На следующий день его сородичам предстояла решающая битва с другим, не менее сильным племенем за право владеть очередным источником воды и оазисом вокруг него. В урочный час Беркут, как непревзойденный воин, вышел вперед, пренебрегая благословением вождя – ему это было не нужно. Одержав победу в этой битве, он намеревался сам стать правителем племени, тем более, что недавно он обрюхатил тринадцатилетнюю дочку вождя. Он долго шел к власти, и теперь его ничто не могло сдержать – старый шаман был мертв, и его сила перешла к Беркуту вместе с кровью и горячим, еще живым сердцем. В предвкушении битвы Беркут зарычал, утрачивая всякое сходство с человеком. Он стал похож на огромного безумно злобного зверя — настоящую машину для убийства, такую же бездушную и холодно-расчетливую, стремящуюся только к одной цели – убивать как можно больше и кровожаднее, забирая силу и способности врага. Он взглядом выискивал самых сильных воинов, стоящих в первых рядах и, гортанными криками оскорбляя их смелость, призывал выйти против него. И один действительно вышел. Огромный, иссиня-черный, ладно сложенный великан, с ног до головы покрытый татуировками, говорящими о его боевых победах и заслугах непревзойденного охотника. Два противника стали кружить друг против друга, не сводя напряженных взглядов, не желая недооценивать соперника. Беркут попытался только ему известным приемом ослабить противника, заставить склониться, сломать волю и сопротивление, но наткнулся на мощную защиту. Обшарил взглядом тело врага в поисках незнакомых амулетов и оберегов, но ничего не нашел – его соперник был гол, наготой презирая опасность, подчеркивая свою мужественность и силу. Беркут попытался мысленно проникнуть в голову гиганта, заставить его рухнуть на колени, но опять ничего не вышло. И тогда он понял, что впервые столкнулся с равным себе не только по знаниям и защите, но и по силе. Это только подстегнуло его ярость – победа над таким соперником была более чем почетной. Он был самым достойным противником за все время быстрых и победоносных войн. Возбужденно зарычав, Беркут кинулся в рукопашную, желая только одного – скорее добраться до горла и просто выпить жизнь своего врага. Но едва они коснулись друг друга, как ударила молния, немыслимая в это время года. Удар грома, раздавшийся следом, поверг оба племени в полуобморочное состояние. Все рухнули на колени, закрывая уши руками и молясь богам, чтобы прекратилась эта страшная в своей ярости гроза. Когда ураган, разметавший все вокруг, утих, люди еще нескоро встали, потрясенные яростью богов. Наверное эта битва была им неугодна – эти мысль одновременно пришли в голову всем присутствующим. Когда они осмелели настолько, что стали перекликаться, то заметили пропажу двух своих лучших воинов. Племя Беркута только обрадовалось, плясками и криками выражая свою радость от исчезновения демона, каким считали Беркута соплеменники. Но таким же настоящим было горе их, теперь уже бывших, врагов – те убивались, оплакивая исчезновение своего воина. Его все искренне любили за добрый и незлобивый нрав, необычный для племени каннибалов, и за его могучую первобытную силу, доставшуюся от Великих Предков. Радостные и горестные вскрики скоро утихли, и два племени, помирившись, разошлись по домам: одни праздновать, другие — скорбеть.

Утомленные страстью, мальчики крепко спали, обнявшись. Радужный полог, недавно взорвавшийся миллионом разноцветных брызг, осветивших сад словно днем, мирно колыхался над кроватью, вторя сонному ветерку. Природа отдыхала вместе с двумя юношами, мирно спавшими, но продолжающими обнимать друг друга во сне. Ночь, дышавшая цветочной свежестью и сонной прохладой, едва перевалила за половину отпущенного ей срока. Иногда какая-нибудь ночная птица подавала голос, зовя сородичей, но тут же умолкала, стоило темноволосому юноше поморщиться от резких звуков, врывающихся в сон. Гарри еще не понимал, что все на Острове теперь было подчинено его желаниям, даже высказанным неосознанно, во сне. Хозяин Острова мирно спал и ночь спешила подстроиться под малейшие его капризы.

Но вот одна особо настойчивая птица резко и громко вскрикнула, не желая оставаться в одиночестве. Видимо, она тосковала, ведь все, даже Хозяин, нашли себе пару, а она – нет. Гарри сморщил нос и нехотя открыл глаза. Он прислушивался к окружающей их тишине, сотканной из множества тихих шорохов и неясных звуков. Обнимая Драко, чувствуя себя абсолютно полным и счастливым, Гарри силился распознать кто или что может издавать эти звуки в ночи. Пока было тихо и спокойно, и никто не отрывал его от упражнений своими серыми глазищами, он расшифровывал окружающий мир с присущим ему любопытством. Его Сила, уже прочно устроившаяся в нем, подсказывала и иногда даже давала подглядеть особо интересные моменты ночной жизни сада, окружающего Дом.

Вот этот тихий, мерно повторяющийся плеск – вода в каналах, имитирующих венецианские. Хоззи еще не менял интерьеры, позволяя Марси подольше насладиться воспоминаниями детства. Сам Домовой колдовал с завтрашним меню и как дитя радовался возможности удивить и услужить своим дорогим постояльцам. Гарри улыбнулся этой милой, искренней непосредственности. Мысленно пробежался по комнатам дворца, ища знакомые ауры друзей. Как ни странно, обоих нашел в комнате Марси. Судя по всему они тоже не растерялись и усиленно налаживали свои отношения. Решившись подглядеть одним глазком (грех же не воспользоваться такой возможностью!), Гарри увидел Марси, растянувшуюся по диагонали на кровати. Грегори сидел на спинке и, немного ссутулившись, крепко спал. Но почувствовав на себе чужой взгляд, сразу вскинулся в поисках опасности. Гарри, не желая заставлять друга лишний раз нервничать, обозначил свое присутствие маленькой призрачно-радужной розочкой. Грегори, поняв кто это, сонно подмигнул Гарри и снова заснул. Гарри мысленно погладил твердые перья ворона, в который раз удивляясь его способности видеть невидимое, и выскользнул из комнаты.

Холодный и цепляющий, словно моток колючей проволоки, сгусток злобы и отчаяния заставил его задержаться у одной из комнат. Там, ломая мебель и бессильно рыча, метался Беркут, кидаясь на стены и разрывая в клочья ковры. Он понимал, что его не погладят по головке за все то, что он натворил на Острове, а особенно большой счет был к нему у Грегори. Гарри пытался уловить в его ауре хотя бы толику раскаяния и стыда, но ничего кроме злобы загнанного в клетку зверя не увидел. Не было ни горечи, ни угрызений совести — только бессилие и невозможно огромное желание отомстить, вцепиться в глотку любому, кто первый решится переступить порог комнаты. Только дотянуться, хотя бы кончиком когтя, потом подмять под себя, вонзить клыки в мягкую нежную плоть, вспороть податливую кожу когтями, выпустить кишки. Пить пьянящую горячую солоноватую жидкость, дарующую силу и умение своего владельца его врагу. Сожрать еще трепещущее сердце, сочащееся дымящейся красной кровью. И кровожадно обернуться к остальным врагам, остолбеневшим от скорой и жестокой расправы. Обернуться, облизывая перепачканные в крови губы, и ощериться в злобном оскале: ну, кто следующий?!

