Конечно, профессор, – вежливо улыбнулся парень.
Он быстро закончил завтрак и, наградив Гермиону долгим взглядом, поспешил к декану Слизерина. Парень был практически уверен, о чем с ним хотели поговорить.
Слагхорн указал на стул напротив своего кресла:
– Присаживайся, Том, – профессор нервно постукивал пальцами по подлокотнику. – Скажи, ты уже в курсе событий прошлой ночи?
Риддл повесил на лицо маску удивленной невинности:
– Нет. А что случилось?
– Еще одна атака на гр… магглорожденных, – мрачно заявил декан. – И ты должен понимать, что в первую очередь подозревают… кого?
– Слизерин, профессор, – озабоченно нахмурившись, отозвался парень.
– Верно. И думаю, ты догадался, почему я позвал тебя, Том, – Слагхорн перестал постукивать пальцами и теперь смотрел на Риддла в упор.
– Не знаю ли я, кто к этому причастен? – юноша не отвел взгляда, придав ему выражение кристальной честности.
– Совершенно верно, – кивнул профессор. – И ты должен понимать, что школе грозит объявление чрезвычайного положения. Поэтому твой долг старосты сообщить все, что тебе известно, не покрывая товарищей или знакомых. Я готов предположить, что виновники хотели просто пошутить, воспользовавшись слухами о том происшествии с Миртл. Заколдовали скелеты, и что-то могло пойти не так…
Том молчал, все так же смотря в глаза декану, когда тот закончил свою тираду.
– Профессор Слагхорн, – наконец, проникновенно начал он, – а не кажется ли вам, что кто-то намеренно хотел подставить Слизерин? Потому что мне ничего подобного не известно о моих товарищах. И вы сами сказали, что подумают в первую очередь на нас.
Глаза декана расширились.
– Но… но кому могла прийти в голову такая чудовищная мысль? – пробормотал он, в изумлении качая головой.
Легкая усмешка тронула губы Тома, мстительная, злая.
– Конечно же, тому, у кого есть к Слизерину свои счеты, профессор.

* Один из методов наведения поверхностного транса, в котором «жертва» готова воспринимать более легко слова и внушения. Много сложных предложений с использованием слов, относящихся к трем модальностям (зрение, слух, ощущения). Происходит «перегрузка» сознания.

Париж

Неделя после Хэллуина показалась Гермионе странным сном, происходящим даже не с ней самой. Том больше не поднимал тему разрыва отношений, и ситуация оставалась странно-неопределенной. Он просто избегал девушки. Хотя на людях держался с ней вполне ровно и обыденно. Еще парень предъявил ей обширный список литературы и ингредиентов, которые хотел получить. Гермиона утомилась от этой неопределенности, но лучше было так, чем никак… Мерлин, как же она устала…
Большую часть времени Риддл проводил в библиотеке, используя для приятелей отговорку, что задумал важное дело. И что было примечательно, девушек рядом с ним не обнаруживалось. Гермиона могла это сказать абсолютно точно, потому что проводила свое свободное время точно так же, как и Том. Разумеется, она не шпионила за ним. Конечно, нет. Лучшая ученица искала материал по одному очень интересному зелью, которое вполне можно было назвать «Зельем болтливости», необходимому ей для следующего этапа ее плана.
Изменения в отношениях слизеринских отличников никто не заметил. И даже то, что Вальбурга поделилась информацией об их эротическом приключении со всеми девушками факультета, практически никак не отразилось на жизни путешественницы во времени. Да, некоторые начали смотреть на нее с осуждением, другие же, наоборот, с завистью. Роуз произошедшее только посмешило, Бренвенн начала вести себя еще более неуравновешенно, а Финелла сделала Гермионе официальное замечание – не позорить честь Слизерина. На этом все и закончилось. Если можно было так выразиться, учитывая все события, взволновавшие Хогвартс. Школа пребывала в панике. «Вальпургиевы рыцари» втайне смаковали факты и слухи. Магглорожденные пленники, едва выписавшись из больничного крыла, сразу подлили масла в огонь рассказами о скелетах и монстрах. В Тайной комнате оказалось неожиданно много чудовищ. Откуда-то в историях, помимо устрашающего шипения, появились еще и крики баньш, и вой оборотней. Гермиона только качала головой, поражаясь полету человеческой фантазии. Но самым отвратительным был слух о том, что все это устроили гриффиндорцы в пику Слизерину и при этом что-то напутали с чарами для скелетов. А потом сами же и показали место заточения несчастных учеников. Говорили, что даже имелось подтверждение таким слухам, ибо спасатели не могли толком объяснить, как нашелся этот страшный коридор… Гермиона подозревала, что провалы в памяти Джона не остались незамеченными. Но попробуй Дамблдор пробиться сквозь них, несчастного парня ожидали бы психические расстройства. Что было, разумеется, неприемлемо. Это вам не Морфин. Так что с данной стороны ей лично ничего не грозило. Но обвинения Гриффиндора мучили ее своей чудовищной несправедливостью. Кому могло прийти в голову такое нелепое предположение? Разве что истинно виновным… Мерлин, за что ей все это? Неужели Вселенной наплевать на цену, если необходим результат? Или человеческий ум настолько ничтожен, что ему просто не охватить столь грандиозного масштаба?
Профессора организовали непрерывную опеку, прогулки были отменены, в одиночку ходить не разрешалось. Хогвартс стал похож на оккупированную территорию. Как будто бы ей не хватило предстоящего путешествия в занятый немецкими войсками Париж!
Суббота оказалась у Тома посвящена обязанностями старосты, так что пришлось наметить поход на воскресенье. Гермиона воспользовалась свободным временем, чтобы попасть в маггловский Лондон и раздобыть карту Парижа, а также на всякий случай французский словарик. Казалось, все было готово, кроме одного – их самих.

Воскресный день, который пришелся на восьмое ноября, казался ничем не примечательным. Свинцовое небо беспристрастно давило на башни древнего замка, земля привыкала к первым заморозкам, все тусклее становился солнечный свет. В самом же Хогвартсе атмосфера была уже по-настоящему зимней. Все за спиной обвиняли друг друга. А грязнокровки, как им и следовало, с ума сходили от страха, что доставляло Тому скрытое мрачное удовлетворение. Друзья прославляли его, противники старались не показываться на глаза, «Рыцари» пополнились тремя новичками. Что ж, неплохое вышло начало. Пусть Салазар гордится своим потомком! И если б не девчонка…
Гермиона ждала в гостиной. Как всегда, красивая и серьезная. И такая «его», что парень почти что забылся. Он чуть было не начал рассказывать ей о недавнем открытии. Риддл был практически уверен, что она знала то, что он выяснил совсем недавно – как назывались объекты, с помощью которых можно было обеспечить свое возвращение после смерти. Том заказал кучу книг и просмотрел их все, но более подробной информации о хоркруксах не нашел.
Но он не должен был проявлять с девчонкой свою слабость. Она уже достаточно явственно показала, что не собирается подчиняться. Несмотря на свою якобы «любовь». А потому между ними могли быть только деловые отношения, отныне и навсегда. Навсегда.
Но почему он до сих пор не сказал ей об этом? Надеялся на что-то? Нет, парень уже давно понял – не надо надеяться, вместо этого нужно делать все возможное для достижения цели. И он, как всегда, сделал. Но его усилий оказалось недостаточно для самоуверенной выскочки. Он так и не нашел в ней ни единой слабости. Даже пригрозить обнародовать ее происхождение он не мог, поскольку это бы затронуло и его репутацию… Салазар, как же он ненавидел ее!
Тому стало тошно. Он плотнее закутался в шерстяную мантию, под которой скрывались маггловские брюки и куртка, и молча последовал за девушкой к статуе горбатой ведьмы.

Молодые люди неловко вывалились из камина, ненароком уронив друг друга на пол, все в саже и гари. Не желая проверять, предложит ли Том ей руку, чтобы подняться, Гермиона быстро вскочила на ноги и начала смахивать с мантии неизбежные последствия путешествия через каминную сеть. Невольно вспомнилось их прошлое путешествие – тогда ей было тревожнее, но куда светлее на душе. Отряхнувшись, девушка оглянулась по сторонам. Том вытер последнюю сажу с мантии и подтолкнул свою спутницу к выходу.
Улица была похожа на Косой переулок, как бывают похожи друг на друга все торговые пешеходные улочки старинных городов. Неширокая, уютная, домашняя. Но народу было столько, как будто вскоре начинался учебный год. Заметив, что волшебники собрались в основном там, где на стенах висело что-то вроде информационных стендов, Том и Гермиона начали проталкиваться сквозь толпу. Вспоминая язык, что ей удалось изучить в маггловской школе и позже с родителями, девушка прочитала:
Сегодня, 8 ноября, произошла высадка англо-американских войск в Тунисе и Алжире. Серьезного сопротивления им оказано не было. В помощь войскам был направлен отряд нью-йоркских авроров.
Тут Гермиону потеснили в сторону, и она почувствовала, как сильная рука Тома вытягивает ее из толпы.
– Ну? – с нетерпением произнес ее спутник.
– Американцы с англичанами сегодня высадились в Тунисе и Алжире. И авроры там же, – перевела она и, видя, как нахмурился парень, спросила: – Это как-то может повлиять на наши планы?
– Гитлер в ближайшее время займет неоккупированную часть Франции. Это очевидно, – сухо пояснил Том. – А в Париже может усилиться контроль. Мы должны быть осторожны.
– Ты похож на француза, – слабо улыбнулась девушка.
– А ты нет, – с кривой усмешкой отозвался он.
– На еврейку я тоже не похожа, – рассудила она. – Меня просто так не аресту…
– Думаю, патрулям на это наплевать. А потому, если что, «Stupefy» и «Obliviate», – заключил слизеринец, и потребовал: – Достань карту, сверимся еще раз.
– Вот, смотри, библиотечный комплекс здесь, между улицами Ришелье, Кольбера, Вивьен и де Пети-Шан, – пальчик Гермионы заскользил по карте. – Доезжаем сюда, тут сад Пале-Руаяль, и проверим обстановку.
– И узнаем, где именно хранятся манускрипты. В этих зданиях можно плутать днями, – проворчал Том, рассматривая обрисованный четырехугольник. – Интересно, здесь кто-нибудь говорит по-английски?
Как выяснилось в ближайшие десять минут, по-английски говорили, хотя далеко не все. И вскоре путешественники уже катили на магическом дилижансе без лошадей по оккупированному городу. Он казался развалюхой по сравнению с автобусом, что курсировал по Лондону будущего, зато нравы водителя мало отличались от его сумасшедшего коллеги. И потому после бешеной езды с обгоном и вклиниванием между транспортом – разумеется, не такой интенсивной, поскольку транспорта в большом количестве не наблюдалось, хотя извозчик как-то умудрялся его находить – раритетная волшебная техника вскоре очутилась в точке назначения. Сняв и спрятав в карман мантии, молодые люди вышли в маггловский Париж.
Парк казался пустынным, словно общее чувство отчаянья было подхвачено природой и воплощено в мрачной серости деревьев, каменной холодности древних стен, колких порывах ветра. Перед входом в библиотеку никого не было, и слизеринцы быстрым шагом направились туда.
– Halt! Hände hoch!* – вдруг раздался сзади грубый голос.
Гермиона обернулась – патрульных было трое, два автоматных дула смотрели на нее и Тома.
Видимо, Риддл что-то понимал по-немецки, поскольку медленно поднял руки. Нетрудно было догадаться, что ситуация не сулила ничего хорошего. Аппарируй она сейчас – и гитлеровцы открыли бы огонь. Том однозначно не успел бы среагировать. Поэтому девушка скопировала его действия.
– В чем дело? Мы студенты, – как можно уверенней произнесла она по-французски, окидывая патрульного строгим взглядом.
Тот был типичным «арийцем» – широкие, низкие скулы, холодные голубые глаза, слегка вздернутый нос. Мужчина ощупал сначала Тома, повертел палочкой, но после комментария Гермионы: «Указка», – положил ее на место.
– Er hat keinen Ausweis,** – процедил он и взялся за девушку.
Та с опаской покосилась на нахмурившегося парня. Палочка осталась на месте, но на свет божий оказался извлечен словарь.
– Мы изучаем английскую литературу! – горячо заявила Гермиона, но патрульный в этот момент достал карту.
– Englisch, *** – с мрачным довольством заметил он, протягивая карту своим спутникам. Те мельком взглянули и закивали. – Ebenfalls keine Ausweise. Sie müssen mitkommen.****
Гитлеровец что-то рявкнул по рации и потянулся к поясу. Звякнули браслеты наручников.
Девушка непонимающе захлопала глазами, повернула голову к Тому.
– Аппарируй, – хмуро процедил парень.
– Тебя убьют, – качнула головой она.
– Это приказ, Гаррисвилль. Аппарируй им за спину. Твой толстый, – жестко отозвался Риддл.
Патрульные слегка растерялись от звука английской речи. Парень провел рукой по лицу, как бы убирая с глаз челку, и потянулся к груди, где в кармане хранилась палочка.
В этот момент Гермиона аппарировала.
– Stupefy! – раздалось одновременно два возгласа.
Звук падающих тел вывел из шока третьего гитлеровца. Он судорожно выронил карту, но пока хватался за автомат, Том быстро оглушил его.
– Идем! – сурово сказал юноша, стерев память обидчикам и презрительно пнув ногой того, кто вел унизительный допрос. Девушка едва расслышала его бормотание: – Вонючие магглы.
Но в этот момент произошло непредвиденное. Из-за угла показался новый патрульный наряд. И Гермиона не успела подумать о том, как гитлеровцы восприняли картину распростертых на земле товарищей. Автоматная очередь, оглушив, прошлась по телу невыносимой болью, сужая мир до одной-единственной мысли, старой, как мир, и всегда для каждого новой – это конец. Успев лишь отметить, как падает рядом Том, она увидела перед затуманившимся взором панораму событий ее прошлого, словно промелькнувшую ленту старой кинопленки. Они умрут. Значит, она выполнила свою миссию… Гарри… Рон… Том… Мама…

Первой мыслью, пришедшей в еще затуманенный мозг Тома, было понимание, что он не умер. Почему? Спасибо девчонке и ее ритуалу… Гермиона… Где она? Что это за место? Пошевелившись, Риддл ощутил боль в тех областях, где прошли пули. К счастью, кажется, навылет. Фунт свинца в теле вряд ли бы прибавил ему магических способностей. Ноздри свело от кисло-сладкого запаха. Сверху давило. Лицо будто измазали чем-то липким. Юноша заставил себя открыть глаза и чуть не задохнулся от осознания произошедшего.
Сквозь наваленные вокруг трупы едва пробивался слабый свет. Его выкинули в братскую могилу, когда он был еще жив. Проклятые магглы! Это прибавляло новый пункт в список, по которому они должны будут жестоко заплатить! Том пошевелился и с трудом начал выбираться наверх, опираясь на мертвые тела.
Он находился в широкой яме, куда была свалена целая куча трупов, некоторые из которых уже начали разлагаться. Солнце клонилось к западу, освещая последними розово-золотистыми лучами нехитрый загородный пейзаж. Вокруг не было ни души.
– Гермиона, – слабо, а затем громче позвал он, вглядываясь в женские лица, замороженные смертью.
Где же она? А вдруг ее увезли в другое место? Вряд ли. Удобная свалка мертвечины для всего города… Том раздвинул несколько трупов, где, как ему показалось, мелькнул синий цвет ее пальто. Не она. Салазар, помоги! Пожалуйста. Луч Солнца вспыхнул в последний раз, играя на светлом локоне. Гермиона…
Это была она. Том лихорадочно освободил хрупкое тело, прижал пальцы к шее, нащупывая пульс. Если она мертва, это к лучшему. Он всегда был одиночкой и останется им и впредь. Слабости будут забыты навсегда. Похоронены вместе с ней.
Но сердце тревожно колотилось. Его собственное.
Великий Мерлин, пульс прослеживался тонкой ниточкой, девушка едва дышала.
– Гермиона, – позвал он, ресницы той дрогнули, и она застонала.
– Том… Ты жив, – не разочарование ли мелькнуло в ее голосе?
Но девушка с усилием выгнулась и обхватила руками его шею. Он невольно прижал ее к себе, провел рукой по спутанным волосам. Так они молчали, постепенно приходя в себя, наблюдая игру багрянца и золота в темнеющем небе заката.
– Надо проверить твои раны, – наконец, заявил Том. – Где болит?
Гермиона указала на плечо. Маленький огонек вспыхнул на волшебной палочке Риддла. Осмотрев поврежденную ключицу, он сказал:
– Пуля застряла в кости. Нужно вытащить, расслабься…
Девушка слегка вскрикнула, когда он произнес «Accio пуля» и на его ладони оказался маленький кусочек свинца.
– Заживет, – кратко прокомментировал новоиспеченный хирург.
Он не желал копаться в себе, в своих чувствах и эмоциях. Был ли он рад, что девчонка осталась жива? Риддл не знал ответа на этот простой вопрос. И знать не хотел.
Вместо этого парень заставил себя войти в привычное состояние наблюдателя, актера, смотрящего на все со стороны.
В неровном свете маленького огонька Гермиона оглядела мрачное место смерти, где они все еще находились, в буквальном смысле сидя на трупах. Мгновенный ужас на ее лице сменился болью и сожалением.
– Никто не заслуживает такой участи… – сорвалось с губ девушки, и она тихо спросила: – Попади они в голову, это был бы конец, да?
– Скорее всего, – пожал плечами парень. – И что-то мне не хочется проверять.
– Во многих легендах рассказывается, что перед тем, как получить посвящение, герой должен умереть и возродиться, – прошептала Гермиона.
– Считай, что это нам удалось. Дело осталось за малым – посвящением, – саркастично отозвался Риддл и предложил: – Давай найдем что-нибудь перекусить и быстрее вернемся в библиотеку.
Молодые люди поднялись на ноги и выбрались из неглубокой могилы. Морщась от боли, Гермиона очистила и привела в порядок свою одежду, он – свою. Достав спрятанную мантию и увеличив ее, девушка порылась в карманах и извлекла две шоколадные лягушки. Том иронично хмыкнул, но конфету взял. Это был просто какой-то навязчивый символ их отношений. Слава Мерлину, хоть не лимонные дольки! Этого бы он точно не перенес. Ощущая, как с шоколадом в теле разливается приятное тепло, парень признал, что пули прошли весьма удачно, не задев столь ценный запас, который уж точно не восстановился бы сам по себе. Размножающиеся шоколадные лягушки… Вот и занялись бы исследованием этого вопроса, профессор Дамблдор. Все бы польза от вас была…
Вскоре путешественники уже стояли на обочине дороги, по которой к ним направлялся знакомый дилижанс. Извозчик окинул пару скептическим взглядом, но спросил лишь о пункте назначения, пробормотав под нос, что от такой жизни скоро все станут некромантами.
На этот раз молодые люди высадились непосредственно у дверей библиотеки с палочками в руках, готовые отразить любое посягательство на жизнь и свободу. Пока Гермиона справлялась с дверями, Том закрывал ее спину, прислушиваясь к малейшему шороху, что прорезал боязливую тишину оккупированного города.
Проникнув внутрь, молодые люди кое-как нашли на стендах информацию об отделе манускриптов и вскоре без приключений добрались до желанного хранилища.
Архив был гигантский. Витало в нем то неуловимое ностальгическое ощущение незримого присутствия прошлого, что являлось неизменным спутником мест с древней историей. Словно толщи веков прессовали пространство. Но Тома поразило не это. Здесь была магия. Везде.
– Тут есть магические тексты, – прошептал Риддл. – И много.
– Откуда ты знаешь? – вскинула брови девушка.
– Прислушайся к своим чувствам. Ощути следы волшебства, – словно зачарованный, бормотал юноша.
На ее лице промелькнуло удивление, затем понимание, которое сменилось тревогой. Гермиона уставилась на парня. И тут его тоже осенило.
– Лучший способ что-то спрятать – положить на самом видном месте, – проговорил Том, наградив ее быстрым взглядом. – Это значит, тут можно найти про хоркруксы…
Его вдохновенная тирада была остановлена девушкой, которая яростно вцепилась ему в плечи. Ее взгляд метал молнии.
– Хоркруксы, Риддл? Хоркруксы? – горячо процедила она. – Ты хоть знаешь, что это такое?!
– Предметы, хранящие части души, – отозвался парень, пораженный ее внезапному гневу.
– Да-да, магическая шизофрения, – саркастично подтвердила девушка. – Ты потеряешь свою красоту, Том, став красноглазым уродом, ты не будешь ведать, что творится с остальными частями души, ты…
– С остальными? Значит, можно создать не один хоркрукс? – его глаза загорелись, когда он услышал подтверждение своей дерзкой идеи.
– Можно все. Вопрос, что из этого выйдет, – со злой иронией продолжила она. – Хоркруксы не сделают из своего создателя больше, чем человека. Наоборот, намного меньше! Он потеряет способность понимать тончайшие человеческие эмоции, наслаждение прекрасным, способность любить, в конце концов. И пусть тебе это кажется лишь слабостями, Том, но не один интеллект отличает нас от животных. Чтобы стать сверхчеловеком, надо обладать всем, что доступно людям, плюс тем, что им недоступно. Помимо всего прочего, хоркруксы отнимают свободу, ставя создателя в зависимость от своей сохранности. И даже возродиться он не сможет без помощи извне.
Риддл смотрел на нее молча, потрясенно, шокировано.
– Откуда тебе это известно? – прошептал он, прожигая ее настойчивым взглядом.
Пыл Гермионы, казалось, погас.
– Я знала мага, который это сделал, – сглотнув, тихо сказала она. – Из-за него погибли дорогие мне люди. Более того, он убил собственную семью. Но он не чувствовал, что творится с другими частями души, это и сыграло с ним злую шутку. Когда усиленно защищаешься от чего-то, невольно притягиваешь это раньше времени.
Том недоверчиво нахмурился. Неужели кто-то опередил его, создав несколько хоркруксов? Но почему же тогда этот маг умер? Неужели нашелся враг сильнее?
– Ему в противники достался кто-то вроде Дамблдора? – сузив глаза, поинтересовался он.
– Нет, он погиб из-за мальчишки. Можно сказать, ребенка, чьих родителей убил, – в ее тоне вновь появилась злость. – Его беда была не в слабости, а в непонимании чувств людей. И в вере, что никто не разгадает секрета его хоркруксов, что каждый боится смерти.
– Это все просчитывается, – пожал плечами Том. – А вера должна основываться на логике.
– Видимо, он думал точно так же, – холодно отозвалась она. – Я даже могу показать тебе это!
– Что? – опешил Том.
– Я не буду закрывать воспоминание, – девушка подняла голову и вновь встретила его взгляд – в глазах цвета темного меда читалась смесь сочувствия, боли, мольбы. – Давай присядем.
– Хорошо, – согласился он, хотя у него мурашки прошли по коже. Чуть дрогнувшей рукой достал волшебную палочку.
Она повела его к столу, где находились стулья и, сев напротив, кивнула:
– Давай.
Любопытство побороло волнение.
– Legilimens! – уверенно сказал он.
Низкое, хмурое небо накрывало старинное кладбище. Мрачная фигура с косой венчала большое надгробие. К нему был прикован темноволосый мальчишка, который с ненавистью смотрел на высокого, худого человека в черной мантии, развивающейся на ветру. Тот обернулся, и Риддл смог увидеть его лицо – красные глаза смотрели прямо в душу, пронизывая и выжигая. В них не было ничего, кроме холодной ярости. Они поразили Тома даже больше, чем само лицо – напоминающее рептилию, зеленовато-серое, с провалившимся носом. Волшебник вытянул руку с худыми, узловатыми пальцами и продолжил речь, обращенную к группе людей в масках:
– Я не умер, хотя проклятие и должно было убить меня. Но в то же время я стал не более силен, чем самое ничтожное живое существо, и оказался не в состоянии помочь самому себе. Потому что я лишился тела, а для любого заклятия, способного мне помочь, требовалась палочка.
Том знал выражение этих глаз. Иногда и сам он впадал в состояние ледяной ярости, несокрушимой злости. И потому так страшны были знакомые глаза на чужом лице.
Темный маг гордо вскинул голову и продолжил, обманчиво-мягко, вкрадчиво:
– Я помню только, как заставлял себя жить, в полусне, бесконечно, мгновение за мгновением. Укрывшись в глухом лесу, я ждал… конечно же, один из моих Упивающихся смертью найдет меня… кто-то из них придет и применит магию, на которую я не был способен, и вернет мне тело… Но я ждал напрасно…
В этот миг Риддл почувствовал боль, и картинка, потеряв четкость, растаяла. Он сидел перед девушкой, которая только что ударила его по щеке, возвращая в здесь и сейчас.
– Э-это, это…
– Это будущий ты, – резко завершила она. – Смотри, какое ничтожное будущее ждет тебя, Том. Как зависим ты станешь от чужой милости, как…
– Да с чего ты взяла, что я так и бросился создавать хоркруксы?! – перебил Риддл, хватая ее за руку. И гневно выпалил: – Если этот маг дал себя убить, это его проблемы. И вообще, мы здесь Философский камень ищем, если ты забыла!
Ей удалось достать его, вывести из себя, заставить потерять беспристрастность. Может быть, тем, что они и вправду были похожи с этим уродом. Чем-то неуловимо похожи. Проклятая ведьма!
В этот момент внимание ссорящихся привлек слабый звук открывающейся двери. И перед парой появился приземистый волшебник. Был он невысок, одет в широкую мантию, из-под которой торчали пижамные штаны, лысую голову венчал ночной колпак. Молодые люди вскочили на ноги. Старичок что-то дружелюбно сказал, и Гермиона ответила по-французски.
– Англичане, значит. Я понимаю, такое время, теперь и по ночам ходят. Но могли бы и предупредить, – проворчал он на английском, практически без акцента. – Давайте ваши пропуска.
Молодые люди переглянулись. И Том наклонился к уху девушки:
– Встань за меня и, если что, попробуй применить Accio к «Завещанию».
– Ну? – в нетерпении переспросил старичок.
– Позвольте узнать, а кто вы? – вежливо поинтересовался парень.
– Хранитель библиотеки, разумеется, – тот выпятил вперед живот и расправил плечи. Его тон изменился. – Так, детки, вижу, разрешения у вас нет, а потому до свидания. Выход вы знаете.
– Гермиона, давай, – шепнул Риддл, готовясь к поединку.
– Accio «Завещание» Фламеля! – выкрикнула девушка.
– Вижу, вы совсем обнаглели, – разозлился хранитель, направляя палочку на слизеринцев.
– Мы не хотим вам ничего плохого, только посмотреть один свиток, – все так же спокойно отозвался Том и, видя, что на заклинание не последовало никакой реакции, приказал: – Попробуй другие формулировки. Оригинала, скорее всего, здесь нет, или он спрятан.
– Я уже понял, что это за свиток, – жестко сказал старичок. – Вон отсюда, пока я не позвал авроров!
– Accio перевод «Завещания» Фламеля!
– Incarcerous! – закричал волшебник.
– Protego! – Том был наготове. Позволит он себя связать веревками, как же. – Stupefy!
– Accio перевод Пернети и Сен-Марка! – настойчиво продолжала девушка.
Старичок оказался неплохим дуэлянтом, и Том полностью погрузился в процесс битвы. Они обменялись несколькими заклятиями, которые с равноценным успехом смогли отразить. И Риддл понял, что без трюка не обойтись.
– Accio копия «Завещания» Фламеля! – в это время старалась Гермиона.
Том, отразив очередное заклятие, быстро направил палочку на книжный шкаф:
– Incendio! – языки огня с жадностью охватили податливое дерево.
Хранитель вскрикнул, и пока он гасил огонь, Том оглушил его, точно поймав момент. Вот так вот, связываться с наследником Слизерина!
И тут девушка воскликнула:
– Accio копия перевода «Завещания» Фламеля!
К удивлению молодых людей в воздухе показался старый пергамент, который мчался прямо в руки Гермионы.
– Не бери, он может быть под заклятием, – предупредил Том, хватая ее за плечо.
Но рукопись уже коснулась ладони девушки. И парень почувствовал знакомый рывок в области солнечного сплетения – результат действия портключа.

