– Он всех убил! Ему нельзя верить, Джинни! Нельзя! Чёрт, да о чём я говорю! Он убил твоих братьев, мать, отца… Что ты ещё ждёшь, чтобы он тебя тоже убил? Не понимаю, почему он сохранил тебе жизнь? Слава Мерлину, мы вовремя тебя нашли! Забыла? Хочешь ещё?!! Хочешь предать нас всех и уйти ТУДА за Роном!!! Не пущу! Ты будешь здесь сидеть…
Таким отчаянным, задыхающимся от собственных слов и краха всего, что когда-то ему было близко, что он создал, на грани срыва Гарри Поттера, я больше никогда не видела. Казалось, что он сейчас ударит меня, а лучше взорвёт к чёрту весь магический мир. А может и весь мир?.. Я сидела напротив него, молча, прекрасно осознавая, что из-за меня погибли люди. Много людей. План с захватом главного штаба Волан-де-Морта провалился. Всего лишь иллюзия. Странно, но, когда Гарри вместе со своей группой ворвались в штаб Пожирателей, когда началась битва и посыпались тела, кафель стал ярко-алым… я будто мысленно была с ним, хотя в этот момент лежала в грязи и крови, сброшенная с метлы неподалеку от Гриммо, 12. По традиции… ничего дальше не помню… Слова, которые заставили меня через два дня после всего этого кошмара проснуться, это: «Волан-де-Морт мёртв». Затем слабая усмешка поседевшего Гарри. Так просто, его убили свои же. Был настоящий бунт… Не знаю, почему… Гарри мне так и не ответил. Имя Малфоя младшего я слышала пару раз… Он принимал в этом участие, оставшиеся члены его группы где-то укрываются вместе с ним. Идёт слежка. Ни о каком мире нет речи, когда их увидят работники Министерства, то беспощадно отдадут на поцелуй дементора.
– Можно я пойду…Гарри, прошу тебя. Я хочу видеть… как Малфой захлебнётся в своей крови, как Рон… Хочу, дай мне шанс…
Я долго плакала, кричала, говорила, что он не имеет прав меня удерживать силой! Что мне нужно отомстить за Рона, что сама должна применить «Аваду Кедавру» к проклятому Малфою! Должна! У меня была самая настоящая истерика, я накинулась на Гарри и начала бить ему кулаками по груди, умудряясь раздавать пощёчины. Почему он так холоден, молчит? Ждёт, пока я его убью, оглушу болью и криком? Слегка подавшись вперёд, он перехватил мои руки и хорошенько встряхнул. Я замерла и мутным взглядом смотрела сквозь него. Он со страхом прижал меня к себе, я почувствовала, как он дрожит и чуть ли не падает. Но сил взглянуть на него не было. В висках стучало лишь желание убить… Драко Люциус Малфой должен умереть. За Рона, за меня, Джиневру Уизли. Гарри упал на колени и прижался ко мне сильнее. Я оцепенела при этом, точно мир стал чёрным, я погрязла во мраке. Не знала, что делать. То ли отшвырнуть его от себя, как щенка… то ли хотя бы подарить ему каплю жизни. Я наклонилась к нему и присела на колени, он молчал. Я начала перебирать ему волосы, всё ещё не понимая, что делаю и кто передо мной. Его волосы были грязными, местами совсем седыми, мне стало холодно. И пустота закрыла меня в своей душной темнице. Я слабо глотнула воздух, при этом сотрясаясь всем телом, он вздрогнул, как дети, которым снится плохой сон.
– Рон мёртв, – повторил он сам для себя. Но и для меня самой, хотя не понимал этого. – Он мучался, Джинни? Джинни, он мучался? Скажи…
– Да, – свистящий шёпот, закладывающий уши. Хотелось лгать, как же хотелось лгать! Но чертова школа отца не позволяла! Никогда не лгу, Гарри это знает, потому вцепился в мой разодранный халат сильнее. Клянусь, видела, как его слеза капнула на махровую ткань. В эту секунду захотелось закричать, затопать ногами! Он не может плакать! Гарри очень сильный! Он самый сильный… Как же так?!! В первый раз стало ясно, что все мы способны на слёзы, даже этот молодой мужчина, пожертвовавший всей своей жизнью, чтобы отомстить Волан-де-Морту, отправившему на тот свет столько людей. Его родителей… Интересно, что он чувствует сейчас, когда убийца мёртв? Удовлетворение? Нет, пустоту. Всё, для чего он жил, к чему стремился… исчезло. Цель достигнута кровью…– Он сказал, что ты – молодец… Слышишь, Гарри, ты – молодец, – бесцветный голос. Он отрывает голову от моих коленей и привстаёт. Взрыв света! Тьма тает так быстро, не успеваю за спектром радуги! Не могу понять, что происходит. Чьи это руки? Чьи губы… почему так тепло? Что же происходит… сердце бьётся? Разве я жива?..