Эти сладостные картинки предстоящей мести так увлекли Гарри, что он, сам не зная как, провалился в память Беркута. Оказывается, это было совсем просто, и вот уже Гарри с возрастающим интересом наблюдал за жизнью маленького африканского племени каннибалов, практикующих культ вуду и пожирающих сердца своих врагов. Он видел, как Беркут, еще маленький, с рахитично раздутым животом и тоненькими кривыми ножками, впервые попробовал крови своего врага – такого же мальчишки. Два малыша заигрались и вот уже обычная потасовка переросла в драку. Беркут оказался злее и находчивее. Он, извернувшись в захвате, впился в глотку своего противника, вырывая кусок плоти острыми отточенными зубками и с удивленной голодной радостью перехватил верещащего мальчишку поудобнее, еще больше впиваясь в нежную беззащитную шейку, не обращая внимания на его крики, ужас и попытки взрослых растащить их. Он выпустил свою жертву только тогда, когда та затихла в его цепких руках, а кровь стала отдавать стылым привкусом мертвечины. Подняв голову, он увидел соплеменников, глядящих на него с суеверным страхом. Все взрослые шарахались, когда он обводил их безумным взглядом, ощеривая окровавленный рот. Даже мать побежала от него, когда он, опьяненный победой и кровью, попытался к ней подойти. Это словно стало сигналом к поспешному и безоговорочному бегству. Уже тогда Беркут понял, что он сильнее их всех. Только один человек остался стоять на месте. Старый шаман с интересом изучал стоящего перед ним детеныша. Беркут подошел к нему, и старый колдун повел его в свою тростниковую хижину, по пути объясняя, что наконец-то нашел достойного преемника. Начался долгий, как сама жизнь, процесс обучения. Вот только желая воспитать в своем ученике покорность, шаман иногда перегибал палку, сильно избивая слабого мальчишку. Тот скрипел зубами, давил непрошенные слезы ярости и злобы и раз за разом клялся жестоко отомстить. Но при всей своей неукротимой ярости Беркут понимал, что убивать старика еще слишком рано – нужно сначала как можно больше взять у него.

Подпитывая себя планами скорой мести, Беркут прожил в хижине шамана без малого пятнадцать лет. Все это время племя обходило его стороной. Только вот девчонки начинали льнуть к нему, сами не понимая почему – тот страх, что он им внушал, был очень силен. Но почти каждую ночь то одна, то другая проскальзывали в его комнатку, двигаясь словно сомнамбулы. Утром едва живые от страха девочки убегали от страшного ученика шамана, боясь даже всхлипнуть — только бы не разбудить это чудовище, вытворяющее с ними немыслимые вещи ночью. Только спустя пару часов они начинали биться в истерике в объятьях матерей. Иногда такой плач доносился одновременно из двух, трех, а то и четырех хижин. Вся ярость оскорбленных отцов, мужей и женихов улетучивалась, стоило им только приблизиться к хижине шамана и его страшного ученика. Потоптавшись на пороге, они, смущенные, уходили, бессильно сжимая кулаки и строя планы несбыточной мести. Очень скоро деревню наводнили отпрыски Беркута – мальчишки и девчонки, сильные и жестокие. Они рождались уже с зубами и еще младенцами прокусывали груди матерей, с молоком высасывая и их кровь.

Лишь во время войны Беркут восхищал своих сородичей. Только тогда он мог полностью отдаться своей ярости и вечной жажде горячей крови. Будучи еще и сильным магом, он был непобедим, в одиночку выходя против десятков воинов вражеских племен. Ни одно копье не могло поразить его, ни одна стрела и близко не подлетала к цели. Он был просто богом в рукопашной, потроша своих противников, голыми руками разрывая их на части, вызывая суеверный ужас у врагов. Очень скоро его родное племя стало самым сильным и многочисленным. Все враги были или уничтожены, или вливались в клан более сильных соперников, впрочем на заведомо проигрышных условиях: отныне они и их дети были чем-то вроде прислуги у более удачливого племени.

Старый шаман только посмеивался над всеми подвигами своего воспитанника, чем еще больше укреплял того в желании отомстить. Беркуту всегда казалось, что ему уделяют меньше внимания, чем он заслуживает. Он всегда был всем недоволен. И вот наконец его час настал – однажды ночью он подло убил своего учителя, заменившего ему родителей. Одним ударом жертвенного ножа вспоров тощую грудь старика, он восторженно вырвал его сердце и сожрал еще пульсирующее мясо, не отрывая удовлетворенного взгляда от недоуменно распахнутых, уже гаснувших глаз старого учителя.

