«…Норманны захватили территорию Англии довольно легко, практически не встретив сопротивления, благодаря большому числу волшебников в составе их войск. Принимали ли участие в обороне против захватчиков Основатели, точно не известно. Однако есть несколько недоказанных версий, что Годрик Гриффиндор помогал в приготовлениях армии короля Гарольда. Момент этот кажется спорным потому, что точное место жительство Гриффиндора в те дни, а также род его деятельности, не выяснены. Большинство историков склоняется к тому, что знаменитый волшебник мог проживать в Шотландии, куда перебралась его семья и где он долгое время служил при дворе.
Однако, есть также неясные упоминания о «…волшебнике в алом плаще, с горящим взглядом и сильной рукой… он появился, когда жители деревни Саутфлит подверглись нападению захватчиков… И те как ястребы слетались на добычу, сжигали дома и убивали жителей… А с ним рядом бок о бок был невысокий юноша с длинными волосами и нежным лицом…» в другом источнике также упоминается о волшебнике в алом плаще, только рядом с ним находится девушка в мужском платье. Кто был спутник Гриффиндора, да и был ли это сам Годрик Гриффиндор, отражающий атаку норманнов, ничего не говорится…»
Элизабет вяло пролистала книгу до конца и отложила, даже не поглядев на заголовок. Она сидела в полупустом зале библиотеки. За окном стоял один из хмурых осенних дней; солнце, то и дело проглядывающее из-за туч, чертило тусклые узоры на парте, заставляя девушку недовольно щуриться. Мятый пергамент перед ней был сплошь исписан и исчеркан – видно было, что его не раз правили. На столе высилась башня из книг по теме, большинство из которых Элизабет знала уже вдоль и поперек. Она старательно выписывала самые интересные моменты, надеясь после как-нибудь скомпоновать их и получить курсовую, но и с этим все было не просто: во многих книгах, да что там книгах – даже во многих учебниках по истории магии она обнаруживала несостыковки дат, имен и событий. О какой слаженности и порядке могла идти речь?
Например, даже банальная дата основания школы. В одном источнике говорилось о 1080-м годе, другой утверждал, что это были первые десятилетия тысячелетия. Как можно было связать обычные исторические события с жизнью Основателей?.. Даже тоже нашествие норманнов на Англию и битва при Гастингсе. Ничего неясно про участие Гриффиндора, а про Салазара Слизерина говорилось в одной книжке, что он был тесно связан с норманнами, и те выделили земли в Англии его отцу за отличную службу. Но как он мог тогда быть в одной команде с остальными Основателями, когда они должны были воспринимать его как захватчика?.. Да и мотивы каждого из Основателей построить школу были смутны и толковались везде по-разному…
Элизабет раздраженно вздохнула. Пока она имела лишь множество несходящихся дат и фактов, и даже не определилась в каком направлении двигаться вообще. Пора было всерьез браться за курсовую. Разрешение на Запретную Секцию они с Чжоу получили уже на второй день учебы; на дворе был уже октябрь, а Элизабет так им и не воспользовалась. Ей казалось, что количества библиотечных книг и так будет достаточно, это ведь СОВ, а не ЖАБА. Но в последнее время она начинала думать, что пора искать что-то другое. Она и сама не знала что, но чего-то явно не хватало, чего-то действительно стоящего. Наверное, ей надо найти какой-нибудь источник, на который можно положиться целиком и полностью и уже не обращать внимания на неточности в других книжках…Решив, что завтра же отыщет свое разрешение, Элизабет решительно захлопнула книгу. Уроки на сегодня уже закончились, и она планировала еще немного порисовать на пятом этаже.
Поспешно собирая свои листы в кучу, она не услышала, как кто-то сел напротив. Случайно подняв голову, она встретилась взглядом с насмешливыми серыми глазами. Элизабет фыркнула, словно рассерженная кошка, и продолжила как ни в чем не бывало собираться, чувствуя на себе его пристальный ироничный взгляд. Спустя пару минут девушка не выдержала, подняв голову и прямо взглянув на него:
— Слушай, Бен, если ты собираешься меня загипнотизировать, у тебя ничего не выйдет.
Он даже не отреагировал, поглядывая на нее поверх маленькой книжки, которую вертел в руках. Это были «Тайные связи Основателей» — обычный дамский роман, который каким-то непонятным образом затесался в ее исторические книги. Ну, Элизабет было интересно взглянуть на это. Но сейчас эта книжка была раскрыта, Элизабет ничуть не сомневалась в этом, на самом пикантном моменте. Не может же человек улыбаться такой гнусной улыбочкой просто так.
— Хочешь, я почитаю тебе вслух, пока ты собираешься, Лиззи? – протянул он, опуская глаза к книге.
— Избавь, — буркнула Элизабет, заливаясь краской. Было что-то в том, как он произносил это «Лиззи». Всегда.
Повисла пауза, во время которой Бен старательно делал вид, что увлечен чтением, а Элизабет, злясь на себя за излишнюю нервозность, собирала книги.
— Мда, — подвел итог он, захлопывая книгу и звонко припечатывая ее на стол, — это, должно быть, было захватывающим чтением. Скажи, ты, видимо, читала ее по вечерам? В смысле – на ночь? – он ухмыльнулся, глядя на нее.
— Какая прозорливость. Ты меня просто насквозь видишь, — пробормотала она, не зная, куда деваться от его взгляда. — Что тебе нужно Бен? Ты пришел, чтобы позлить меня?
— Почти угадала. Вообще-то, — сказал он, протягивая руку к потрепанной тетради, — я пришел за своими лекциями. Но хорошая попытка.
И не сказав больше ни слова, даже не посмотрев на нее, она поднялся и направился прочь из библиотеки. Только когда Бен уже подошел к двери, Элизабет словно очнулась:
-Но… я еще не закончила с ними! – попыталась возразить она, но он уже не слышал.

Порисовать так и не удалось, что в конец испортило настроение (и без того не самое радужное), было уже слишком много времени и Лиззи могла опоздать на ужин. Она спустилась в вестибюль, чтобы пройти в Большой зал, и заморгала от удивления – холл был заполнен студентами, столпившимися возле высокого стенда.
Элизабет уловила лишь обрывки фраз: «… школы магии… иностранные гости… Тремудрый Турнир…» И пробираясь сквозь толпу, решила выяснить, в чем дело. Чжоу, Мариетта и Аннет уже стояли там и, так же как и все остальные, перебивая друг друга, что-то бурно обсуждали.
— Нет, ты только представь, — сразу обратилась к подошедшей к ним Элизабет, словно та уже простояла с ними по крайней мере полчаса, — где еще представится такая возможность?.. Сам Виктор Крам! Среди нас! Можно будет поболтать с ним, взять автограф! Хотя я надеюсь, одним автографом дело не обойдется!..
Аннет лишь усмехнулась — немного надменно, как обычно:
— Да кому это интересно. Ты разве не читала – ученицы Шармботона! Вот с кем я действительно бы пообщалась. Все женщины у нас в роду по материнской линии обучались в этой школе, и уж поверь мне – нам есть чему поучиться у Шармботона! А моя мама…
— Да-да, — немного резче, чем стоило, перебила Мариетта, — мы уже слышали сто раз – Франция, вейлы, король Людовик, бла-бла-бла… — Она развернулась к Элизабет, не замечая обиженного вида Аннет, — а что ты думаешь, Лиззи?..
Элизабет как раз изучала яркое объявление, прикрепленное на стенде:

«ТРЕМУДРЫЙ ТУРНИР! Делегации представителей школ «Шармботон» и «Дурмштранг» прибывают в пятницу 30 октября в шесть часов вечера. Занятия в этот день закончатся на полчаса раньше. Учащимся предписывается отнести портфели и учебники в спальни и собраться перед замком для встречи гостей, после чего в их честь будет дан торжественный ужин».

Она повернулась к сокурсницам, стараясь сдержать усмешку:
— Хотите знать, что я думаю?.. Мне нравится, что уроки закончатся раньше. Так весь шум из-за этого?..
— Лиззи, ты как всегда в своем репертуаре, — Чжоу закатила глаза, — я уже полчаса распинаюсь…
Она говорила что-то еще, но Элизабет не успела вникнуть, совсем рядом с ней вынырнул из толпы Эрни МакМиллан, его глаза горели восторгом:
— Представьте себе, событие!.. Осталась всего неделя! Интересно, знает ли Седрик? Пойду ему скажу, – он подмигнул и скрылся, не дождавшись пока Элизабет что-нибудь ответит.
И тут же у самого уха прозвучал незнакомый мальчишеский голос:
— Седрик?
— Диггори, — пояснил другой, — наверное, он подаст заявку на участие в турнире.
Элизабет оглянулась, скользнув взглядом по стоящим рядом студентам. Их было трое – два мальчика и девочка. Из них троих она знала лишь Гарри Поттера, он, кажется, учился на четвертом курсе – темноволосый и в очках. О нем часто сочиняли странные, непохожие на правду, иногда совершенно нелепые истории — особенно этим любили заниматься слизеринцы. Хотя что там – слизеринцы болтали всякие гадости о ком угодно, кто не учился на их факультете.
— Диггори?.. Этот идиот станет чемпионом Хогвартса? – продолжал рыжеволосый высокий гриффиндорец, что стоял рядом с Поттером. Они уже выбирались из толпы и до Элизабет донесся лишь ответ девушки с каштановыми волосами и значком гриффиндора, что была вместе с Поттером:
— Седрик Диггори никакой не идиот, просто ты его не любишь, Рон, потому что из-за него Гриффиндор проиграл Хаффльпаффу, а я слышала, что он очень хорошо учится — и кроме того, он староста…
Элизабет улыбнулась краешком губ, все в школе почему-то воспринимали Седрика именно так – образец для подражания, красавец, спортсмен, староста… Но бросив еще один взгляд на объявление, ей расхотелось улыбаться. Седрик… Чемпион Хогвартса… Ей определенно не нравилась эта мысль — не потому, что она завидовала такому шансу выигрыша для него (ведь шанс и правда был), просто какое-то смутное нехорошее ощущение закралось внутрь, прижилось и никак не хотело уходить.
Кто-то потянул ее за рукав мантии. Мариетта.
— Пойдем, а то опоздаем на ужин.
Девчонки уже направились к лестнице, и Элизабет последовала за ними. Мимоходом она кинула взгляд на Чжоу, заметив, что та пристально смотрит на мелькающего в толпе перед ними Гарри Поттера. Что-то было в этом взгляде, что-то большее, чем просто любопытство… Интересно, что Чжоу в нем нашла?.. Еще одного потенциально поклонника?.. Эта мысль покрутилась в голове у Лиззи какое-то время, пока они поднимались по лестнице, но не задержалась там надолго. Сейчас ее беспокоили совершенно другие вещи.