Гарри Поттер. Он в моей крови, на моих губах, в моих словах, в ветре, в глазах, наполненных дрожью и тихим, покорным страданием. Он так далеко, мне не достать звезду – руки жжёт её холодное лезвие. Но звезда не падает… а я на земле и уже забываю про небо. Но верю в свет, который когда-нибудь специально прольётся только для меня. Мне так нужно тепло. Но никто не в силах его мне подарить. Я бессмысленно таю, как первая снежинка на морозном, покалывающем щёки, воздухе. Нужно тепло, которого нет, а оно когда-нибудь будет? Кто-нибудь согреет меня? Если не Гарри, то кто… Гарри… как же я просто хочу идти рядом с тобой по одной дороге. Почему ты мне не даешь этого? От одиночества мне приходиться поддаваться странным мыслям. Не хочу… Клянусь, что буду тебя ждать. Только пока…
Я не помню, что было дальше, как бы это не удручающе звучало. Какая-то непроходимая пелена укрыла мой рассудок, и глаза ловят лишь брызгающее краски самых различных картин прошлого. Все они темны, отталкивают и потихоньку разрушают меня изнутри, стачивают сердце, превращая в камень. Может, мне приказали всё стереть, провести ластиком по страницам, написанным мною, но боюсь, что это стёрла я сама по своей же воле.
И сейчас, как всегда находясь на перекрёстке, я смотрю назад, я всегда туда смотрю. Но ничего не вижу. Слабые голоса будоражат моё сознание, маленькая боль, перерастающая постепенно в ядовитую болезнь, поедающую меня целиком, крики…страх, смятение, эйфория… странное это чувство. Страсть… и сердце бьётся в груди от ненависти, желания убить и завладеть чем-то мне никогда недоступным – душой другого, подчинить её себе, но вместо этого теряется всё, что я приобрела. Абсолютно исчезает то, что я любила, не любила, на что было наплевать. Да всё пропало! После непонятных скользких прикосновений и карусели в голове! Лица слились. Но одно лицо я помню настолько хорошо, будто кто-то выжег его на моей груди. Драко. Единственное, что всплывает… это имя… я помню и вижу этого человека за занавесом прошлого, и он меня ждёт по ту строну океана. Ещё я помню вино… такое горькое, кровавого цвета, в моих дрожащих тонких белых пальцах. Глоток. И я стираю себя. Выдох… стон… Ещё глоток – Он скользит губами по моей мокрой от слёз щеке. Хочется выпить больше, оно такое горькое на губах, это дорогое вино! Жадно следует ещё один глоток… меня отравили эти губы на моих дрожащих устах. Но я не сдаюсь, я пытаюсь бороться. Дайте каплю… и я получаю целый бокал. Разум выключается, мир тонет, небо над головой покрывается тонким слоем звёзд, будто корочкой льда покрывается окно в моей комнате. Может… я пьяна, поэтому у меня крылья? Чьё-то дыхание едва касается шеи. Боюсь задохнуться… Последний глоток? Последний… я лгу сама себе! Никогда не остановлюсь, его глаза продолжают скользить по мне, с каждой секундой я убиваю себя, и мне это чертовски нравится! Всё становится простым, а мир озадачен тем, что я узнала все его тайны. Истины открылись мне… In vino veritas! – поёт сердце. Ах, если бы я знала, что попала в мир кривых зеркал…

– Уже поздно, Джин, – Гарри обнимает меня за талию и целует в плечо, подкравшись сзади. Совсем потеряла счёт времени, исписывая очередную кипу бумаг красивыми твёрдыми буквами. А ведь осталось всего чуть-чуть до конца повествования. Какое сегодня число? Двадцать третье августа. Один день. Нужно дописать книгу… Но я лениво встаю из-за стола, потягиваюсь и отправляюсь в душ, потом переодеваюсь и укладываюсь спать, накрывая уже заснувшего Гарри одеялом. Он всегда почему-то мёрзнет по ночам, не смотря на то, что бывает довольно жарко, особенно этим летом. Чмокнув его в висок, я подвигаюсь ближе и обвиваю его руками. Может, я засну?..

Серые глаза всегда преследуют меня по ночам, от них не уйти. Я мечтала ослепнуть, только чтобы не видеть этого прохладного манящего коктейля ненависти и страсти, а лучше совсем исчезнуть, стать невидимкой, тогда меня должны оставить в покое. С рождения наивна… Первый всплеск эмоций заставляет вырваться из сети тумана. Комната, совсем небольшая. Драко, с удовлетворением рассматривающий моё искажённое от страха и боли лицо, он так доволен моей беспомощностью! Хочется крикнуть ему, только он уже не услышит: остановись! Что же ты делаешь! Остановись! Всё ложь! Ложь, не верю! Но я молча смотрю куда-то за него… как сумасшедшая улыбаюсь, временами покачивая головой в разные стороны и кусая солёные губы, потерявшие жизнь, жаждущие горечи красной жидкости. Облизываю губы – соль… Жажда мает, а ненависть разгорается всё больше. Сегодня погибла моя мать, мой отец. А я не чувствую ничего, я благодарна тому, что не чувствую. Двадцать первое августа две тысячи первого года. Мой любимый праздник! Столько потерь и боли в этих цифрах! Наверное… не ощущаю… жаль. Теряю сознание, слёз больше нет и крика тоже – устала… потом.