Стало совсем темно. Звезды россыпью алмазов сверкали в небе. Взошла луна — большая, круглая, светлая, но какая-то грустная. Ребятам было так хорошо, что они хотели поделиться своим счастьем с целым миром, тем более с вечно скорбной луной. Гарри протянул руку и, следуя невысказанному желанию обоих, запустил в луну своей радугой. Разноцветное, светящееся полотно взвилось было в небо, но вскоре вернулось, опустилось пологом над низкой кроватью-топчаном, закрывая двоих от нескромных взглядов целого мира и луны…
Гарри подтянул Драко повыше, положив его голову себе на плечо и, слегка наклонившись, нежно поцеловал его. Легкое, как крылья бабочки, касание губ заставило сердце Драко биться быстрее. Он протянул руку и дотронулся до лица Гарри, погладил его скулу, невесомо пробежался по едва заметному знаменитому шраму на лбу, запустил пальцы в гриву непокорных черных волос и притянул Поттера к себе, усиливая, углубляя поцелуй, но оставляя его таким же трепетно-нежным. Они оба наслаждались этим поцелуем, пили его, неторопливо, со вкусом, с полной отдачей. Но этого становилось мало. Вот рука Гарри, подрагивая, погладила мягкие лунные волосы Драко. Вот он, уже не в силах сдерживаться, тянет невозможного блондина на себя, устраивая на своем теле. Крепко обнимая Малфоя, Гарри с восторгом почувствовал подтверждение своей желанности: фаллос Драко упирался ему в бедро. Проведя по гибкой спине ладонями, Гарри скользнул под шелковую рубашку. От прикосновения горячих ладоней к своей коже Драко прогнулся в пояснице и инстинктивно потерся о Гарри бедрами. От нахлынувших ощущений стало воздушно-хорошо. Весь центр наслаждения и сладострастия находился сейчас у бедра Гарри, воинственно упираясь в него, напрашиваясь на более откровенную ласку. Драко чувствовал сильнейшее возбуждение, но не торопил события. Он хотел дать себе и Гарри время освоиться с этими новыми для них эмоциями.
Желая доставить удовольствие, Драко провел рукой по твердокаменному члену Гарри, погладил сквозь ткань брюк, надавил, легонько сжал ладонью, от чего у Поттера перехватило дыхание. Не желая сдерживаться, он низко и протяжно застонал. Драко замер от звука голоса Гарри. Ему внезапно стало еще приятнее, будто ласка вернулась сторицей, взорвав в нем тысячу маленьких солнц. Драко понял, что дарить радость Гарри будет для него наивысшим счастьем.
Лежа на Поттере, он приподнялся на руках и, уже не сдерживая себя, впился неистовым поцелуем в приоткрытые губы Гарри. Тот ответил не менее порывисто — сжал Драко в объятиях, прижимал к себе с еще большей силой, желая почувствовать каждый изгиб легкого тела. Драко мягко отстранился и сел верхом на бедра Гарри. Поттер, забывая дышать, смотрел, как его личный ангел, не торопясь, расстегивает его рубашку пуговку за пуговкой. Стараясь не касаться пальцами обнаженной кожи, Драко расстегнул последнюю пуговку и взглянул в глаза Гарри. Поттер смотрел на него, как на земное воплощение бога Любви. Его восхищенно-затуманенный взор поощрял на новые подвиги. Драко, не имея опыта с мужчиной, действовал интуитивно, делая то, что понравилось бы ему самому. Не отрывая взгляда от глаз Гарри, блондин потянулся к любимому. Погладил лицо, нежно, кончиками пальцев, дотронулся до шеи, заставляя золотисто-смуглую кожу покрыться миллионом маленьких мурашек. Провел руками по груди, невесомо очерчивая изгиб каждой мышцы, проследил пальцами неведомый узор, приведший его к темным маленьким соскам. Действуя обеими руками, Драко нежно очертил окружности сосков и легонько пощекотал их. Гарри вздрогнул и резко выдохнул, выгибаясь, приподнимая Драко на своих бедрах. Тот потерял равновесие и упал на Поттера. Гарри схватил его в охапку и подмял под себя. Он с силой проводил рукой по телу Драко, впитывая его, запоминая на ощупь, припадал губами к коже, как жаждущий – к источнику. Драко млел от этой грубоватой, но такой страстной ласки, выгибаясь и издавая стоны, когда Гарри дотрагивался до особо чувствительных местечек. Гарри руками и поцелуями возносил молитву Драко, его совершенству, его стонам, его глазам, его губам… Он боготворил каждую черточку, каждый изгиб, каждый выдох: «О! Да! О, Гарри…» Если бы это было песней, то это была бы самая прекрасная песня в мире.
Они не заметили, как оказались без одежды, стремясь припасть друг к другу, насытиться, упиться допьяна близостью тел, близостью душ… Нетерпеливо освободившись от всего, что мешало им чувствовать друг друга, они с трепетом и упоением пили друг друга каждой клеточкой тела, наслаждаясь уже одним этим.
Мгновения страсти, запечатленные в памяти какими-то урывками:
_______________Закушенные губы…
_________Запрокинутая голова…

___Руки, цепляющиеся за плечо…
______________Язык, ласкающий розовый сосок…

____________Бедра, крепко прижатые друг к другу…
_______Поцелуй-укус в незащищенное горло…
____________________Выгибающееся легкое тело…

______________ Волосы веером взметнувшиеся…

________Пальцы на крепком твердом члене…
________________________Губы, целующие и ласкающие нежную кожу фаллоса…
______Все слилось, чехарда лихорадочных воспоминаний, мгновения страсти, запечатленные в памяти какими-то урывками…
Экстатический фейерверк…
____________________Два слитных протяжных стона… Два имени, слившихся в одно: «Га-арри-и-иДра-а-а-ако-о-о»
_____________Кульминация…
_________Радужный всплеск, фонтаном озаривший все вокруг…
____________________________________________Мир, содрогнувшийся от чистой Силы…

________________Звезды, россыпью сорвавшиеся с небес…

Гарри с ужасом смотрел на потерявшего сознание Драко. Прижимая к себе легкое тело, он с тревогой прислушивался к неровному, захлебывающемуся дыханию. Не в силах этого выносить, Гарри сел на землю и начал покачивать Драко как маленького, словно пытаясь успокоить. Он знал, что с его любимым не случилось ничего плохого. Взметнувшаяся Сила просканировала Драко и успокоила Хозяина. Все будет хорошо – это просто глубокий обморок. Поттер держал свое сокровище, с восторгом чувствуя его тяжесть. Слушал выравнивающееся дыхание и обмирал от мысли, что мог бы потерять его. Гарри порывисто обнял Драко, еще сильнее прижимая к себе, почти замерев, стараясь прочувствовать стук его сердца. Тихий стон был ему наградой – блондин постепенно приходил в себя. Гарри любовался его медленно розовеющим лицом, подрагивающими ресницами и удивлялся тому, что именно он удостоен этой чести – держать Совершенство в своих объятиях.

— Что это было? Почему мы сидим? – спросил Драко слабым голосом, еще не вполне придя в себя после обморока. Он был немного испуган тем, что оказался в непривычном положении. Вот только что он стоял, смотрел на Гарри и вдруг… уже лежит и Поттер держит его в объятиях. Эта внезапная смена обстановки испугала Драко, как и всякого человека, хоть раз падавшего в обморок.

— Все хорошо, не бойся. Просто ты потерял сознание. Наверное, это от сильного стресса… — Гарри от волнения начал говорить маггловскими терминами.

— Я уже не боюсь – ведь рядом ты, — просто ответил Драко, поудобнее устраиваясь в объятиях Поттера. От этих слов у Гарри перехватило дыхание: он понял насколько глубоко доверие Драко к нему. Они продолжали молча смотреть друг на друга…

Вскоре совсем стемнело и стало заметно свежо. Но ребятам так не хотелось покидать это место, что Гарри впервые воспользовался своей благоприобретенной силой, чтобы сделать себе приятное. Из воздуха материализовался низенький топчан с множеством подушек и широким теплым покрывалом. Гарри бережно, словно великую ценность, поднял Малфоя. Тот совершенно этому не противился, а напротив, доверчиво прижимался к уверенному горячему телу. Поттер перенес Драко на топчан, удобно устроил на подушках и укрыл покрывалом. Затем скользнул рядом. Блондин моментально прильнул к нему, просясь под крылышко. Казалось, отпусти он Гарри — и мир вновь разлучит их. Гарри нежно обнял Малфоя.
Они лежали и смотрели вверх, на загорающиеся звезды. Было ощущение, что они находятся где-то в космосе, летят, обнимая друг друга, сквозь звезды, приветливо им подмигивающие. Свежий ароматный ветерок только усиливал эту иллюзию полета. Единственной верной реальностью была та, где они двое летели сквозь пространство и время, сжимая друг друга в объятиях. Они забыли обо всем, кроме тепла объятий и разливающейся кругом, вполне осязаемой нежности. Сила Гарри заполнила все вокруг, усиливая своим неземным светом ощущение нереальности. Драко никогда не было так спокойно. Гарри никогда не был так счастлив. Он обнимал своего любимого, поглаживал его плечо, ласкал, даря тепло, делился нежностью. Драко тонкими пальчиками водил по широкой груди Гарри. То, что испытывали эти двое, держа друг друга в объятиях, можно было назвать одним словом – Любовь.