Большой зал сегодня гудел, студенты были возбуждены больше обычного и бурно обсуждали новости, успевая поглощать ужин в перерывах. Но несмотря на то, что и ее сокурсницы все продолжали и продолжали говорить о предстоящих событиях, у Лиззи, наоборот, совершенно не было желания с кем-либо общаться. Она хотела только одного – встретиться после ужина с Седриком и поговорить о его планах на ближайшие дни, а также о Тремудром Турнире. Она скорее по привычке перевела взгляд на Седрика, но он даже не заметил этого. Как и все остальные, староста Хаффльпаффа был увлечен разговором, а спустя несколько минут быстро доел ужин и вышел из зала, даже не подождав свою ровенкловскую подругу.
«Да что такое, черт возьми, происходит?..» — с раздражением думала Лизз, направляясь в общую гостиную после ужина. Она была ужасно зла, хотя сама не понимала почему. Из-за Седрика?.. Из-за всеобщей болтовни?.. Из-за того, что все были так рады предстоящим событиям и действительно воспринимали это как Событие, с большой буквы, как нечто необычное, что ей самой казалось недостаточно интересным?.. Или может, ей было одиноко в этот вечер, когда все сидели по общим гостиным и предвкушали приезд гостей?.. Да какая разница, в конце концов! Может, просто за окном была затянувшаяся серая и сырая осень. И жизнь была такой же безликой и однообразной, тянущейся как зубозастревательный батончик…
Она уже поднялась по широкой лестнице, ведущей к башне Ровенкло, когда услышала странный звук – чье-то невнятное бормотание, то и дело прерываемое приступами икоты.
Она осторожно выглянула: пританцовывая, торопливо по коридору шагал маленький профессор Флитвик. На голове у него был странный разноцветный колпак, увенчанный кисточкой, под мышкой – внушительных размеров бутылка огневиски, и он что-то тихо напевал себе под нос. Прислушавшись, Элизабет успела уловить пару слов, прежде чем профессор скрылся из виду:
-С Днем рожденья тебя, с Днем рожденья тебя…
Флитвик, сделав изящный пируэт, свернул направо, а Элизабет, усмехнувшись, двинулась дальше. Она уже успела забыть: сегодня День рождения профессора. Но что-то грустное ей привиделось и в его одиноком гуляние по вечерним коридорам. Разве он не должен сейчас быть в кругу друзей и получать подарки?… Или это она просто увидела картинку такой со своей чертовой максималистской точки зрения?.. Когда и ей самой не с кем поговорить, а внутри все также продолжает зудеть тревожный внутренний голос?.. Лиззи вздохнула, и постаралась выкинуть непрошенные мысли из головы. Единственное, что ее должно по-настоящему заботить – это ожидающая ее в гостиной курсовая и гора учебников рядом.