Пустые коридоры, старые слуги, дорогие картины на каменных стенах, ледяной гуляющий ветер в комнате, с открытым окном, развивает бледно-голубые портьеры, они извиваются, как змеи. Кто-то терзает меня своим прикосновением губ, шея горит. Балкон, да это точно балкон. Помню, как испугалась этой высоты и вцепилась в чью-то ладонь. Небо спокойно и безмятежно. Тысячи звёзд над головой, в руках плитка шоколада. Отламываю кусочек и передаю Драко, тот быстро, нетерпеливо целует меня в губы, впитывая вкус горького какао и миндаля. Устраиваюсь на перилах, подо мной – бездна озера, острых, раскинувшихся на огромные расстояния гор и великих, могучих сосновых лесов. Не смотря на то, что озеро так далеко от меня, слышу журчание воды, и как нежно стрекочут кузнечики, а секунду спустя, ухает угольный филин на ветке плакучей ивы. Угольный филин? Драко всегда любил странных птиц…
– Зачем небо, Малфой? – камушек падает с балкона и летит в бездну. – Глупо, да?.. Захотелось сказать.
– Не буду посвящать тебя в историю Ада и Рая, – с заметной усмешкой пофилософствовал он.
– Я думала, что ты – атеист! Все волшебники чаще всего атеисты,
искренне удивляюсь я и накидываю свой чёрный, старый пиджак на плечи – ветер захотел поиграть со мной своими ночными струями.
– Так и есть, – ответил он и подошел ближе. – Просто моя нянька
была христианкой. Вот она и сказала мне, что небо нужно нашим душам. Там наше пристанище. После смерти… а некоторые находят его и при жизни. Только как нужно страдать, чтобы научиться верить в небо и его лечащую силу! Глупость. Хочешь ещё шоколад?
– Железная логика, Малфой, – фыркнула я и провела рукой в воздухе по звёздам, отчётливо рисуя Большую Медведицу. Он напрягся, знал, что я сейчас спрошу… – А мои родители там… Там?
– Там…
Долгое молчание.
– Ты ведь не попадёшь в Рай? – спрашиваю я абсолютно бесчувственно, не видя сейчас его лица, но ощущая лёгкое смятение, безысходность. Он говорит, что я глупа: вести разговор ни о чём. – Да, ты не попадёшь в Рай.

Двадцать четвёртое августа две тысячи третьего года. Прости меня…

– Говорят, здесь неплохо готовят жаркое, Джиневра, – Драко Малфой произнёс моё имя полностью, точно попробовав на вкус новое вино, и подал мне красивую папку с атласными листками меню, на что я грубо вырвала бумаги из его рук и скептически начала бегать глазами по предоставленным рестораном блюдам.
Думала я сейчас не о том, как лучше заказать цыплёнка: с соусом или без, а о том, что хочет от меня этот высокомерный блондин. Странно, что я вообще решилась на эту встречу. Всё-таки во мне ещё жила надежда, что люди меняются. Это было десятое июля две тысячи первого года. Тогда ещё я была нормальным человеком. С семьёй, с повседневными заботами… могла улыбаться и понимать людей. Но в войну я вступила гораздо раньше, когда ещё училась в школе, только на мне не было пока что сильных её отпечатков. Гораздо хуже пришлось моему отцу и одному из старших братьев – Биллу. Он, хотя многие лекари «Святого Мунго» твердили обратное, стал оборотнем… Рон предупреждал меня, чтобы я и думать забыла про встречу с Драко Малфоем, врагом нашей семьи. Но я верила, что, если бывший слизеринец хочет встретиться со мной, может знает, как заключить мир. Наивная…
– Я больше не могу! – выдохнула я. – Говори немедленно! Зачем всё это!
– Тише, на нас люди косятся! Ты хочешь, чтобы меня и тебя выставили? – он сладко улыбнулся какому-то джентльмену, сидящему за соседним столиком. – Я хочу выжить… потому и пришёл! Мой отец делает вам предложение, – отсюда и надо было начинать! Мои глаза загорелись огоньком неподдельного интереса, я наклонилась через стол к нему, жадно слушая каждое слово. Увидев мою живую реакцию, он слегка улыбнулся уголком рта и продолжил:
– Мой отец не хочет больше работать на Волан-де-Морта. Слишком хлопотно, да и он постоянно подвергает опасности нашу семью… Можешь не удивляться здесь и, пожалуйста, не говори, что такой кретин, как мой отец не имеет такого понятия, как «семья»! Ты знаешь, что с Волан-де-Мортом переговоры идут быстрые… никаких шуток, Джиневра. Мой отец знает, где главный штаб Пожирателей Смерти. Но он даст вам его местонахождение только в том случае, если вы укроете его у себя, нас укроете. Иначе Тёмный Лорд сотрёт всю нашу семью в порошок! Да, и тот штаб, координаты которого я вам даю… он сверхсекретен, главный штаб, однако он абсолютно не охраняется, так как доступ туда идёт только по специальным магическим карточкам. Если ты член клуба – пройдёшь, если – нет… Карточки я достану всем вашим. Ну, как идея? Желательно красное вино, не люблю белое, – последняя реплика предназначалась молоденькой официантке, обслуживающей наш столик.