* Стоять! Руки вверх! (нем.)
** Нет документов. (нем.)
*** На английском. (нем.)
**** Тоже нет документов. Придется пройти с нами. (нем.)

Ответы на отзывы — в теме фанфика.

Работа в черном

Вокруг царила непроглядная тьма. И только твердая рука на плече позволяла как-то ориентироваться в пространстве.
– Портключ, – выдохнула Гермиона, невольно прижимаясь к своему спутнику. – Как умно со стороны Фламеля!
Не менее умно, чем ее просьба к Гарри показать в думоотводе все, что он знал о Волдеморте.
– Прежде всего, надо выяснить, где мы, – озабоченно прошептал Риддл, поднимаясь на ноги и увлекая за собой девушку. – Или на небе сильная облачность, или…
– Мы в закрытом пространстве, – закончила Гермиона и потянулась за палочкой.
Но Том ее опередил:
– Lumos!
Даже искорки не вспыхнуло на палочке самого сильного темного мага будущего.
После нескольких повторных попыток с другими заклинаниями юным волшебникам пришлось смириться с тем, что магия в этом месте не работала. И это не предвещало ничего хорошего. Чувствуя, как тревожно сжимается сердце, Гермиона прошептала:
– Бесполезно. Но почему? Неужели Фламель так жесток? Должна быть возможность выбраться отсюда!
– Почему ты не допускаешь возможности ловушки? С летальным исходом для темных магов? – презрительно фыркнул парень.
– Потому что не только темные маги интересуются загадками Философского камня! – горячо заявила экс-гриффиндорка.
– Скоро мы это узнаем. И про благородство Фламеля тоже, – заключил Том и приказал: – Спрячь манускрипт. Неизвестно, когда он нам пригодится. А сейчас остается одно: если ничего не видно, давай на ощупь найдем хоть какой-то ориентир, – он присел и заметил: – Под ногами земля.
– И ветер дует. Очень странно, – нахмурилась девушка. – Почему же такая темень?
Держась за руки и то и дело спотыкаясь о неровности грунта, слизеринцы дошли до стены. Ощупывая холодный мрамор, Гермионе стало казаться, что глаза привыкают к темноте. Значит, источник света здесь все-таки был.
– Кажется, я уже что-то вижу, – девушка перевела взгляд на Риддла и обомлела.
– Да, – мрачно отозвался Том. – Но только это светимся мы, а не звезды, – в его тоне ощущалась тревога, как бы он не пытался ее скрыть.
Силуэт парня высвечивался зыбкой аурой, вызывая ощущение нереальности происходящего, словно молодые люди оказались в другом мире, в ином пространстве. Возможно, так оно и было?
Том всматривался в темноту. Глаза девушки постепенно привыкали, и слабого освещения хватило, чтобы разглядеть вокруг странные каменные возвышенности. Что-то это ей напоминало, что-то не особо приятное. В момент, когда пришло осознание, Том прошептал:
– Мы на кладбище.
И в этот же миг где-то на периметре обзора показалось движение. Гермиона почувствовала, как по телу проходит нервная дрожь, и обернулась к своему спутнику. Губы Тома были плотно сжаты, он на секунду поднял волшебную палочку, но потом, видимо вспомнив, что смысла в ней нет, стал оглядываться по сторонам.
Девушка явственно увидела перед собой человеческий силуэт, к которому присоединился еще один, а потом еще. Нет. Только не такая смерть! Гриффиндорцы не могут погибнуть так. Сразу же вспомнилось последнее путешествие Гарри с Дамблдором.
– Инферно, – тихо обронил Том в подтверждение ее жутких догадок. И уже твердо: – Придется забраться на этот склеп.
– А они залезть не смогут? – озабоченно спросила девушка, подчиняясь требовательной руке слизеринца, потянувшей ее ко входу…
– Инферно тупы и приказы выполняют напрямую, без изощрений ума, который у них давно уже не работает. – Риддл поставил ногу на кованый замок, висящий на двери, и, опираясь ладонью на барельефное украшение каменного строения, ухватился за крышу. – К тому же проблемы надо решать по степени их актуальности. Но, если хочешь, оставайся.
Девушка с легкостью согласилась с его доводами, краем глаза отмечая, как мрачные тени подступают все ближе и ближе. Том подтянулся и оказался наверху.
– Давай, – он лег на живот и вытянул руку. – Быстрее.
Гермиона поставила ступню на замок, взялась за ладонь Риддла и в этот момент почувствовала, как что-то касается ее бедра.
– Том! – закричала девушка.
Слизеринец резко рванул ее вверх, и Гермиона через миг оказалась в его объятиях, неожиданно таких теплых и успокаивающих. Тяжело дыша, девушка посмотрела в глаза юного Темного Лорда. В зелено-синей глубине читался гнев, решительность и какая-то непонятная ей грусть.
– Что же мы будем делать, Том? – прошептала экс-гриффиндорка. – Нужно понять, почему мы здесь. Если бы Фламель хотел нас убить, для этого он мог найти куда более простые способы.
– Вот с этого и начнем, – кивнул Риддл, отстраняясь от девушки и осматриваясь с высоты строения. – Доставай манускрипт.
Гермиона сделала глубокий вдох, на миг взглянула вниз и… застыла.
Вокруг склепа толпились живые трупы. Даже при скудном освещении их серая кожа и остекленевшие глаза выглядели удушливо-отвратительно, вызывающе-гадко. Но девушку поразил не оживший адский кошмар. Она уставилась лишь на одного мертвеца, который стоял ближе всех и, возможно, как раз он пытался схватить ее.
– Гарри, – выдохнула бывшая участница Золотого Трио.
Это был действительно Гарри, во всем ужасе и темном величии смерти. Шрам в виде молнии стал болезненно-алым и выделялся ярким пятном на мертвом лице. Пустой взгляд был страшен своей отрешенностью, непослушные волосы казались насмешкой над мальчишеской непосредственностью их живого обладателя.
Невольный крик вырвался из уст девушки, и она спрятала лицо на груди у предполагаемого убийцы Гарри Поттера. Том хмуро переспросил:
– Ты его знаешь? Кто такой этот Гарри?
Гермиона сделала глубокий вдох и, помолчав, тихо отозвалась:
– Мой лучший друг.
– Неужто тот самый? – с нескрываемым интересом уточнил слизеринец.
– Тот самый, – подтвердила девушка.
Гарри был не просто тем самым. Для магического общества он стал символом надежды в безотрадном мире, возможностью дать отпор безысходности. А для нее – прежде всего самоотверженным другом и хорошим человеком, не сломленным под гнетом пережитого.
Риддл наклонился, чтобы рассмотреть инферно, и прокомментировал:
– Красавчик.
Девушка словно очнулась от гипнотического зрелища и саркастично поинтересовалась:
– Ревнуешь?
– Да, сейчас спрыгну вниз и набью ему морду, начиная с патетичного шрама, – фыркнул парень. – Так он мертв?
Как может быть мертв тот, кто еще не родился? Все это представление с мертвецами показалось вдруг очень странным.
– Его нет, но он не может быть инферно, – задумчиво сообщила Гермиона. – Это совершенно точно, – если только… И тут ее осенило: – Ну, конечно же! Это не реальный мир, Том! Возможно, воплощение наших кошмаров.
Риддл поймал ее взгляд и усмехнулся:
– Боггарт в виде мира. Да, я тоже об этом подумал.
– Ты же боишься смерти, не так ли? – не отводя глаз, сказала девушка.
Это был наполовину вопрос, наполовину утверждение. Том скривился:
– Сейчас принципиально не это. А то, зачем Фламель отправляет сюда претендентов на создание Философского камня, которые оказались достаточно умны, чтобы подобраться очень близко к оригинальным текстам.
– Запугать и отбить желание? – предположила претендентка.
– Чересчур примитивно, – покачал головой парень.
Гермиона хмыкнула про себя, вспомнив, что именно так и сам Волдеморт запугивал посетителей леденящей душу пещеры с хоркруксом, куда отважно проникли Дамблдор и Гарри. Еще раз мельком взглянув на мертвую копию последнего, девушка призналась себе, что из всех смертей именно его смерть была бы самой трагической, самой непоправимой.
Мир-боггарт. Но почему?
– Хорошо, вернемся к началу, – заключила Гермиона и достала манускрипт, ставший безжалостным орудием «светлых сил».
Разумеется, обратно он их не перенес.
Удобно устроившись на корточках и облокотившись на плечо парня, который нетерпеливо требовал перевести столь вожделенную информацию, исследовательница прежде всего отметила, что рукопись относилась к восемнадцатому веку и ее автором являлся некий Дени Моленье, очевидно, последователь дела Фламеля, а потом и Пернети, расшифровавшего изначальный текст. Был ли он магом или магглом, оставалось под вопросом. И приходилось надеяться, что копия расшифровки была точной.
Девушка чувствовала, как нарастает оживление юного Темного Лорда по мере того, как она переводила манускрипт. Лучшая ученица Хогвартса и сама с удовольствием отметила, как близки они были к решению задачи. Но даже когда рукопись закончилась, Гермиона не вполне понимала, где же здесь таился ключ. Слишком все оказалось легко.
Не считая маленькой проблемы с инферно.
– Я не верю, что все так просто, – наконец, прошептал Том. – Не верю.
– Может быть, это нам кажется, что просто, – вяло возразила девушка.
Риддл наградил ее уничижительным взглядом:
– Сама знаешь, что несешь чушь. В любом случае, этот текст никак не прояснил вопрос, зачем мы здесь.
– Возможно, это испытание? – пожала плечами Гермиона, пряча манускрипт. – Давай подумаем, как выбраться отсюда. Интересно, здесь день наступит?
– Прежде всего, мы… – начал Том, но не успел договорить.
В темной бездне небес раздался оглушающий крик, и над кладбищем пронеслось какое-то гигантское существо.