Они стояли в лучах заходящего солнца. Прекрасные мятежные ангелы этого совершенного мира. Мира, где им никогда не бывать, раз они родились в этом. Но они в силах изменить то немногое, что им досталось. У них есть их любовь…

Гарри бережно взял руку Драко в свою и осторожно сжал прохладную тонкую ладонь. Тот, вздрогнув, очнулся от своих мыслей и перевел взгляд на человека, стоящего рядом, чьи глаза были полны нежности, от которой щемило сердце и перехватывало дыхание. Они стояли и просто молчали, глядя друг на друга. Им были не нужны слова. О любви не надо говорить, о любви надо уметь молчать… Их души говорили друг с другом. Они были рядом, настолько близко, что сливались воедино, не оставляя места словам и жестам. Было неимоверно хорошо вот так стоять и сжимать горячую, словно огонь, руку Гарри, чувствовать, как это пламя вытесняет стылые сумерки в душе безупречного аристократа, наполняя его своим теплом и светом. Драко буквально чувствовал, как отогревается его душа рядом с Гарри. Любовь обволакивала все его существо, заставляя верить, что все будет хорошо, что они все выдержат. Пускай им сейчас сложно, их будущее неопределенно и туманно, но благодаря этому Острову они нашли друг друга, они вместе, а это главное. Сердце Драко забилось отчаянно, словно пойманная птичка. Он вспомнил, как жил недавно, как кто-то в теле Гарри измывался над ним, вынимая душу маленькими крючками, буквально разрывая ее на части…

Теперь он не верил, что это было. Это был страшный, нереальный сон. Сон, который, к счастью, кончился, оставив за собой чувство тревоги и страха, но этот страх полностью прошел, ведь Гарри снова был рядом. Стоял и нежно смотрел в глаза Драко, возрождая его, словно феникса. Под лучистым взглядом зеленых глаз Гарри Драко Малфой рождался вновь. И в этом новом человеке не оставалось и следа от того заносчивого невыносимого мерзавца, каким его сделали вечное неодобрение отца и равнодушное пренебрежение матери. Гарри стал его новой семьей. И Драко впервые почувствовал себя любимым не за что-то, а вопреки всему. Всему, что раньше разъединяло их, ставя по разные стороны баррикад. Как же были мелки их ссоры и раздоры, по сравнению с этим всепоглощающим чувством! Драко был готов на коленях благодарить своего недавнего мучителя. Только благодаря нему он понял, насколько любит Гарри. Это было так щемящее-правильно, что Драко на миг задохнулся от переполнявших его эмоций. Если сейчас раскинуть руки, то непременно можно будет взлететь. Гарри, похоже, испытывал что-то подобное. Внезапно их обоих окутала радужная аура, исходившая от Гарри. Она дарила тепло и невыносимое ощущение счастья. Все было слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Драко вздрогнул от мысли, что когда-нибудь это Чудо может его покинуть. Нет, не уйти хлопнув дверью – это бы Драко пережил, ведь Гарри был бы где-то рядом, на этой планете, он бы дышал, ходил, говорил… Не это испугало Драко… Он представил себе возможность того, что когда-нибудь черная непоправимость вырвет душу этого ангела из тела и тогда Драко навсегда останется одинок. От этой мысли его сердце будто сжала ледяная рука. Ему стало плохо. Он жадно вглядывался в лицо Гарри, стремясь навсегда запечатлеть любимые черты такими, какими он увидел их сегодня.

Закат холодными лучами очертил силуэт Гарри. Бросая кроваво-красные отблески на лицо, он придавая ему завершенность безупречной статуи. Драко вздрогнул. Ему показалось, что лицо Гарри в крови. Силясь прогнать стойкое ощущение близкого несчастья, Драко нежно коснулся щеки любимого, словно хотел стереть эти красные отблески умирающего солнца, но стало еще страшнее: его руки тоже окрасились в ужасный цвет крови. Крови Гарри Поттера на его руках. Драко покачнулся и стал падать, не в силах удержаться на ногах. Внезапно он стал слишком слаб и не смог ухватиться за Гарри – пальцы рассеянно скользнули по ткани рубашки. Падая, он ощутил, как его подхватили чьи-то сильные руки. Почувствовав себя счастливым, Драко Малфой скользнул в небытие…

Гарри привел Драко в сад. Найдя укромный уголок, брюнет обернулся и посмотрел на своего спутника. Мысли Драко были очень далеко, его взгляд рассеяно блуждал по кронам деревьев. Гарри стоял и смотрел на него, не в силах сдвинуться с места или произнести хотя бы слово. Он смотрел, смотрел, смотрел… Вбирая по кусочкам этот образ. Длинные светлые волосы развевались на ветру. То взвивались за спину блондина, словно серебряные знамен, то белыми занавесями падали на лицо, на миг скрывая его глаза. Драко время от времени рассеяно поправлял их тонкой рукой, отбрасывал назад. Не замечая ничего, он повернул голову в сторону заходящего солнца, подставляя лицо под его ласковые лучи. Высокий, одного роста с Гарри, стройный, словно березка, изящный, будто прозрачный, Драко восхищал. Брюнет не отрываясь смотрел на это Чудо, которое соизволило полюбить такого лоботряса, как он. Рядом с Драко Гарри хотелось стать лучше, стать достойным этого необыкновенного парня. Его красота не подавляла, напротив – звала стать чище, благороднее. Гарри сам не заметил, как распрямил ссутулившиеся плечи, став еще крепче по сравнению с блондином. Драко был хрупко-прекрасен, как фарфорово-хрустальный ангел. Гарри же напоминал сильного и властного Ангела-Хранителя этого эфемерного существа. Они стояли рядом, один с отсутствующим выражением лица, делавшим его вдохновенно-прекрасным. И другой — высокий, крепко и уверенно стоящий на ногах, с обожанием смотрящий на воздушного ангела. Готовый в любой момент защитить его от всего на свете, подхватить на руки, отнести в самый безопасный уголок на Земле, стать для него опорой и защитой, чтобы это прекрасное существо больше никогда не знало боли и страданий.

Они стояли близко друг к другу, соприкасаясь рукавами. Под порывами беспокойного ветра их раздувавшиеся рубашки были похожи на крылья, готовые вот-вот раскрыться… Черный и белый ангелы были словно выходцами из другого мира. Мира, где нет несправедливости жизни. Где нет боли. Мира, где маленький сирота, оставшийся без родителей не будет мучиться, словно в плену, у жестокосердных родственников. Мира, где люди не стремятся истребить себе подобных только за их происхождение. Мира, в котором не отвергают руки с предложением дружбы. В этом мире никогда не было жестокости взрослых, там есть только детский смех, серебряными колокольчиками разливающийся над ромашковыми полями. Там папы и мамы играют со своими детьми во все их детские игры, искренне восхищаясь успехами своих чад, а не запирают их в огромном холодном доме, оставляя на попечение домовых эльфов. Эльфы, конечно хорошие, но могут ли они заменить одобрительного слова отца и ласковый, нежный взгляд матери? А еще никто не заставляет маленьких детей сохранять холодное выражение лица, когда хочется бегать, кричать и смеяться. Там отец никогда не возьмет в руки розги и не накажет за шалость, нечаянным результатом которой стала разбитая драгоценная ваза. И маленький мальчик в этом мире не будет судорожно всхлипывать в темноте огромной и холодной спальни, закрывая себе рот руками, чтобы не услышал отец – иначе достанется еще больше. Не будет бессилия и беспомощности, затравленности и стойкого ощущения предательства, когда на тебя поднимает руку человек, восхищавший больше, чем кто бы то ни было. И мама в этом мире — не холодная ледяная статуя, красивая и совершенная, а добрая и нежная, которая по праздникам сама печет печенье и вытирает с лица остатки какао краешком душистого передника… У мамы в этом мире добрые и ласковые руки, пахнущие молоком, ванилью и детством…