Я не могла переварить всё сказанное. Что-то во мне упорно твердило, что всё — фарс! Обман. Это не может быть так просто. У него всегда были тузы в рукаве, я его достаточно знаю, чтобы сказать, какой он гадкий и скользкий тип. Из-за него погибло столько людей… уже погибло. А сколько ещё будет? Почему он пришёл сейчас в этот ресторан, неужели не боится, что я могу его убить прямо сейчас? Такой спокойный, получающий удовольствие от моего лёгкого смятения. Не могу отрицать, что предложение не было соблазнительным. Орден Феникса так давно мечтал найти этот штаб, о котором ходит столько легенд, небылиц, сплетен. И вот ключ к нему сейчас попивает вино из бокала, поднимая тост за меня(!). Казалось всё до банальности простым. Мы берём штаб Волан-де-Морта и укрываем Малфоев. Что-то теряется? Я ещё раз внимательно посмотрела на своего врага:
– Почему ты так спокоен? Зная наши отношения в прошлом, можно смело сказать, что если бы не эти люди кругом, я давно бы воткнула нож в твою спину. Хотя люди могут меня и не остановить. Но не хочу марать руки о такое ничтожество!
– Я мог бы сейчас тоже тебя убить. Только способом попроще, Джиневра. Видишь ли, я всегда ношу с собой волшебную палочку, и ей просто не терпится пуститься в действие. А вот твоя, кажется, сломалась?
– Валяй, – махнула я рукой. – Тогда твой хозяин, я уверена, тебя вознаградит! Так же, как за смерть Пэнси Паркинсон. Сколько он тебе дал? Сколько он тебе дал за смерть человека, который готов был пожертвовать всем ради тебя? Ну же, поделись информацией!
– Честно говоря… как обычно, – едкая, жестокая усмешка
исказила его лицо. Он сжал кулак, словно стараясь прогнать боль.
Я знала, что задела его по выражению его глаз, в них будто что-то вспыхнуло и тут же погасло, утопая в туманном зрачке. Мороз пробежал у меня по коже… он злился, очень злился, но невероятное умение владеть собой в любой ситуации не выдавало его, может только чуть больше хладнокровия и яда в мыслях.
– Я пришёл не за тем, чтобы обсуждать мою карьеру. Это слишком скучно, уж поверь. Я хочу узнать ваш ответ…
Встав из-за стола (он одновременно поднялся со мной, чёртов джентльмен! Даже здесь не забывает своей голубой крови! Аристократишка…), я взяла свою небольшую чёрную сумочку со стула и направилась к выходу, не проронив ни слова. Только у самой двери, я остановилась, внезапно для себя и наверняка, для него. Медленно повернулась – он всё так же стоял около столика, нет, я ошиблась, он знал, что я обернусь, уходя. Он улыбнулся, обнажив свои белые зубы и многозначительно высоко подняв голову. Хотелось почему-то прыснуть от смеха, наблюдая эту картину. Я подозвала официантку, которая как раз направлялась к столику Малфоя (интересно, ещё можно успеть добавить мышьяк к нему в десерт?). Аристократишка видел, как я что-то зашептала девушке с подносом и мгновенно нахмурился. Я в последний раз окинула помещение несколько раздражённым взглядом и исчезла за стеклянной дверью.
Интересно, что было с этим подонком, когда он прочитал мою записку, оставленную на подносе: «Я ничего одна не решаю. Завтра, в восемь часов, в кафе «У Мэри». Оставляю пищу для моего бурного воображения…
Конечно, он ждал меня в пресловутом кафе на следующий день. Я опоздала на час: поругалась с Роном из-за того, что я делаю. Он посчитал предложение Малфоя обманом, но, зная мою поразительную настойчивость, с упрямством… закрыл меня в ванной! Такого подвоха я не могла ожидать от своего немного чокнутого братика! Пришлось повозиться с замком, потому что палочка моя давно сломалась, а трансгрессия дома была не возможна. Благо мамины шпильки для волос так и остались лежать в ванной со дня рождения Гарри. Промучалась пару часов, чтобы вскрыть замок. Каким-то образом вышло, когда я уже кляла весь мир и с треском пыталась выбить дверь. Пришла я к Малфою в отвратительном расположении духа, всклокоченная, с распущенными, немного спутанными волосами, неопрятно одетая в серый, старый костюмчик, но при этом не забыв самое важное – накрасить губы. Он встретил меня достаточно недоброжелательно, даже скривив лицо. Какое-то отчаянье, из-за всего, что сейчас происходит, сквозило в каждом его движении. Я присела за столик. Он молчал.