На следующей неделе замок подвергся генеральной уборке, превратившись в сплошной бедлам. Теперь студентам шагу нельзя было ступить, чтобы не получить выговор от Филча: возвращаясь с улицы, ученики дружно вытирали обувь, и смотрелось это со стороны весьма комично; к начищенным до блеска доспехам и сияющим статуям нельзя было и пальцем прикоснуться, чтобы, не дай Мерлин, не оставить на них отпечатки. Элизабет иногда казалось, что Филч везде – куда не пойдешь, — провожает нерадивых студентов подозрительным взглядом. Он перемыл кучу портретов, дамы на которых пищали и уворачивались. А однажды, спеша на заклинания, Элизабет заметила Филча, подозрительно рассматривающего какое-то пятно на полу.
Волновались и преподаватели. Профессор Флитвик лично проверил успеваемость каждого ревенкловца, чтобы никто не упал в грязь лицом перед заморскими гостями, не сумев выполнить элементарного заклинания. Не переживал только Снейп: он и так пребывал в глубочайшей уверенности, что то стадо баранов, которое обычно приходит на его уроки, перевоспитать за неделю невозможно.
В четверг Элизабет засиделась на пятом этаже допоздна. Седрик уже отправился спать, а она при свете тусклого факела пыталась закончить работу по Трансфигурации. Они проходили Заклятие Исчезновения, одно из сложнейших заклятий к СОВ, и Элизабет надеялась, что Седрик поможет ей, но тщетно: он заявил, что убивается над каждой работой по Чарам Восстановления, и думать ни о чем другом не может. Из случайных фраз его друзей она знала, что МакГонагалл позавчера задала ему дополнительную работу, но сам Седрик и слова об этом не обмолвился – о своих неудачах он, сколько Элизабет его знала, предпочитал молчать.
Она отложила перо и потянулась. На подоконнике сидеть было не удобнее, чем в кресле в гостиной, но уходить уж очень не хотелось. Элизабет сложила готовую работу в сумку и ее взгляд упал на лежащий тут же альбом. Она помедлила лишь секунду, а затем достала один из «живых карандашей», и устроившись поудобнее, задумалась, глядя на чистый лист.
Ее соседки по комнате, конечно, уже давно знали о ее увлечении рисованием, но увидев этой осенью автопортреты волшебными карандашами, пришли в полный восторг. Теперь она наперебой просили нарисовать их портреты, уверяя, что как только она это сделает, они тут же отстанут от нее навеки. Элизабет сначала отнекивалась, но потом сдалась. Так появился портрет Киры в коричневых тонах, который теперь гордо висел над кроватью подруги. Вскоре в альбоме она набросала Чжоу, пообещав, что нарисует полноценный портрет, как только появится время и вдохновение. Элизабет немного раздражало то, что теперь ее альбом стал всеобщим достоянием – не спрашивая, в него мог сунуть нос кто угодно, восхищаясь ее работами, которые и работами-то в полном смысле этого слова назвать было нельзя – так, зарисовки, порой в пару штрихов. Седрик сегодня, листая альбом, заявил, что у нее стало отлично получаться.
— Особенно Чжоу, — сказал он, останавливая взгляд на черно-белом эскизе, который был выполнен немного тщательнее, чем другие. Чжоу на нем даже немного улыбалась, слегка наклонив голову. — Она отлично вышла.
Она просто не могла получиться не отлично, подумала Элизабет, но промолчала.
Иногда ей ужасно хотелось нарисовать что-нибудь просто по настроению, для себя, и чтобы потом над этим «шедевром» не ахали однокурсницы. И не усмехались парни – судя по взглядам, которые бросал Бен на ее альбом, он был не самого высоко мнения. Впрочем, ее это мало волновало.
Мысли остановились на Бене. Он так и не вернул ей конспект лекций. Элизабет не могла подойти и попросить сама, это значило бы просто переступить через свою гордость, и только представив, каким взглядом он ее смерит, она отступилась от этой затеи. Кира же наотрез отказалась помочь ей еще раз – видимо, она находила что-то смешное во всем этом, потому что когда внушала Элизабет просто подойти к Бену самой, в ее глазах плясали чертики.
Элизабет передать не могла, как он порой раздражал ее, просто выводил из себя. Самое обидно, что Элизабет, по натуре очень незлобный человек, еще ни разу не набралась смелости, чтобы высказать ему в лицо, все что она о нем думает. Иногда она, сама того не замечая, наблюдала за ним – все, начиная с его движений, его походки, его характерных жестов, его взглядов, его фразочек и заканчивая этой удивительной манерностью, было противно Элизабет. Девочки считали, что Бен гораздо красивее своего закадычного друга Эдди Кормайкла, но Элизабет оставалась при своем мнении. Он просто самодовольный, бесхарактерный, глупый, пустой болван. На чистом, приятно шершавом листе, появились первые очертания сама-не-знаю-чего, и вскоре можно было определенно сказать, что это парень. Элизабет прикрыла на секунду глаза, вспомнив все до мелочей. Ей просто необходимо было выплеснуть всю свою злость, хотя бы на бумагу. Она медленно, наслаждаясь каждым прикосновением, водила острым карандашом по листу, и получала почти физически ощутимое удовольствие, слушая мягкий шорох в звенящей тишине коридора. Факел бросал на рисунок блики; Элизабет сосредоточилась настолько, что, казалось, она не здесь. Чувства обострились до предела: она видела каждый выступ, каждую шероховатость листа, подсвеченную теплым пламенем, карандаш через ее кисть посылал едва уловимые импульсы, задевая бумагу. Линии, изогнутые и совершенно разные, цепляясь друг за друга, складывались в изображение. Штрих за штрихом, спокойно и сосредоточенно; Элизабет постепенно успокаивалась. Чтобы вышло здорово, нужно было отдать всю себя, нужно было влюбиться в то, что рисуешь – так обычно получались спонтанные и совершенно восхитительные вещи.
Спустя полчаса она словно очнулась. На альбомном листе у нее на коленях прохаживался Бен собственной персоной, и Элизабет, прищурившись, оглядела его: почти полное сходство. Те же серые, как будто пустые глаза с прищуром, тот же разворот плеч, та же ухмылка. Элизабет поспешно захлопнула альбом.
На часах была уже почти полночь, и мысли ее переключились на то, как бы незаметно добраться до гостиной, путь-то неблизкий. И все же, выбираясь из коридора, она никак не могла избавиться от странного ощущения. Образ Бена все еще стоял в голове, а альбом в руке почему-то постоянно притягивал взгляд. Дойдя почти до конца коридора она обостренным слухом вдруг услышала шаги. Сердце забилось учащеннее. Они направлялись сюда, и вот-вот кто-то выйдет из-за поворота. Элизабет в панике оглянулась – позади нее направо сворачивал небольшой коридор, в конце которого неприметная лестница вела наверх коротким путем. Она, не задумываясь, нырнула туда. Хогвартс никогда не радовал светлыми пространствами. Мрачные серые стены, уходящие ввысь под темные потолки, что и не видно было, где они кончались, танцующее пламя факелов, что отбрасывали призрачные блики… Сама атмосфера, казалось, должна была навевать мысли о чем-то притаившемся за углом. Или о ком-то. Элизабетт мчалась вдаль по коридорам и лестницам, уже и не зная, на самом ли деле там был кто-то, или это ей подсказало ее богатое воображение под действием гробовой тишины и полумрака ночного Хогвартса.
Прошло минут десять, прежде чем, пытаясь отдышаться от быстрого бега, Элизабет привалилась спиной к стене несколькими этажами выше. Шаги давно стихли где-то позади, но сердце продолжало колотиться в груди, то ли от скорости, с которой она взлетела по ступенькам, то ли от страха. За все время, что они с Седриком прятались на пятом этаже, они не разу не попались Филчу, хотя пару раз, как сейчас, слышали чье-то приближение. Элизабет вздохнула и огляделась: она стояла в незнакомом коридоре. Доспехи справа напоминали ей точно такие же на восьмом этаже, хотя, она могла находиться сейчас и на шестом – там, кажется, тоже было нечто подобное. Она медленно прошла вдоль стены и с удивлением остановилась напротив огромного, почти во всю стену, гобелена с изображением троллей – Элизабет отшатнулась, едва не споткнувшись в темноте о ковер. Она взволнованно огляделась, совершенно не представляя, в какую сторону направиться, чтобы не наткнуться на кого-нибудь еще по дороге. Она бросила взгляд на альбом, и сердце забилось еще быстрее. Элизабет внезапно вспомнила, как утром Дора бесцеремонно рассматривала ее рисунки. Перед глазами мигом нарисовалась картина: девочки открывают ее альбом, а там… Бен… Вопросы, смешки, намеки… Элизабет еще раз оглянулась на темный коридор и подумала, что неплохо бы спрятать альбом где-нибудь, только не в спальне. Вернуться на пятый этаж она не могла, да и там его мог найти Седрик… И если Бен увидит он, это будет еще хуже, чем подколы девчонок, она и сама не могла объяснить, почему. Да, определенно, альбом нужно где-нибудь оставить… В каком-нибудь надежном месте.. Где-нибудь, где его сможет найти лишь она одна… Где-нибудь, где… Элизабет едва не подпрыгнула на месте, когда за спиной услышала легкий щелчок, показавшийся в тишине выстрелом. Она медленно обернулась. На противоположной стене бесшумно открывалась дверь, разрезая коридор на две части полосой падающего света. Неужели там была дверь?.. Интересно, почему она не увидела ее с самого начала?.. И куда она ведет?.. В пустой класс?.. Элизабет, забыв про всякую осторожность, тихо подошла. Еще раз оглянулась по сторонам, и скользнула внутрь.
И тут же чуть не упала, споткнувшись о какой-то круглый предмет, выкатившийся прямо под ноги. Она вовремя успела схватится за стоящую прямо у двери тумбочку… С той посыпались какие-то вещи, с диким грохотом ударяясь о мраморный пол и наполняя зал громким эхом. Элизабет в панике оглянулась: дверь позади была уже плотно закрыта. Она перевела дух и только тогда смогла оглядеться.
Более странного места она еще не встречала. Это был круглый зал, такой огромный, что от двери она не видела противоположную стену. Потолок терялся где-то вверху золотым куполом, в воздухе парили сотни свечей, так что блики отражались от каждого гладкого предмета. Вдоль стен тянулись бесконечные полки; такие же разрезали зал на узкие коридоры. Все пространство, казалось, было уставлено вещами, чего тут только не было: стеклянные, покрытые толстым слоем пыли, вазы, забытые кем-то разномастные книги, груды одежды, статуэтки, сломанные стулья, диван с потрепанной обшивкой, старые полуразвалившиеся шкафы; и все это громоздилось одно на другом, создавая ощущение хаоса. И в то же время, во всем был какой-то свой согласованный порядок: Элизабет заметила, как проходы между баррикадами вещей то сливаются, то снова расходятся, переплетаясь между собой, создавая что-то вроде заброшенного города.
Она подняла валяющийся у ног ржавый шлем – именно об него Лизз споткнулась вначале. Сколько ему было веков? В единственном непроржавевшем островке отразилось ее собственное ошарашенное лицо. Она отложила шлем в ближайшее кресло, намереваясь пройти по проходу, который вел от двери вглубь таинственного кладбища вещей, но в этот момент за дверью что-то грохнуло. Элизабет подпрыгнула на месте и развернулась к двери.
Неужели Филч выследил ее и сейчас войдет прямо сюда?.. Она почувствовала, что загнана в ловушку — навряд ли отсюда можно было убежать. Разве что затеряться среди гор ненужного хлама. Она осторожно приложила ухо к двери. Звук медленных шаркающих ног затихал, удаляясь вглубь коридора. Странно, но Филч не обнаружил ее укрытия и прошел мимо двери… А может, эта дверь всегда заперта, поэтому смысла проверять ее нет, а сегодня почему-то случайно открылась?..
В любом случае, медлить было нельзя, если Филч прошел дальше по коридору, то может совсем скоро пойти назад, так что у нее как раз есть лишь пара минут, чтобы ускользнуть. Она приоткрыла дверь, впуская маленькую полоску света от горевшего на стене факела, и уже, было, шагнула в коридор, когда вспомнила, что все еще сжимает в руках альбом.
Чертыхнувшись про себя, Лиззи быстро огляделась, где может положить его, чтобы он не затерялся в общей картине беспорядка. Она расчистила от вещей самую ближнюю к двери полку, подняв столб пыли, а затем пристроила на этом месте альбом. Кинув на него прощальный взгляд, она все-таки осторожно вышла из комнаты. И вздрогнула от неожиданности, когда дверь сама собой захлопнулась за ее спиной.
Однако, медленно обернувшись, Лиззи не увидела никакой двери вообще – лишь голая каменная стена без намека на то, что за ней есть целая комната с позабытыми и никому ненужными вещами. Она провела рукой по холодному камню, чувствуя ровную поверхность. Что за магия?.. Но времени задаваться глупыми вопросами не было – шаги Филча стали приближаться, и Лиззи припустила со всех ног.
Элизабет и сама не заметила, как уже вбегала в гостиную Ровенкло и поднималась в спальню девочек. Нервы были на пределе, и она неслась, что было сил. Сокурсницы давно спали в тишине и покое, и Лиззи, стараясь не шуметь, аккуратно вошла в комнату и прикрыла дверь. Она, прислонилась к ней и — постояла так какое-то время, слушая сонную тишину и пытаясь отдышаться, потом чуть усмехнулась в темноте. Ночные приключения. Должно быть, она сейчас выглядит не лучшим образом – как нашкодившая девчонка – растрепанная и запыхавшаяся. Первое возбуждение и страх прошли, оставив лишь яркие воспоминания. Та таинственная комната, которая совсем неожиданно выплыла к ней, погрузила в полумрак и атмосферу забытого времени… Казалось, там был совсем другой – параллельный – мир… совершенно нереальный, когда она вспоминала о нем здесь – в уютной спальне, погруженной в полумрак и сны ее сокурсниц…
Лизз подошла к своей заправленной кровати, присела. Подумать только, сколько тайн хранит Хогварст!.. И как она умудрилась ее обнаружить?.. Лизз еще немного посидела вот так, погрузившись в размышления, потом встала и подошла к окну… Какого дьявола она оставила там альбом?.. Тогда в коридоре, где вот-вот мог появиться Филч, все казалось совсем по-другому. Но теперь, все хорошенько обдумав… Как она отыщет эту комнату, как вернет альбом?.. Завтра надо будет обязательно вернуться туда…
Элизабет вздохнула, глядя на спящих девчонок. Сама она чувствовала, что ей далеко до них – уснуть она все равно не сможет – она все еще была взбудоражена. И если и ляжет сейчас в кровать, будет всю ночь вертеться, но так и не уснет. Лучше спуститься в общую гостиную, подбросить дров в камин, чтобы хватило на всю ночь, и почитать что-нибудь… Историческую литературу для курсовой?.. Лизз почувствовала как к горлу подкатывает тошнота. Нет, есть идея получше…
Осторожно подойдя к кровати Киры и взяв с ее тумбочки небольшую книжку в кожаном переплете, Элизабет вышла из спальни, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Она спустилась в уютную круглую гостиную Ровенкло, села на диван рядом с камином и с превкушением открыла книжку, стараясь выкинуть из головы все события прошедшего дня.