Том быстро сгруппировался, оценивая обстановку. Молодые люди сидели пригнувшись, а над ними носилась неизвестная тварь. Ее крики казались на удивление знакомыми и скорее раздражали Риддла, чем вызывали ужас.
– Том, ты в детстве ворон боялся? – зашептала Гермиона.
– Чего? – возмущенно переспросил он.
Или она совсем обнаглела, или от страха началось помутнение рассудка. Причем тут ворона?.. Ворона?!
– Ты сказала «ворона»? – выпалил Риддл.
– По крайней мере, в обычном мире так каркают только вороны, – иронично подтвердила девушка. – Так что признавайся, чем тебе они не угодили.
В этот миг гигантская птица пролетела совсем низко, чуть не коснувшись слизеринцев своим опереньем. Но парень не обратил внимания на опасность. Он схватил девушку за плечи и хорошенько встряхнул.
– Ворона, Гермиона, ворона. Думай! – его глаза блестели, и он заметил, как на лице отличницы промелькнуло сомнение, а затем понимание.
– Не может быть, – пробормотала она. – Совпадение просто невозможно. Nigredo?
– Именно! – довольно воскликнул Том. – «Работа в черном», первая стадия создания Философского камня. И ее символ – ворона или ворон!
– Тогда выходит, что… – начала Гермиона, но закончить ей не удалось.
Ворона-переросток спикировала вниз и, облетев каменное строение, приземлилась на его крыше. Увлекая девушку в сторону от когтистой лапы, Том судорожно соображал, что делать. Судя по всему, алхимический символ был настроен не слишком дружелюбно. Огромный клюв ударил в то место, где они только что находились. Выхода не было. Салазар, помоги. Эх, был бы здесь Шеша!.. Образ гигантской змеи вдруг навел парня на дерзкую мысль. Идея была сумасшедшей. Но не возвращаться же к инферно!
– Гермиона, приготовься, повторяй за мной, – крикнул Том, вновь отклоняясь от хищного клюва.
Когда птица на миг замерла, Риддл прыгнул вверх, хватаясь за ее шею. Ворона явно не обрадовалась наезднику и яростно закрутила головой, пытаясь сбросить дерзкую букашку.
– Давай! – приказал Том, когда клюв вновь опустился вниз.
Гермиона прыгнула, но в этот момент птица опять мотнула головой, и Риддл едва успел поймать девушку за руку. Толчок мощных ног чуть не заставил парня разжать пальцы, вцепившиеся в оперение. Громадная тварь взлетела в воздух.
– Том! – отчаянно закричала Гермиона. – Пожалуйста, помоги!
Ему стало не по себе. Мрачное небо казалось бездонной пропастью, ветер хлестко бил по лицу, в глазах девушки застыла непроглядная боль.
Если сейчас разжать руку, он отомстит предательнице за все, тайна Философского камня будет принадлежать лишь ему, а волшебный мир избавится от полукровки.
Но уже в тот миг, когда появилась столь здравая мысль, Риддл обреченно понял, что не сделает это. Возможно, он не в точности запомнил манускрипт, припрятанный в кармане девчонки. Но практическая выгода потонула в ошеломляющем осознании – Том нуждался в Гермионе как в единственном объекте, достойном его чувств, его ненависти. И это было страшно…
Юноша изо всех сил потянул девушку на себя, и она, оказавшись на массивной шее, мертвой хваткой вцепилась в перья птицы.
– Спасибо, Том, – Гермиона судорожно прижалась к нему спиной и, повернув голову, коснулась губами его щеки.
– Надеюсь, эта тварь несет нас не в свое гнездо к воронятам, – мрачно заметил парень, проигнорировав нежности.
Его тошнило от самого себя.
Гермиона все еще тяжело дышала и была взволнована, но у нее хватило сил пошутить:
– Надеюсь, мы этого подсознательно не боимся.
– Скоро узнаем, – сухо отозвался он и прибавил: – Интересно, этому миру соответствуют физические координаты на Земле?
– Если ты имеешь в виду, что, грохнувшись с вороны, проснешься, то это вряд ли, – отрешенно заметила она.
Риддл вновь поморщился, вспоминать их битву во сне совсем не хотелось. Каким же идиотом он был, не поняв сразу. Неужели все талантливые люди являлись подлецами, выражаясь языком «светлой стороны»? Впрочем, он-то понимал, что перед умом и властью границы света и тьмы неизменно стирались. И его святоша-подружка куда ближе находилась к темной стороне, чем он предполагал ранее. Хотя она и сохраняла показную независимость, но смотрела в том же направлении, что и он… Главное, теперь вновь не оказаться в роли жертвы. Паршивое ощущение.
– Есть мысли, зачем все это Фламелю? – наконец, буркнул он.
– Парочка есть, – заметила девушка, вновь прижимаясь к нему.
– У меня тоже. Начинай, – приказал парень, всматриваясь в темноту.
Тело начинало затекать, руки немели, то и дело приходилось впиваться пальцами в жесткое оперение, когда птица совершала свои воздушные маневры.
– Один из вариантов – проверка, а кто мы такие на самом деле, годимся ли мы на то, чтобы узнать о Философском камне, – начала Гермиона и, будто собравшись с мыслями, продолжила: – Но мне логичнее кажется другой вариант. Недаром во всех знаменитых алхимических текстах говорится о внутреннем мире самого мага. Для создания Философского камня нужна трансформация его создателя…
– И первая стадия, как известно, – смерть, – мрачно подхватил Том.
В общем-то, все остальные теории отметались как лишенные смысла. И опять они с девчонкой пришли к одинаковым выводам… Видимо, это и было недостающим ключом. Так просто, но в то же время практически невыполнимо.
– Значит, ты согласен с этой версией? – оживилась Гермиона. – Смерть привычной личности, открытие дверей в собственное подсознание. Для очищения необходимо столкнуться со своими страхами…
– Но не только же, – возразил Риддл. – Иначе нам бы так и пришлось бегать от одного кошмара к другому.
Гермиона, кажется, замялась. И потом вдруг прошептала:
– Не только. Но я… я боялась летать. Даже на метле…
Ну, надо же! Почему-то это его рассмешило.
– А пауков ты, случаем, не боишься? – ехидно отозвался он, едва сдерживая смех.
– Нет, пауков боялся мой второй друг.
Том не выдержал и расхохотался. Впрочем, смех получился каким-то неестественным. И, похоже, он привел их живой транспорт в некое раздражение. Потому что ворона вдруг оглушительно каркнула и пошла на снижение.
– Эй, хватит каркать! – проворчала Гермиона. – Накаркаешь тут.
– Уже поздно, – саркастично заметил парень. – Так что держись.
– Лучше ты меня держи. Пожалуйста, – неожиданно тихо и мягко попросила она.
Том прижался к ее спине, как можно крепче схватившись за шею птицы. Разгон был мощным – закладывало уши, губы обветривались в ледяных воздушных потоках, пальцы коченели от холода.
Риддлу казалось, что падение было вечным. И он все больше и больше ненавидел ситуацию, в которой они оказались по вине изобретательного алхимика, ненавидел самого Фламеля и за компанию его друга профессора Дамблдора. Неужели все это невыразительное темное однообразие и представляло собой мрак души Тома Риддла? На которой было откровенно погано. Ему не давали покоя вовсе не трупы – он боялся смерти, но по большому счету, лишь своей собственной – и сам по себе полет тоже не был чем-то ужасным. Куда больше его беспокоило тягостное ожидание, без магии и без возможности кардинального влияния на ситуацию. Это оказалось самой страшной, самой мучительной пыткой. Что осталось бы у него, потеряй он свою силу, ум, талант? Разве у приютского сироты было что-то еще? А невозможность использовать ничем не отличалась от потери.
Ворона неожиданно сделала круг, замедляя движение, и резко приземлилась. Перед глазами молодых людей, адаптированными к темноте, предстал унылый горный пейзаж – ни травинки, ни деревца, одни лишь голые камни.
– Интересно, чем здесь питается эта тварь, – пробормотал Том, без энтузиазма осматривая ничем не примечательную местность.
– Спрыгиваем? – неуверенно спросила девушка.
Но Риддл не успел ответить на ее вопрос. За него это сделала «тварь», яростно замотав шеей. Не в силах удерживаться на бешеном аттракционе, Том улучил момент и спрыгнул на ровную площадку, потянув за собой Гермиону.
Избавившись от наездников, ворона оглушительно каркнула и стремительно взметнулась в небеса.
– Бред какой-то, – заявил Том, потирая ушибленное колено. – Мне до сих пор кажется, что это сон.
– Для сознания неважно, где приобретается опыт, – вскользь обронила Гермиона. – Зато это хорошая возможность проверить твое жизненное кредо насчет игры. Может быть, здесь ты станешь самим собой.
Риддл посмотрел на нее высокомерно, зло.
– Скажи это себе, – коротко бросил он и, развернувшись, пошел осматривать место, где они оказались то ли по воле случая, то ли по злой воле Фламеля или же самого Дамблдора.
Гермиона последовала за парнем.
– Куда пойдем, вверх или вниз? – будничным тоном поинтересовалась она.
– Извечный вопрос, да? – бросив на нее мимолетный взгляд, обронил Риддл.
– Да, очень символично, – согласилась Гермиона, заглядывая за высокий валун, где начинался достаточно пологий спуск вниз.
– Вверх символичнее, вниз практичнее. Идем, – заявил Том и подтолкнул девушку к спуску.
– Дамы вперед? – усмехнулась она. – Кстати, не менее символично спуститься в самые глухие закоулки собственного подсознания. Не упадешь – не взлетишь. Если, конечно, есть откуда падать.
– Это не значит, что я должен падать, чтобы потом взлетать, – саркастично отчеканил парень.
– А если уже? – невинно заметила Гермиона.
Риддл фыркнул и промолчал. Почему ее ядовитые иглы всегда попадали в цель? Словно овод, она успешно пробуравливалась сквозь мощные защитные преграды его внутреннего мира. Проклятая девчонка.
Далее они шли молча. Пейзаж поражал убогим однообразием, даже ветер, казалось, покинул это унылое место. Поначалу юноша внимательно изучал мрачные утесы, за которыми могла притаиться опасность. Но очень скоро он устал от эффекта дежавю. Темные скалы слились в однообразную последовательность, воздух душил мертвой тяжестью, Тома уже мутило от тотальной неопределенности.
Гермиона неожиданно застонала, и парень чуть не врезался в ее сгорбленную спину.
– Я больше не могу, Том, – прошептала девушка. – Это сводит с ума. Давай отдохнем и поговорим.
Не дожидаясь согласия коллеги по несчастью, она упала на ближайший камень и устало склонила голову. Риддл постоял, с сомнением глядя на хрупкую фигурку, затем присел рядом. Гермиона сразу же прислонилась к его плечу. Парень хмыкнул, но решил не обращать внимания.
– Это самый большой кошмар, правда? – вдруг заговорила девушка.
– Ты про что? – уточнил он.
– Про бессмысленность существования, тщетность усилий и путь в никуда, – тихо пояснила она. – Когда становишься просто никем.
Он помолчал, затем коротко признал:
– Это неприятно.
– Потому что не удается эффективно действовать? – Гермиона повернула голову, и теперь внимательно рассматривала его, ее лицо излучало мягкий свет, придавая облику ощущение сказочности и нереальности.
– Разумеется, – спокойно подтвердил он.
– Но зачем ты действуешь? – в тон ему продолжила девушка.
Он посмотрел на нее, как на сумасшедшую:
– Затем, чтобы изменить окружающую действительность, которая активно мешает получать удовольствие и быть счастливым. Надо быть идиотом, чтобы не понимать этого, – раздраженно буркнул он.
– А почему нельзя быть счастливым прямо сейчас, просто так? – решительно встречая его потемневший взгляд, отозвалась Гермиона.
Парень на миг застыл. Однажды он прочувствовал это, обнимая ее. Но все оказалось обманом. Неужели девчонка сейчас издевалась над ним? В такой момент, когда они застряли в неизвестности…
– Потому что в мире существует не так уж и много вещей, которые могут доставить мне удовольствие, – саркастично выдавил Риддл.
– Но ведь какое-то удовольствие и сейчас реально, не так ли? – с едва заметной улыбкой сказала Гермиона.
Так… Это, что, жалкая попытка его соблазнить? Хорошо хоть, не верхом на вороне. Извращенка…
– К чему все это? Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул, Гаррисвилль? – в лоб поинтересовался он.
Гермиона неожиданно широко улыбнулась.
– Вот видишь, даже в этой ситуации есть то, что может сделать тебя счастливым. Главное, с полной ответственностью перед собой осознать свою потребность. И оценить возможные пути ее реализации. Если же их нет, найти другую потребность, более адекватную на настоящий момент… Хотя в данном случае это вполне реально. И бессмертие с абсолютной властью вовсе не нужны, чтобы получить это… – Девушка неожиданно приблизила к нему свое лицо и, обхватив ладонями его голову, захватила губы в глубоком, всепоглощающем поцелуе.
Слегка шокированный, парень невольно ответил. Но через миг Гермиона отстранилась, прерывая ошеломительный момент полной, тотальной вовлеченности в сладострастное действо.
– В каждый момент времени есть то, что может принести удовольствие, – продолжая улыбаться, заявила она. – Счастье не зависит от таких абстракций, как бессмертие, Том. Но нужно повзрослеть, чтобы осознать это. И на себя взять ответственность за свое собственное счастье.
Отчего ему так резко стало плохо? От правдивости ее слов, или потому что она замучила его своими настойчивыми попытками лезть в душу при каждом удобном случае?
Как бы предупреждая его безудержное желание схватить ее за волосы, девчонка поднялась на ноги. Вот что-что, а потребность хорошенько потрясти нахалку Риддл прекрасно осознал. И пути ее реализации тоже. Он встал и решительно последовал за обнаглевшей подружкой к большому валуну. Она развернулась к нему и поджидала с откровенной улыбкой на лице, притягательной, понимающей. Поправила волосы, слегка повернув голову.
Том подошел ближе. И тут Гермиона застыла. Через миг каменные склоны огласил ее невольный крик.

Девушка была весьма довольна, как обыграла момент гештальтистской теории. Не во снах, так наяву она вполне могла продолжить психотерапевтическую практику, особенно после зелья болтливости, добавленного в пресловутую лягушку. Хотя обстановка и не вполне располагала к этому. Мерлин, воистину что-то странное творилось с этим местом. Дежавю. Взгляд девушки скользнул по валуну, у которого она стояла. Дежавю. Чуть подавшись вперед, Гермиона увидела пологий склон уходящий вниз… и узнала его. Здесь они уже были. Здесь приземлилась гигантская птица.
Девушка услышала свой собственный крик.
Том в мгновение ока оказался рядом, осмотрел склон, перевел на нее непонимающий взгляд. Но Гермиона, не в силах вымолвить ни слова, лишь метнулась к центру площадки, где быстро нашла неглубокие царапины от когтей.
– Что такое? – раздраженно буркнул Риддл, следуя за ней.
Она сглотнула.
– Том, все это время мы ходили по кругу, – едва слышно выдохнула она. – Мы начали отсюда. Я точно помню. И вот следы.
Парень медленно перевел взгляд на доказательство происходящего кошмара. Затем быстро посмотрел в глаза девушки. Его лицо не выражало ничего, но она могла представить, что сейчас творилось на его душе. Чувствуя, как внутри все холодеет, она бросилась Тому на шею.
– Это страшнее инфернальных ужасов, – после нескольких минут молчаливого шока обронила экс-гриффиндорка.
– Мне не станет лучше, даже если я сейчас поимею тебя, – с едва уловимым сарказмом заметил Риддл.
– Может быть, стоит поискать путь наверх, – положив голову ему на плечо, предложила Гермиона.
– Здесь странно смещена пространственная ориентация. Мы все время спускались вниз, а оказались на прежнем месте, – озабоченно констатировал Том. – Но искать, разумеется, необходимо.
Последующие часы молодые люди провели в попытках найти подходящую дорогу наверх. Но везде или отвесно нависали глыбы, образуя высокий карниз, или сыпалась мелкая крошка, по которой совершенно невозможно было подниматься.
С того момента безысходного поиска, гибели надежды, осознания безжалостной реальности что-то кардинально изменилось в обоих слизеринцах. Через несколько дней Том перестал искать пути из тюрьмы, медленно, но верно убивающей их. Видимо, потому, что не осталось физических сил, а моральные уходили на борьбу с собственными страхами, стремлениями и желаниями, всплывающими из глубин подсознания. Иногда парень в ярости метался по площадке, а временами часами молча лежал, тупо уставившись в темноту душных небес. В такое время девушка не трогала его. С ней самой происходил странный внутренний процесс, на который раньше она бы и не обратила внимания. По мере того, как слабело ее тело без пищи и воды, сознание лишь обострялось. Даже мир вокруг перестал казаться таким тусклым и унылым, каким был вначале. В один прекрасный момент Гермиона осознала, что ее миссия столь странным образом оказалась выполнена. И у путешественницы во времени уже не было сил желать всего остального. Вернее, она приняла то, что так долго твердило ей подсознание – Гермиона хотела этого парня, вне заданий и миссий. Он был ценен для нее сам по себе, как Том Риддл, а вовсе не как наследник Слизерина или будущий Темный Лорд. Ломки Тома она пережидала с мягкой улыбкой на лице, готовая обнять его крепко и не отпускать никогда. Какая-то глубинная удовлетворенность пробуждалась в ней, и девушка переживала остро и многогранно каждый момент, отпущенный ей до скорого конца.
Больше всего она наслаждалась минутами, когда парня прорывало на откровенности. И Гермиона, скорее уже по привычке, чем по осознанной необходимости, применяла все памятные психотерапевтические техники. Он, казалось, ничего не замечал. Лишь в ответ что-то расспрашивал о ее жизни, и она рассказывала насколько могла правдиво. Единственной темой, которую Том избегал, был вопрос бессмертия. Но девушка знала, что его придется поднять рано или поздно. Желательно до того, как они умрут. Она не хотела, чтобы это произошло для парня мучительно, в самосожалениях и горечи.
– Возможно, когда от наших привычек и ложных стремлений ничего не останется, отсюда появится путь, – в который раз заметила Гермиона. – И «работа в черном» будет завершена.
Они сидели на мантиях, прислонившись к каменной стене. Голова парня покоилась на плече подруги.
– Ты веришь в это? – прошептал Риддл.
– Я не закрываю для себя эту возможность, – подтвердила она. – Какой смысл Фламелю разыгрывать весь этот спектакль, выворачивая людей наизнанку, если не оставить возможность познать истину достойным?
– А кто достоин вечной жизни, ты можешь это сказать? – устало хмыкнул он. – Или могут только Фламель с Дамблдором? Им мало было просто убить, понадобилось показать, что никто не в состоянии создать Философский камень, ибо никому не справиться с темной стороной души. Она всегда была, есть и будет.
– Достойны те, кто не стал отрицать эту сторону в себе, – отозвалась девушка. – Но кто сумел осознать, что есть и другая сторона.
– У меня почти не осталось никаких эмоций, – ровно заметил Том. – Лишь ощущение, что я все еще есть, я существую. Острое, режущее чувство реальности. Чем я не достоин бессмертия?
– Тем, что ты его все еще хочешь. И боишься смерти, не так ли?
– Я не знаю, – пожал плечами он. – Смерть – это проявление собственной слабости, а я не могу… не мог быть слабым, потому что тогда я стал бы уязвим.
– Но ты стал сильным и без бессмертия. Все относительно. Осознай, что ты уже не ребенок, Том, чтобы ощущать себя центром мира, – слабо улыбнулась она.
– Если б был, не находился бы здесь, – буркнул он, выпрямляясь и откидывая голову назад, к холодной стене.
– Люди боятся не смерти, а неопределенности, – заметила девушка. – Куда интереснее вопрос, а что ты хочешь от бессмертия?
– А что хочешь ты? – вопросом на вопрос ответил он.
– Познать себя, разумеется, – на миг запнувшись, отозвалась Гермиона.
Похоже, Риддл нисколько не удивился ее ответу. И она продолжила:
– А ты, Том? Что хочет та часть тебя, которая так рвется к бессмертию? Зачем оно нужно?
– Я говорил тебе – абсолютной власти и, как результат, свободы, – прошептал парень, его лицо приобрело выражение той глубинной задумчивости, которая всегда появлялась при переключении внимания на внутренний мир.
– Свободы от или свободы для? Зачем нужна свобода? – техника НЛП* уже казалась Гермионе привычной и простой.
– Ощущать контроль над ситуацией, – пожал плечами Риддл.
– А это зачем?
– Чтобы защититься от боли, – ровно признал он.
– Зачем?
– Чтобы быть счастливым, естественно.
– А зачем нужно быть счастливым, Том?
– Это изначальное состояние, наша данность, потому все так этого хотят…
Парень поднял голову, их глаза встретились. И что-то изменилось в зелено-синей глубине. Неожиданно Том прижал к себе девушку, страстно, горячо. Поцелуй был глубоким, чувственным и одновременно порывистым, настойчивым.
– Том, – прошептала она, ощущая, как весь ее мир сосредоточился в одной феерической точке пространства-времени.
– Пусть мы умрем быстрее от истощения, но я должен еще раз почувствовать это блаженство, это безумие. Я больше не могу сопротивляться, – горячо зашептал Риддл, принимаясь расстегивать одежду девушки. Его губы блуждали по ее шее, рука утонула в светлых локонах. – Если б только ты знала, как я ненавидел тебя, как я тебя хотел. Теперь ты навсегда будешь моей, Гермиона. Только моей.
– Да, Том, – надрывно выдохнула она, борясь с головокружением. – Я хочу, чтобы ты знал, ты дорог и нужен мне не только как маг, но и как человек, сам по себе.
Сознание словно залил ослепительный свет.
И только через миг, показавшийся сладостной вечностью, девушка поняла, что свечение было реальным.
Пара отстранилась друг от друга и с удивлением стала оглядываться по сторонам. На скале над ними сверкала надпись, которую Гермиона опознала как один из известных алхимических нотариконов.** Что-то всколыхнулось в душе, но девушка не могла сказать, что ей стало лучше и радостней, чем в предыдущий момент.
Жмурясь от света, слизеринцы вскочили на ноги и попытались рассмотреть сияющие символы. Но тут скала начала расходиться, образуя светящийся проход. Над которым неожиданно появились слова на обычном английском языке: «Проход открыт лишь для одного».
Парень и девушка в шоке посмотрели друг на друга. И Гермионе показалось, что мир стал еще светлее и объемнее. Решение было принято мгновенно. Пусть их с Томом ожидали разные вечности, возможно, где-то в бесконечности они пересекались.
– Должен быть какой-то другой вариант, – потрясенно пробормотал Риддл.
– Иди, Том, пока есть такая возможность, – улыбаясь, сказала девушка. – Я не буду ни о чем жалеть.
– Нет, – категорично заявил он. – Давай подождем и подумаем, это же не срочно.
И в этот момент с противоположной стороны послышался шорох камней под чьими-то ногами. Молодые люди повернули головы – к площадке приближалась толпа инферно. В ярком свете мертвецы казались смешной пародией на обитателей маггловских фильмов ужасов.
– Теперь ты видишь, что срочно, – опомнившись, решительно сказала Гермиона. Взяв ладони парня в свои, она встретила потемневший взгляд красивых глаз. – И не думай, что это моя любовь к тебе довела меня до смерти. Эрос-танатос отступил перед моим выбором. Я не хочу, чтобы, спасая свою жизнь, меня убил ты, а не они. Молчи. Только пообещай, что никогда не создашь хоркруксы. Обещай.
– Но что значит твоя жизнь по сравнения с какими-то хоркруксами, Гермиона? – все еще в шоке проговорил Риддл.
– Обещай мне, Том! Я это делаю не потому, что не могу по-другому. Наоборот, потому что это мой выбор. Уважай его, пожалуйста. Обещай.
– Обещаю, – едва слышно прошептал Риддл.
В красивых глазах появилась смесь странной радости и неизбывной боли. Гермиона порывисто обняла парня, на миг коснувшись дрожащих губ, и неожиданно втолкнула в разверзшееся спасительное пространство. Свет начал таять и вскоре погас совсем. Девушка повернулась и встретилась взглядом с пустыми глазами мертвеца со шрамом на лбу.
И гриффиндорка, слизеринка, возлюбленная юного Темного Лорда не ощутила ничего. То чувство глубинного покоя и безэмоциональной радости, что родилось за эти дни и стократно усилилось в объятиях Тома, заполнило ее душу до самого предела, не оставляя места для страха и сожаления.
Но в этот миг пространство вновь осветила вспышка света, окутывая девушку словно лучистым покрывалом. Она почувствовала странное жжение на боку и, машинально погрузив руку в карман, неожиданно нащупала знакомый амулет. Артефакт Ровены! Гермиона совсем позабыла, что спрятала его среди одежды, подальше от глаз любопытных сокурсниц. Случайно ли ей под руку попалась именно эта одежда или нет, и как его не обнаружил патруль – все это было уже неважно. Мир вокруг залил ослепительный свет.
Неужели она возвращалась в свое время? Или куда-то еще?

* Здесь приводится в упрощенном варианте одна из техник, применяемых в нейро-лингвистическом программировании под названием «Сущностная трансформация», посвященная глубинной личностной проработке.
** Нотарикон (от греч. «скоропись») – каббалистическая техника образования новых слов из начальных или конечных букв слов в каждом предложении, или наоборот – образования предложения из слов, начальные или конечные буквы которых принадлежат некоторому слову.

Ответ на отзывы — в теме фанфика.

Elixir vitae

Тане, с наилучшими пожеланиями.