Тот мир, откуда пришли эти ангелы, слишком хорош, чтобы быть настоящим…

Так что Драко не был особенно удивлен. Стараясь сохранить лицо и не выдать чувств, обуревающих его, он прогуливался по салону, оценивающе оглядывая девушек и чувствуя себя… полной скотиной. Ему было многократно хуже, чем этим несчастным. У них не было выбора. У него был. Но он продолжал ходить и присматриваться. Он уже ничего и не хотел. В итоге забеспокоившийся распорядитель подбежал к нему и начал расспрашивать, неужели ему никто не понравился? Может привести других девушек? Молодому лорду угодно мальчиков? На них уже начали оборачиваться. Драко еле сдерживался, чтобы не послать шустрого и громогласного распорядителя подальше. Чтобы прекратить этот цирк, он выбрал рыжую девушку, чем-то напомнившую ему Джинни Уизли, только постарше. И сразу почувствовал себя еще хуже. Словно он ткнул пальцем в младшую сестренку Рона. Он никогда не любил семейство Уизли, но представить, что он вот так же сможет выбрать маленькую Джинни, как овцу на заклание… Его начало мутить от переживаемых им эмоций.

Девушка легко спрыгнула с помоста и танцующей походкой пошла навстречу Драко. Она мило и приветливо улыбалась, но в ее глазах Драко увидел глухую тоску. Ему стало совсем не по себе.

— Привет! Я – Эллен. Ты у нас впервые? Пойдем, милый, я покажу тебе, что такое любить… — заученно-привычные слова слетались с ее губ. Наигранно-приветливый тон, приятная манящая улыбка, завлекающий взгляд из-под густо накрашенных ресниц. Она бережно взяла его руку в свою и повела за собой, продолжая щебетать, иногда оборачиваясь и призывно-нежно улыбаясь. Драко поддался ее чарам, идя за ней, словно на зов вейлы.

Эллен привела его в комнату с кроватью, настолько огромной, что та занимала место от стены до стены, оставляя свободным лишь небольшое пространство. Эллен игриво погладила Драко по щеке, пропустила его волосы сквозь пальцы и спросила низким волнующим голосом:

— Что ты хочешь, милый? – кончиками пальцев она провела по нижней губе юноши, глядя на нее так, словно хотела немедленно съесть.

— Я хочу поговорить с тобой, — Драко сам не ожидал от себя подобного, но ему упорно не хотелось начинать любовные игры с девушкой, которая станет для него первой в жизни женщиной, а он для нее – очередным желторотиком. Самолюбие и тут взыграло: он не желал становиться одним из многих, он хотел, чтобы его запомнили…

— И что ты хочешь узнать? – девушка поняла, что все пройдет не по ее сценарию и инстинктивно насторожилась, как все люди, сталкивающиеся с чем-то непривычным. Ее глаза заблестели живым, но тревожным блеском. Драко улыбнулся, у него получилось по крайней мере выделиться из потока мужчин, что были у Эллен.

— Я хочу знать, почему ты здесь. – Драко не смог удержать этот вопрос, волновавший его с тех пор, как он услышал разговор тех двоих «ценителей прекрасного». Он понимал, что вторгается на личную территорию Эллен, но ничего не смог с собой поделать. Он ждал ответа.

— Зачем молодому и красивому господину слушать байки такой девушки как я? Я ведь совру – недорого возьму, – Эллен пыталась вернуть разговор в нужное ей русло. Она погладила бедро присевшего на кровать Драко, опустилась перед ним на колени, игриво поглаживая его ноготками. Потянулась к пряжке ремня, но Драко решительно и мягко отстранил ее руки. Эллен вскинула на него глаза, и Драко увидел ее изумленное лицо – никто никогда с ней не пытался говорить по душам. Эллен была готова подумать, что это какое-то изощренное извращение, но мальчик, сидевший перед ней, был неопытен и чист как ангел. Он смотрел на нее внимательным взглядом бархатно-серых глаз, и что-то шевельнулось в душе девушки. Давно забытое и похороненное чувство стыда и смущения. Она с удивлением ощутила себя той молоденькой девчушкой, что она была когда-то, наивно смотрящей на мир и уверенной, что этот мир будет добр к ней. Каким же тяжелым было разочарование! Мир оказался грубым и жестоким. После смерти родителей от магической лихорадки, Эллен осталась совершенно одна и без средств к существованию. Все знакомые остались во Франции, когда папа и мама переехали в Британию в поисках лучшей жизни… Сначала она работала служанкой в богатом доме новоиспеченных нуворишей, которые не успели обзавестись домовыми эльфами. И все было бы хорошо, вот только хозяин стал проявлять к хорошенькой горничной повышенный интерес. Хозяйка заметила это и, хотя Эллен не позволяла себе вольностей, с позором выгнала девушку на улицу, оклеветав ее на весь Лондон. Другую работу найти не удавалось, ее не принимали даже посудомойкой. И тогда в ее жизни появился «Шанс» — так назывался бордель, распахнувший двери в мир легких денег и продажной любви. Любви отдающей безразличием и грязью. Любви, говорить о которой в этих стенах было святотатством…

Эллен не заметила, как рассказала этому в сущности еще ребенку историю своей жизни. Обхватив себя руками за плечи, словно пытаясь защититься, она покачивалась, глядя в пространство и не замечая, как из ее глаз капали прозрачные горькие слезы. Она выплакивала свою боль, свою порочность, свое равнодушие… Драко смотрел на нее пораженно, он не ожидал такой реакции. До этого дня он жил во вполне благополучном мире, где все было хорошо, и вот лицом к лицу столкнулся с оборотной стороной магической жизни. Сам не понимая зачем, он потянулся и коснулся ладонью щеки девушки. Она с полу-стоном схватила его руку и прижималась к ней сильнее. Она тянулась к ласке и душевности этого мальчика, словно цветок к солнцу. Этот ребенок снова подарил ей себя, когда она уже напрочь забыла, какая она на самом деле. И она отблагодарила его так, как умела – Эллен любила этого мальчика нежно, словно тот был хрустальный. Она без остатка дарила ему себя, тая от его неумелых ласк, растворяясь в серых затуманенных страстью глазах, возносясь на небо всякий раз, когда он рыдал, сотрясаясь в экстазе. Она плакала и смеялась, чувствуя себя богиней Любви, а не ее жрицей, вознося молитву этому ребенку своим телом. Казалось, что лишая его невинности, она сама становилась чище, словно этот ангел отпускал все ее грехи, прощая, разрешая жить дальше. Даря ему мужественность, она становилась больше, чем просто женщиной, она была самой Любовью. Своим чистым светом он озарил сумерки ее жизни, вернув ей саму себя. Она благодарила его как только могла, уча премудростям плотской любви, растворяясь в нем и отдавая все, что имела…