Когда они подъехали к Саутфлиту, Солнце начало медленно ползти к горизонту, из-за чего небо окрасилось в багрянец. Но потом Ровена запоздало сообразила, что небо было в пурпурном зареве вовсе не из-за закатных лучей. Огонь. Пожары. Горели соломенные крыши Саутфлита. И запах гари резко ударил в нос.
Ровена и Годрик остановили лошадей на въезде в деревню и от оцепенения смотрели как завороженные на творившийся на их глазах ад. Они опоздали – нормандцы уже были тут и вовсю орудовали копьями и мечами, злые и надменные, с одинаковыми жесткими выражениями на лицах они разоряли и поджигали дома. Крестьяне защищались, чем могли – некоторые умудрялись стаскивать врага с лошади, уворачиваясь от стали меча, и переходить в рукопашный бой. Некоторые, вооружившись вилами, граблями и палками боролись до последнего за свою жизнь. Иногда мелькали и отчаянные лица мужчин, которые сражались с захватчиками мечами. И среди них Ровена увидела знакомого мальчика, что встречался ей раньше – Годрик обучал его фехтованию.
Вспышка и резкий выкрик «Insendio!» заставили ее быстро повернуться: нормандец с волшебной палочкой в руках произносил заклинание, направив ее на один из домов, на крыше которого тут же занялось пламя. С безумным криком из дома выбежала женщина с плачущим ребенком на руках, в ее глазах был ужас. Увидев захватчика, она уставилась на него. С наслаждением чужеземец поднял палочку, нацелив на жертву. Он произнес заклятие, но его голос потонул в общем гуле… Ровена резко отвернулась, не в силах следить за происходящим.
Ей вдруг стало страшно. Она никогда не видела смерть так близко. Магов было не много, но они были сильны. Именно сейчас она поняла, что не готова к тому, чтобы вступить в бой. Она ни разу ни с кем не дралась на магической дуэли. Тренировки с сэром Годриком не в счет: там ты точно знал, что все закончится хорошо – одобрительной улыбкой и похвалой наставника, здесь же все было слишком реальным, настолько, что верилось в происходящее трудом.
Гриффиндор обернулся к ней, судя по его воодушевленному виду и горящему взгляду, ему нравилось то, что он видел. Все вокруг возбуждало в нем воина и ему не терпелось вступить в бой. И это напугало ее еще больше, сейчас он казался ей безумцем.
Но наставник вполне разумно произнес:
– Их больше, чем я думал. И я не понимаю, почему ни один волшебник не бросился на помощь… Нам нужны люди…
Ровена едва понимала, что он говорит, его голос терялся в суматохе. Крики, ржание лошадей, треск горящих балок, лязг доспехов и оружия, плач детей и стоны… Она жестко приказала себе взять себя в руки, судорожно вцепившись в поводья. Но это не помогло. Ее мелко затрясло.
– Ты должна поехать и позвать кого-нибудь, – продолжал Годрик. – Поезжай на север, позови Шэклболта. Скажи ему, что нужно спешить. И загляни по пути в соседние дома, объясни остальным волшебникам, как это важно…
Что?.. о чем он?.. Она совершенно точно поняла, что не сможет сдвинуться с места, не сможет заставить себя сделать хоть что-нибудь. Она резко мотнула головой.
Гриффиндор впился в нее взглядом:
– Ровена?.. Поезжай. Несись со всех ног! Ты слышишь меня?..
Она судорожно сглотнула, сжав зубы и не отвечая. Ее глаза были широко распахнуты. Где-то вдалеке грубый голос произнес еще одно заклинание и раздался пронзительный крик. Она вздрогнула.
– Езжай! Скорее! – Годрик был разъярен. Как она посмела его ослушаться?.. Его глаза полыхали. – Сейчас же!
Но Ровена истерически замотала головой. Она, наконец, нашла свой голос:
– Нет, нет… нет… я не могу… я не могу бросить вас…
Ей страшно, Мерлин, впервые так страшно. «Они убьют их… этих крестьян, этих мальчиков и женщин… убьют их всех… и нас… они убьют нас…» – казалось, ни о чем другом она не могла сейчас думать.
Кто-то схватил ее за плечи сквозь туман мыслей – сэр Годрик. Он больше не был разгневан. А наоборот очень спокойно смотрел ей в глаза твердым уверенным взглядом.
– Ровена, послушай, ты должна спасти нас. Это очень важно. Поезжай к Шэклболту. Ты должна привезти его. Он соберет остальных. Поспеши.
Она почувствовала его горячие руки на своих плечах и ощутила, как его жизненная сила и уверенность словно перетекают к ней. Она медленно кивнула.
Не добавив больше ни слова, Гриффиндор вытащил меч из ножен и стремительно ринулся в бой, теряясь в толпе и суматохе. Ровена вздохнула, глядя ему вслед, и развернула лошадь к дороге.

Она не выходила из этой темной и душной комнаты весь день. С самого раннего утра. С того самого момента, когда подошла к кровати Эрерху, тихо ее позвав, и поняла, что та уже не отзовется… что она уже ничем не сможет помочь… и, хотя она знала, что так и будет, но все-таки ноги не держали ее. Она села прямо возле ложа умершей и тупо уставилась в одну точку. Во рту почему-то появилась горечь…
Именно сейчас ей вспомнилось, как долго тянулись эти последние три дня, как стонала во сне несчастная отмучившаяся, как шептала что-то в бреду и металась по кровати, вцепившись руками в одеяло… Но теперь она лежала среди одеял, будто спала самым мирным сном, будто и не было никаких мучений и стонов… И на губах ее застыла легкая улыбка, словно она была в самом прекрасном месте на земле…
Наверное, так и было…
Сидя здесь, у кровати, на полу из затертых досок, она словно сейчас видела Эрерху в их последний разговор…
В неверном свете свечи, на кровати со скомканными простынями и вся в холодном поту, она тихо позвала ее:
–Хельга… – ее голос был еле слышен, словно шуршание осенних листьев за окном, словно шелест высохшего пергамента. – Хельга… подойди…
И она подошла. Хотя ей было страшно, и мелкая дрожь била все тело. Женщина судорожно протянула руку и уцепилась за ее подол. Невидящим взглядом она уставилась в потолок. Ее лицо – некогда прекрасное и молодое – было высохшим, с темными, почти черными, кругами под глазами, волосы, что в юности текли медной рекой по плечам, спутались и давно потеряли свой прелестный цвет, губы потрескались… ее беспрестанно мучил кашель, и каждый раз, когда после очередного приступа она откидывалась на подушку, на губах выступала кровь…
– Хельга… ты должна меня выслушать и запомнить все, что я скажу…
И ей ничего не оставалось, как кивать и протирать лоб больной холодной водой.
Она видела, как трудно было говорить Эрерху. Ее голос иногда пропадал совсем, теряясь в полутемном пространстве комнаты, отчего некоторые слова были неразличимы… Но Хельга не особо запоминала то, о чем говорила больная. Она сама просто не могла сосредоточиться, мысли путались и метались, словно в бреду. Внутри едкой ледяной жидкостью растекался страх… Как по заколдованному кругу, она спрашивала себя, что будет дальше?.. Всевышний Митра, что будет, когда она останется одна?.. Что?..
И словно отвечая на ее вопрос, Эрерху рассказывала ей, что ее ожидает. Она рассказала ей все о том, что скоро случится. Она увидела это во сне. Эрерху сказала, что через три дня она уйдет к праотцам, и что именно в этот день, когда солнце будет клониться к закату, к ним придут демоны – одетые в железо. И демоны повергнут в ад их дома и заберут жизни их мужчин, и искалечат их детей, и обесчестят их женщин. Но она уже не увидит всего этого… Они сожгут ее тело в пламени адового огня. Но она, Хельга, не должна волноваться. Она видела во сне… все будет хорошо… ей будет знак… она должна просто следовать судьбе… Она не останется одна… и все будет хорошо…
Потом она попросила пергамент и сок можжевельника. Он давал красно-бурый цвет, и им она писала свои странные письмена. Еле различая что-то в тусклом свете, она писала всю ночь, прерываемая приступами кашля. Писала, покуда хватало сил. Потом она отдала свитки Хельге.
– Здесь все, что я не успела рассказать тебе… я не имела права заносить на пергамент эти знания, которые передавались только из уст в уста многие века… Надеюсь, боги простят меня… Ведь ты должна знать… Сохрани их… прочитай… но не сейчас, – тут же добавила она, взяв Хельгу за руку и будто мешая ей заглянуть в пергамент. Пальцы Эрерху были сухими и невероятно горячими. – Потом… придет время… Главное, помни, что все будет хорошо… Будь сильной… Прими мой уход спокойно… Всевышний Митра позаботится о его дочери…
Эрерху устало отвернулась к стене, глаза словно покрылись мутной пленкой, и взгляд стал невидящим… Она заметалась по подушке, снова что-то нашептывая на своем древнем языке, на котором всегда обращалась к силам природы и которого Хельга так и не узнала…
Хельга молчала. Она стояла и смотрела на Эрерху, чувствуя, что ничем не сможет помочь. Сок трав и отвары, которые она готовила все эти дни, уже не могли спасти ее. Именно тогда, когда она увидела ее высохшее лицо и мутный взгляд, до Хельги вдруг дошли произнесенные ранее слова. Эрерху говорила, что умирает. И Хельга остро ощутила правдивость сказанного, и словно волной ее накрыло осознание этой еще не случившейся потери. Она села на пол возле кровати, как сидела сейчас, и положила голову на влажную простынь больной. Ей было так тоскливо, так одиноко, так страшно, особенно в этой полутемной комнате… Слезы покатились по щекам горячими солеными дорожками.
– Эрерху… Эрерху… Эрерху… – она не могла остановиться и повторяла все снова и снова сквозь всхлипы ее имя… и ей казалось, что спустя еще миг, спустя одно мгновение, знакомая ладонь опустится ей на голову, успокаивающе погладит ее, как бывало раньше, и родной голос тихо и нежно произнесет: «Ну-ну, дитя мое… не плачь…»
Хельга сидела, уткнувшись головой в кровать, слушая стоны Эрерху, и все ждала…
…Больная так и не пришла в себя. Все три дня она была в горячем бреду, что завладел ее телом и разумом. И Хельга сидела рядом с ней все это время, держа ее горячую руку в своей. От недосыпания, ей самой казалось, что она бредит… Но она все так же протирала ей лоб. Все также пыталась поить бульоном и отваром из трав. И убеждала себя, что Эрерху все-таки ошиблась – она не умрет, она просто говорила это в бреду… скоро жар спадет… Она ведь сказала, что все будет хорошо… Она не умрет… однако в глубине души Хельга сама себе не верила. Беспокойство час за часом точило ее изнутри…
И вот теперь, когда она смотрела на умиротворенную застывшую улыбку Эрерху на мертвенно-бледном лице, ей почему-то становилось спокойнее. Словно все напряжение этих дней разрядилось в логическую развязку, словно все встало на свои места…
Но слезы продолжали литься и литься. Не обращая на это внимания и безрезультатно смахнув их тыльной стороной руки, Хельга заставила себя подняться. Она поцеловала умершую в лоб, затем методично, словно смотря на себя со стороны, совершила ритуал омовения, натерев ее тело маслом мирты, заплела волосы Эрерху в косы и одела ее в лучшее платье – из тяжелого темно-зеленого сукна – цвета лесной чащи, с золотой вышивкой по вороту. Эрерху так любила его. Приподняв голову умершей, Хельга надела ей на шею амулеты и талисманы, которые она всегда носила. А затем убрала ее ложе цветами.
Она прочитала по памяти короткий монолог на латыни, который однажды зазубрила наизусть по просьбе Эрерху еще в детстве, и который потом иногда произносила над умершими в деревне, когда сама Эрерху не могла этого сделать. Там говорилось о путниках, что находят дорогу и идут на свет во мраке, о тех, кто встречает этих странников на далеком прекрасном острове Авалоне, куда отправляются души волшебников, о том, что когда-то этот путник встретится с теми, кого покинул, а сейчас нужно пожелать ему доброго пути… Хельга не знала точного перевода этих сложнопостроенных предложений и фраз, она владела латынью совсем чуть-чуть и лишь на разговорном уровне. Но тем не менее, слова проникали в самое сердце и успокаивали. Ее монотонный голос затих, и в комнате повисла тягостная тишина.
В молчании Хельга постояла минуту, глядя на постель. Такая красивая, в цветном платье и цветах, с улыбкой на губах, Эрерху казалась вымыслом из древних сказаний, прекрасным духом лесов. Настолько нереальной, почти прозрачной… она больше не принадлежала этому миру…
Чувствуя, как внутри все сжимается от невероятной тоски, Хельга отвернулась. Ей было больно, так невыносимо больно. И так пусто… так тесно дышать… Горло сдавило новыми приступами слез. Ее тихие всхлипы нарушали одинокий полумрак этой опустевшей комнаты…
Она не хотела думать, что делать дальше. Она боялась думать об этом. Отдаленным эхом на ум пришли слова Эрерху о том, что ей будет знак, и она должна последовать ему.
Стараясь подавить бесполезные рыдания и вытирая глаза, что уже начинали болеть от слез, Хельга взяла свитки Эрерху и, прижав их к груди, опустилась на стул возле окна.
Она стала ждать.