Поток света слепил, заполняя собой все вокруг. Том потерял ориентацию в пространстве. Более того, ему вдруг начало казаться, что куда-то исчезли ощущения тела. Он не чувствовал его, не мог управлять им. Или не хотел?
Не хотелось ничего. Ни думать, ни двигаться, ни добиваться бессмертия, ни выяснять, где он и что с ним. Жив ли он еще? Или же у смерти оказалось настолько яркое лицо, что было невозможно в него смотреть?
Но глаза наследника Слизерина оставались широко открытыми, он не мог или не желал их закрывать и продолжал вглядываться в ослепительное сияние. Давно должна была появиться боль и резь, но Том не замечал этого. Мир будто застыл, остановилось время…
И тут яркий силуэт, еще светлее, чем свет, возник в сиянии, белым лебедем проплыл перед внутренним взором. Появление еще одного алхимического символа невольно включило мышление.
Гермиона… Что же ты наделала?..
Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что ее жертва могла магически связать его обещанием не создавать хоркруксы. Но парню было наплевать на такие мелочи. Куда важнее казался вопрос: зачем Фламелю понадобилось пропустить только одного из претендентов после того, как стадия очищения была пройдена? Неужели хладнокровное убийство так легко сочеталось со «светлой стороной»? Том чувствовал, как что-то внутри хваталось за эту спасительную мысль, но в этот миг другой ответ безжалостно высветился в мозгу. «Пройти сможет только один». Один? Правильно ли они поняли текст? А если бы там и оказался только один человек? Может быть, имелась совсем другая расшифровка? Один в смысле избранный? Или тот, кто достиг единства с самим собой?.. Глупец! Как же он не подумал раньше. Гермиона могла быть с ним… Единственная женщина, так неожиданно дополнившая его.
Может быть, Том и не был избранным, но однозначно достиг единства в своих стремлениях, сознательных и бессознательных. Почему же он остался один? Вновь один. Боль и горечь отсутствовали, вместо них царили пустота и покой.
Том понимал, безоговорочно и во всей полноте жестокой правды, что испытание Фламеля изменило его. Не могло не изменить. Иначе оно потеряло бы всякий смысл. Хитрец-алхимик играл, будучи уверенным в выигрыше на сто процентов. Логически наследник Слизерина не собирался отказываться и не отказался от своих взглядов, планов, идей, но эмоционально они потеряли всякую значимость. На границе между жизнью и смертью стиралось все наносное, обнажая скрытую правду. Том помнил, как чередой всплывали страх, ненависть, гнев и даже надежда. Но когда на первые не было больше сил, а последняя умерла, осталось лишь одно. Гермиона. Может быть, потому, что он так долго подавлял свои истинные чувства. Возможно, оттого, что она находилась рядом с ним, реальная, живая, ненавистная, желанная. И не надо было больше играть, так как отсутствовала игровая площадка социума…
А сейчас пустота и покой…
– Это ловушка, – ровно прозвучал в голове собственный голос. – Нужно идти дальше.
Главное, не зависнуть в безвременье, комфортном, но статичном, безжизненном. Гермиона хотела бы, чтобы он продолжил свой путь. И Том почувствовал, как последняя мысль пробудила в нем импульс к действию.
В этот миг – и это был словно ответ на его мысли – он вновь приобрел способность чувствовать, ощущать, взаимодействовать с окружающим миром. Тело собиралось вновь из частиц ослепительного света. Постепенно возвращались слух, осязание, вкус, обоняние и в конце зрение. Обратный смерти процесс…
Белое сияние рассыпалось на многоцветные лучи, ослепляя яркостью и насыщенностью. Через мгновение они будто кристаллизовались.
– Хвост павлина, – выдохнул парень.
Следующая стадия, на которой преодолевалось апатичное искушение первичного просветления. Ее символом было пестрое оперение экзотической птицы.
Том быстро вскочил на ноги. Тело ощущалось странно, как будто он уже успел отвыкнуть от него. И совершенно не чувствовалось жажды и голода. Парень расправил плечи, провел ладонями по лицу, убрал со лба прилипшие от пота волосы. Быстро огляделся по сторонам.
Перед ним простирался великолепный сад – других характеристик не нашлось бы, чтобы описать увитые зеленью арки, пышный цвет газонов, изящные беседки и аккуратные мостики через небольшую речушку. А в центре всей этой красоты высился удивительный фонтан, причудливых форм и тонов. Риддл не смог разглядеть диковинку и, решив, что других альтернатив все равно нет, направился к резным воротам сада.
Путь ему преградил павлин. Алхимический символ распушил хвост и гордо вскинул голову, изображая привратника.
– Добрый день. Можно пройти? – вежливо осведомился Том, не ожидая ответа.
Он попытался обойти птицу, но та огромным хвостом вновь помешала ему идти дальше. Видимо, человеческое обаяние на нее не действовало.
– Ну, и чего ты хочешь? – парень остановился, рассматривая стража ворот.
Павлин молчал, но смотрел так внимательно, что Тому даже показалось, будто он видит в глазах птицы хитрые искорки.
– Ладно, давай подумаем, в чем же тут дело, – наконец, кивнул слизеринский отличник, усаживаясь на траву возле ограды.
Павлин довольно прокукарекал и несколько раз закрыл и вновь распушил прекрасный хвост. Подумаешь, ничего удивительного, на одном алхимическом символе Том летал, с другим – почти что беседует. Сколько их там всего?
Парень вздохнул и, прислонившись к резной ограде, поднял голову вверх. Только сейчас он заметил, что небо будто отразило цвета грациозной птицы. Разноцветные перистые облака переливались в небесной фантасмагории. Солнечные лучи напоминали павлиний хвост.
Том прекрасно понимал, с чем связана настоящая ступень алхимического процесса. Но нужно было не просто понимать, а пережить это в себе.
Да, он сможет жить без нее и радоваться жизни, красоте и покою. А вот сможет ли он так жить вечно? Смерть больше не пугала его, он уже был там и ничего страшного не обнаружил. Тот самый центр «я есть» не зависел от существования тела. Но как же ему оставаться целостным вовек, если объект для этого потерян? Найти что-то еще?
Парень долго вглядывался в цветные небеса, пытаясь осознать, поймать ускользающую истину. Но тут около уха раздалось знакомое кукареканье, и все пространство перед глазами заполнил павлиний хвост. Его краски стали меняться, словно в сумасшедшей мозаике, и неожиданно сложились в знакомое лицо. Девушка, будто на колдографии, подмигнула Тому и задорно улыбнулась. Он в замешательстве помотал головой и заставил себя оторвать взгляд от иллюзорной картины. Но это парню не помогло. Гермиона смеялась ему с небес, облака превратились в золото ее волос и рассыпались по всему небосводу.
Парень вскочил на ноги, взволнованно оглядываясь по сторонам. Девушка стояла возле павлина и гладила его шею, а тот смешно ее вытягивал, наслаждаясь лаской. При этом роскошный хвост все еще украшала смеющаяся колдография.
– Гермиона? – потрясенно прошептал Том.
Но тут он на миг перевел взгляд за ограду… Его подруга была везде. Сидела на качелях, болтала ногами в воде, удобно устроившись на берегу, махала ему рукой с резного мостика…
«Вот ты какое, сумасшествие. Оказывается, не так уж и страшно», – мелькнуло у Тома в голове. На что из беседки выглянула еще одна Гермиона и строго погрозила ему пальцем.
Нужно было действовать, и решительно. В целях профилактики психоза с устойчивыми визуальными галлюцинациями.
Том быстро подошел к той девушке, что гладила павлина, и попытался схватить ее за плечо. Пальцы прошли через тело, как сквозь привидение. Но Гермиона не могла быть призраком, те не жили в павлиньих хвостах и не множились.
Наследник Слизерина тихо застонал и прижался лбом к ограде. Он уже не знал, что и думать. Ситуация казалось абсурдной. Наверняка, этот фарс придумал Дамблдор. Самое то для поклонника лимонных долек.
Потеряв надежду как-нибудь объяснить происходящее, Риддл неожиданно поймал себя на том, что просто любуется девушкой. Ее непосредственными движениями, понимающим взглядом, теплом улыбки. Он и не надеялся увидеть ее еще раз. Казалось, Гермиона была везде. Воздух дышал ею, солнце сияло ею, птицы в небе пели ее голосом. И в какой-то момент Том почувствовал остро и настойчиво то, что раньше так долго мучило его, пытаясь вырваться из подсознания, пока он не примирился сам с собою. Пусть он потерял ее, но не было потеряно чувство.
И никогда не будет потеряно. Поэтому Гермиона останется с ним навсегда.
В этот миг вспышка света ослепила искателя Философского камня. И когда Риддл вновь смог отчетливо видеть, перед его глазами предстали открытые ворота. Павлина не было, как и тысячи образов девушки. Но это уже и не требовалось.
Том решительно вошел в прекрасный сад. Живописная тропинка подвела парня к основной части, огороженной внутренней решеткой. И Риддл даже не удивился, когда ажурные ворота не открылись. Вздохнув, он начал размышлять над очередным символизмом. Впрочем, тут и думать особо долго не пришлось.
– Это теменос – сакральное место и в то же время психический мир в настоящий момент времени. Герметически закрытый сосуд для трансмутации как элементов, так и внутреннего мира мага, – пробормотал он очевидное заключение.
Ворота беззвучно распахнулись, и лишь тогда слизеринец удивился. Неужели теперь проверяют еще и на знание теории? Как глупо. Видимо, автором, и вправду, был Дамблдор, по крайней мере, данного этапа. Тот, кто по этому пути еще не прошел. Потому что одно попадание сюда уже подразумевало гениальность. Хотя гениальность, без сомнения, была лишь этапом на пути к полной реализации потенциальных способностей.
С этого момента Том шел по тропе, попутно комментируя вслух все, что встречалось ему по дороге. Резные мостики и арки все как на подбор открывали путь лишь после решения символических загадок. Впрочем, что иного можно было ожидать от чокнутых на символике алхимиков?
По мере продвижения тона окружающей действительности становились все светлее, словно стремясь вновь слиться в совершенный белый…
– Квадратура круга, – в который раз будничным тоном прокомментировал Риддл. – Круг означает эфир или высший дух, из его бесконечной реальности разделением на четыре направления создается квадрат. Который символизирует материальную вселенную. Четыре угла означают четыре элемента природы: землю, воду, воздух и огонь…
И тут он осекся. Только сейчас он заметил то, на что раньше не обратил внимания. Его путь представлял собой не что иное как лабиринт. Символ, появившийся еще в глубокой древности. Символ жизненного пути, с его неожиданными поворотами и препятствиями, движения к центру, постижения мудрости. И пока не постигнешь себя, так и будешь блуждать… Опять он недооценил противников. А они недооценили его. Том сделал шаг вперед.
На мраморном постаменте возле изящного моста восседал белоснежный пеликан, клювом терзающий собственную грудь и питающий алой кровью своих ненасытных птенцов. Очередной символ, еще один этап. Все эти загадки были не более чем способом определить личность искателя, сформировавшуюся за недолгую жизнь, внешним, которым нужно было пожертвовать во благо внутреннего.
Сойдя с мостика, Том понял, что оказался на центральной площадке, которую украшал тот самый таинственный фонтан. Теперь он смог разглядеть его. Две причудливые статуи украшали постамент. Одна казалась созданной из водяных потоков, кристально чистых, прозрачных и звонких. Другая была огненной, полыхающей неистово, стремящейся все вокруг охватить своим жаром. Две противоположные стихии сливались, взаимопроникали, отражались друг в друге, создавая на стыке непередаваемое золотое сияние. Том заворожено смотрел на их невозможную, блистательную игру. Это было оно. Соединение и одновременное принятие противоположностей, осознание парадокса. Можно было себя поздравить, он дошел до начала финальной стадии, rubedo. Но что от него требовалось делать дальше? Подобно пеликану, пожертвовать собственной кровью?
Наблюдая за ожившими статуями, наследник Слизерина вдруг заметил, что они сливаются будто в эротической игре. И тогда до него дошел смысл испытания. Индивидуум, как мужское начало, должен был принять внешний мир, как начало женское. Будто ответом на его мысли из-за фонтана показалась женская фигура.
Салазар, Мерлин и кто там есть еще!.. Не означало ли это, что ему придется пожертвовать своим телом в таком смысле?.. Жертва тела в угоду духу? Но ведь как раз на этом этапе была необходима любовь. Во что он никогда не верил, пока не понял, что она являлась потрясающим ощущением единства…
Нет. Только не так… Он был обязан сделать это ради Гермионы, но не мог ради самого себя…
Женщина медленно подходила все ближе и ближе. Риддл не сумел разглядеть ее лицо, меркнущее в золотистых отблесках.
– Я не могу, – прошептал Том, заворожено глядя на приближающуюся фигуру. Его недавно открытые чувства были глубже, чем просто представления личности.– Иначе я опять потеряю себя. – И уже громко заявил: – Нет!
Зачем нужна власть, если станет недостижимым то, ради чего к ней стремились?
– Неужели ты готов отказаться от всего, что досталось тебе такой дорогой ценой? – неожиданно промолвил сладкий голос.
Пересохшие вдруг губы Тома скривились в насмешке и презрении.
– Не тебе говорить о цене, плод извращенческой фантазии двух старых маразматиков! – прямо и грубо заявил он.
В этот момент женщина подошла еще ближе. И тогда он увидел ее лицо.

Ослепительный свет вдруг рассыпался на все цвета радуги, поражая насыщенностью и яркостью. Перед глазами Гермионы словно потоком пронеслись символы, которые она с удивлением узнала. Не могла не узнать. Вновь ставшее белым сияние ярко вспыхнуло в последний раз, и исчезло, будто отхлынувшая волна, оставляя девушку лежать на чем-то приятно прохладном и мягком.
Где же она оказалась? Причем тут алхимия?
Рядом слышалось соблазняющее журчание воды. Пить. И немедленно.
С трудом перевернувшись на живот и встав на колени, девушка подползла к живительному источнику и жадно припала губами к целительной влаге. И по мере того как утолялась жажда, Гермиона ощущала, как наполнялось силой ее тело. Словно она никогда не голодала в той сумасшедшей каменной тюрьме.
Искательница приключений, наконец, смогла поднять голову и оглядеться.
Она находилась в центре лабиринта, который украшала огромная статуя-фонтан, олицетворяющая союз воды и огня. Именно этот источник она и использовала для утоления жажды. Но девушку шокировало другое. Прямо перед статуей стоял Том Риддл собственной персоной, завороженно разглядывающий шедевр алхимического искусства.
И в тот же миг Гермиона осознала все.
Неужели ее миссия так нужна была вселенной, что даже не дали спокойно умереть? Не говоря уж о том, чтобы встретиться с друзьями и родными. И забросили вновь в самое пекло? Неужели она оказалась достойной такого невозможного счастья? Несмотря на неоправдавшуюся надежду увидеть свой мир, Гермиона ощущала себя по-детски счастливой.
Временной континуум тут тоже был искажен. Пока она перемещалась, ее возлюбленный прошел все испытания, прошел лабиринт.
Немая радость захлестнула с головой, пронзила до глубины души. Он сумел, он сделал это! Девушка молча наблюдала меняющееся выражение лица своего друга и была не в силах произнести и слова.
Лишь минуту спустя другая мысль заставила ее оторваться от потрясающего зрелища.
Этот этап представлял собой символический союз мужского и женского начала, солнца и луны, воды и огня, ртути и серы, индивидуума и внешнего мира. Не составляло труда догадаться, что потребовалось бы сделать для его прохождения. И как кто-то мог пройти его в одиночестве? Неужели Риддл был прав, называя весь этот мир ловушкой?
Гермиона сама не заметила, как вскочила на ноги, и они понесли ее к Тому. А он… не узнал ее? Бедный, что ему пришлось пережить…
– Они предусмотрели все. Кроме того, что нас может быть двое, и мы будем друг друга… – начала она, но не успела договорить.
Ридлл быстро подошел к ней и жестко схватил за плечо.
– Том, полегче! – девушка машинально потерла больное место. – Или ты еще не успел соскучиться?
Глаза парня расширились, и он, судорожно сглотнув, в изумлении уставился на нее.
– Не волнуйся, ты не в ином мире, вернее, в ином, но не в том, где тебя должны встречать ангелочки. Меня перенес сюда древний артефакт, – Гермиона быстро достала медальон Ровены и помотала им перед глазами слизеринца.
Кажется, это подействовало.
– Гермиона? – недоверчиво произнес он.
– Ну, наконец-то, дошло, – весело подтвердила она. – Что с тобой сделал лабиринт? Почему…
Не дав договорить, Риддл порывисто схватил ее и прижал к себе настолько сильно, что стало невозможно дышать.
– Том, задушишь, – пискнула девушка. – Я так счастлива, что ты опять со мной, Том, – когда он немного ослабил объятия, призналась она.
– Я думал, что никогда больше не смогу тебя обнять, – прошептал он и уже громко поинтересовался: – Так что ты говорила вначале?
Гермиона отстранилась от него, слегка сдвинув брови:
– Для этого этапа нужны двое, ты, наверное, заметил, не так ли?
– Разумеется, – он пожал плечами, убирая прядь волос с ее лба. – Но Фламель с Дамблдором попали в свою же собственную ловушку. Сделав условия практически невыполнимыми, они оставили узкую тропу к успеху. По которой мы с тобой и пройдем. Через то самое игольное ушко.
Его глаза сияли, и в них было столько необычного для нее тепла, что Гермиона позволила себе счатливо рассмеяться:
– Тем более процесс обещает быть весьма приятным.
Том припал к ее губам, жадно и нежно, мягко и настойчиво. И Гермиона потерялась в его всепоглощающей страсти. Исчезло все – мысли, рассуждения, концепции. Девушка не заметила, как они оказались внутри потоков воды и огня. Оставалась лишь острота восприятия момента здесь и сейчас, чувство и осознанность бытия. Совместный экстаз показался красным, как жертвенная кровь, как чувство любви, как Философский камень. И взметнувшийся в небеса феникс олицетворял не только возрождение, но и дух в материи – одухотворение всего обыденного, материального и приземленного.
Том не говорил ей, что любит ее, но она знала, что иначе они не смогли бы пройти этот этап. И парень знал, что она знала. Но это было даже больше, чем любовь.
Интересно, подозревал ли Дамблдор, что для создания Философского камня не нужно было становиться святым, достаточно было стать самим собой, избавившись от наносного, открыться для окружающего мира, выйдя из иллюзии и сна наяву?
Когда рассеялся красный туман, молодые люди обнаружили, что лежат на жестком, холодном полу. Причем, полностью одетые. Поднявшись на ноги, они быстро осмотрелись. Это была классическая алхимическая лаборатория, оборудованная по высшему классу. В то же время сама комната казалась неухоженной и, возможно, даже заброшенной хозяевами.
– Поздравляю с возвращением в реальный мир, – засмеялась Гермиона, когда Том первым делом проверил, действуют ли тут заклинания. – Хотя неизвестно, насколько он реальный.
– Вполне достаточно того, что мы реальные, – усмехнулся Том, с интересом осматриваясь. – И в состоянии сделать то, для чего оказались здесь.
Они подошли к оборудованию, готовому для работы. Возле которого обнаружились необходимые ингредиенты.
– У меня такое чувство, что все это Фламель приготовил для себя.
– Возможно, – согласилась девушка. – Но ему теперь придется играть по своим же правилам.
Гермиона достала из кармана манускрипт и бегло пробежалась по нему глазами. И не смогла не улыбнуться. Свободный от предубеждений ум совсем по-другому воспринял то, что было написано гением алхимии.
– Удивительно, не так ли? – прокомментировал Том.
Девушка пожала плечами. И с легкой ухмылкой заметила:
– Маггловской наукой уже выведены принципы относительности и неопределенности, которые показывают, до какой степени наблюдаемые явления зависят от наблюдателя. Так что налицо еще одна корреляция.
– Спасибо Мерлину, что эти технологии не попадут к магглам, – спокойно отозвался Риддл. – В процессе задействовано столько энергии, что при высвобождении она способна причинить колоссальные разрушения. И если посмотреть на безумство нынешней войны, не удивлюсь, что магглы этим бы непременно воспользовались.
Как хорошо, что мир пока не знал атомного оружия. Хотя теперь Том, скорее всего, по-другому бы воспринял такое важное известие.
– Я думаю, пора приступать, – наконец, сказала Гермиона. – Неплохо было бы и в Хогвартс когда-нибудь вернуться.
Том внимательно посмотрел на нее и попросил:
– Подожди еще минуту. Я хотел показать тебе, что видел в последний момент, когда мы были там.
Легкими взмахами палочки он написал в воздухе свое имя. Сделал еще одно движение руками. Огненные буквы, переместившись, сложились в слова: «Я Лорд Волдеморт». Ощущение дежавю холодком пробежало по спине девушки, когда она расширившимися глазами смотрела на полыхающее имя. Но она не позволила себе предвзятость и предубеждение. В конце концов, это был лишь набор символов, значимый текст из которого создавал сам читающий. Смысл заключался не в имени, а в придаваемом значении.
– Как ты думаешь, что это может значить? – слегка нахмурившись, поинтересовался Том.
Гермиона невольно хмыкнула:
– Что-то вроде «Лорд, Взлетевший над смертью» или «Полет от смерти». Хм… Очень поэтично. И символично.
Том вскинул брови и пробормотал, что пора учить французский.
– Вот только почему Лорд? – подумав, добавил он.
– Полагаю, это выяснится рано или поздно, – легкая улыбка коснулась губ девушки. – Ну что, Лорд. Готов?
Он рассмеялся, коротко, весело.
– Ты знаешь, теперь я действительно верю, что смогу изменить мир.
Да, видимо, она и вправду выполнила свою миссию. И даже перестаралась.
– Почему же? – с интересом спросила экс-гриффиндорка.
– Потому что есть ты, Гермиона, – неожиданно серьезно ответил Том. – Ты мой эликсир жизни.