Она сладко спала, утомленная и счастливая, когда Драко осторожно встал с кровати. За оконном светало. Он бесшумно оделся и оглянулся на Эллен. Та была похожа на невинного ангела: длинные рыжие волосы разметались по подушке, лицо безмятежно и умиротворено, руки белыми стеблями обвивают подушку, с которой только что встал Драко. Он наклонился к ней и запечатлел легкий поцелуй на ее высоком белом лбу. Эллен смешно поморщилась, но не проснулась. Без косметики она выглядела совсем юной, почти ровесницей Драко. Он положил на тумбочку рядом с кроватью увесистый мешочек с галеонами. Этого количества хватит, чтобы завести свое дело. Тут же он оставил записку для Эллен. Еще раз взглянув на женщину, забравшую его девственность, стараясь запомнить ее именно такой: беззащитно-наивной, а не опытно-развращенной, Драко Малфой вышел из комнаты.

Проснувшись, Эллен непонимающе огляделась, силясь вспомнить, почему она тут, а не в своей спальне наверху. Ее взгляд упал на черный бархатный мешочек с вышитым вензелем и записку, лежащую рядом с ним. Пробежав ее глазами, Эллен разрыдалась. На меленьком листочке картона было всего несколько фраз, но как много они значили для нее! «Ты самая лучшая и замечательная девушка. Ты достойна всего самого хорошего в жизни. Не верь никому, говорящему обратное. Будь счастлива. Спасибо. Буду помнить тебя всегда. Драко.»

Для Драко секс с женщиной всегда будет отдавать запахом приторно-сладких духов и продажной любви…

Марси замерев от восхищения смотрела на целующихся парней. Они были так искренни в своем стремлении друг к другу. Так естественно смотрелись рядом. Блондин и брюнет. Черное и Белое. Светлое и Темное. Одно невозможно без другого. Слишком красивы, чтобы быть настоящими. Марси не дыша смотрела на них, боясь спугнуть это видение, это наваждение, этот нежный абрис любви. Точеный профиль Драко, резковатые, какие-то стремительные черты Гарри… Античный бог и дикий варвар… Мрамор и сталь… Черный шелк и белый атлас… Инь и Ян… Вместе — одно целое, неделимое существо.

Марси так увлеклась любованием совершенства, что резкий голос Грегори заставил ее вздрогнуть. Нехотя, она перевела на него взгляд. Ворон виновато посмотрел на нее:

— Я не удержался, извините… Просто вы оба так бесстыже прекрасны, что мне стало не по себе! – Грегори смущенно потупил взор, однако Марси успела уловить лукавый огонек в его глазах.

Гарри, оторвавшись от любимого, осмотрел комнату безумным взором, словно пытаясь понять, где они находятся. Драко не отрываясь смотрел на него. Гарри молча встал с кровати, протянул ему руку, и они оба вышли из комнаты так и не проронив ни слова.

Марси укоризненно посмотрела на Грегори:

— Ну и зачем ты это сделал?

— А затем, что они и так не понимают, где находятся… Не хватало только мне стать свидетелем того, как эти двое занимаются любовью! К тому же ты так на них смотрела, что мне стало не по себе. – Грегори внезапно замолчал, словно и так сказал слишком много, но Марси этого хватило, чтобы понять.

— Ты ревнуешь?! Меня к ним? – пантера звонко расхохоталась. – Не может быть! Грегори! Вот уж не ожидала от тебя такого!!! – она грациозно соскочила с кровати и лапой притянула к себе ворона, который в смущении уже пытался было улизнуть из комнаты. Марси решила показать ему свое расположение единственным доступным ей способом: она начала его вылизывать, от чего Грегори блаженно зажмурил глаза…

Драко, ни слова не говоря, шел за Гарри. Он понимал, что сейчас случится что-то необычное. Что-то такое, чего никогда с ним еще не происходило. Драко Малфой при всей своей надменной самоуверенности и показной опытности еще ни разу не был с мужчиной. Конечно, женщины у него были. Отец еще в тринадцать лет привел его в один из домов терпимости, через десятые руки принадлежавших Малфоям. Тогда, много лет назад, Драко, как подобает потомственному аристократу, внешне остался спокоен. Однако этот показушно-зеркальный блеск вечного праздника жизни ошеломил его. Он с восторгом смотрел на бал-маскарад. На извивающихся в призывном танце девушек и на клиентов, оценивающих достоинства красавиц за бокалом холодного красного вина. Драко мельком подслушал разговор двоих таких ценителей:

— Посмотри на эту рыженькую. Вполне ничего. Только вот щиколотки толстоваты. Не люблю баб с толстыми ногами.

— Тогда обрати внимание на эту брюнетку. Ух! Огонь-девчонка! Как крутится! Как флоббер-червь на сковородке! Я бы ее взял, но могу тебе уступить. А может на двоих распишем? А потом еще парочку возьмем!

— А, давай! Всегда хотел оказаться с тобой в одной койке, но ты же у нас неприступный женолюб. Ха-ха-ха! Так хотя бы через телочку тебя поимею.

Драко с ужасом вслушивался в разговор тех двоих. Они рассуждали о женщине, как о лошади, как о товаре, выставленном на продажу. Просто и обыденно решали, кто первый и кто куда. Этот диалог оставил на душе Драко ощущение грязи, как будто он с головой окунулся в какую-то липкую мерзость… Ощущение праздника прошло безвозвратно. Те чувства, которые Драко испытывал почти неделю, готовясь стать мужчиной, поблекли. Он увидел театральность происходящего: наряды женщин были чересчур вызывающими, блеск и мишура – бессмысленными. Девушки блистали белоснежными завлекающими улыбками, но в их густо подведенных глазах пряталась глухая тоска обреченного животного, выставленного на потребу публике. Таких взглядов Драко еще никогда не видел. Блеск и позолота облетели, оставив чувство мерзости и неправильности происходящего. Люциус сильно просчитался, приведя своего сына в это заведение, а не наняв ему, скажем, развращенную гувернантку.

Сам лорд Малфой вскоре скрылся за тяжелыми бархатными портьерами, огораживающими другое помещение. Туда через несколько секунд ринулся распорядитель борделя с десятком молодых и привлекательных юношей. Восемь из них вскоре вернулись к гостям. Так Драко узнал, что его отец предпочитает юношей девушкам. Впрочем, это открытие не перевернуло его мир. Он давно подозревал, что его отец равнодушен к женщинам: их с матерью спальни находились в разных частях Поместья.