…Это началось внезапно: яркие всполохи в стороне Саутфлита.
– Похоже на боевые заклинания, – громко сказала Ровена герцогу. Он мрачно кивнул и остановил лошадь. Ровена резко натянула поводья, притормаживая рядом, и вопросительно поглядела на Ондатже.
– Вам нужно передохнуть, – пояснил он, прочитав по ее глазам, – да и мне тоже. Хотя бы полминуты.
Ровена не могла с ним не согласиться. Она задыхалась от такого продолжительного быстрого галопа, в глазах стояли черные точки: обратный путь они преодолевали в несколько раз быстрее.
Она невольно задалась вопросом, где они находятся, и, прикинув, решила, что они как раз где-то между Сауфлитом и домом. Они остановили лошадей на дороге, и это жутко нервировало – слишком опасно стоять вот так, незащищенными и не скрытыми лесной чащей.
Ровена невольно оглянулась назад и вздрогнула – ее худшие опасения сбывались. Два всадника, казавшиеся маленькими фигурками на горизонте, появились вдали и направлялись к ним.
Она поспешно потянулась к волшебной палочке за поясом и обернулась с беспокойством к Ондатже:
– Герцог…
Бельгиец пристально вгляделся вдаль и рассмеялся.
– Ну что вы, милая… Неужели испугались вашего собственного наставника?.. Сами небеса нам его послали.
Ровена непонимающе посмотрела на герцога и тут же перевела взгляд обратно. Красный плащ, рыжая борода… Сейчас, когда сэр Годрик был от них в тридцати шагах, она, и правда, удивилась, почему не узнала его раньше. Всадники остановились рядом с ними, и Ровена слабо улыбнулась:
– Сэр Годрик… Мы как раз спешили, чтобы…
Но Гриффиндор не дал ей договорить:
– Наконец-то! Почему вас так долго не было, я же просил возвращаться скорее?!.. – его голос был подобен грому во время грозы. Гриффиндор строго смотрел на свою воспитанницу, сдвинув рыжие брови, отчего над переносицей у него образовалась едва заметная складка, свидетельствовавшая о том, что он разгневан. – Почему ты считаешь, что я должен сидеть и ждать тебя три часа к ряду?!.. Где можно было так долго кататься?!.. – лошадь Гриффиндора начала нервно фыркать и переминаться.
Ровена никогда прежде не видела наставника таким. Объяснить его ярость можно было лишь тем, что он беспокоился о ней. Но она все равно была удивлена и смотрела на него, широко распахнув глаза:
– Сэр… простите… мы…
– Еще счастье, что мы встретили вас по дороге! Тебе следовало давно быть дома! Неужели так трудно выполнить то, о чем я прошу?!.. Ондатже! – Годрик увидел герцога за спиной Ровены и перевел свой яростный взор на него. – Ты взрослый разумный человек…
Герцог умиротворяющее поднял руку:
– Не стоит повышать на меня голос, Годрик. Так вышло случайно. У нас есть для тебя важные новости…
– Норманны, – коротко произнесла Ровена. – По римской дороге. Их много.
– Хотя по нашим последним наблюдениям, – добавил герцог, – они скорее всего уже бесчинствуют в Саутфлите…
Замерев в ожидании, Ровена и Ондатже смотрели, что скажет Годрик. Но к их удивлению, он воспринял эту новость более чем спокойно. Гнев уже прошел. Он задумчиво кивнул и обернулся к своему спутнику:
– Ну что ж… Я не думал, что они будут здесь так скоро…
– Надо спешить, – кивнул в ответ господин в дорожном плаще, его лицо скрывал капюшон.
Ровена с удивлением вгляделась в незнакомца – и голос этот, и грузная фигура были смутно знакомы ей. Словно воспоминания из детства.
Человек опустил капюшон, и Ровена широко улыбнулась – конечно, как она могла сразу не признать его?..
– Сэр Бирсет!
Реджинальд улыбнулся в ответ, но беспокойство делало его улыбку не такой радостной:
– Здравствуй, Ровена… Святой Патрик, как ты выросла… – Он с теплом посмотрел на свою бывшую подопечную. – Прости, что раньше не заглядывал сюда, у меня не было возможности навестить тебя и справиться, как твои дела. Но по твоему виду, я вижу, что у тебя все хорошо.
Ровена кивнула. Внутри что-то радостно затрепетало, и на какой-то миг ей снова показалось, что она десятилетняя девочка, и они с сэром Бирсетом стоят у высоких дубовых ворот в промозглой ночи, ожидая увидеть Годрика Гриффиндора. Она вспомнила, как волновалась тогда, и каким грозным и величественным ей показался Гриффиндор в их первую встречу.
– Что же вас привело в этот раз?.. – поинтересовалась, Ровена. По его озабоченному лицу, она поняла, что не все так просто.
– Реджинальд спешил предупредить нас, что при Гастингсе наши войска были разбиты и нормандские чужестранцы двинулись к Лондону, – быстро пояснил сэр Годрик. Он нетерпеливо поглядывал по сторонам. Видимо, его смущала открытость дороги, также как и Ровену.
– Я узнал о приближении нормандцев еще около Гастингса и поспешил предупредить знакомых волшебников, надеясь опередить захватчиков. Но видимо, я опоздал, – скорбно произнес сэр Бирсет. И обернулся к Гриффиндору: – Годрик, их войска многочисленны, а здешние деревни слишком малы и ничтожны. Они разделились и решили атаковать несколько пунктов сразу. Мне нужно спешить, чтобы предупредить остальных.
Гриффиндор понимающе кивнул и положил руку на плечо Реджинальду:
– Спасибо, друг мой. Я обязан тебе. Надеюсь, мы видимся не в последний раз. Bene ambula!*
Сэр Реджинальд кивнул:
– Vincere aut mori!* – и натянув поводья, поехал прочь.
Трое оставшихся какое-то время смотрели ему вслед, но Ондатже повернулся к Годрику. Его лицо было сосредоточенным, а тон серьезным, Ровена никогда не видела бельгийца таким деловым:
– Я думаю, что тоже покину вас, Годрик. Хотя, видит бог, я бы не хотел оставлять вас сейчас, – здесь он кинул мимолетный взгляд на Ровену, и она тут же невольно опустила глаза, сделав вид, что ей ужасно интересно наблюдать за собственной лошадью, которая настороженно шевелила ухом. – Но мне нужно ехать. Необходимо попасть в Дувр раньше нормандцев.
Гриффиндор молча кивнул.
– Я надеюсь, еще увидеть Вас, – по тону его голоса Ровена поняла, что герцог обращается к ней, и подняла взгляд. Уголок рта бельгийца чуть приподнялся – бледный призрак его извечной усмешки: – Я обязательно заеду к Вам утром, как обычно, для нашей совместной прогулки.
Ровена неуверенно кивнула, невольно поймав себя на мысли, что меньше всего ей бы хотелось, чтобы герцог покидал их. Ей почему-то стало невыносимо тоскливо. В то время как Ондатже уже развернул лошадь и поднял руку:
– Береги ее, Годрик! Береги себя!.. – он исчезал вдали и превращался в едва различимую точку.
Топот копыт затих, и Гриффиндор посмотрел на Ровену, на его лице читалось предвкушение чего-то долгожданного:
– Ну что ж, в Саутфлит!
Они пустили лошадей бегом, и сквозь топот копыт Ровена услышала, как Годрик с бравадой произнес:
– Тренировки кончились. Готова ли ты к бою?..
И она мысленно повторила его вопрос, с беспокойством прислушиваясь к себе. А правда, готова ли?.. Как там сказал сэр Бирсет?..
Vincere aut mori.

Осень, 1066 г.

Утро постучалось к ней в окно бледным рассветным лучом. Небо было ясным, и день обещал выдаться солнечным и теплым. Ровена улыбнулась – в конце осени солнечные дни случались редко. Она сладко потянулась, почувствовав запах жареных лепешек, что готовила к завтраку Катрина.
Утренние часы были ее любимым временем суток, когда можно полежать немного в мягкой уютной кровати, никуда не торопясь, и обдумать предстоящий день. Дел обычно было немного: посмотреть, все ли в порядке в доме и объехать до обеда окрестности, прогуляв заодно лошадей.
Бывало, что она заезжала в Саутфлит – деревню поблизости, брала продукты у крестьян и обменивалась новостями, но такие поездки случались нечасто. Магглы в последнее время были замкнуты и суровы, а волшебники давно переселились за пределы деревни. Единственный волшебник, что теперь жил от них сравнительно недалеко был друг Гриффиндора – сэр Шэклболт, да и то появлялся он на людях очень редко.
После обеда, она обычно самостоятельно занималась по книгам, которые с завидным постоянством привозил ей сэр Годрик. Но безвозвратно прошли те времена, когда Гриффиндор методично вкладывал ей в голову знания, когда каждый день она получала новый урок, когда он тренировал ее в защитных и боевых заклинаниях, устраивая небольшие дуэли. Теперь она сама занималась боевой магией, совершенствуя свое мастерство и экспериментируя – немного видоизменяя заклинания для большей эффективности. Для этих целей она придумала поставить мишени на заднем дворе дома, которые приходилось заменять почти после каждой тренировки.
В последнее время она работала над боевым заклинанием удара Pulsus. И все еще испытывая тягу к магии левитации, попробовала соединить чары ударного заклинания с левитационным. По ее расчетам, врага должно было сбить с ног, поднять в воздух и отбросить. Но что-то не срабатывало – то посыл был слишком слабым и не доходил до мишени, то левитационная часть заклинания не успевала пройти, так как мишень просто напросто разрывало… Ровена полагала, что дело в магической формуле или в линии жеста руки… У нее не было времени разбираться с мелочами.