– Ну… и…
– Хотел бы сказать тоже самое, Уизли… – очевидно, он был крайне зол. Принц… тоже мне! Убийца… это уже ближе.
– Хорошо. Отвечу тебе. Орден откровенно желает тебе смерти! Медленной и мучительной. На нашу защиту вашему «славному» семейству незачем рассчитывать. Ты попал в этот капкан уже давно, с тех пор как убил…
– Значит, отказ? – он был нервным, от чего говорил очень громко, с нотой спешки. Я его не удивила. Но он не был огорчён. Ему, судя по его реакции, откровенно наплевать! – Тогда, всего хорошего, – он быстро встал, запахнувшись в дорогое чёрное пальто и слегка кивнул мне. – Что ж, я почему-то думаю, что увижу тебя вновь, Уизли…
Он уходит… сверкнул на прощанье светлыми глазами, повернулся к выходу, но я грубо дёрнула его за рукав, на что он вспылил и стиснул мне кисть правой руки, болезненно сверля меня бешеным взглядом. Я не растерялась…
– Стой! Не глупи! Я всего лишь хочу сказать, хочу сказать…– куда-то запропастились все слова. Позор для начинающего писателя! – О, Мерлин! Сказать – да! Мы поможем твоей семье.
– Что? – Малфой переспросил, потому что не мог поверить в произнесённые слова. – Почему?..
– Я уговорила… сказала, что ты раскаиваешься. Это правда, не очень-то подействовало. Они обещали укрыть тебя и твою мать, но с твоим отцом они… Они не хотят даже слышать ничего о нём, и я с ними полностью согласна. Не подумай, что это я делаю для тебя, Нет, для себя! Мы нападём на штаб… я убью того подонка, что испортил жизнь Билла! Убью…
– Можно сказать, что соглашение заключено, – особой радости на его лице я не встретила, более того увидела какую-то полную антипатию, нежелание быть здесь. – Я здесь больше не нужен. Вот конверт с планом здания, пропуска внутри, – чёрный конверт проскользнул мне в карман, когда Малфой подошёл ко мне вплотную, чуть ли не касаясь губами моего уха. Ловкий трюк… со стороны выглядит так, как будто он хочет меня обнять, а этот гад всего лишь пытается незаметно предать Тёмного Лорда. Горькая ирония. Всего-то… Отступив на пару шагов, он внимательно посмотрел на меня, точно что-то взвешивая. Потом спросил:
– Поттер ещё жив? – как же мне хотелось врезать ему при этих скользких, ненавистных словах! Да он только и мечтает придушить Гарри, даже после школы! Дайте только шанс, опередит и Волан-де-Морта! Как можно так ненавидеть человека? – Можешь не отвечать, Джиневра. Такие подонки продолжают существовать, а мы дохнем, как мухи…– хотела бы сказать наоборот, но от злобы все слова застыли в горле. – Надеюсь, скоро все газеты протрубят о его «случайной» кончине! Ах, герой погиб… – ледяной смех. – Ладно, не буду больше говорить о нём, жалко слова изводить. Предлагаю отметить наше соглашение! Не смотри на меня так, как будто я предлагаю тебе «Аваду Кедавру»! Как насчёт тихого спокойного вечера в одном из лучших ресторанов? Мне сегодня так скучно, что я даже готов упасть до общения с Уизли.

Иногда я способна улыбаться, пусть моя улыбка напоминает блеск ледяной скульптуры, но ведь моё сердце в этот момент так искренно! Я хочу улыбаться! Я счастлива! Я счастлива, я знаю… счастлива… Гарри идёт рядом со мной вдоль каменистых улочек, моя ладонь в его. Он что-то рассказывает, вроде смешное, жестикулируя в воздухе и прыгая передо мной, точно разыгрывая спектакль. Этот парень знает, что сделать, чтобы я не думала о прошлом, потому что изучил меня настолько хорошо, что способен предсказать, когда я чуть двину уголками губ в улыбке и когда захочу сбежать от всего. Только вот он мне не даст сделать последнее. Хотя бы только за это я готова быть с ним всегда. Но он никогда не увидит, что твориться у меня в душе, быть может это к лучшему. Никому не пожелаю уживаться с самой собой. Во мне будто два человека… и они не дают друг другу прав на существование.
Мы присаживаемся за столик старого кафе в Косом переулке и заказываем мороженое с кусочками белого шоколада и ледяной лимонад. Гарри не выпускает моей руки, словно боится, что я сейчас сорвусь с места и убегу. Перевожу взгляд на посетителей – ни одного знакомого лица, хотя половина из них меня точно знает, а Гарри Поттера тем более. Он уже устал здороваться с каждым, пожимать ему руку и улыбаться, делая вид, что удивлён и несказанно рад встречи. В то время как он играет свои любимые роли, я рассматриваю пустой стакан, потом блестящее окно слева от меня.