Гарри и Драко не могли пошевелиться от изумления – так быстро развивались события. Грегори с отчаянным криком взвился вверх. Беркут отвлекся от своей жертвы, но было поздно: ворон изо всех сил ударил его клювом в висок. Послышался влажный хруст. Медведь тяжело упал на Марси, придавив ее своей огромной тушей. Тут Гарри очнулся и стал стаскивать его с пантеры, через секунду ему помогал Драко. Из-за шока они догадались использовать магию только несколько мгновений спустя. Когда им наконец-то удалось освободить Марси, та едва дышала. Удивительно, что она вообще еще была жива. Сквозь рваную рану возле её горла была видна чудом не задетая сонная артерия. Передние лапы были перебиты, а морда была в крови. Гарри с ужасом смотрел на то, что осталось от красавицы пантеры. Грегори со скорбным криком упал рядом с ней, не зная как помочь. Он вслух проклинал свое птичье обличье. Только Драко стоял совершенно неподвижно и неотрывно глядел на Марси. Он смотрел, но видёл всё не так, как прежде. Он видел, как по жилам пантеры все медленнее бежит кровь, видел, как замедляет свой стук её сердце. Но он не знал пока, что надо сделать, чтобы спасти ее. Раздумывать, откуда пришло это знание, было некогда. Драко решительно отодвинул Гарри и Грегори с пути и сел на пол рядом с Марси. Он положил ладони на страшную рану у горла зверя и замер, прислушиваясь. По его телу, покалывая, пробежали миллионы импульсов, собирая энергию. Когда силы стало достаточно, Драко мягко направил ее на рану Марси. Сияние от его рук стало заметным, потом ослепляющим и почти сразу обжигающим. Гарри и Грегори, пораженные его действиями, были вынуждены отступить на несколько шагов — так было жарко. Они пытались рассмотреть, что происходит, но свет только слепил их, заставляя глаза слезиться. Прошло несколько томительных минут, и вот сияние начало потихоньку угасать. Настал момент, когда стало видно обоих: Драко, обессилено прислонившегося к стене, и пантеру, целую и невредимую, уже открывающую глаза. Грегори кинулся к Марси, Гарри – к Драко. Тот мелко дрожал всем телом и был мокрым от пота. Он, не открывая глаз, попросил, чтобы Гарри сжал ладонями его виски. Поттер осторожно выполнил его просьбу и почувствовал, как его Сила переходит к Драко, но странным образом не убывая, а напротив, обновляясь, возрождаясь. Щеки Драко налились румянцем, и он открыл глаза.

— Спасибо. Ну вот, теперь я банальный энергетический вампир, — улыбка Драко вышла довольно неуверенной: ему было стыдно, что он «отпил» от Гарри. Поттер же просто схватил Драко в охапку и прижал к себе. Он не хотел показывать своих слез. Только сейчас он понял, что Драко совершил невозможное – спас Марси от верной смерти, но, помогая ей, едва не убил себя, отдав слишком много энергии на лечение. Гарри только что чуть не потерял двух дорогих ему людей. Его сердце было готово разорваться. Тем временем Марси окрепла настолько, что смогла встать, поддерживаемая Григорием. Это было удивительно трогательное зрелище: черный ворон, поддерживающий черную же пантеру. Марси подошла к все еще сидящему Драко и лизнула его в нос.

— Спасибо, — этим простым словом она смогла выразить всю глубину и искренность своей благодарности. На ней не было ни царапинки. – Но, как тебе это удалось? Я же чувствовала, что умираю!

— Давайте все немного успокоимся и пройдем в дом. Кроме того, нам с Гарри не помешало бы одеться, — только сейчас брюнет заметил, что его простынь, которую он обернул вокруг бедер, слетела, когда они стаскивали Беркута с Марси. Гарри премило покраснел под насмешливо-теплым взглядом Драко.
— Кстати о Беркуте, нужно выяснить, жив ли он, — Грегори подошел к медведю, походил вокруг и заявил:

— Живой, что ж ему сделается! Надо его связать.

Простыни пустили на веревки. Гарри левитировал зверя в Дом и запер в пустой комнате, приказав Хоззи следить за ним. Дом долго распинался в извинениях, что не уследил за медведем. Хотя особой его вины тут не было – в его ведении была только территория дома и сада вокруг. Беркут же подкрался со стороны леса.

Позже все собрались в комнате Марси. Хоззи по такому случаю наколдовал мороженое и ликеры. Все забрались с ногами на огромную кровать. Пантера возлежала на подушках с видом королевы и, блаженно щурясь, увлеченно жевала мороженое из огромной серебряной миски и делала вид, что не понимает, почему на нее все так смотрят. В конце концов, Гарри не выдержал и на правах боевого товарища кинул в ее наигранно-высокомерную морду подушечку. Марси приняла оскорбленный вид, и началась битва подушками. В ход пошло все, что лежало на кровати. Соперники кидали друг в друга подушки, думочки, игрушки, тарелочки с мороженым, отчего оказались с ног до головы в липком лакомстве. Грегори с хриплым смехом летал над ними, метко кидаясь орешками. Вся комната была в пуху: одну подушку все же разодрали. Вдруг Марси подкатилась под ноги дерущимся подушками парням, и они со смехом упали на кровать. Они переглянулись и решительно сгребли Марси в охапку, начав ее щекотать. Марси извивалась и просила пощады. Наконец они сжалились и, все также обнимая довольную пантеру, развалились на разворошенной кровати. Грегори по-свойски плюхнулся на живот Драко. Тот охнул – все же их путник, был довольно тяжелой птицей. Ворон посмотрел на блондина и потребовал отчета о том, где он так научился лечить наложением ладоней. Грегори рассказал, что его отец тоже был целителем, но такого результата – быстрого и безболезненного, не было даже у него. Драко не смог рассказать ничего особенного, кроме того, что он неожиданно понял, что и как надо делать. Будто кто-то свыше руководил им. Честно говоря, он не был уверен, сможет ли еще когда-нибудь повторить что-то подобное. Целителей у них в роду не было. Были сильные маги, в большинстве своем темные, но лечить никто не умел.

— А мы сейчас проверим! – с этими словами Гарри схватил вилку, валяющуюся неподалеку, и воткнул ее себе в запястье, распоров кожу. Алые капли крови побежали по белой коже руки.

— Гарри! Ты что, идиот?! Я всегда знал, что ты больной на всю голову, но не до такой же степени! – Драко схватил Поттера за запястье и ладонью накрыл рану. Кожу сильно защипало. Стало горячо. Свет, исходящий от ладони Драко, был ярким, но не таким ослепляющим, как когда он лечил Марси. Все, затаив дыхание, ждали результата, хотя не сомневались, что у Драко снова все получится. Когда он отнял ладонь, запястье затянулось нежной розовой кожицей. Там, где он держал руку Гарри, остался небольшой ожог, который, впрочем, быстро светлел.

— А теперь наказание за твою глупость, — Драко схватил Поттера за виски и закрыл глаза. Гарри снова почувствовал, как Малфой буквально пьет из источника его силы. Только сила не убывала. Как в роднике, она продолжая течь ровно и обильно. Гарри смотрел на веки Драко: они были пронизаны голубоватыми жилками и немного подрагивали. Поттер почувствовал, что если он сейчас не поцелует Драко, то случится что-нибудь ужасное. Не думая ни о чем, он привлек Малфоя к себе и легонько коснулся его век губами. Драко потрясенно распахнул глаза, щекотнув губы брюнета длинными ресницами. Гарри просто утонул в невозможной глубине серых омутов Драко. Уже не в силах сдерживаться, он потянулся и накрыл губы Драко своими. Малфой судорожно выдохнул и прижался к Гарри всем телом, горячо отвечая на поцелуй.