В основном Ровена была предоставлена сама себе. Гриффиндор часто отлучался – то в Дувр, то в Кентербери. Местные таны нуждались в помощи таких людей, как он – сильных, храбрых, в совершенстве владеющих оружием, чтобы обучить молодых бойцов – войско короля Гарольда, состоящее из таких же юнцов, как и она сама.
Ровена задумалась. Времена сейчас были не из легких. Она помнила, как в начале зимы к ним пришли тревожные вести. Король Эдуард скончался. Трон пустует. И это тут же подняло ворох предположений, кто его должен занять. И конечно, эти чужеземцы-норманны были тут как тут во главе с неким герцогом Уильямом, который сразу заявил, что он – следующий король Англии. Но престол достался англосаксу Гарольду.
Поздней осенью Ондатже приехал с неутешительными известиями: норманнский герцог Уильям не настроен мириться с принятым решением и вместе с многочисленной армией высадился на берег Англии. Норманны разоряют деревни и захватывают прибрежные города. Они добрались до Гастингса.
Ровена хорошо помнила всеобщую панику на лицах и всеобщий ужас в глазах. Она и сама порядком была напугана, хоть и не показывала этого. Норманны в ее представлении были варварами, дьявольскими отродьями, и совсем скоро по прогнозам Ондатже могли оказаться в Дувре, совсем близко от них.
И именно тогда местные таны обратились к сэру Годрику. Король Гарольд собирал армию по всей Англии. Здесь, в Кентербери, в войско записывались и юнцы и старцы, но очень немногие владели оружием. Ровена видела их – смешных и нелепых в своих доспехах, размахивающих бездумно мечами и секирами направо-налево, считающих себя героями.
Она досадливо морщилась – ей было непривычно такое обращение с оружием и подобное отношение к фехтованию, которое она всегда считала настоящим искусством, подчиняющимся некоторой стратегии. Она, было, и сама кинулась помогать сэру Годрику обучать новое войско, ей не терпелось объяснить этим неучам, что значит искусство боя… но Гриффиндор мягко, но настойчиво посоветовал ей заняться домом и следить за окрестностями – времена были слишком неспокойные…
Звук мужских голосов отвлек ее от размышлений. Ровена откинула одеяло и соскочила с кровати босыми ногами на холодный каменный пол. Подошла к окну, и, немного отодвинув занавески, выглянула во двор, зная наперед, кого там увидит. Она не ошиблась. Матис Ондатже уже ждал ее у крыльца, разговаривая с сэром Годриком, что-то увлеченно доказывая Гриффиндору. А рядом с ним стояла, переминаясь с ноги на ногу и фыркая, его резвая вороная лошадка.
Часто герцог Ондатже составлял ей компанию в осмотре окрестностей. В последнее время, за неимением достойного собеседника, она проводила с ним все больше времени и никак не могла понять, почему он зачастил к ним. Ровена успокаивала себя тем, что, должно быть, это сэр Годрик попросил Ондатже присмотреть за ней в его отсутствие. Да и ей самой было спокойнее, когда он был рядом.
Бросив еще один взгляд за окно, она начала собираться.

Одетая в мужской костюм и высокие сапоги, Ровена прошла в конюшню за своим любимым гнедым жеребцом Афелиатом, заметив краем глаза, как поспешно прячется от нее маленький порлок – хранитель конюшен – жившее в соломе милое мохнатое существо, но до ужаса стеснительное.
Когда Ровена предстала перед сэром Гриффиндором и герцогом Ондатже, ведя под уздцы жеребца, они все еще продолжали беседу. Она даже успела уловить обрывки фраз:
– …буквально позавчера мы обсуждали это на магическом городском совете в Дувре. Я думаю, большинство согласиться участвовать в этом…
– …тогда нам надо спешить…
Но увидев юную волшебницу, мужчины замолчали и приветственно кивнули.
– Salve*! – приветствовал ее герцог, его валлонский акцент особенно проступал, когда он начинал говорить на латыни.
Она кивнула в ответ и заправила за ухо выбившуюся прядь:
– Вы сегодня рано, герцог.
На его лице появилась привычная усмешка – он не стал утруждать себя ответом.
– Я надеюсь, вы вернетесь в скором времени, – произнес Гриффиндор. С утра он был мрачен, как, впрочем, и все последнее время, и Ровене это совершенно не понравилось. Она еще помнила сэра Годрика другим – веселым, добродушным, произносящим славные тосты в кругу своих друзей за кружкой хмельного вина. Или того сэра Годрика, что привозил ей подарки, когда она была помладше, ласково ей улыбаясь, или того – который радовался ее успехам и открытиям больше нее самой…
Коротко кивнув ему, Ровена взобралась в седло.
– Подумать только, – бодро произнесла она, – что бы сказали обо мне норманнские варвары – женщина в седле, да еще и в мужском платье. «Как похоже на этих вульгарных саксонок», правда?.. Их-то жалкие женушки остались сидеть дома и вышивать узоры на платках…
Но Гриффиндор не улыбнулся в ответ – только посуровел. Он не любил, когда Ровена начинала рассуждать о чужеземцах.
Вздохнув, она взглянула на Ондатже, который уже был в седле:
– Ну что, герцог, – как вы любите говорить – en viam*?.. — и, отсалютовав сэру Годрику, она понеслась прочь.

…Она неслась, что есть сил. Ей это было необходимо. Иногда что-то просыпалось внутри нее, вот как сейчас, – что-то дикое и непонятное ей самой. В ушах свистело, прядки волос щекотали лицо… Она словно летела, обгоняя сам ветер, словно свободная быстрая птица… Ровена оглянулась – Ондатже, несся следом за ней, похоже, подчинившись ее игре свободного полета.
Она остановилась лишь тогда, когда кончилась равнина, а впереди показалась опушка леса. При чем затормозила так внезапно, что из-под копыт Афелиата полетели комья земли с травой. Ее любимый жеребец недовольно заржал и громко фыркнул. Спустя пару мгновений рядом пришпорил лошадь и бельгиец.
Он усмехнулся в своей обычной манере и неодобрительно на нее посмотрел. Это был взгляд из той серии, который заставлял ее стыдливо опускать голову. Иногда – совсем редко – она все еще чувствовала себя юной девочкой, смущающейся из-за мимолетно брошенного в ее сторону взгляда герцога или из-за его усмешки, под которой, казалось, всегда что-то скрывалась. Хотя за эти несколько лет, Ровена хорошо изучила Ондатже, и пришла к выводу, что за его усмешками и взглядами скрывался отнюдь не коварный двуликий чужестранец, а интересный и милый собеседник.
– Еще пара таких забегов и я решу больше не подниматься чуть свет, чтобы ехать к вам и составлять вам компанию, – в его темных глазах плясали огоньки, хотя возможно это было негодование. Ей было трудно читать по его глазам. Бельгиец направил лошадь к лесу, и Ровена молча потрусила за ним, оценивая со стороны, как герцог великолепно держится в седле.
Лес встретил их затаенным молчанием. Утренний туман еще не рассеялся до конца и кое-где в низинах и пологих местах скрывал землю. Осенние мокрые листья мягко шуршали под ногами, а голые ветви деревьев напоминали неведомых страшных существ. Ровена усмехнулась про себя: уж она-то знала, что в этом лесу есть вещи пострашнее старых корявых деревьев.
Не каждый маггл отваживался пойти сюда в одиночку. Этот лес не отличался приветливыми опушками и широкими полянами. Наоборот, мрачный, густой, с узкими тропинками, он заставлял вспомнить обо всех жутких историях, которые рассказывают на ночь. В чащах леса Ровена ни раз видела лесных существ. Кентавров в том числе, но они дичились, избегали с ней встречи и просто наблюдали издалека.
Еще иногда ей встречались дикие эльфы. Она слышала, что их можно было чем-нибудь заманить или заинтересовать, или спасти им жизнь и срабатывала древняя магия – эльф становился твоим пожизненным рабом. Каждый чародей мечтал о таком подарке судьбы, но в Кенте они встречались редко. Не было здесь и горных троллей или великанов, хвала небесам.
Но всегда было чувство, что лес наблюдает за тобой – он был живым, он дышал. Привыкшая с детства к этому месту, Ровена считала себя одним из его жителей. И в старые добрые времена они с сэром Годриком даже охотились здесь. Если лес был милосерден, он помогал им поймать добычу.
Ровена кинула взгляд на Ондатже, по сравнению с ней, стоило ему зайти в лесную чащу, он всегда был на стороже и прислушивался к мельчайшему шороху.
Они ехали в сырой осенней тишине. И молчали. Почти никогда Ровена не могла себя заставить начать разговор с герцогом первой. Казалось, что все, что она ни скажет, будет казаться по-детски наивным. В этот раз Ондатже заговорил сам.
– Хороший сегодня день, – он повернулся к Ровене и слегка придержал лошадь, чтобы она пошла вровень с Афелиатом. – Я люблю осеннее низкое солнце. Оно словно дразнит тебя – с одной стороны напоминает о летней солнечной беззаботности, а с другой – показывает, что скоро тепла не будет совсем и настанет зима. Как говорят, fugit irrevocabile tempus *.
Поблизости вскрикнула ворона и взлетела с ветки в ясное небо. Ондатже машинально схватился за палочку. Но потом усмехнулся своей бдительности и убрал руку:
– Как видите, ваша безопасность, заставляет меня быть слишком осторожным и хвататься за оружие при каждой вороне.
Ровена улыбнулась в ответ.
– Неужели вы думаете, герцог, что ворона может быть завуалированным врагом?.. – она пригнула голову, чтобы не задеть ветки, и перешла на узкую тропинку, скрытую листьями и желтой травой, следом за бельгийцем, который поехал впереди. Его голос доносился до нее из осеннего тумана:
– Если вам действительно интересно, то у кельтов существует множество легенд на этот счет. Часто именно вороны предупреждали о приближении врагов, так как считалось, что они обладали пророческим даром. У кельтов даже была некая богиня войны, которая часто принимала облик ворона и пророчила смерть.
– Не люблю этих птиц, – коротко ответила Ровена, поежившись от сырого прохладного ветра. – Предпочитаю ястребов. Есть в них что-то особенное…
Она огляделась вокруг и поняла, что не знает, куда они едут. Судя по всему, та часть леса, которая была ей хорошо известна, осталась позади.
– Куда мы направляемся, герцог?.. – не выдержала она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно увереннее.
– Это тайна, – ответил Ондатже, и даже несмотря на то, что она видела лишь его спину, Ровена буквально почувствовала, что на его лице появляется его извечная усмешка. – Скажем так, если вы наберетесь терпения, то никогда не пожалеете.
Юная волшебница лишь хмыкнула за его спиной. Она ненавидела эту их давнюю игру, когда Ондатже дразнил ее. У него получалось превосходно.
– И все-таки… – снова начала она, но он не дал ей договорить:
– И не надейтесь, что я что-нибудь скажу. Vile est, qoud lice.*
Ровена вздохнула. Ей ничего не оставалось, как смиренно ехать позади.
В небе по-прежнему беспокойно кружила ворона.