Вместо эпилога

Теплый июльский ветерок приятно обдувал лицо, огненное солнце клонилось к горизонту, дневная жара уступала свое место вечерней дымке тумана. С вершины открывался прекрасный вид на деревеньку, расположившуюся между двумя крутыми холмами. На противоположном склоне виднелся красивый особняк, окруженный большим ухоженным садом. Литтл Хэнглтон навевал мысли об уюте и покое.
Но пасторальный пейзаж никак не затронул эмоций молодого человека, лишь на миг задержавшегося на вершине холма. Том Марволо Риддл быстрым шагом направился к цели своего путешествия.
Он уже не помнил, чья это была идея, его или Гермионы. План действий появился далеко не сразу после того, как девушка выложила перед ним толстую папку с досье на его долгожданных родственников. И даже не в момент, когда он несколько дней ходил с отрешенным выражением лица, пытаясь осмыслить весь тот бред сумасшедшего, что подарила ему в качестве биографии судьба. Возможно, смутная мысль зародилась, когда подруга обняла его со словами: «Смерть – слишком глупая расплата для такого, как он».
Самым печальным и одновременно смешным было то, что Том прекрасно понимал мотивы своего отца. Тем двигал страх за собственную жизнь, которую он ставил превыше всего. Эгоизм, что был унаследован сыном и вполне был ему понятен. Вот только до добра подобный эгоизм обычно не доводил, принося лишь краткосрочное удовлетворение собственных амбиций. Более того, он был невыгоден. Эта простая истина не могла не открыться тому, кто прочувствовал в полной мере, пропустил сквозь себя удивительные нити, связующие воедино все живое. Мать обманула отца, отец бросил мать… Не прекрати сын сейчас же череду банальных жестокостей, эта нить потянулась бы дальше. Потянулась и когда-нибудь вновь вернулась к нему. Затягивая петлю на шее.
С другой стороны, Том слишком долго мучился от не особо светлых чувств по отношению к таинственному папочке. Уж что говорить, если сама Гермиона подтолкнула его на этот шаг, подсунув тщательно собранную информацию…
Том убрал со лба прядь волос и, усмехнувшись собственным мыслям, открыто повернул на улочку, ведущую к роскошному дому. Высокий, стройный юноша с характерными чертами лица, хорошо знакомыми всей округе – он не мог не привлечь внимания не избалованных разнообразием местных жителей.
– К сожалению, не в состоянии одолжить вам бинокль, – вежливо кивнул он какой-то толстушке, которая несколько раз обегала парня, с непосредственным восторгом таращась на него. – Да, вы верно подумали. Почти.
Женщина так и села. А Том поздравил себя с удачным началом – стопроцентной гарантией слухов и сплетней.
Вскоре слизеринец миновал деревню и остановился у калитки в сад особняка своего отца. Нагревшийся за день металл коснулся ладони, будто последний предостерегающий сигнал. Но Риддл без колебаний проследовал дальше, к массивным дверям дома. Под ногами шуршал гравий, прорезавший вечернюю тишину. Легкий взмах палочки, принадлежащей ранее какому-то безвременно скончавшемуся пройдохе и купленной в Лютном переулке специально для этих целей – дверь с легкостью открылась, и парень сделал уверенный шаг в обитель своих предков.
Время обеда прошло, поэтому Том рассчитывал застать все семейство в сборе, но без слуг. И он не ошибся.
– Лизи, зачем ты вернулась? – послышался из-за дверей требовательный старушечий голос.
– Нет, это не Лизи, – тихо отозвался Том, останавливаясь на пороге.
Бордовые с золотом тона большой, богато обставленной комнаты заставили парня невольно улыбнуться. Том быстрым взглядом окинул свою новоприобретенную семейку.
– Кто там? – это спросил высокий, усатый мужчина.
Он был уже в возрасте, но все еще производил впечатление моложавого бодрячка.
До того, как парень вошел в зал, Миссис Риддл сидела в большом мягком кресле у окна и делала вид, что слушает патефон. Мистер Риддл читал газету. А Том Риддл Старший что-то увлеченно писал, устроившись за столом. Никак любовное послание очередной пассии. Но сейчас все трое застыли в немом шоке, с ужасом глядя на парня, как на привидение.
Взгляд волшебника остановился на лице своего отца, на котором чередой отразилось удивление, понимание и злость. И юноша улыбнулся, саркастично, слегка нахально.
– Том, вызывай полицию, – наконец, выдохнула женщина.
Мужчины, будто очнувшись от потрясения, вскочили на ноги. Риддл дернулся было к телефону.
– Не стоит, бабуля, – отчеканил парень, и дверь за ним быстро захлопнулась.
Трубка телефона со звоном упала на пол, оторвавшись от провода.
Семейство вновь замерло в изумлении, то ли от слов ужасного гостя, то ли от его действий, никак не поддающихся логическому объяснению. Веселенькая мелодия, продолжающая литься из патефона, лишь подчеркивала абсурд ситуации.
Том сделал шаг вперед.
– Позвольте представиться, – с безукоризненной вежливостью продолжил слизеринец, – Том Марволо Риддл. Впрочем, вы, наверное, и сами догадались, кто я.
– Значит, эта ведьма не сдохла, – не выдержав, процедил отец и метнулся к ящику бюро.
И Том почувствовал, как сердце на миг упало. Так он намеренно бросил мать. Намеренно. Умирать.
Кем бы хогвартский отличник ни был, Темным Лордом, или же нет, но в эту игру с ним лучше было не играть. Револьвер быстро вылетел из рук драгоценного папочки и упал в ноги волшебника.
– Сын той нищенки, – взвизгнула миссис Риддл, выходя из онемения.
– На которой ваш сын был женат, – с холодной улыбкой добавил парень.
– Она обманула меня, она ведьма! – яростно выкрикнул Том Старший, не сводя расширившихся глаз со своей юной копии.
– Была ведьмой, – уточнил Том Младший. – Она опоила тебя любовным зельем, а ты ее убил, бросив без средств к существованию, когда она носила под сердцем ребенка. Как ты думаешь, какие чувства он должен сейчас испытывать? После того, как прожил в приюте одиннадцать лет? – спокойствие и вежливость юноши никак не сочетались со смыслом сказанных слов.
Молчание нарушил дед:
– Хорошо. Сколько ты хочешь, чтобы навсегда исчезнуть и больше не появляться? – его тон был высокомерным, но все же в нем угадывалось беспокойство.
После этой фразы вновь наступила тишина, нарушаемая лишь очередным веселым мотивчиком.
– Неужели вы судите по себе, дорогой дедушка? – наконец, прервал ее Том. – Раз вы не предлагаете мне присесть, я это сделаю сам. И вам советую. Разговор будет долгим.
– С чего ты взял, щенок, что с тобой кто-то будет говорить? – вспыхнула женщина.
Ее лицо покраснело и показалось еще более морщинистым, а сама она чем-то напомнила жабу, вечно недовольную и брюзжащую.
– Видимо, вы еще не поняли, милая бабушка, – начал парень, взмахом палочки разворачивая к себе кресло. – Я маг. И мне понадобится всего два слова, чтобы убить вас. А насколько мой папочка это заслужил, вы сами только что услышали из его уст.
Миссис Риддл схватилась за сердце. Мужчины с тревогой переглянулись, но последовали примеру Тома и сели на свои места. Парень молча глядел на свое семейство. Ему не то чтобы было очень больно, он даже не презирал их. И уже давно не ненавидел. Но мысль, почему такие мерзавцы в принципе существуют на свете, не хотела покидать сознание. Или же мир и задумывался таким – каждый мог быть тем, кем выберет?
Отец нервно потирал виски, а дед смотрел на внука очень внимательно, будто пытаясь проникнуть в мысли. К счастью, это была не его прерогатива.
– Так сколько ты хочешь? – вновь осведомился мистер Риддл. – Не думаю, что… хм… магам не нужны деньги.
– Приятно беседовать с разумным человеком, – улыбнулся Том, буравя взглядом пожилого мужчину. – Но вы ошибаетесь, я пришел не за этим.
Парень полез в карман и вытащил мешочек, из которого посыпались золотые монеты.
– Я волшебник не того уровня, что была моя несчастная мать, – с легкой усмешкой пояснил он. – А моя невеста – одна из самых состоятельных и обеспеченных девушек в нашем кругу.
– Боже, есть еще и невеста! – вскрикнула женщина и прохрипела: – Воды…
Прежде, чем кто-то из мужчин успел среагировать на просьбу, перед старушкой появился стакан с водой, на который та подозрительно уставилась.
– Пейте, бабуля, – саркастично прокомментировал Том. – Как я уже говорил, убить вас можно было куда проще.
Дрожащими пальцами миссис Риддл взяла стакан. И опять воцарилось молчание. Лишь патефон пел о любви и верности.
– Вы правильно думаете, дедушка. Мне нужно что-то другое. И надеюсь, вы скоро окончательно поймете, что со мною лучше не шутить. – В тоне парня зазвучала угроза: – А вот ты, папа, ошибаешься. Такими способами от меня не избавиться. И убить меня – невозможно.
Как же его утомили мысли отца. Не столько подлостью, сколько трусостью.
В ладони парня появился кинжал. Он вытянул руку вперед и вонзил в нее острую сталь. Боль компенсировало удовольствие, которое испытал слизеринец при виде потрясения на лицах родственников, когда рана затянулась на глазах.
– Ты дьявол, – прошептал его отец.
– Рожденный тобой, – насмешливо уточнил Том. – Ну, так как, дорогие родственники, вы готовы выслушать мои требования?
– Требования? Да как ты смеешь… – начала было миссис Риддл, но муж остановил ее жестом руки.
– Мы слушаем, – сухо согласился он.
Дед выглядел озабоченным, но держал себя в руках лучше, чем изображавшая сердечный приступ бабка или мысленно перебиравший способы убийства отец.
– А требования одно. Вы, дражайший папочка, официально признаете меня своим сыном.
В этот миг, словно по команде, пластинка закончилась. Повисла гробовая тишина.
– Лучше убей меня, ублюдок, – с ненавистью воскликнул Том Старший.
Давно наследник Слизерина не видел такой ненависти в глазах. Но он понимал, что лучшей расплаты и одновременно лечения невозможно было найти. Даже такая подлая душа могла исцелиться смирением. А уж помочь ей в этом – святое дело, пусть Мерлин радуется за любимых магглов.
Мистер Риддл сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев, а миссис Риддл притворилась, будто упала в обморок. Но в этот раз на нее никто не обратил внимания.
– Ты действительно этого хочешь, папа? – Том улыбнулся, но лишь слепой не заметил бы в его глазах холодный огонь. – Сомневаюсь. К тому же, тебе нечего стыдиться. Род Гонтов, к которому принадлежала моя мать, имеет древнюю и благородную родословную.
Мистер Риддл тяжело вздохнул.
– То, что в вашем круге считается благородным, – сдержанно начал он, – у нас, добропорядочных христиан, является мерзким и богопротивным.
Том заставил себя не вскочить на ноги.
– Неужели вы хотите сказать, что бросить беременную жену – это верх добродетели? – в показном удивлении процедил парень. И видя, что его дед молчит, с гордым сарказмом продолжил: – К тому же, вы ошибаетесь по поводу моих предков. Род Гонтов намного древнее и благороднее вашего во всех отношениях.
Том достал из кармана свиток и левитировал его в руки мужчины. Медленно поднявшись, слизеринец вскинул голову и оглядел свысока новообретенное семейство. Его голос был тих, но в вечерней тишине прозвучал на удивление сильно и величественно:
– Мои предки сражались бок о бок с Вильгельмом Завоевателем. В моих жилах течет кровь Ланкастеров и Плантагенетов. Кто из вас может похвастаться тем же?
Миссис Риддл мгновенно очнулась из обморока. Том Старший быстро подскочил к отцу, впившись взглядом в пергамент.
– Подделка, – зло фыркнул он, выхватывая документ.
Том засмеялся. Он всегда гордился своим великим родом. Но когда Гермиона каким-то чудом обнаружила всю его родословную, связанную с власть держащими и маггловского мира тоже, с наследником Слизерина случился приступ безудержного и почти истерического веселья. По иронии судьбы, он соединил в себе знаменитые линии обеих сторон. Мог ли он противостоять судьбе, толкавшей его на грандиозные дела, на изменение лика Земли? Великая родословная стала еще одним подтверждением: отказаться от планов значило отказаться от собственной сущности. Другое дело, что сейчас парень видел отчетливо и ясно, в какой иллюзии он пребывал ранее. Теперь он знал, что пойдет другим путем.
– Это не подделка, Том, – услышал он ровный голос мистера Риддла. – Помимо печатей, здесь приводятся такие детали, которые выдумать было бы просто невозможно. И они подтверждены другими источниками.
Том Старший мельком взглянул на своего отпрыска, затем на родителей и, судорожно поправив волосы – такие же темные и волнистые, как у его сына, – осторожно спросил:
– И зачем тогда тебе официальное отцовство?
Молодой волшебник помолчал, затем открыто встретил взгляд таких же серых с цветными бликами глаз:
– Не буду скрывать, меня тошнит от того, что я являюсь твоим сыном, папа. Но тебя тошнит от этого больше. К тому же, я достаточно мучился от неизвестности, боли и ненависти. Я хочу дать шанс, в первую очередь, конечно, себе. Но и тебе тоже. Шанс перестать убегать от судьбы. Принять ее такой, какая она есть, и изменить к лучшему, ничего не отрицая и не боясь. Мне легче было бы убить вас всех – но мне не нужны призраки прошлого. Теперь я смогу с полным правом называть себя Лорд Волдеморт.
Риддлы смотрели на своего потомка молча, с настолько убитым выражением лиц, что Том невольно засмеялся:
– К тому же, разве вы не мечтали о внуке, с которым можно было бы обсудить политику и поиграть в шахматы, дорогой дедушка?
Мать и сын перевели взгляд на неожиданно смутившегося главу семьи.
– Впрочем, это еще не все, – прибавил Том, вновь усаживаясь в мягкое, удобное кресло. – Разумеется, я как наследник рода, должен буду унаследовать особняк и земли. Не то, чтобы это являлось для меня таким актуальным, но я привык ценить фамильное достояние. Ты, дорогой папочка, можешь заводить других детей, можешь, если захочешь, оставить им свои деньги. Но это мое право первенца. – Парень очаровательно улыбнулся. – Согласись, это лучше, чем лежать сейчас в могиле?
Отец наградил его тяжелым взглядом и промолчал.
– У тебя теперь нет повода угрожать нам, Том, – наконец, сказал мистер Риддл, впервые назвав внука по имени. – Ты умный молодой человек, даже слишком умный. И ты должен понимать, что нам придется придумать легенду, чтобы цивилизованно объяснить твое появление в нашей семье.
– Придумывайте что угодно, – пожал плечами парень. – Но не смейте позорить мою мать.
– Она и так себя опозорила, – фыркнула вновь обретшая голос миссис Риддл. Но, получив предупреждающий взгляд от мужа, быстро сменила тему: – Как зовут твою невесту? Она тоже из королевского рода?
Не обращая внимания на ехидство бабки, Том ответил с легкой усмешкой:
– Гермиона. Если бы не она, я бы, возможно, не беседовал с вами так мирно и уж тем более не подписывал документы об отцовстве.
Том Старший скривился:
– Документы? Ах да, документы…
– Как хорошо, что мы заговорили об этом, – широко улыбнулся парень и взглянул на часы. – Сейчас должен появиться нотариус… А вот и он.
Все семейство вздрогнуло от стука в дверь. И когда в гостиную вошел прилично одетый пожилой, усатый маггл, каждый прочувствовал, как изменилось что-то в ткани реальности, и ожидания будущего показались совсем непривычными, словно переворачивался мир. Для кого-то из участников драмы эти изменения были к лучшему, кто-то пока не знал, что они были к лучшему, а кто-то позволил себе расслабиться и открыто посмотреть в глаза грядущему.
Пока нотариус обсуждал с Риддлами бумаги, Том Риддл Младший осторожно вытащил из-под рубашки висящий на шее тяжелый золотой медальон. Его украшала змейка в виде буквы «S» – символ Салазара Слизерина. Это был подарок Гермионы на его шестнадцатилетие. Она сказала лишь только, что выменяла бесценную реликвию на два предмета Ровены Равенкло у одной пожилой коллекционерки. И то, что по описаниям бывшей хозяйки, раньше он принадлежал матери Тома, Меропе Гонт.
Крепко сжав золотой артефакт в ладони, Том незаметно улыбнулся собственным мыслям. Чем он заслужил то, что ему в жизни так повезло? Может быть, он расплатился предыдущими страданиями за настоящее счастье? Но что-то внутри Тома подсказывало ему, что милость мира была беспричинна, а потому всегда находилась рядом с каждым человеком. Ее только нужно было принять.

Гермиона стояла перед банком Гринготтс и рассеянно смотрела на улочку волшебников. Ближе к вечеру на ней вновь появились прохожие, весь день спасавшиеся от летней жары кто в кафе-мороженом, кто у себя по квартирам или офисам. Скоро банк должен был закрыться, но девушка все медлила, уже полчаса находясь перед входом.
Ее выбор был сделан давно, еще там, в безжалостной ловушке Фламеля. Но войти в банк означало поставить окончательный крест на прошлом. А она еще укоряла Тома, что над ним, дескать, вьются призраки прошлого. Посмотрел бы он сейчас на нее. Эх, Мерлин, не попала она опять в Гриффиндор, а как бы сейчас пригодилась пресловутая храбрость!
Девушка вздохнула и вытащила из кармана бархатную коробочку, в которой хранила роковой артефакт Ровены, в корне изменивший ее судьбу. В последний раз, поддавшись на уговоры Тома, она надевала его как украшение на Рождественский бал. Тогда ничего не произошло, хроноворот успешно притворился дорогой безделушкой и никак не отреагировал даже на завистливые взгляды. И на том спасибо. Конечно, путешественница во времени могла и дальше держать его при себе. Но зачем человеку был дан разум, если не для того, чтобы хотя бы в чем-то договориться с фатумом? Гермиона не желала больше никаких инцидентов, которые могли разлучить ее с Томом Риддлом, даже ценой возвращения в свое время. Вселенная уже распорядилась судьбой гриффиндорки, а может быть, просто реализовала ее потаенные мечты. На этом стоило поставить точку. И верить, что наследник Слизерина с успехом мог удовлетворить все ее тайные желания.
Гермиона улыбнулась своим мыслям, убрала медальон в футляр и решительно вошла в банк. Пусть хранится там до лучших времен. Вернее, до худших, которые, да поможет Мерлин, никогда не наступят.
Авантюрная миссия завершилась успехом. Хитрая вселенная весьма удачно выбрала подругу Гарри Поттера в качестве инструмента для изменения картины мира юного темного волшебника. И кто говорил, что за каждым великим мужчиной стоит великая женщина? В ее случае куда правильнее было сказать, что на каждого великого мужчину найдется великая женщина. Вот и на Лорда Волдеморта нашлась управа. Положение девушки по отношению к Риддлу подтверждали еще и их числа жизненного пути, семь и девять. В алхимическом процессе числа нечетные, мужские, переходили в женские, четные, и далее вновь становились мужскими, перескакивая на орбиту выше. Она стала для него средством и символом такого перехода.
Причем не только Том достиг той «самости», про которую неоднократно говорилось во многих книгах по психотерапии. Теперь Гермиона на собственном опыте понимала, что это такое. Ее саму перестал мучить конфликт между сознательным, ее миссией, и бессознательным, чувствами к слизеринцу. Противоположности соединились в одно – то был признак целостности и гармоничности человека.
Не менее радостным оказалось то, что девушка больше не применяла ни микстур в шоколадных лягушках – хотя они так и остались для пары особым, юмористичным символом, – ни иных добровольно-принудительных методов психотерапии. А то, что некоторые приемы уже стали для нее второй натурой, кому от этого было плохо? Даже Мерлин не говорил, что хитрость портит репутацию волшебника.
Выполнив задуманное и покинув Гринготтс, Гермиона почувствовала, будто последний камень исчез из сердца, освобождая от тяжести и боли. Легкий ветерок тронул волосы девушки. Вечернее солнце словно улыбалось в летнем небе. Этот мир был реальностью, потому что она сама выбрала его.
С широкой улыбкой Гермиона направилась в кафе-мороженое, которое находилось на привычном месте, как и пятьдесят лет спустя. Интересно, сколько сотен лет их с Томом будет тянуть на лакомства?
Но стоило ей положить в рот первый вкуснейший кусочек, зажмуриться от удовольствия и предаться не менее блаженным мыслям, как ее возвратил на землю знакомый голос.
– Гермиона?
Девушка открыла глаза. Перед ней стоял мастер появляться в самые неожиданные моменты, не кто иной, как Альфард Блэк.
– Рада тебя видеть, – дружелюбно кивнула она.– Присаживайся.
Представитель древнейшего семейства сразу же воспользовался предложением, видимо, боясь, что однокурсница может передумать.
– Какими судьбами? – полюбопытствовал он, с интересом разглядывая девушку.
Парень выглядел, как всегда, элегантно, но слегка небрежно, и как всегда, его серые глаза смотрели проницательно и умно.
– У меня тут встреча с Томом, – сообщила она, привычно подстраиваясь к его позе и жестам и внимательно наблюдая за реакцией.
От Блэка можно было ожидать всего, чего угодно! И даже Эйвери не мог с ним потягаться в шутовстве.
Альфард вскинул брови.
– А я слышал, вы купили какой-то замок и живете там вдвоем, – невинно сообщил он.
Гермиона фыркнула. Как же быстро распространялись слухи! Прямо-таки со скоростью аппарации. Особенно, такие слухи…
– Это так. Но сегодня у нас особый случай, мы празднуем.
Глаза парня засверкали любопытством:
– И что же это, если не секрет? Надеюсь, не крестины? Да, понимаю, рановато… Помолвка… э-э-э… утверждение военного плана на будущий год? – он не мог упустить случая подшутить.
Хогвартский юморист всегда оставался в своем репертуаре. Но было просто невозможно обижаться на него. Как ему удавалось сочетать в себе столько веселья и серьезности?
– Нет, все проще, – засмеялась она. – Том нашел, наконец, своих родственников.
Поймав изумленный взгляд Блэка, она пожала плечами:
– А что ты удивляешься, у него предки не только Слизерин, Гонты и Плантагенеты.
– Но… – парень вновь стал серьезным.
– Что?
Альфард покачал головой и, слегка нахмурившись, спросил:
– Что случилось, Гермиона? Что ты сделала с Риддлом?
– Ну, как бы это тебе объяснить… – иронично начала девушка.
– Что он влюблен, можешь не говорить, это и гиппогрифу ясно, – нетерпеливо прервал ее Блэк. – Но он изменился сам по себе. Почти незаметно, но…
– Но не для его давнего врага, ты это хотел сказать? – завершила за него фразу экс-гриффиндорка.
Неужели у Альфарда закончились шутки? Чем же опять ему не угодил Том? Парень дотронулся до ее ладони, крепко сжал девичьи пальцы и настойчиво поймал ее взгляд.
– Я просто хочу понять, что происходит, Гермиона, – проникновенно ответил слизеринец. – Чтобы не оказаться в результате не на той стороне. Ты знаешь, что Слагхорн лет через пятнадцать прочит Риддла в Министры Магии?
Великий Мерлин, шутки и вправду кончились. Девушка долго смотрела в глаза Блэка, потом едва заметно улыбнулась:
– Ты просто слушай свое сердце, оставайся собой, Альфард Блэк. И тогда тебе не понадобятся мои слова. Человека определяет не его прошлое, а его выбор.
– Но, послушай…
– Я скажу тебе, – вдруг пообещала она, поддавшись искреннему отчаянью, мелькнувшему в красивых глазах. – Но не сейчас.
– А когда?
– Когда придет время. Обещаю.
Он смотрел на нее молча, слегка кивнув и вымучив улыбку. Лишь когда она доела мороженое и встала из-за стола, тихо сказал:
– Спасибо. И удачи.
У него все будет хорошо. Несправедливости не повторятся, трагедии останутся в несуществующей реальности. Она обещала не только ему, но, прежде всего, самой себе.
Гермиона легким шагом направилась к месту встречи. На миг остановилась у витрины, мельком взглянув на собственное отражение. Впервые она была вполне довольна собой. Возможно, так позитивно действовала порция Эликсира, который они с Томом традиционно испробовали на День весеннего равноденствия. А может быть, оказались правы те, кто утверждал, что женщину красивой делает любовь. И зачем только маги не одобряли амортенцию? Еще лучше было бы изобрести необратимое зелье всеобщей любви. Глядишь, волшебный мир тогда бы изменился естественным путем. Гринделвальд бы публично раскаялся в содеянном. И Дамблдору как стражу света можно было бы с почетом идти на пенсию.
Шутки шутками, но девушка знала, что Том не оставил планы изменить магическое общество. И более того, она сама была согласна с необходимостью перемен. Да, он должен был добиться власти, Министром или нет – перед лицом вечности это казалось совсем не важным. Власть перестала быть для Риддла самоцелью, оставаясь только средством, тем преимуществом, что давало фору на площадке социума.
Наследник Слизерина мог сделать для магического мира невероятно много. Гермиона это прекрасно понимала, хотя до сих пор мысли о том, что волшебники – разумеется, не все – будут прославлять Волдеморта настолько же, насколько приходили в ужас, заставляли ее смеяться. Даже одно то, что парень категорически отверг идею разделения души, сначала казалось ей невероятным. Лорд Волдеморт без хоркруксов представлялся примерно так же, как Гарри Поттер без шрама на лбу. Но постепенно Гермиона привыкла видеть Тома в другом ключе. Его энтузиазм, научные изыскания, социологические исследования на фоне создания Философского камня не могли не заразить и ее, заставить поверить в возлюбленного полностью, до конца. Хотела она того или нет, но им предстояло прожить, возможно, не одну сотню лет. Памятный ритуал обеспечил регенерацию клеток организма, что вместе с Эликсиром жизни, полученным из Философского камня, должно было сохранять их физические оболочки не только здоровыми, но и молодыми. Их путь не мог быть легким, но он являлся путем развития, а не деградации.
Со своей стороны, Гермиона больше не боялась ни смерти, ни бессмертия. Ибо везде можно было оставаться самой собой, в режущей остроте присутствия в моменте здесь и сейчас – и в вечности, и в безвременье.
Гриффиндорка и слизеринец повлияли друг на друга, тотально и неизбежно. Слились в одно. Стали эликсиром друг для друга, излечив страхи и застарелые раны.
Могла ли путешественница во времени желать от жизни что-то еще?
Пройдут года, и она увидит родителей, Гарри, Рона. Что может помешать ей построить с ними новые отношения? Пусть не такие, как были раньше. Но ведь и каждый из них будет другим, потому что иной окажется реальность. Мир был, есть и будет открыт для множества возможностей.
– Гермиона! – поток мыслей был нарушен знакомым голосом.
Том махал ей рукой, и девушка ускорила шаг.
Его объятия вновь поразили страстностью. Глубокие, ясные глаза отразили ее мгновенную улыбку.
И Гермиона знала, что все только начинается.