— Кхм-кхм! – раздалось у них над ухом. – Вы не забыли, что не одни тут?

жарче всех — в ее-то шубе! Грегори важно ходил по бане в простыне, повязанной на манер греческой тоги и увлеченно командовал, рассказывая как правильно нужно париться вениками. Выглядел он, конечно, немного несолидно: мокрый как курица, в простыне, увлеченно шагающий по своей полке, но он был так счастлив, что никому даже в голову не пришло над ним пошутить. После первых процедур все шумною толпой вывалились в «предбанник», где был накрыт стол. И все на этом столе было сделано по правилам русской кухни! Соленые грибочки и огурчики (которые друзья сначала не решались есть, но, распробовав, съели все и добавки попросили), жареная, вареная и копченая рыба, мясо с картошкой, малина со сливками и многое другое. Но больше всего друзьям понравился квас. Они пили его и не могли напиться, наслаждаясь кисловато-терпко-пряным вкусом. Это было ни на что не похоже! После подвигов в бане напиток смели со стола в одну минуту. После этого даже как-то сил прибавилось. Посидев еще с полчасика, все снова двинулись в баню. На повторные процедуры, как сказал Грегори. Во второй раз всем понравилось гораздо больше. Они были так расслабленны — влажный горячий пар уже не утомлял, а напротив, словно вливал новые силы, лаская напряженные мышцы и размягчая загрубевшие души. Все постепенно начали понимать, почему Грегори так любит баню. После нее словно заново рождаешься.

Они то парились, то сидели за столом, ведя неторопливые беседы. Марси рассказывала о Венеции, о жизни до Острова, о проделках, которые они с Меркуцио устраивали будучи детьми. Грегори травил анекдоты, рассказывал о жизни в деревне, тепло вспоминал мать, отца, своих многочисленных женщин, из-за похождений с которыми он и получил свое прозвище – Распутин. Особенно интересно было слушать о его жизни при дворе русского царя, о его детях, о ситуации в России в начале XX века. Ворон подробно поведал о том, как его пытался отравить молодой князь, напуганный влиянием Григория на царскую семью. Правда этот князь не знал, что отравить колдуна маггловским ядом невозможно. Он буквально ложками пичкал Григория мышьяком, а тот ел, да посмеивался. В конце концов, потерявший терпение князь стал стрелять из пистолета, и Григорию пришлось бы совсем худо – от пули не защитит даже магия. Но ему опять повезло – пуля срикошетила от толстого креста, который носил Грегори. Но все же он на время потерял сознание. Пришел в себя от холода – его запихнули в мешок и пытались утопить в проруби… Григорий сказал, что именно в этот момент он почувствовал, как его душу вытягивает из тела неведомая сила. Как оказалось, это его престарелый отец не переставая следил за непутевым сыном и сумел выдернуть его из воды прежде, чем тот захлебнулся. Но в итоге они непостижимым образом оказались на Острове. Грегори с горечью вспоминал, что поначалу очень злился на отца за это спасение, особенно когда понял, что с Острова не сбежать… Он рассказал, что дал магическую клятву верности своему царю. И пока Григорий находился рядом с царской семьей – им ничего не угрожало. Его магия защищала их от врагов, которых было немало. Он метался по Острову, словно загнанный зверь. Его звала клятва, но он не мог ничего поделать – Остров не пускал. Григорий даже попытался переплыть море, но, сколько он не плыл, все время возвращался назад. Так он окончательно понял, что проиграл… Потом зов исчез и Григорий осознал, что царская семья, которой он был очень предан, перестала существовать. Григорий начал пить. Ровно через неделю, проснувшись утром с дикого похмелья, он увидел себя вороном, а своего отца – собакой, сенбернаром.

Все молчали, пораженные глубиной переживаний этого грубого и сильного человека, который спустя десятилетия продолжал страдать от осознания невыполненного долга. В какой-то момент на столе неведомо откуда появился запотевший графинчик с прозрачной водкой и четырьмя разнокалиберными стаканчиками. Не говоря ни слова, Драко разлил напиток, и все молча выпили за упокой души русского царя и его семьи. Помолчав некоторое время, Грегори сказал:

— Ну, оставим прошлое в прошлом… Кто старое помянет, тому глаз вон, кто прошлое забудет, тому — два!
Подмигнув собравшимся, он запел красивым густым голосом русскую песню. Мальчики и Марси открыв рот, завороженно слушали про мороз и про коня в вольном переводе Хоззи, который негромко нашептывал им слова прямо в уши, чтобы не мешать певцу.

После этой песни упавшее было настроение снова поднялось, и все попросили Григория спеть еще. Им так понравились эти тягучие, напевные песни на странном языке, похожем на журчание ручейка. Хоззи с удовольствием переводил. Спустя какое-то время Гарри с удивлением обнаружил, что может понимать Григория и без перевода. Поделившись этим открытием с друзьями, он спросил у Хоззи, отчего это. Тот ответил, что разумная Сила Острова постепенно делится знаниями с Хозяином. Чтобы Гарри не потерял сознание от внезапно появившегося обилия информации, не захлебнулся в ней, это делалось постепенно, по мере надобности.

Выяснив эти увлекательные подробности, Гарри стал практиковаться в итальянском, французском, русском – благо, что все знали эти языки. Драко и Марси с детства учили этим и другим языкам. Грегори, долгое время живший при Дворе, выучил французский и тоже мог составить всем компанию. Правда итальянский он не знал, но зато учил Гарри тонкостям русского языка, который оказался очень сложным.

Развлекаясь и вспоминая навыки разговорной речи, все очень веселились из-за ошибок друг друга. За столом зазвучал смех и шуточки на разных языках. Мужчины решили сходить в баню еще раз. Марси отказалась, сказав, что с нее достаточно на сегодня. Было совершенно ясно, что посиделки за столом в бане станут традицией – уж очень хорошо было сидеть тесной компанией и говорить обо всем на свете. Все чувствовали себя так, словно знали друг друга сто лет. В отношении Марси и Грегори это было верно, но лишь помогая Гарри, они действительно узнали друг друга.

Невозможное трио ввалилось в парилку. Грегори поддал жару, и ребята расслабленно разлеглись на полках, касаясь друг друга пальцами рук. Грегори деликатно прикрыл глаза и для верности даже отвернулся. Но ребята просто смотрели друг на друга и поглаживали пальцами ладони, обводя узор знаменитой молнии. Нега и нежность разлились в жарком и влажном воздухе бани.

Внезапный и сильный грохот бьющейся посуды заставил всех вскочить и выбежать в предбанник. Над Марси, лежащей на полу среди осколков посуды и остатков еды, стоял огромный, злобно рычащий медведь. Беркут. По полу резво побежал крохотный ручеек густо-красной крови. Марси! Гарри ругал себя за утрату бдительности. Грегори с отчаянным криком взвился в воздух…