Тянущаяся тропинка, казавшаяся бесконечной, вывела их к лиственничной части леса – деревья здесь казались более приветливыми и стояли реже, что позволяло солнцу играть лучами между веток.
– Здесь лучше пойти пешком, осталось немного, – произнес Ондатже. Это были его первые слова за все время их пути. Бельгиец спрыгнул с лошади и, повернувшись, хотел, было, помочь Ровене, но она опередила его и спустилась сама.
– И что такого я должна увидеть, о чем нельзя было спрашивать?..
Ондатже хитро прищурился:
– Терпение, мой друг, – и взяв лошадь под уздцы, пошел по шелестящим листьям.
Спустя некоторое время, они вышли к северной стороне. Местность здесь была неровной – ложбины и небольшие пригорки сменяли друг друга. Это молчаливое хождение начало утомлять. Ровена кинула недовольный взгляд на своего спутника:
– Где мы, вы хотя бы можете сказать?..
Ондатже остановился и кивнул вперед, где деревья сходились более плотной стеной:
– Там – за деревьями – римская дорога, путь до Лондона, идущий от Дувра. Но несмотря на то, что мы так близко от нее, это место вполне безопасно. Я наложил на него чары невидимости. Теперь вам спокойнее?..
Ровена пробормотала что-то на счет того, что она и не беспокоилась ни о чем. Но все же один вопрос ее интересовал:
– А разве это место считается чем-то особенным?.. Зачем накладывать чары?..
Он ничего не ответил в этот раз, а просто взял ее за руку и прошел вместе с ней пару шагов. И Ровена распахнула глаза от удивления.
За ближайшими деревьями им открылся необычный вид. На совсем маленькой полянке, среди желтых опавших листьев, высилось необычное сооружение. Точнее, круг, выложенный камнями в половину человеческого роста. Каждый камень был выточен и имел свою изящную особенную форму. Впритык соединяясь друг с другом, они походили на лепестки странного чуднОго цветка.
Привязав Афелиата к дереву, Ровена, как завороженная, подошла к находке. Вытоптанная тропинка, что вела к камням, давным-давно заросла.
Камень, кое-где тронутый мхом, был бледно-розовый и казался теплым в лучах осеннего солнца. Она заглянула в центр круга. Заброшенная листвой и еле находимая в траве, в центре была различима небольшая каменная чаша, словно растущая из земли.
Место было бесспорно очень древним, и его атмосфера просто завораживала, словно притягивая к себе. Казалось, если встать в центр круга, можно услышать голоса из глубины веков. Но первое удивление прошло и Ровена повернулась к герцогу. Бельгиец стоял рядом с ней и как будто прислушивался к чему-то.
– Это место для древних обрядов?.. Жертвоприношений?..
Ондатже слегка пожал плечами:
– Я не уверен точно. Я обнаружил его случайно. И полагаю, оно принадлежало когда-то друидам.
Ровена еще раз посмотрела на камень, у которого стояла.
– Но я не понимаю… Зачем вы хотели показать это место мне, герцог?.. Что я должна была увидеть?..
Взяв ее холодную ладонь в свою, бельгиец опустился на траву и повлек непонимающую ничего Ровену за собой. Они присели возле одного из камней.
– Я думал, вас заинтересует вот это, – произнес Ондатже. Он направил палочку на старые листья у основания камня так, чтобы они исчезли, и показал Ровене небольшую каменную поверхность, явившуюся из земли. Нагнувшись, она увидела, что та испещрена символами в форме прямых и наклонных линий.
– Я знаю вашу тягу ко всякого рода необычным языкам, – продолжал герцог. – Может, вы сможете разгадать загадку этих камней.
Он улыбнулся, увидев, как глаза его молодой спутницы загорелись огоньком любопытства. Это и было его целью – порадовать ее.
– Как странно… – Она положила руку на холодный грязный камень и прикрыла глаза. Ей так хотелось почувствовать магию этого места, но присутствие бельгийца мешало сосредоточиться и жутко отвлекало.
– Посмотрите, – не глядя на него, позвала Ровена. – Это чем-то напоминает пиктские руны. Похожие черточки сверху…
Ондатже сделал заинтересованный вид и склонился ближе, так, что выбившаяся прядка волос девушки коснулась его щеки. И в какой-то дикий момент Ровене показалось, что бельгиец прикрыл глаза и вдохнул запах ее волос, она быстро поднялась.
– Спасибо, что показали это место, – коротко кивнув ему, произнесла Ровена. Она ничего не могла с собой поделать, но почувствовала, как на щеках выступил едва заметный румянец. Из всех живущих людей, только Матис Ондатже герцог валлонский, похоже, был способен заставить ее покраснеть.
Бельгиец смотрел на нее и его глаза искрились.
– Всегда рад, – он изящно поклонился. – Как гласит древний валлонский обычай…
Но дослушать о чем, гласит обычай народа валлонского, Ровене было не суждено. Приближающийся стук копыт по дороге, что была от них совсем близко, заставил герцога замолчать. Звук был все ближе и, умножаясь в сотни раз эхом, разносился по округе. Или эхо здесь было не при чем?.. Осторожно подобравшись к деревьям, что скрывали от них римскую дорогу, Ровена и Ондатже обнаружили, что путник был отнюдь не один. Да и как они могли предположить такое, когда, разбрызгивая грязь, по дороге скакало около пятидесяти всадников?.. Они двигались ровным строем, и их тела и лица были защищены доспехами норманнских воинов.
Ровена резко повернулась к герцогу, но обнаружила, что его не было рядом. Ондатже уже отвязывал их лошадей.
– Скорее, – он призывно махнул ей рукой.
Второго приглашения было не нужно, со всех ног Ровена бросилась к нервно топчущемуся на месте Афелиату, и запрыгнула в седло. Ножны, что были прикреплены на поясе, больно стукнули о бедро.
– Они двигаются к Дувру, но по пути могут заехать и в Саутфлит, надо предупредить Годрика… – его голос долетал до нее обрывками, герцог уже несся во весь опор, и Ровена припустила за ним.

1.Salve! – привет! (лат.)
2.En viam?.. — в путь (лат.)
3.Fugit irrevocabile tempus – бежит невозвратное время (лат.)
4.Vile est, qoud licet – что известно, то не интересно.(лат.)

С того самого момента, как ровенкловцы более-менее втянулись в учебу, дни понеслись, как скоростная метла. Оглядываясь назад, Элизабет порой не могла даже точно вспомнить все события – их было так много, и все это так контрастировало с ее домашней жизнью, что первую неделю она ходила, ощущая себя гостьей из другого мира.
Пятый курс, как все и предсказывали, оказался гораздо сложнее всех предыдущих. Не успев обрадоваться до странности свободному расписанию, когда между занятиями были часовые перерывы, или уроки шли только до обеда, пятикурсники получили такой заряд домашних заданий, что стало ясно – ни о каком отдыхе не может быть и речи. МакГонагал, Флитвик, Снейп – все твердили одно и то же: нужно усиленно готовиться, чтобы сдать СОВ, нужно забыть обо всем остальном, но как же тут забудешь? И хотя студенты Ревенкло гордились своей исполнительностью и ответственностью, даже у них все шло далеко не так гладко, как хотелось бы. Элизабет, и так не в ладах с зельями, в этом семестре совсем съехала, за что получила уже несколько дополнительных заданий и хорошую порцию язвительных комментариев, и второе для нее было еще хуже, чем первое. Выходить с урока зельеварения с глазами на мокром месте теперь стало почти что привычкой. Еще хуже дело обстояло с Защитой от Темных Искусств.
Первый урок по Защите у пятикурсников из Ровенкло прошел в первую пятницу учебного года, поэтому за неделю они довольно наслушались самых противоречивых мнений о новом преподавателе, и совершенно не знали, к чему быть готовыми. Ходили слухи, что в понедельник перед обедом профессор Грюм превратил какого-то слизеринца в хорька, и, хотя Элизабет в это не верила, она волновалась вместе со всеми. Но урок превзошел все самые смелые фантазии — одно только то, что профессор Грюм без колебаний применил непростительные проклятья, позволило Элизабет сделать вывод: тут все будет очень не просто. Она была не из тех людей, которые умеют правильно себя преподнести и легко понравиться преподавателю, так что уже на следующих занятиях она убедилась: Грюм, если и чем отличается от Снейпа, так только тем, что относится чуть менее предвзято. Но все же, каждый раз подходя к дубовой двери с надписью «Класс Защиты от Темных Искусств», Элизабет испытывала легкую тревогу, и напряжение изрядно мешало ей на занятиях. Тем не менее, Грюм снискал уважение большинства учеников, и о нем в гостиной Ревенкло отзывались по большей части положительно, хотя и с явно меньшим восторгом, чем в гостиной Гриффиндора.
Почти все время, оставленное на дополнительные занятия, Элизабет вместе с другими девушками из Ревенкло проводила в библиотеке. Утешало только то, что погода и не думала исправляться: по утрам студенты по-прежнему просыпались под стук барабанящего в окна дождя, потолок в Большом Зале уже который день был затянут мрачными тучами, а в классах даже днем зажигали свет – было так пасмурно и темно, что студенты частенько путали ингридиеты зелий или не могли разглядеть, что написано на доске. Уроки Астрономии так и вовсе отменили, до улучшения погоды. Зато профессор Стебль и не думала щадить своих учеников – и в дождь, и в слякоть студенты, стараясь обходить особенно глубокие лужи, гуськом тянулись к теплицам. Вопреки страхам Элизабет, ползучим плющом они так и не занялись: с самого первого занятия профессор Стебль приобщила их к бобунтюберам – противным на вид растениям, гной которых обладал лечебным действием. Судя по разговорам, выдавливанием гноя из пузырей на стеблях этих растений сейчас занимались все студенты с первого по пятый курс.
Настоящей головной болью для всего курса стала курсовая. По всем предметам им раздали листовки с перечнем возможных тем – оставалось лишь выбрать понравившуюся. Но даже в этих условиях студенты хватались за головы: многие не тяготели к какому-то одному предмету, мечась между несколькими сразу. К октябрю ученики, которые до сих пор не выбрали тему, начали слегка паниковать. Элизабет, внимательно прочитав все листочки, пришла к выводу, что совет Седрика насчет любимого числа вовсе не так уж и безрассуден.
Как-то поздним вечером Элизабет сидела в гостиной, домучивая свой дневник сновидений для Трелони. Она как раз вспоминала, что же ей снилось прошлой ночью, невидящим взглядом глядя на выведенное число «двенадцатое октября», когда в кресло напротив устало опустилась Кира.
-О, привет, — Элизабет подняла голову. В гостиной уже никого не было. Через незадернутые шторы из-за тучи виднелся краешек луны. Девушка потянулась, — Который час?
-Полвторого, — зевнула Кира, с ногами забираясь в кресло, — Я тут вспомнила: я взяла у Бена конспект для тебя.
Элизабет бросила взгляд на потрепанную тетрадь. Несколько дней назад она окончательно решила писать курсовую по истории магии на тему основателей, и почти сразу же обнаружила, что где-то посеяла свои лекции за прошлый год – они как раз проходили становление школы.
-Спасибо, — она взяла из рук девушки тетрадь, и механически перелистала, отметив, что над этим почерком придется посидеть, — Ты откуда так поздно?
-Свидание, — вяло улыбнулась Кира, снова подавив зевок. Тон, которым она это произнесла, был более чем обыденным, — Эрни МакМиллан вчера пригласил, вот я и подумала, почему бы не сходить… Надоело все это. Учеба, учеба…
Элизабет незаметно бросила на нее полный удивления взгляд.
-Эрни?..
-Да, с четвертого курса Хаффлпафа. Не знаешь его? – Элизабет отрицательно покачала головой, — Вроде бы, он ничего. Впрочем, слегка зануден, ну да ладно. Пойду-ка я спать.
Элизабет проводила ее взглядом, и задумчиво уставилась на догорающие угли в камине.