На улице жарко, но в переулке полно народу: все они спешат, некоторые идут с зонтиками от солнца, дети с досадой следуют за родителями, молодежи почему-то мало. Иногда мелькают парни, но и в них я не вижу желания жизни, а девушки почему-то совсем сливаются с толпой. Наверное, я разучилась смотреть на людей и отличать их от предметов. Мне этого не нужно: устраивает то, что есть сейчас. Может, я просто не хочу видеть других людей, если я внешне холодна, то душа не сдаётся и ищет что-то в толпе, готовая разбиться. Зачем мой усталый взор скользит по тротуарам вслед самым странным персонам, двигающимся со всем потоком в привычную, зазубренную точку? Редко, но я смотрю на небо, быстрым, беглым взглядом, чтобы этого никто не заметил: ни Гарри, ни кто бы то ещё, ни я сама. В эти секунды, когда надо мной висят пушистые облака, а солнце нещадно палит землю, определённо скрывая что-то от меня, я точно с испугом бросаю взгляд куда-то перед собой и закрываю тяжёлым выдуманным занавесом небосвод, будто его нет. Забываю небо. Зачем?..

– Зачем?! – Он смеётся и с превосходством смотрит на меня. – Знаешь, глупый вопрос после стольких долгих лет войны, тебе не кажется? – нет, не кажется, ублюдок! Ты убил всю мою семью! Что я должна после этого говорить?! А он спокойно, трезво рассуждает, попивает хорошее вино в высоком стеклянном бокале, удобно устраивается на кресле за столом, прямо напротив меня, скованной в движениях дикой болью огрубевшего сердца, ранами потерь. Именно этим меня связали и не дали двигаться. Я даже не чувствую боли от заклинаний: «Круцио», проклятья…сколько же их было? И не ощущаю огромных лап его верных соратников, скрутивших мне руки. – Я всего лишь выполняю мою работу, которая приносит мне удовлетворение, дорогуша. Ты представления не имеешь, как я долго шёл к этому! К вот этому креслу и к склянке в моей руке. Это я говорю о том, что ты сейчас видишь. Но у меня есть намного большее…
– Правда? – хриплю я и подаюсь вперёд – охранники стискивают тело, оставляя синяки. – И что же это, Малфой, что? Хочешь, отвечу! Звание жалкого убийцы! Больше у тебя ничего нет! – Драко Люциус Малфой сжал бокал в руке так, что тот треснул и превратился в осколки дорогого стекла. По лицу пробежали искорки гнева и ненависти, он ближе подошёл ко мне. – Вот оно твоё счастье! – я кивнула на осколки, поранившие его руку. – Это мнимое счастье, которое рассыпается, стоит лишь надавить, и что остаётся? Кровь, порезы, груда ненужных дорогих стёклышек! Это не только у тебя сейчас в руках! У тебя внутри то же самое. Весь в своего отца! Знаешь, чем он кончит в тюрьме, Малфой? Знаешь? О, я тебе отвечу! Поцелуй дементора через пару дней будет отменным, не хочешь присутствовать?!
По-моему, я перегнула палку. Отец… всегда это слово было его больным местом, возможно даже самым больным. Но так трудно управлять эмоциями, что травящие слова с каждой секундой срывались с губ, засахарившихся кровью. Хочу унизить, растоптать, раздавить, как мелкого таракана… Как он меня… ему удалось – теперь мой черёд. Казалось, что Малфой просто достанет из кармана своей невесомой чёрной мантии изящную волшебную палочку, и тогда будет конец. Что ж, я готова к этому, даже больше… я жажду «Авады Кедавры»! Пусть сдастся и освободит меня. Но он замер передо мной, как статуя, долго смотрел в мои карие глаза, подошёл совсем близко. Его дыхание било в лицо. Он провёл пальцами по моей бледной, потной коже лица, мне стало больно дышать от его прикосновений… прикосновений предателя… Полез во внутренний карман мантии – победа отразилась в моих усталых глазах. Но вместо блеска рукоятки волшебной палочки в его руке я увидела… чёрный платок? Он нежно провёл им по моему лицу, вытирая разбрызганную кровь. По-моему, не я одна находилась в замешательстве… клянусь, что парни, державшие меня, тоже открыли рты. Мне стало ТАК обидно, что он не хочет покончить со всем этим! Зачем эти муки? Будто то, что следы крови с моего лица исчезнут, что-то изменит? Какая разница, какой умирать! Главное с честью, присущей семье Уизли! Он убирает платок, аккуратно свернув, в карман чёрной мантии. А не испачкаешься ли о кровь Уизли, ублюдок?! В воздухе раздаётся свист пощёчины, искры перед глазами… может, я упала?
– Джинни, смотри, официантка поскользнулась и упала! Сама виновата: нечего разливать горячее! Ну и сервис! Джин?..
– А? Да, здорово… Рада…
– Ты меня не слушаешь? – молодой человек передо мной, который, наконец, проступил из-за ночной пелены девятнадцатого августа две тысячи первого года, нахмурился и обеспокоено дотронулся до моего лица, поднимая подбородок. Я улыбнулась, как это делают все люди… но он мне не поверил. Я потеряла актёрский талант? Печально. – Что происходит? Ты думаешь о том сне? Не бери в голову! Просто ты сильно устаёшь, книга изматывает. Да и зачем ты пишешь книгу про ЭТО? Оживляешь наши воспоминания. Не лучше бы всё захоронить!