Конец.

Проснулся не в себе…Главы 31-40


Джеймс: Ночная прогулка

Гермиона уже битый час распылялась перед нами о важности экзаменов, переплюнув даже Лунатика. Тот начинал упоминать нам об этих пытках всего за месяц до них: Гермиона же начала еще до пасхальных каникул.
— Гермиона, остынь, — оторвался Рон от шахматной доски. Он уверенно вел свои фигурки в бой и, соответственно, нес разрушения среди моих. – До экзаменов еще целых два месяца!
— Но, Рон, это очень важные экзамены! – возразила девушка. — По результатам П.А.У.К.А мы определяемся с дальнейшей профессией. – Что тут непонятного? И Трелони не надо быть, чтобы предсказать…
Ну вот, сейчас опять заведут волынку о пользе занятий. Помни, Сохатый: сделай умное лицо и молчи в тряпочку, а то их еще больше распалишь, тогда и тебе попадет. Улыбаемся и киваем, улыбаемся и киваем.
Гарри, — решила вплести меня в спор Гермиона, — хоть ты меня поддержи.
Девушка, а у меня тактика не вмешиваться в ваши споры: себе же дороже выйдет если вмешаться.
— Знаете, ребята, я лучше прогуляюсь, — смывайся отсюда, Сохатый, и как можно быстрее. – Знаете, как меня найти.
Это я про карту… надеюсь, поняли.
И, оставив партию неоконченной, – все равно через ход–другой проиграл бы – я со скоростью «Молнии» вылетел из общей гостиной Гриффиндора. Как же мне надоело! Лунатик, друг мой, прости меня, что я называл тебя неисправимым ботаником! Я тогда не знал Гермиону Грейнджер!
Поздновато… Через четверть часа вообще из гостиных выползать нельзя. А ты, Сохатый, опять забыл и карту, и мантию… Мародер со стажем называется… куда бы пойти? Размять, что ли, копыта и побегать вокруг школы? Хорошая идея, рогатик, давно ты не бывал в местах, где уже целую вечность назад шалили господа Мародеры.
Жалко, не могу сходить в тот очаровательный чуланчик, где труп змейки, маленькой и совсем не опасной, всего-то метров десять… в ширину, валяется. Ну ничего… Зато теперь знаю, что Тайная комната совсем не легенда, как утверждает профессор Бинс.
(далее…)

Проснулся не в себе…Главы 21-30


Джеймс: Карта Мародёров или Мародёры со стороны.

Вот уж никогда бы не подумал, что Бродяга когда-то здесь жил. Мне он что-то о другом рассказывал… По крайней мере, про темно-красные гардины в спальне точно не упоминал. Про орущий портрет его мамочки тоже…
Гарри, мальчик мой, ты приехал? – стоило только мне бросить чемодан на кровать, как в комнате появилась приятного вида пухленькая женщина с ярко-рыжими волосами. Миссис Уизли… наверное…
— Как ты похудел! Ты же совсем себя заморишь! – женщина хлопотала вокруг меня, словно я был цыпленком, а она наседкой. – Давай, раскладывай вещи и спускайся на обед.
Ладно, ладно, я спущусь на обед, мне это ничего не стоит, только отпустите меня, а то я сейчас задохнусь!
Миссис Уизли еще раз заключила меня в сердечных объятиях. Наконец я остался один в комнате… вот и начинаешь ценить одиночество…
Ну вот, Джеймс, пригладим волосы и пойдем обедать… Постарайся не обращать внимания на миссис Блэк. Она ж еще, когда тебе четырнадцать было, дала ясно понять, что лично меня она ненавидит. Видите ли, я её сына лишил. Бродяга сам отсюда смотался… я тут не при чем.
А ничего домик, просторный, хорошо замаскированный…
— Гарри, как дела?
Слева и справа на меня налетели двое рыжих парней. Рыжие одинаковые парни, странным образом наводящие мысли на фамилию Уизли.
(далее…)

Проснулся не в себе… Главы 11-20.


Джеймс: Привет, Нюниус

— Мистер Поттер, заходите. Надеюсь, вы старательно тренировались, — голос Нюниуса можно было использовать вместо охладителя: эффект тот же. – Садитесь, мистер Поттер.
Я сел, стараясь не смотреть на Нюниуса. Конечно, я не тренировался: как можно тренироваться, если ты не имеешь понятия в чем и как нужно тренироваться?! Рон и Гермиона говорили что-то про освобождение разума от мыслей… Хм, очищение мозгов более точное определение.
— Я совершенно не в восторге от заявления Дамблдора, да еще странный случай с мистером Малфоем, к которому вы, смею предполагать, имеете непосредственное отношение, поэтому предупреждаю сразу: если вы еще раз залезете в мои… мысли, то в лучшем случае вам грозит отчисление, в худшем я забуду, что обязан вашему отцу жизнью!
Вот это новость! Когда я ему жизнь спасал? Разве что в жесточайшем бреду…
— Посмотрим, мистер Поттер, не забыли ли вы тех скудных навыков, что все-таки мне удалось в вас вбить. Прошу.
Он указал на середину комнаты, но едва я дошел до указанной точки, как Нюниус произнес некое заклинание. Ноги подкосились, воспоминания полетели вокруг меня, словно мячи на квиддичном поле. Мама, целующая меня на ночь, отец, объявляющий, что купит мне новую метлу, Лили, вздорно поджимающая губы и ударяющая меня по щеке…
Внезапно все прекратилось… так же внезапно, как и началось… Оказалось, что я картинно развалился на полу снейповского кабинета, и надо мной склоняется этот самый Снейп. Глаза его ничего не выражали: ни удивления, ни страха, — вообще никаких эмоций.
— Потрудитесь мне все объяснить… мистер Поттер, — сказал он почти замогильным голосом. – Либо вы научились подменять свои воспоминания на чужие, что кажется сомнительным при вашем интеллекте, либо вы залезли в чьи-то мысли и нагло их используете, что более вероятно, либо…
Я понял, какое должно было его последнее «либо»…
— Привет, Нюниус,- как можно спокойней произнес я. – Давно не виделись…
Снейп побелел и стал похож на смерть: только косы не хватает… Пришлось додумать: получилось весьма живописно.
— Если это шутка, Поттер, то весьма неудачная.
— Если б это шуткой было, господин Нюниус!
— Вы сошли с ума, Поттер, — злобно прошипел он.
— Если кто тут и сошел с ума, то это явно не я, — спор с Нюниусом начинал меня бесить. – Можешь поинтересоваться у директора или у Люпина.
Я уже поднялся на ноги и уверенно направился на выход: оставаться в одной комнате с Нюниусом становилось выше моих сил. Проскользнула шальная мысль, что теперь меня прибьют и Дамблдор и Люпин…
— Стоять, Поттер! Здесь я ваш учитель, и вы обязаны ответить на мои вопросы.
Никому ничего не должен! Разве только Бродяге пару галлеонов за проигранный спор…
— Мы уже достаточно поговорили!
— Поттер, стоять, если не хотите быть отчисленным!
Вот за это меня убьет весь Хогвартс, а слизеринцы еще и песенку споют и цветочки возложат. На поминки завалится Сам-Знаешь-Какой-Придурок и произнесет прощальную речь. А потом еще и сынок не поленится – из могилки выкопает и убьет заново…
— Что тебе, Нюниус?
Снейп саркастически ухмыльнулся и подошел к камину.
Люпин, надо поговорить, — и бросил в камин летучий порох.
В пламени возникла голова Лунатика, все еще отходившего после полнолуния.
— Северус? Я сейчас спущусь…
— Садитесь, Поттер, — зло произнес Снейп после минутного молчания. – Вам предстоит долгий рассказ на тему, какого… — Снейп промолчал, — почему вы так странно себя ведете… возомнили себя невесть кем…
Он все еще не верит! Вот это выдержка! Я готов сейчас же поцеловать дементора, если это Снейп! Это не может быть Нюниусом!
Тем временем Нюниус вещал в пустоту, тем не менее обращаясь ко мне.
— Поттер, в попытке, очередной, смею заметить, достичь славы вы оскорбляете учителя, что тоже уже не впервые. Вы знаете, что это грозит…
Знаю, знаю, сколько раз нужно повторять?
— Отчислением, — закончил я за него фразу.
Похоже, ни Люпин, ни Дамблдор меня не убьют, их с удовольствием заменит Нюниус…
От несправедливо заслуженной вендетты меня спас Лунатик: он появился в кабинете неожиданно, но как раз вовремя.
— Северус, что-нибудь произошло?
— Поттер сошел с ума, Люпин. Он считает себя своим отцом.
Люпин укоризненно посмотрел на меня: я пожал плечами, мол «извиняйте, случайно получилось».
— Видишь ли, Северус… это правда… — Ремус виновато развел руками и поморщился. – Это и есть Джеймс.
Нюниус заморгал: я бы дорого за это отдал, будь я действительно Гарри. Он что-то пробормотал себе под ужасный нос. Люпин подошел ко мне.
— Сохатый, что произошло?
— Меня никто не предупреждал, что он, — я указал на Снейпа, похоже, окончательно спятившего, — будет лазить по моим мозгам.
Люпин слабо улыбнулся, видимо, представляя наш со Нюниусом диалог, потом предложил Снейпу воду.
— Северус, Дамблдор предполагал такое. Но нам нужна вся помощь…
И как по заказу в кабинет вошел директор.
— Северус, успокойся, — казалось, что они всем скопом забыли про меня. – Мы должны оберегать Джеймса, ведь если Волдеморт его убьет… — директор на недолго замолчал, — снова… то волшебному миру грозит гибель… Изменится все на корню…
Да уж, размышления о моей же повторной – заметь, Сохатый, — смерти вгонят кого угодно в моральный нокаут. Что же этому придурку, решившему захватить весь мир, понадобится от нас, Поттеров?

Гарри: Мама! Пойми…

«Хогвартс-экспресс» мерно гудел, унося нас в школу. Сколько раз я уже сидел в этом поезде, но еще ни разу меня не провожали, так не провожали, мои родственники. Дурсли, конечно, отвозили меня на вокзал, но до поезда я добирался самостоятельно. А семья Уизли не была моими родственниками, хотя, конечно, миссис Уизли бы только радовалась, удалось бы ей стать моей опекуншей.
Справа от меня Сириус что-то рассказывал Лунатику, оживленно размахивая руками. Питера, к мой радости, в купе не наблюдалось, он вроде бы что-то потерял у слизеринцев. Знаю, что он там потерял… совесть…
— Сохатый, о чем думаешь?
Сириус и Ремус договорились называть меня, как отца… они и видели во мне Джеймса.
— О школе. И том, что вам придется гулять без меня… Я же не анимаг.
Лунатик покраснел.
— Извини, — поспешил я извиниться, — я не хотел тебя обидеть. Просто мне кажется, что Джеймс не будет в восторге, что я подвергаю себя, а главное, тебя, такому риску.
Гарри, если ты и станешь аврором, то будешь просто пушечным мясом! Ты же с людьми разговаривать не умеешь…
— Прекрасно! Будешь делать за нас домашнее, — разрядил обстановку Сириус. – Ладно, Сохатый, тебя никто не винит.
— Ребят, у меня огромная просьба, — я решил перед ними высказаться, пока не пришел Хвост. – Не могли бы вы не говорить Питеру, что я не Джеймс?
— В чем-то проблема? – Ремус, недавно переживший полнолуние, устало потянулся. Но, поймав мой весьма выразительный взгляд, добавил. – Хорошо, Питер ничего знать не будет.
Сириус задумчиво повертел шоколадную лягушку и с явно выраженным удовлетворением отправил её в свой желудок.
— Рем, ты не помнишь, куда мы задевали карту? А то вдруг Сохатый подзабыл кое-что…
— Ничего я не забыл! Конечно, досконально не знаю, но кое-какие переходы все-таки помню.
— Ребята, шухер, — отвлек от нас Лунатик, выглянувший в коридор, — сюда Снейп идет. Если уж он пронюхает…
То мне не жить… Мне что, его Нюниусом звать? А если он узнает? Мне и так на зельеварении достается…
— Сохатый, будет лучше, если ты спящим притворишься, — прошептал мне Сириус. – Нюниус весьма проницателен. Все ходит за нами и вынюхивает, мечтает, чтобы нас из школы исключили.
— О да, этим профессор страдает вполне!
Упс, Поттер, ты идиот…
— Прости, я не понял… этот урод станет профессором? Если это так, то я Пожиратель Смерти!
А вот этого не надо… не хватало мне еще крестного Пожирателя… Уж лучше ты в Азкабане ни за что просидишь, чем за дело. Хотя лучше б, чтобы ты вообще туда не попадал.
— Заткнитесь, а? – Люпин картинно вздохнул. – Еще в школу не приехали, а вы уже цапаетесь!
— Мы не цапаемся! – одновременно воскликнули мы.
В это время в купе заглянула девушка с темно-рыжими локонами, перевязанными алой лентой. Зеленые глаза с неодобрением взглянули на меня. Мои глаза! Мама… Лили… Ударьте меня по лицу, чтобы я проснулся!
— Привет, Лили, — спокойно поприветствовал её Сириус.
И тут же получил свою порцию неодобрения. Когда Лили взглянула на Рема, глаза её слегка потеплели.
— Рем, — её голос был для меня музыкой. Впервые я слышал его спокойным, пусть и немного раздраженным, но не испуганным. – Поболтаешь с этими оболтусами позже! Ты же должен исполнять обязанности старосты!
Сириус незаметно толкнул меня под бок. Понял, намек ясен: закрой рот, Поттер, лучше скажи что-нибудь.
— Привет, Лили, — наконец-то я смог выдавить из себя хоть что-нибудь. – Прекрасно выглядишь…
Меня одарили еще одним презрительным взглядом.
— Джеймс, только не говори, что ты решил исправиться! Я в это все равно не поверю.
Он исправился! Поверь ему, мама, пожалуйста, поверь!
Но Лили не вняла моим внутренним мольбам и вышла из купе, Ремус пожал плечами и скрылся вслед за ней.
— Вот ты мне скажи, как он на ней женится? – философски спросил Бродяга, открывая очередную упаковку с шоколадом.
— Сам не знаю…
Но сделаю все возможное, чтобы она за него вышла.
— Так что ты насчет Нюниуса говорил? – поспешил перейти на другую тему Сириус, поняв, что сейчас я не способен что-либо говорить адекватное по этому поводу.
Нюниус… да просто он профессором станет… зельеварения… ах да, еще шпионом Ордена и бывшим Пожирателем Смерти, а так ничего.
— Он мой профессор Зельеварения, — неохотно сказал я. – Постоянно придирается ко мне и сравнивает с отцом. Считает, что я такой же нарушитель правил и задавака.
Сириус недоуменно посмотрел на меня.
— Он стал учителем? Дамблдор, наверно, сошел с ума, раз дал ему работу.
Сошел, не сошел, но я все-таки признаю, что Снейп свое дело знает.
— Сохатый, да не парься ты так! Лили же не со зла.
Знаю, только обидно… она же моя мать, в конце-то концов!
— Не обращай внимания, Бродяга. Просто, просто… я ожидал несколько другой реакции с её стороны.
— О да, это она еще в очень хорошем расположении, — засмеялся Сириус, — иначе бы ты бы получил очередную пощечину.
Дело более пропащее, чем я думал… Мужайся, Гарри, и ,быть может, тебе, удастся помирить родителей…

Джеймс: Крыса…

— Гарри! Перестань, пожалуйста, — Гермиона уже битый час пыталась втолковать мне какое-то заклинание. – Если ты не перестанешь мечтать, то в лучшем случае просто завалишь контрольную!
Попробуй не помечтать, если перед глазами стоит фотография твоей же свадьбы! Твоей свадьбы с девушкой, которая каждый раз при твоем виде делает оскорбленное лицо и которая является твоей мечтой с пятого курса…
— Прости, Гермиона… я просто задумался. Так на чем мы остановились?
Гермиона завелась еще минут на десять, объясняя мне, что учеба очень важна. И если я хочу стать аврором, то мне стоит более внимательно готовиться к урокам.
Внезапно в библиотеке стало тихо, тишину можно было рубить топором.
— Поттер, ты настолько туп, что просишь помощи у грязнокровки?
Малфой… урока на квиддичном поле ему мало оказалось…
Медленно развернувшись лицом к слизеринцу, я внимательно рассмотрел его зализанную башку и хмыкнул. Дурак этот Малфой, думал, вылил полтонны геля себе на голову и стал настолько же умнее.
Слизеринец растолковал это по-своему.
— Что, Поттер, до сих пор плачешь по своей грязнокровной дуре мамочке? Или по дураку отцу?
Малфой, если не знаешь, моя мать во всех отношениях чистокровная. А мой отец был лучший в своем курсе.
— Гарри, — испуганно прошептала Гермиона.
В воздухе зрел конфликт, грозящий перетечь в драку.
Успокойся, Сохатый, ничего страшного не происходит. Смотри спокойно на этого хорька, жди продолжения шоу. Продолжение не замедлило себя ждать…
— Не знаешь что сказать, Поттер? – Малфой осмелел. – Ах, да, после того, как твой верный песик отбросил копыта, ты же отойти не можешь, боишься, что дементоры тебя сожрут.
Он попытался изобразить стражника Азкабана, но ему это, мягко говоря, не удалось. Гермиона попыталась меня увести, но я не шелохнулся. В сознание мелькнул вопрос, Бродяга – это МОЙ верный песик? Но желание набить наглому слизеринцу морду вытеснило желание узнать о судьбе Сириуса побольше.
— Тебе не надоело, Малфой? – мой голос на удивление все еще был спокойный. Меня назвали дураком, мою девушку, пусть она еще не дала свое согласие, но ведь даст, тупой грязнокровкой, лучшего друга уличили в подхалимстве, а сына принизили до труса?! Малфой, за это уже не морду бьют…
Казалось, что хорек прямых намеков не понимает. Зато поняли его спутники, девушка с милым лицом, но похожая на мопса, и высокий парень. Паркинсон и Забини, вспомнил я. Они осторожно встали позади своего однокурсника. Да не бойтесь вы, я драться лично не собираюсь. Дрался я уже в библиотеке, ничего хорошего из этого не вышло. Повторять опыт что-то не охота…
— Что, Поттер?
— На всех углах распевать о том, что ты ненавидишь маглорожденных? Гордишься, что твоя семья по горло в неприятностях из-за своей чистокровности? – я начал входить во вкус. – Гордишься, что твой отец – сторонник Волдеморта? Что он сидит в Азкабане?
— Не смей трогать мою семью! – чуть не завизжал хорек.
— А чем ты лучше, чтобы унижать чужие семьи, Малфой? – я не повысил голос даже на полтона.
Будь я на месте Малфоя, я бы, в крайнем случае, рассмеялся обидчику в лицо и перешел бы на нейтральную тему, погоду например. Но этот слизеринец, к сожалению, не я.
Гермиона начала внутренне паниковать: её глаза явно искали путь для возможного отступления. Я мысленно поблагодарил Мерлина за лень Рона идти в библиотеку, иначе бы пришлось сдерживать не в меру горячего и скорого на разборку Уизли.
Бесцветные глаза слизеринца злобно сверкнули.
— Я ненавижу тебя, Поттер! Министерство совершило ошибку, оправдав твоего ненаглядного Блэка! Вы бы прекрасно смотрелись в камере!
Он буквально выбежал из библиотеки, заслужив тем самым неодобрительный взгляд Мадам Щипс. Да уж, у парня истерика…
— Гарри, пойдем, — Гермиона снова потянула меня за плечо.
Что значит «оправдали… Блэка»?
— Гермиона, расскажи мне, что случилось с Бродягой?
Вместо ответа девушка затащила меня в какой-то отдаленный уголок библиотеки и сунула пачку пыльных подшивок «Ежедневного Пророка».
— Сохатый, — прошептала она совсем тихо. — Ты ведь не принял его слова близко к сердцу? Скажи, ведь не принял?
Волнуется, что я придушу этого хорька?
— Немного обидно за родителей… Но в одном он все-таки прав. Я дурак, потому что не могу помириться с Лили уже который год…
— Хорошо, а то мне показалось, что ты сейчас его удушишь на месте, — она рассмеялась, тихонько, но мелодично.
— Возникала такая мысль… Гермиона, ты не ответила, что с Бродягой случилось… Он сидел в Азкабане? За что?
Плечи девушки поникли.
— Да… Его приговорили к пожизненному заключению за убийство родителей Гарри… за убийство тебя и Лили.
ЧТО?! Сириус – убийца? Стоп, а как он тогда Гарри метлу подарил? Из добрых искренних чувств?
— Он сбежал, — продолжила Гермиона, – когда Гарри исполнилось тринадцать. Скрывался два года… но потом было нападение на Министерство, и… Сириуса убила Беллатриса Лейстрандж… Мне жаль, Джеймс, но твой друг погиб.
— Он был виновен? – я попытался скрыть волнение и дрожь в голосе.
— Нет… Министерство оправдало его год назад, когда нашли настоящего предателя.
И кто он? Кто предатель…
Комок горечи застрял в горле. И я смел сомневаться минуту назад в Бродяге. И какой я после этого друг?
— Кто он? Кто этот предатель…
— Вот, — девушка ткнула рукой в одну заметку.
«Министерство объявляет Сириуса Блэка невиновным.
Напоминаем, что пятнадцать лет назад Сириус Блэк был отправлен в Азкабан за пособничество Сами-Знаете-Кому. В его обвинение было то, что он, как Хранитель Тайны Поттеров, выдал местонахождение этой семьи Темному Лорду. Его так же обвиняли в убийстве тринадцати маглов и одного волшебника Питера Петтигрю. От последнего на момент следствия остался только мизинец.
Но на прошлой неделе во время нападения Сами-Знаете-Кого в стане Пожирателей Смерти был замечен Питер Петтигрю. Позже было выяснено, что именно Петтигрю был Хранителем Тайны Поттеров, и именно он выдал эту тайну Темному Лорду.
Министерство приносит свои извинения ныне покойному Сириусу Блэку (он погиб во время первого нападения на Министерство) и объявляет все обвинения в его сторону незаконными…»
— Питер! Малыш Питер! – ноги подкосились, пришлось опереться за книжный шкаф.
Гермиона забрала у меня заметку и сквозь зубы произнесла.
— Он был крысой, Джеймс, он ей и остался…
Крыса… Предатель…