– Я допишу эту книгу… скоро будет финал, – Гарри побледнел при этих словах, точно услышал что-то в них страшное, сокрытое, понятное только мне одной, и внимательно посмотрел в мои глаза, отуманенные только что серым блеском взора Малфоя, убийцы, который удосужился дать мне пощёчину пару лет назад… – Тогда всё кончится. Нужно дописать книгу… – эти мысли вертелись у меня в голове постоянно, не давая покоя. Точно, если я подпишу под толстой пачкой листков «конец», у меня появится способность «по-настоящему» дышать.
Гарри кивнул с осторожностью, всё ещё наблюдая за мной, ожидая подвоха, но, к сожалению для него, не увидев ничего странного в моём лице, предпочёл опустить разговор и обследовать меню. Говорят, здесь неплохо готовят жаркое…

– Рон, что нам делать?.. – слёзы заливают мне лицо, руки дрожат так, что не чувствую, как мой брат берёт их в свои и, прижимая к грязной, потной, всей в багряных следах футболке, старается успокоить, заглядывает в мою отрешённую душу. Но я не вижу его перед собой: тени мира растекаются и напоминают черновые версии картин Пикассо. Ему тоже страшно, я знаю, что он держится только ради меня, чтобы отчаянье меня не захватило полностью. Как же я ему благодарна за то, что он боролся, боролся до последнего стука сердца. Парк… проклятый летний парк! Луна жадно забирает всю землю себе, оставляя жёлтый жирный блеск за собой. Небо спокойно, как всегда, и не мешает луне продолжать открывать людям много новых тайн, даже звёзды сегодня бессильны – их молчание потихоньку сводит с ума. Сегодня умолкло всё. Весь мир. Ветер, играющий с шёлковой листвой деревьев, растаял, даже лепестки шиповника в парке не шевелятся: природа жаждет свершений, застывшая в предвкушении чего-то грандиозного. Вы ждали этого?! Сердце бешено стучит… Получайте!..
Шёпот непростительных заклинаний… свистящие слова, как молнии, пронзают прозрачный слой воздуха, сыплются разноцветными искрами повсюду: кусты орешника превратились в друшлак, а стволы дубов стали ныть от нанесённых ударов и кровоточить противным старым запахом повреждённой грубой коры. Я бегу в сторону реки, там нас ждёт Гермиона, она должна передать что-то важное. Быть может войне придёт конец. Рон отстаёт. Какой-то ублюдок нанёс ему два точных поражения в грудь. Мой братик, мой любимый братик! Он упал… слишком сильное заклинание. Оттаскиваю его в сторону, приходиться прятаться в стеклянной беседке на берегу: нет больше надёжных укрытий. Везде рыщут Пожиратели смерти, жаль, что они не ведают, что значит пощада. Лежим на полу в беседке, боюсь дышать. Рон стонет и лихорадочно дотрагивается временами до раны. Пол постепенно становится алым под его потным телом, от этого зрелища мне кажется, что моя кровь не течёт больше в жилах, замёрзла, будто я в Атлантическом океане, пострадала от кораблекрушения: никто не может помочь, а горячее сердце раскалывается от ледяной боли из-за струй воды, хлестающих в лёгкие.
– Что же делать… – здесь это – не вопрос. Повторяю эти слова постоянно, то шёпотом, то с визгом, то с криком. – Рональд, Рон, я тебя умоляю! Всё будет хорошо! Сейчас нам нужно добраться до Гермионы, там лодка! Мы переправимся, они нас не найдут! Всё будет хорошо! Хорошо, хорошо, хорошо…
Почему же парк защищен от трансгрессии?.. Было бы намного проще перенестись отсюда, но желаемое всегда оказывается невозможным. То, что задеты крупные сосуды, я поняла ещё в тот момент, когда фонтан багряной жидкости при первой атаке «Разрывающего заклятья» залил ему любимую рубашку. Даже, если Мерлин нам позволит сесть в лодку, Рон всё равно умрёт от потери крови.
– Джин, не плачь, тише, Джинни, иначе они услышат, – Рон пытается говорить. Я вся в его крови: лицо, шея, платье, особенно руки, которые сжимают его кровавую ладонь. Мне никогда не смыть эту смертельную соль с рук! Она не сохнет на коже, но продолжает въедаться куда-то вглубь. Смотрю в его бездонные, уже практически неживые, когда-то яркие голубые глаза, и боль съедает меня беспощадно. НЕ ПОТЕРЯЮ! Не могу! Он столько этих паразитов отправил на тот свет, защищая меня! А я… я во что бы то ни стало дотащу его до проклятой реки.
– Так, – я стараюсь привести мысли в хоть какую-то цепь суждений. Бесполезно. Смерть уже нашла нас. Прятки не помогут, мы под прицелом.