Гарри: Билл Уизли

Сириус открыто маялся дурью, забросив даже попытку заняться уроками. Лунатик и не пытался затащить его за книги, просто молча корпел над сочинением по Истории Магии. Мое сочинение уже было написано…
— Сириус, поможешь мне с сам знаешь чем? — Гриффиндорцы бы не поняли юмора, если бы «гений» трансфигурации напрямую попросил бы помощи по этому предмету.
— Жди у моря погоды, — прокомментировал Ремус игнорирование моей просьбы со стороны Бродяги и снова уткнулся в свою работу.
Прошел уже месяц, как я ступил на территорию Хогвартса как Джеймс Поттер, но я все еще не смог свыкнутся с мыслью, что в спальне мальчиков вместо Рона, Дина и Симуса – Лунатик, Бродяга и Хвост…
Питер, на мой взгляд, мерзкий скользкий человек. Слизерин по таким плачет.
От идейных размышлений о предательстве меня отвлек рыжий второкурсник. Он вдохновительно мычал над Ремусом.
— Билл, что тебе? – Люпин в очередной раз оторвался от работы.
— Мисс Эванс сказала, что вы сможете мне помочь с защитой…
Люпин устало улыбнулся.
Билл… рыжий… два плюс два сложились моментально… Уизли!
— Билл. Мне сейчас некогда. Может, Джеймс тебе поможет? Правда, Джеймс?
Я кивнул. Билл без энтузиазма подошел ко мне. Видимо, у отца не очень хорошая репутация среди молодежи…
— С чем тебе надо помочь?
Мальчик замялся. Внешне старший брат Рона напоминал самого Рона: долговязый, с растрепанными рыжими вихрами. Кто мог подумать, что из этого чуда вырастет староста школы, а потом еще и работник Гринготтса рокерской наружности?
Наконец Билл начал рассказывать, в чем, собственно, у него проблемы. Легкая тема… Хотя для такого лба, как семикурсник, все темы легкими должны быть. Тем более что этот отдельно взятый лоб преподавал в пятнадцать лет защиту почти у всего Хогвартса… А боггарт – та тема, о которой я могу распространяться вечно. Из-за ассоциаций: боггарт – дементор – патронус – отец.
Стоило мне начать объяснять первому из семи Уизли, кто такие боггарты и с чем их едят, как на меня налетела моя дорогая мамочка, будущая…
— Джеймс, — она выжидающе смотрела на меня, — если у него будет кол по защите, то отчитываться будешь лично передо мной.
— Отлично, Лили, будет, о чем поговорить, — я старался придерживаться отведенной мне роли, но вместо аплодисментов обычно получал едкие замечания зрителей, точнее зрительницы – Лили.
— Я смотрю за тобой, Поттер, — сказала она вместо напутствия и скрылась в спальне.
Билл, Сириус и Ремус проводили удивленным взглядом, а потом все вместе притворились, что ничего не случилось.
Если бы Рон проявлял такую же упорность, как и его брат, то он бы был отличником, даже бы Гермиону перегнал. Хотя нет, Гермиону трудно перегнать во всем, что касается учебы…
Гарри, о чем ты думаешь? Тебе выход из этой ситуации искать надо, а ты думаешь, как свести отца и маму… Сириус, дементор тебя подери, нет, лучше не дементор, помоги мне с трансфигурацией!
Билл, довольный обширным разъяснением про шкафных тварей, побежал дописывать свое домашнее сочинение, пообещав, что обязательно скажет, какую оценку он получит.
— Отлично, Джеймс, приобретаешь репутации руки помощи? – задорно спросил Сириус, выходя из своего своеобразного транса. – Ты, кстати, думал насчет новых членов команды? У нас двое охотников ушло, забыл?
Не знал.
— Нет, не забыл, Сириус. Я слышал, что Билл Уизли классно играет.
Бродяга сделал умное лицо и поднял палец вверх.
— Третье око подсказало?
Знаем мы, что он под «третьим оком» подразумевает.
— Нет, птичка напела…
Большая такая птичка… Биллом Уизли звать.
Кстати, а кто у нас капитан? Поттер, ты точно отупел! Капитан явно семикурсник, … а кто за факультет играет среди парней седьмого курса? Ты и Сириус. Так что заткнись, Гарри, и наслаждайся капитанским местом.
— Сириус, МакГонагалл не говорила, когда начнутся тренировки?
— Джеймс, с такими проблемами к капитану!
А в нос не хочешь? Ведь не постесняюсь и во внимание не учту, что ты мой будущий крестный отец!
— Ладно, Сохатый, пошутили…
Сириус легонько хлопает меня по плечу.
— Ребят, а вы не хотите грушу пощекотать? Я сейчас найду Питера, и пойдем, поедим пирожных с белковым кремом.
Питера… в библиотеке твой Питер. Как Джеймс я должен доверять Хвосту, как Гарри я содрогаюсь от одной мысли, что уже целый месяц разыгрываю перед Хвостом комедию, что я его друг, а он мой. Через себя переступать противно! А надо… Что изменится, если я нагрублю Хвосту сейчас? Правильно, Поттер, ничего, просто Питер вместо скрытой игры поведет открытую… которая может обернуться куда более разрушительными последствиями.
Гарри, ау? Ты медленно сходишь с ума. Твоему отцу угрожает встреча с Волдемортом, а ты тут баланду разводишь… Руки в ноги и пошел учиться!
Сириус уже успел смотаться, а Лунатик с довольной ухмылкой выводил последнее предложение.
— Пошли, Джеймс, надо успеть догнать Бродягу, а то лучшие пирожные достанутся ему и Питеру.

Джеймс: Что разрушает дружбу?

Джеймс, дружище, прекрати истерику! Ведешь себя как ребенок, у которого отняли его любимую игрушку! Даже хуже… Сохатый, перестань ходить по комнате взад вперед! Ну, узнал, что тебя предаст один из твоих друзей, но своей истерикой ты не добьешься ничего. Ведь ты же ничего уже не изменишь, пока…
Так что, Сохатый, перестань психовать, что там дедушка говорит? Нервные клетки не восстанавливаются? Дед явно в такие ситуации не попадал…
— Сохатый? – в двери застыл Лунатик. Он выглядел озадаченным. – Уже вечер, а ты не в гостиной Гриффиндора. Гермиона сказала, что ты убежал из библиотеки, и она не знает, где ты. Если бы не карта, я бы тебя не нашел. Что-то случилось?
Что-то случилось?! Да ничего не случилось! Только то, что я мертв, моя жена тоже, сына воспитывают какие-то ненормальные придурки, лучший друг гнил в тюрьме…
— Ничего, Лунатик, просто у меня моральный шок… Почему ты не сказал мне о Бродяге?
Люпин поморщился, возможно, отгоняя неприятные воспоминания.
— Джейми, Сириус был бы счастлив увидеть тебя… — он чувствовал себя виноватым.
Интересно, за что он чувствовал себя виноватым, раз он меня не предавал? Рем подошел ко мне и положил руки на мои плечи. Ему тяжело было это говорить.
— Знаешь, Джеймс, сейчас уже поздно…
И?
— Я знаю, Лунатик! Я знаю… Но не пора ли мне, наконец, все рассказать?
Люпин еще не оставил надежды меня уговорить.
— Но завтра у тебя уроки.
Это разве проблема?
— Лунатик, неужели ты не помнишь, как мы не спали ночами? Я спокойно могу обходиться без сна! Но в неведении…
Спокойно, Сохатый! Ты уже на грани срыва. Сенсация – Джеймс Поттер психует! Психует из-за какой-то облезлой крысы! Ну вот, вроде бы есть улучшения… если, конечно, считать улучшением то, что сам психующий признает, что он психует.
— Лунатик, знаешь, как тяжело узнавать все из уст врагов, из газет, тогда как друзья молчат? Я еле сегодня сдержался…
Сдержался… чтобы не нагрубить кому-нибудь. Сдержался, чтобы не высказаться посреди главного зала. Я сдержался, потому что представил лица всех учеников… Малфоя, в частности. Непонимание, удивление, озлобленность.
— Ладно, Джеймс, мы должны… были тебе все рассказать, — Люпин улыбнулся, – но давай приступим к рассказу завтра?
Хм, завтра начнется через полчаса. Может, посидим здесь и подождем?
— Хорошо, только, Рем, не смей отлынивать.
А то знаем мы вас, пообещаете с три короба, а потом благополучно забываете, господин Лунатик!
Мы вышли из Выручай-комнаты. В коридоре было темно, только через высокие стрельчатые окна пробивались бледные лучи идущей на убыль, почти уже не видной луны. Серебряный месяц то скрывался за облаками, то снова появлялся: тени в коридоре колебались, создавая обманчивые контуры неизвестно чего. Тихо… и почему-то страшно. Мне, главному мародёру, страшно! Позор!
— Люмос, — тихо произнес Рем. – Видишь, уже поздно. Чует моя душа, что ни плаща, ни карты по счастливой случайности захвачено не было…
Тут не в душе дело, а в моей обширной тупости! Не поторопись, я, быть может, не попал в такую за… затруднительную ситуацию: прямо на нас шел гроза и ужас Хогвартса Северус Снейп ака Нюниус. Как всегда злой. Как всегда грязный… даже смотреть противно!
— Профессор Люпин, я рад вас видеть, — голос Нюниуса прям сочился сарказмом. – Гуляете вместе с мистером Поттером? Любуетесь луной? Право, я никогда не замечал у вас такой склонности!
Нюниус поморщился. Дело пахло неприятностью…
— Минус десять баллов с Гриффиндора, мистер Поттер, за прогулку по ночам.
Я с надеждой посмотрел на друга, но тот пожал плечами, соглашаясь с Нюниусом: мол, запомни, Сохатый, дружба – дружбой, а служба… Посчитал, зараза, что это справедливо отнятые баллы!
— Знаешь, это было не очень красиво поступить со мной так…
Лунатик посмотрел на удаляющегося Нюниуса.
— Джеймс, это было справедливо. Как учитель, я это сознаю.
А как друг? Неужели то, что мы были друзьями столько лет, не имеет значения? С каких пор Нюниус стоит на первом месте твоих приоритетов, Лунатик?
— Но, Рем, ты мой друг… Ты всегда поддерживал меня, Бродягу, даже Пита… а мы тебя. Мы были мародёрами, мы клялись, что наша дружба будет вечна…
Только не все сдержали клятву.
Ремус вздохнул… похоже я затронул его за живое.
— Сохатый, я помню нашу клятву. И я помню, как мы её давали.
Он улыбнулся, искренне и добродушно.
— Почему бы тебе ни заглянуть ко мне в следующее полнолуние? Я давно не видел оленей…

Гарри: Выиграл или проиграл?

— Смотри, Сохатый, чтобы трансфигурировать предмет в другой, надо иметь точное представление того, что ты хочешь получить, — Люпин, запасшись кофе, старательно объяснял мне основы трансфигурации.
Конечно, их я знаю, но не на уровне отца. Как там выразился Бродяга, «гения трансфигурации». Вот с зельеварением сложнее… еще немного, и моя карьера аврора накроется медным котлом. Хоть со Снейпом не иди мириться!
Мы засели в самом дальнем уголке библиотеки. Сириус вызвался отвлекать Хвоста, чтобы последний не узнал мою тайну.
— Джеймс, ау? Ты еще со мной? Или мечтаешь?
Нет, не мечтаю, думаю… о жизни думаю. Про чертовую мою судьбу… еще немного, и Трелони начну верить.
— Извини, Лунатик, я не могу сконцентрироваться…
— Я вот все хочу тебя спросить, — Рем сел как раз напротив меня, — почему ты избегаешь Пита? Общаешься с ним по минимуму, чтобы только показать, что вы друзья, а секретов не доверяешь? Почему?
Довериться предателю? Нет, спасибо, с меня хватает, что я с ним комнату уже полтора месяца делю!
— Не уверен, что вы хотите это знать, — Люпин пожал плечами. – Скажем так, мои родители слишком зависели от Питера…
— Джеймс, ты бредишь! Чтобы они от кого-нибудь зависели?!
Зависели… и за это поплатились…
— Это правда, Рем, но больше я тебе сказать не смогу, да и не хочу…
Внезапно Люпин дернулся, словно кого-то увидел.
— Сейчас тебя будут бить, похоже, даже по голове… — прокомментировал он свой жест.
— Что так?
Я оглянулся. Тут не по голове бить будут… К нам шла Лили. Мама хмурилась… Что я опять не так сделал?! Младшему поколению помогаю, в драки стараюсь не ввязываться, Снейпа не обижаю – просто его игнорирую, почти, но иногда надо же поддерживать имидж… Правда, дальше обзывательств дело не заходило.
— Джеймс, — девушка остановилась перед нами, — я пришла извиниться…
Что-то новенькое… Люпин ухмыльнулся и отошел к стеллажу с книгами. Я остался наедине с мамой…
— Тебе не за что извинятся, Лили, — я встал.
— Я усомнилась в тебе, угрожала тебе без каких-либо причин, а ты действительно решил исправиться, как и обещал в прошлом году.
Что мой отец обещал в прошлом году? Исправиться? Дело приобретает интересный поворот…
— Извинишь? – Лили говорила искренне, не знаю почему, но именно так.
— Как я могу отказать самой красивой девушке школы?
Краем глазом я заметил, что Рем теперь не один… все оставшиеся мародёры с интересом следили за развитием событий. Они у меня получат! Ведь даже не скрывают свое любопытство.
— Спасибо, Джеймс… — вдруг девушка улыбнулась, — тогда получается, что я проиграла спор…
Какой спор? Отец, ты на что спорил?
И Лили сделала то, от чего у меня перемешались все мысли. Она поцеловала меня в щеку и шепнула:
— Место и время нашего свидания…
— Вечером в субботу около озера, — брякнул я первое, что пришло в голову.
— Я приду…
Лили отстранилась от меня.
— Джеймс, ты разве не рад, что выиграл?
Рад, рад, только что?
— К моему удивлению, ты еще и стал скромнее… Тебе чаще надо спорить… До встречи…
Она еще раз поцеловала меня и, взяв одну из книг, что целыми стопками теснились у нас за столом, скрылась среди стеллажей.
Я бы так и стоял, если б не Бродяга, буквально налетевший на меня.
— Все, Сохатый! С тебя три галлеона! Эванс согласилась стать твоей девушкой! Куда катится мир?!
Отец спорил с мамой на согласие последней встречаться с ним?! Вот это новость… интересно, а что послужило причиной спора?
— Это стоит отпраздновать, не так ли? – Питер попытался встрять в разговор.
Сейчас даже крыса не могла испортить мне настроения.
Сириус когда-то давным-давно говорил, что мой отец изменился на седьмом курсе. Теперь я понял… отец, может быть, и не изменился, просто они запомнили меня…
Хм, теперь есть серьезный повод, чтобы ни тащиться на полуночную прогулку под луной в субботу.
— Ребят, вы меня извините, но постарайтесь в субботу обойти озеро стороной?
Мама не обрадуется одному оборотню, который даже зелье для оборотней не пьет, и двум незарегистрированным анимагам. Кстати, я тоже…

Джеймс: Вот матч по квиддичу…

Я проснулся оттого, что кто-то потряс меня за плечо. Кто посмел? Я спать хочу! Плевать я хотел на уроки! Сохатый, какие уроки? Сегодня ж воскресенье!
— Гарри, вставай, труба зовет!
Рыжик доигрался! Жаль, вчера тебя с нами не было! Мы так хорошо погуляли с Лунатиком… Луна, звезды…
— Гарри, сегодня матч…
О Мерлин, что здесь Гермиона делает? Какой матч…
— Гарри, ты провел ночь неизвестно где, а теперь хочешь, чтобы Гриффиндор из-за тебя проиграл? Мне, как старосте, придется сказать все нашему декану!
Шантаж… действенный способ, милочка, только не со мной. На провокации не поддаюсь… ЧТО? Сегодня матч по квиддичу? Придется не просто встать, а вскочить! Только фиг я им покажу, что поддался на их убеждения…
— Говори, Гермиона… Но ночь я провел с профессором Люпиным, который может это подтвердить.
Дойдет или не дойдет, почему?
Судя по появившейся бледности, намек понят.
— Скоро начало игры? – голос разума пересилил желание придушить лучшего друга сына.
— Через час… но с учетом завтрака и обязательной командной линейки перед матчем, на умывание у тебя всего несколько минут.
Очень добрый паренек…
— Линейка точно обязательна?
Все еще бледная Гермиона оттолкнула Уизли, собирающегося набросится на меня с подушкой. А остальных они разбудить не боятся?
— Понял, мое присутствие там обязательно…. Надо — буду.
До чего же спать охота. Ладно, в качестве компенсации — огромный зевок.
Гермиона убедилась, что больше моей жизни подушка в руках Рона не угрожает, и оставила нас.
— Ты что, действительно всю ночь гулял с профессором Люпиным? – казалось, что этот вопрос его волновал больше всего. – Вчера ж было полнолуние!
Для меня это не проблема… Следующий зевок я постарался подавить…
— А если б он тебя укусил?
Получил бы рогами в брюхо… или по морде копытами. На выбор. Только зачем ему меня кусать?
— Попало бы ему тогда по ушам, а что?
На лице Рона появилась гримаса «я тебе не верю». Я анимаг… когда я олень, укусы оборотня мне не страшны…
— Но… тогда ты стал бы… оборотнем…
Я?!
— Рон, ты дурак. Рем мог закусать меня хоть до того, что на мне бы не осталось живого места, но оборотнем я бы не стал. Оборотизм для животных не страшен. Так что мне ничего не угрожало.
— Так ты действительно олень, как и патронус Гарри?
Отлично… мой сын еще умеет и патронуса вызывать! Который похож на меня… ну-ну…
— Насчет патронуса не знаю, но копыта и рога у меня есть…
Хвост тоже, вроде бы… В целом оленя все-таки напоминаю.
— Покажешь? – Рон аж засветился от предвкушения.
— После матча, — хм, придумал хороший стимул, — если не пропустишь ни одного мяча.
Эффект получился какой должен быть. Теперь Слизерин Гриффиндору гол вряд ли забьет, что и требовалось достичь.
— Шантажист!
На себя посмотри!
Когда мы подошли к стадиону, вся моя команда была уже там. Черт, я что, один так сонно выгляжу? Полцарства за завтрак! Этот садист Уизли даже нормально поесть не дал. Вот умру я, свалившись с метлы от голода, и не надо будет Сам-Знаешь-Какому… тебя выискивать для проделывания весьма сложной процедуры с названием «убей этого чертова Поттера, любого из двух».
— Я не буду трепать всем нервы и поэтому скажу кратко: что такое команда Слизерина? Один гаденыш и шестеро верных припевал. Поэтому нам будет стыдно, если они нас обойдут. Так что я на вас надеюсь.
Самому длинную речь толкать неохота.
— Капитаны, пожмите друг другу руки, — сказала мадам Хуч с явной надеждой, что эти самые капитаны руки друг другу не переломают.
Что, впрочем, и попытался сделать хорек. Его зализанные волосенки блестели, словно кто-то пролил на них полкотла жирного бульона.
— Тебе ничего не светит, Поттер!
— Не упади с метлы, усатый…
Как бы самому не свалиться.
Прозвучал свисток. В небе сверкнул мой заветный мячик и улетел куда-то к кольцам Слизерина. Ну и черт с ним, я все равно пока не в состоянии за ним гнаться.
Какого черта? Это было нарушение! Этот мерзкий слизеринский амбал не имел права пинать нашего охотника! Куда смотрит судья? В твою сторону, Джеймс. Неужели я так ужасно выгляжу, что все боятся, что я возьму и грохнусь?
На другом конце поля Малфой так же решал проблемы глобального масштаба: он искал золотой мячик. Оглянись, прилизанный усатый придурок, он сзади тебя крылышками сверкает! Как бы его отвлечь от мяча? Как там финт кого… Бронского… неа… Вронского! Старательно проявляем интерес к тому маленькому пяточку рыженького песочка…
Белобрысик клюнул, но из пике вышел… честь ему и хвала… Зато снитч он капитально потерял.
Вот это скорость… Бродяга знал, какую метлу подарить.
Серебряный крылышки мелькнули где-то справа, слева пролетел бладжер, чуть начисто не снесший мою сонную голову. Куда загонщики смотрят? Устрою я им разбор полетов! С детальным разъяснением, что голова капитана и ловца дороже славы…
Крылышки затрепыхались над моей головой, рука взметнулась… и мячик оказался в моей ладони…
Малфой в паре метров покраснел и грязно выругался…
Душа мародёра запела от справедливого возмездия.
Гордо подняв руку с метающимся мячиком, я сделал круг почета, исключительно для того, чтоб полюбоваться кислой рожей Нюниуса…

Гарри: Волдеморт – лучший учитель.

Я стоял перед каменной горгульей. Перебрав в уме с полсотни идиотских паролей, я маялся фигней, сравнивая вид из ближайшего окна сейчас и его же, но лет так через двадцать. Аналитический процесс шел плохо и безрезультатно.
Дамблдор, где вы? Действие чар через час кончится… боюсь даже представить переполох в школе… А если слухи, что в Хогвартсе сейчас находится мальчик, который убил, убивает и будет убивать Волдеморта, дойдут до этого самого Волдеморта? Тогда можете попрощаться со своей надеждой на спасение волшебного мира…
Где вы?
Ну все, если через минуту вы не появитесь, я начну на весь Хогвартс распространятся про меня и моего отца… А, может быть, посреди большого зала заявлю, кто в скором будущем будет Пожирателем и начну с Хвоста… закончу, наверное, Малфоем и Снейпом. Вот лица будут у мародёров!
— Джеймс, ты что-то хотел?
Вовремя, профессор!
— Да, вы же знаете, что скоро чары спадут…
Дамблдор жестом пригласил меня в свой кабинет, прошептав пароль.
Воздушная карамель? Директор в своем репертуаре…
Кабинет, скажем так, не очень-то и изменился к моему первому визиту сюда… Портреты разве что не спят… Та же шляпа и Фоукс, мирно пощипывающий свои золотистые перья. Только на столе какие-то странные потрепанные фолианты.
Дамблдор проследил мой взгляд, но от комментариев воздержался…
— Гарри, как первый месяц? Лимонную дольку?
И это осталось неизменным…
— Нет, спасибо. Все нормально, только иногда тяжело общаться с людьми, судьбу которых знаешь… и не можешь ничего поменять.
А еще труднее не дать в морду тому, кто окажется последней сволочью…
— Это тяжелое бремя, Гарри, — сказал Дамблдор мягко. – И лучший способ понять это – пережить и прочувствовать…
Профессор, я сюда, вообще-то, ненадолго: через двадцать минут Защита начнется, а я опаздывать не хочу…
Итак у Джеймса с ней проблемы: зачем создавать ему их еще?
— Перед тем, как навести на тебя чары… можно один вопрос?
— Конечно, – неуверенно произнес я, немного поежившись от подозрительного тона Дамблдора.
— Твой шрам является связующим с Волдемортом?
Хотите поносить? Могу подарить, совершенно бесплатно, то есть даром…
— Да, мне пришлось заниматься окклюменцией для защиты своих мыслей.
Только пришлось это прекратить из-за сволочизма одного преподавателя… и моего отца, в частности…
Дамблдор нахмурился. Опять навел на меня маскирующие чары. Очень нудная процедура… Хоть безболезненная, на том спасибо.
— Увидимся за ужином, Гарри, — напоследок сказал мне Дамблдор.
Что ж, опять на неделю я покидаю этот кабинет.
Хорошо, что кабинет Защиты тут неподалеку. Что там нам задавали? Ну-ну, Гарри, слава не радость, начинаешь уже страдать маразмом… что-то типа проклятий и сглазов… Опять на мне демонстрировать будут, а не надоело? «Джеймс, ты должен это уяснить, … а лучший способ для достижение результата – долгая практика…» Видал я эту практику в белых тапочках в одном гробу с Волдемортом. Несколько уже надоело его ежегодное испытание моих знаний. И почему этот придурок нападает на меня всегда в конце учебного года? Ага, Гарри, он всего лишь проверяет твои возможности! Он не нападает, а лично мне экзамены устраивает…
Может, предложить директору его в качестве учителя по Защите? Ученики вообще прекрасно материал усваивать будут! Испробовано и утверждено мной…
Из-за угла показались мародёры. Сириус довольно громко расхваливал новую метлу «Чистомет»… Рем показательно спокойно слушал его бред, хотя в мыслях был явно далек от идеальности нового дизайна. Петтигрю как всегда поддакивал… Знаю я его, в метлах он точно не разбирается!
— Джеймс, — заорал, едва увидев меня, Сириус, — а ты за какую метлу?
За «Молнию»! Столько лет на ней летаю, и ни разу она меня не подводила!
— Я считаю, что будущее за «Нимбусами»…
Тоже верно… Бедный «2000»…
Сириус скривился: на данный момент компания, производящая «Нимбусы», имела самый низкий рейтинг среди покупателей из-за неудобной ручки. Ну, у них все еще впереди…
— Им только нужно улучшить дизайн древка – и метлы будут загляденья!
Рем ухмыльнулся и решил перевести разговор в другое русло.
— Ребят, кто-нибудь готов к уроку? Профессор предупредила, что урок будет практическим.
Я не готов, но снитч готов съесть, что опять класс выручать буду…
— Я не готовился, — признался Сириус, — зачем? Если опять Сохатого спросят…
А я про что?
Мы зашли в класс… Профессор Эй-как-тебя-там — все, Гарри, это студенческий склероз – гаденько ухмыльнулась, едва увидев меня. Но до милой Амбридж ей еще далеко… И я рад вас видеть, профессор…
Лили еще не пришла, но я нутром чувствовал, что сяду рядом с ней.
— Джеймс, — голос Питера показался мне особенно противным. – Возникли проблемы с картой…
Идиот, нашел место обсуждать! Сириус оскалился и тихонько толкнул Хвоста под бок.
— До вечера подождать не мог? Что там?
— Я… я её потерял…
Приехали! И как Волдеморт терпит такого придурка?
От справедливой кары Хвоста спасла Лили, появившаяся неожиданно за моей спиной. Сегодня она решила распустить волосы, а не стянуть в тугой хвост. Хм, а мне нравится! Мам, а можешь так всегда ходить?
— Ребята, я отвлеку Поттера от вашей очередной шалости, не возражаете?
Возразить никто не посмел… Сириус из соображений сохранить свою жизнь, а Питер из-за страха… Маму он боялся как ту, что может заткнуть его кумира… меня то бишь… Рем претензий не имел.
Ну вот, сейчас опять будут ругать… Да не трогал я никого! Даже Питера не придушил…
— Джеймс… не сядешь со мной?
Трелони, что ты там мне про дар рассказывала?
— Конечно, Лил. Ты же знаешь, что я тебе не смогу отказать…
— Хвастун.
Лили сидела как раз перед профессором. Мам, только из-за тебя на такие жертвы иду! Она же меня ненавидит!
Мародёры расположились сзади и внимательно следили за мной. Чувство такое, что они на меня спорят!
— Мистер Поттер! Переключите свое внимание на лекцию! Заклинание подчинения требует большой концентрации…
Империо, что ли? Только не говорите, что ваш «империо», профессор, сильнее, чем у Волдеморта! Не поверю…
В конце урока лично мне была обещана проверочная… за слишком самоуверенный вид…
И как же все-таки её зовут?

Джеймс: Я и хозяин дома…

Хотя еще был только конец ноября, но зима уже начинала вступать в свои владенья: мокрый снег безостановочно валил уже больше недели. Но одно радовало точно – приближались рождественские каникулы. Первые каникулы, которые я проведу не с родителями и не с мародёрами… С учетом того, что лично я вообще-то на данный момент являюсь ныне покойным мистером Поттером, отцом мальчика-который-выжил, и никого не волнует, что я жив и играю роль этого самого мальчика… Еще немного, и точно буду соответствовать моему статусу трупа: после недавнего матча Малфой старательно искал встречи со мной дабы расквасить нос. Мой, естественно…
— Джеймс, может, хватит?
Что хватит? Мне что, сейчас петь и веселится? Или с головой уйти в учебу? В конце концов, могу я хотя бы просто побыть один? Конечно, нет! Ведь «хвастун Поттер» не может находиться один.
Рядом со мной возник Рем и накинул мне на плечи теплую мантию. Спасибо ему, конечно, только я не мерзну.
— Ты ведешь себя как-то слишком по-детски.
К твоему сведению, я действительно еще ребенок, взрослый ребенок. Может, ты и видел меня взрослым, но мне еще предстоит это пережить.
— И что? Может, это оттого, что я и есть еще только подросток?
— Ага, и в доказательство этого сейчас застудишься. Кто в такую погоду без мантии шастает по площадке астрономической башни?
Ну, я? И что? Вот только не надо меня сейчас нотациями грузить, господин Лунатик! Мне вполне моей мамы хватает, да и Лили.
— И как мне потом объяснять Молли, что её любимый Гарри заболел?
И кто такая Молли? Вопросительно посмотрел на Рема. Но тот сделал вид, что не заметил моих прямых намеков. Опять отмалчивается, зараза.
— Кстати, извини, что на матч не смог прийти…
Я тоже чуть не пришел…
— Знаешь, Рем, я тебя, конечно, понимаю, но поясни мне, что бы было, если б ты завалился на матч волком?
И покусал бы, к примеру, Нюниуса… Полшколы бы тебе спасибо сказало.
— Обычно… Я же милый и пушистый… Но, если честно, я мечтаю снова увидеть, как ты летаешь. Гарри, конечно, играет замечательно, но ваши стили все-таки различаются…
А если это кто-нибудь заметил? Мне и так пришлось команде лапшу на уши вешать, что за каникулы новую тактику разрабатывал…
Люпин хмыкнул и наклонился. Выяснилось, для того, чтобы слепить снежок. Продукт его производства не замедлил полететь в меня.
Вот зараза! А рогами в брюхо хочешь? Но превращение, к твоему счастью, Лунатик, сейчас стало невозможным, пришлось довольствоваться только ответной серией снежков.
— Сохатый, прекрати, — простонал, задыхаясь от смеха, Лунатик, когда он оказался на снегу.
Ну уж нет! Ты первый начал!
Рем понял, что пощады он не получит…
— Джеймс, ты хотел бы побывать в доме Бродяги?
У его чокнутых предков? Что я там потерял? Сестер-слизеринок Блэк? Или аваду с круцио между глаз?
— Рем, что я там потерял?
Точно не люблю, когда он так улыбается…
— Жалко… ну, до каникул у тебя есть время…
Обожаю своего друга! Никто не подскажет, как отблагодарить?
— И что я опять не знаю? – вопрос чисто риторический…
— Многого, Сохатый, — Лунатик, как всегда, сама доброта.
Я кисло улыбнулся ему в ответ. Внезапно мой взгляд скользнул на карту, что я оставил на полу. К нам с рекордной скоростью направлялся Драко Малфой со своими дружками. Его еще здесь не хватает… Задумал поймать меня на месте преступления… Парень, тебе до Филча далеко даже сейчас, но нам-то удавалось его обходить, даже когда он был в самом расцвете сил.
— Малфой? – Рем перехватил мой взгляд. – Джеймс, ты хоть в этот раз мантию взял?
Куда ж я без неё?
Вскоре я под мантией-невидимкой наблюдал спектакль «Мистер Малфой, потрудитесь объяснить, что позволило вам гулять после отбоя вне своей гостиной?» Неудачные ссылки слизеринца на то, что здесь на данный момент должен находится Поттер, не дали Малфою никакого положительного эффекта.
— Минус двадцать баллов Слизерина, мистер Малфой, — вежливо произнес Люпин, но я-то был уверен на все сто процентов, что в глазах его заиграли чертики. Этот от природы тихий ботаник мог заварганить шалость еще похуже, чем я и Бродяга вместе взятые. – И постарайтесь вернуться в свою гостиную, пока мистер Филч не начал свой обход.
Поздняк метаться, миссис Норрис в трех коридорах отсюда… От чувства исполненного долга Рем ухмыльнулся, когда хорек скрылся по направлению к облезлой кошке.
— Браво, Рем! Я уж думал, что ты так кардинально изменился, что и забыл наши мародёрские штучки.
— Это не забывается, господин Сохатый, но господин Лунатик может напомнить, если первый что-то забыл…
Он засмеялся. Я ж говорил, что без Лунатика наша компания не была бы мародёрами, а просто шалунами.
— Ладно, я провожу тебя в гостиную, действительно поздно.
— Господин Лунатик не хочет рассказать господину Сохатому, что он забыл в доме господина Бродяги? Или второму из этих трех лиц это знать не обязательно?
— Каникулы ты там проведешь, господин Сохатый, как хозяин вышеназванного дома.
Я уже упоминал про то, как я обожаю своих друзей?

Гарри: Свидание под полной луной.

Я уже начал боятся, что Лили не придет, и что я как последний идиот стою тут с розой и позволяю чертовски холодному снегу падать мне на лицо. Но вскоре вдалеке замелькали рыжие локоны мамы. Девушка была слишком взволнованна. Что же такого произошло? И почему я всегда чувствую себя виноватым рядом с мамой?
— Джеймс, неужели это для меня?
Нет, Лунатику принес, в качестве моральной поддержки!
Лили осторожно, чтобы не уколоться, взяла розу и в знак благодарности меня обняла.
— Джеймс, ты как деревянный, — потянула она обижено, отпрянув от меня, — тебя словно подменили…
Мама, как раз в точку! Ты даже не представляешь, как близка к истине!
— Просто… просто я задумался, Лил, прости, если что не так…
Гарри, ты идиот! Других слов у тебя не было?
— Да все нормально, просто ты слишком серьезно подошел к нашему спору… Я же согласилась стать твоей девушкой, если ты станешь более лоялен к Снейпу… Но ты воспринял все это слишком серьезно.
Лили покачала головой и слабо улыбнулась.
— Ты пригласил меня здесь просто постоять?
Я понял, что мне сейчас надо выговориться:
— Я не воспринял все это слишком серьезно, думаю как раз так, как надо… И, Лил, почему бы ни пройтись около озера, пока не стемнело окончательно?
Только бы мародёры не решились прогуляться там же!
Она неуверенно кивнула. Мам, ты боишься? А мне еще страшней, я-то знаю, что тут рядом оборотень гуляет…
Лили, прильнув ко мне, кивнула на луну. Гарри, держи себя в руках! Своих, Поттер, а не собственной матери!!! И вообще, что я тут делаю? Нормальные люди спят ночью, а не свидания собственной матери в полнолуние назначают.
— Сегодня прекрасная луна. В прошлое полнолуние её почти не было видно…
Ты это Лунатику скажи! Кстати, где они сейчас? Надеюсь, не тут рядом…
Гарри, а ты не заметил, что стало как-то холодней? Зима… ночь… Поттер, ты гениален! Зимой, по-твоему, тепло, что ли?
— Лил, тебе не холодно? Могу предложить свой плащ…
Мам, не отнекивайся, вижу ведь, что замерзла…
Мы шли вдоль берега озера… От меня много не требовалось: лишь изредка отвечать маме и не выглядеть идиотом. Последнее давалось с трудом… с большим трудом.
Снег идти перестал, но таять даже не думал: легкое белое покрывало умудрилось покрыть даже черную гладь озера, не говоря уж о моей шевелюре.
— Джеймс, — вдруг ни с того ни с чего сказала Лили, — Биллу поставили «Отлично»…
Кто бы сомневался!
— Я знаю… он первым делом побежал ко мне хвастаться.
Лили нахмурилась и остановилась. Снежинки веселыми искорками заблестели, ловя бледный свет луны, в её волосах. Я поневоле залюбовался задорному блеску зеленых глаз, которые на данный момент жаждали узнать правду, а каким способом Джеймс Поттер, ни фига не сведущий в Защите, смог помочь второкурснику, да еще и ничего потребовать взамен… Странная, с её точки зрения, ситуация.
— Ты занимался все лето? И все из-за этого дурацкого спора?
— Ну, он не дурацкий, раз ты согласилась.
Зато я выгляжу дурацки…
Поттер, не смотри так на Лили, словно впервые её увидел! Нет, Гарри, такой ты видишь её впервые… Ореол рыжих волос красиво обрамлял её такое милое лицо на фоне светло-желтого диска, от чего казалось, что над головой Лили появился нимб. Сейчас она напоминала рождественского ангела с открытки, что обычно дарила тетушка Большому Ди…
— Просто я решил, что хочу стать аврором…
Ну, все, отец, теперь ты от моих слов не откажешься!
— Аврором? Всегда думала, что ты станешь Великим Ловцом Всех Времен и Народов.
С моими результатами по зельеварению? Точно…
Лили мелодично засмеялась, закружилась по пушистому снегу.
— Я никогда не гуляла ночью по территории Хогвартса.
Я тоже, и сейчас жажду отсюда смотаться… а то тут оборотни всякие шастают… Вот покусают меня, кто будет Волдеморту отпор давать? Хотя представь, Поттер, нападет Волдеморт в полнолуние, а ты его возьмешь и сожрешь… И останутся от Темного Лорда лишь ножки да красные глазки… Люпин, где ты? Срочно требуется укус!
Я замечтался, глядя на девушку, что вскоре станет моей матерью, и не заметил, что теперь эта самая девушка весьма пристально меня разглядывает.
— А оказывается это так прекрасно, луна, звезды, снег, все так романтично…
Она не закончила предложения, вместо этого, подойдя вплотную к моей скромной персоне, приподнялась на цыпочки. Зачем? Я достаточно низкий, что б меня всего было видно…
То, что произошло дальше, ввергло меня в шок… Она, Лили,… мама… поцеловала меня в губы! Гарри, перестань! Это срочно надо прекращать! Она же твоя мать! Родная мать! Пускай и будущая, но все же… Отец тебе этого не простит! Лили, похоже, не замечала моих моральных переживаний и обняла меня за плечи… Ну, Поттер, решайся, либо ты сейчас её оттолкнешь – и можешь попрощаться с жизнью, либо ты сейчас будешь играть роль отца до последнего…
Сейчас… решение должно быть правильным… Что это там?
В темноте сверкали янтарные глаза, столь хорошо мне знакомые еще с третьего курса… Лунатик был один… Бродягой даже не пахло… Я ведь уже упоминал, что эта прогулка была плохой затеей?
Плевать, выясню отношения с мамой после, а пока мне родственников-оборотней не надо.
— Извини, Лил, — я рывком отпрянул от девушки, — поясню позже…
Из темноты донеслось недовольное урчание и сопение. Где же Бродяга? И Хвост, Волдеморт его подери!
Лили оглянулась на урчание… Лунатик медленно, словно в нерешимости, приближался к нам… Лично я уже различил сероватый мех на его загривке.
— Надо уходить, Лил, это опасно…
Поттер, вот ты скажи, хоть кто-нибудь когда-нибудь следовал такому совету?
Пришлось схватить её за руку и насильно потащить по направлению к замку… Задачу упростил Бродяга, внезапно появившийся между Ремом и нами. Милый песик таковым не выглядел… кажется, Лунатику сейчас влетит… Но спектакль смотреть мы не будем…
Лили зачарованно смотрела на волка и собаку, которые пытались играть в гляделки…
— Лил, нужно идти… — уговоры, Гарри, не помогут. Тащи в замок, если без матери не хочешь остаться!
На удивление девушка даже не сопротивлялась.
— Джеймс, что это все значит? – лишь оказавшись в спасительных стенах замка, она решилась устроить мне допрос с пристрастием. – Это был…
Оборотень…
— Это был оборотень? – голос девушки заметно дрожал.
Я кивнул. Странное чувство, вроде кто-то за нами следит…
Миссис Норрис! Еще молодая и не такая стервозная, но вредная…
— Скоро здесь будет Филч! Если нас застукают…
Лили испуганно прижала поломанную розу к груди. Она боялась за свой значок старосты… Кого-то она мне этим напоминает…
Но миссис Норрис хотя бы не старалась нас загрызть…
Только когда портрет Полной Дамы закрылся за нашими спинами, я словно вышел из транса, в который вошел с момента появления милого и пушистого Рема.
Ну, вот, Поттер, теперь между Джеймсом и Лили все кончено… кто с таким придурком встречаться захочет? Не Филч, так оборотень…
Мама даже не пыталась продолжить допрос. Хоть извинись, Поттер, может что-нибудь исправишь…
— Лил, извини, что так вышло… Я не хотел…
Она посмотрела на меня то ли с жалостью, то ли с удивлением и протянула мне мою мокрую, грязную мантию, что я накинул ей на плечи…
— Это было чудесно, Джеймс, только давай в следующий раз проведем свидание в другом месте?
А может, все не так уж плохо…