– Я ненавижу Гарри! – взвыла я с таким отчаяньем, что Рональд перестал дрожать и с ужасом посмотрел на меня: грязную, в рваном белом платье, которое заляпано тёмной кровью; с потными на лбу длинными рыжими волосами. Мои безумные карие глаза заставили его с силой поймать мою руку в воздухе и наклонить к себе настолько близко, что мы соприкоснулись носами:
– Не говори так! Он не виноват! Мы выиграли много времени, чтобы он успел, очень много. Если всё получиться, то войне конец. Ты должна мне пообещать, что не будешь держать на него зла, Джинни, слышишь…
– Я не буду ничего обещать! Зачем? Потом как-нибудь, когда мы…
– Ты слепая?! – закричал Рон, и новая волна боли накатила на него. Он выгнулся дугой. Я продолжала плакать. Смешно… Но, чёрт, это единственное, что я могла делать сейчас. Признаюсь, получалось это у меня очень хорошо. – Да мне от силы десять минут осталось смотреть на тебя! Что ты ещё хочешь?
– Рон… я…
– Говори!..
– Я не буду держать на него зла… Обещаю.
Дикий женский крик прорезал эту атмосферу паники, страха, потери, сотрясая молчаливые звёзды над головой, скользящие своими бликами по крыше стеклянной беседки. Признаться, я при этом крике совсем потеряла самообладание, такого я даже в самом жутком ночном кошмаре не могла просто представить. Я не знаю, кто кричит! Я не хочу знать! Нет, не знаю… НЕ ЗНАЮ!
– Заткнись! Заткнись… заткнись… Умоляю, замолчи!!!
Крик стих, но легче не стало. Я больше не увижу улыбки Гермионы Грейнджер, не увижу никогда. Что-то порвалось глубоко внутри, не оставляя сил хоть на какое-то выражение эмоций на лице. На мне будто маска ужаса, и она застыла, как воск. Когда мой взгляд упал на брата, я замерла. Пустое небо отражалось в этих глазах… только оно было стеклянным и напоминало замёрзшее озеро. Бросившись к нему, обнимая его, стараясь поднять, я от бессилия понимала, что умру прямо сейчас, здесь, с ним. Пусть меня убьют эти ублюдки для удовлетворённой улыбки-гримасы Волан-де-Морта. Сейчас я не уйду. Некуда. Рон и я останемся здесь. Вместе. Я прижимала к себе холодное тело, слёзы залили лицо братика. Трудно было сказать, кого из нас ранили. Мне не доводилось лицезреть столько красного, распалённого цвета… любой человек, увидевший бы нас, решил, что всё-таки и меня задело заклятье, только я пока что дышу. Именно тогда в беседку вошёл ОН. Посмотрел на меня, растерзанную жестокостью, раздавленную им же и его соратниками маленькую девчонку, которая намертво вцепилась в руку брата, стараясь уловить тепло его ладони. Может, не конец?!
– «Круцио» хватит… – Его холодный тон сводит с ума, я оборачиваюсь, и что-то горячее, ядовитое прожигает моё тело.

– Отпусти! – закричала я и вскочила с постели, уставясь на серую стену передо мной. Сон… разве это был сон? Глаза бегают в поисках Рона, его алых следов на полу, смотрю на ладони, судорожно потираю их – ни капли крови. Начинаю злиться! Передо мной – привычная комфортабельная квартира в центре Лондона, в самом его сердце. Стены с красивыми картинами на серых обоях… Резной, дорогой шкаф из дуба справа от окна, выходящего на широкий балкон; трельяж, заставленный всякими пузырьками и забитый шкатулками с украшениями, на полу – моя одежда; куча бумаг, упаковка закончившихся ручек, скомканные черновые варианты книги, пачка таблеток от мигрени и снотворное, засохшие красные розы, помятое фото в рамочке и пара чашек недопитого кофе – на столе… Я дома. Если для меня ещё существуют какие-то границы, скромно называемые домашним очагом, то это он и есть. Тону в собственных слезах воспоминаний и закрываю ладошками измученное кошмарами и бессонницей лицо. Гарри, как только я подскочила с кровати, врубил яркий свет (почему я не заметила, как вспышка ударила мне в лицо?) и бросился ко мне, отрывая ладони от лица и прижимая всё ближе к себе, шепча кучу ненужных… Нет, НУЖНЫХ мне слов! Он мне поможет, удержит мою душу.
– Всё, милая, он ушёл… Он не вернётся…
– Он забирает меня с собой, Гарри, он забирает… Не отдавай меня ему! Не отдавай! Я боюсь засыпать, боюсь открывать глаза…
– Я с тобой! Всё будет хорошо, – он напоминает мне Рона. Гарри укладывает меня спать, как маленького ребёнка. Я сразу же засыпаю. Он долго будет смотреть на мои дрожащие ресницы и временами пробовать лоб: вдруг появится жар. Я знаю… Ночь ещё не кончается. Гарри будет со мной всё это время, покуда не загорится солнце, он будет со мной всегда, пока его сердце бьётся. И я буду любить, буду с ним, пока бьётся моё.