На следующее утро Элизабет долго лежала в кровати, свернувшись калачиком и глядя на лучи солнца, проглядывающие сквозь низкие тучи. В спальне было пусто и холодно, и вставать совершенно не хотелось. Ее грела немного та мысль, что сегодня выходной и ей не нужно бежать на занятия, не нужно записывать лекции или сидеть в библиотеке. Так почему бы не использовать этот редкий шанс и не проваляться до обеда в кровати. Совсем как дома.
Но впереди, устало подумалось ей, еще целый год этих учебных будней, и совсем маленьких почти незаметных выходных. Хотя, возможно, Тремудрый Турнир, что запланирован на этот год, немного скрасит их рабочую атмосферу. Она слегка нахмурилась, мысли о Тремудром Турнире никогда ее не радовали. Безотчетное беспокойство заворочалось внутри. И почему-то вспомнилось лицо Седрика, тогда в полумраке, когда они обсуждали турнир в их первый вечер в Хогвартсе…
Она бросила взгляд за окно, пытаясь переключиться на что-то другое. Погода не радовала, но на сегодня был запланирован поход в Хогсмид. Седрик, наверное, ждет ее, и все-таки лучше заставить себя подняться.

Седрик, как она и предполагала, ждал ее в холле, в стороне от общей толчеи. Они стали в очередь, дожидаясь, когда Филч разберется впереди с какой-то студенткой, замышлявшей вынести из замка библиотечную книгу.
Элизабет была рада возможности пообщаться с Седриком хотя бы сегодня. Последнее время они редко виделись из-за его дел старосты, из-за ее уроков. Их редкие встречи на пятом этаже весь сентябрь были для Элизабет оазисом уюта в нескончаемой школьной суматохе. И оттого, что выбраться туда им обоим стоило большого труда, встречи эти становились только ценнее.
— Ума не приложу, зачем нам повторять манящие чары, если мы убили на них полсеместра на четвертом курсе, — говорила Элизабет, когда они неспеша шагали к Хогсмиду. К обеду тучи рассеялись и, хотя погода оставалась по-прежнему хмурой, стало заметно теплее. Ветер растрепал ее волосы, которые были распущены по случаю выхода на прогулку.
— Ну, к экзамену видимо повторяете, — Седрик пожал плечами, — Флитвик и нас, по-моему, ими мучил. Наверно, его любимая тема.
Некоторое время они шли молча. Воздух был приятно свежим после вчерашнего дождя, и Элизабет, щурясь от проглянувшего солнца, не могла надышаться. И хорошо было идти рядом с лучшим другом, и хорошо было просто молчать, и не думать об уроках, и весело было шуршать осенними листьями. А впереди – целый день рядом с ним, сливочное пиво в Трех Метлах, и, может быть, ночные посиделки на подоконнике… Седрик искоса глянул на блуждающую на ее лице улыбку.
-Что?
-Ничего, — Элизабет хмыкнула, — просто подумала, что жизнь прекрасна.
Она повернулась взглянуть на него:
-Что-то ты не выглядишь счастливым. Что-то случилось?
Он снова пожал плечами, опустив взгляд.
-Проблемы с трансфигурацией, — неохотно сказал он, — Мы начали проходить Чары восстановления к ЖАБА. МакГонагалл точно с ума сошла – она нас заваливает домашними заданиями, и все равно никто ничего не понимает в ее объяснениях, и…
-И у тебя ничего не выходит, — продолжила Элизабет.
Он посмотрел в ее хитрые глаза.
-Я этого не говорил.
Элизабет с деланным равнодушием пожала плечами и с улыбочкой на лице отвернулась. Седрик задержал на ней свой взгляд, но промолчал.

В Хогсмиде было людно и весело. Они вдвоем обошли почти всю деревню в поискх Алана и Нейла – двое приятелей Седрика, как назло, куда-то запропастились, и Седрик, в конце концов, махнув на них рукой, сказал, что теперь он в полном распоряжении Элизабет до самого вечера.
Они зашли в Сладкое Королевство, в Зонко, и даже побродили по книжному магазину, но через десять минут Седрик оттащил Элизабет от полки с историческими романами:
— Пойдем отсюда. Как-то неуютно я себя чувствую среди всей этой бумаги.
А ближе к обеду решили заглянуть в Три Метлы. У Элизабет от долгой хотьбы по магазинам гудели ноги, и она с удовольствием уселась за столик у стены, пока Седрик пошел к барной стойке. Три Метлы гудели, словно потревоженный улей: то и дело звякал дверной колокольчик, когда открывались двери, хотя, казалось, еще больше людей трактир вместить не может – почти все столики были заняты. То и дело раздавались взрывы смеха, а пару раз и настоящие взрывы – кое-кому не терпелось опробовать новые приобретения из Зонко.
За столиком неподалеку сидел Кевин Энтвистле, что-то возбужденно рассказывая своей подружке – Берти Чамберс, охотнику команды Ревенкло. У стены Мораг МакДугал, старший брат Изабель и пренеприятный тип, хохотал над чем-то вместе с компанией ревенкловцев – среди них Элизабет заметила Эдди Кормайкла, и, конечно же, Бена Бредли, и поспешила отвернуться. Она оглянулась в надежде обнаружить здесь Алана и Нейла, и ее взгляд наткнулся на одинокую фигурку Чжоу, сидящую за столиком чуть дальше. Элизабет удивилась – очень редко можно было увидеть Чжоу без сопровождения ее подружек.
Седрик отвлек ее от разглядывания здешней публики, поставив перед ней банку сливочного пива и несколько пирожных.
-Я столько не съем, — заявила Элизабет. Седрик хмыкнул, опускаясь на стул перед ней.
-Наедайся, — сказал он, откусывая большой кусок от ягодного эклера, — А то, глядишь, скоро наши эльфы еще перестанут готовить…
-Почему это? – Элизабет кинула на него заинтересованный взгляд и принялась за пирожное, — Алан все-таки нашел вход в кухню?
-Если бы. Ты не слышала? – Седрик отхлебнул сливочного пива и откинулся на стуле, — Гермиона Грейнджер сегодня с утра приставала к нашим первокурсникам с просьбой купить какие-то там значки. Нейл утверждает, что на них было написано «Гавнэ», но ты же знаешь Нейла, — Элизабет прыснула, расплескав сливочное пиво, и Седрик продолжил, — Она борется за права эльфов. Хочет предоставить им свободу.
-Но это же глупо, — Элизабет покачала головой, — Никакой эльф в здравом уме не захочет свободы. Это все равно что… переделать их заново. Чтобы они согласились. Ей это не под силу. И вообще, она мне не нравится, — резюмировала девушка, а Седрик неопределенно хмыкнул.
— Не знаю насчет эльфов. Может, это не так уж и глупо.
Когда все пирожные были съедены, Элизабет вдруг вспомнила, что забыла зайти в «Волшебный карандаш». Седрик до последнего отнекивался, не желая покидать Три Метлы, и в конце концов, условились на том, что Элизабет сходит одна, а он подождет ее здесь.
Направляясь по главной улице Хогсмида в сторону неприметного магазина, Элизабет мрачно размышляла о том, что Седрик явно не в настроении. Была ли тому причиной трансфигурация или что-то другое, она не могла с уверенностью утверждать.
Да и вообще их отношения с Седриком заметно видоизменялись. С одной стороны, они больше не были детьми, когда могли препираться до полусмерти или ссориться из-за ерунды, и сейчас их разговоры стали более серьезными и интересными, но с другой стороны той абсолютной открытости, что была тогда – в далекие детские годы – той полной доверчивости все-таки уже не было. По крайней мере внешней. У каждого появились свои дела, свои секреты. Они могли не говорить друг другу чего-нибудь, однако, в глубине души надеялись, что один обязательно догадается про себя, о чем молчит другой.
Проведя замечательные полчаса в волшебном магазинчике в окружении всевозможных холстов и красок, Элизабет вышла с чувством выполненного долга и набитыми пакетами. В прошлом году она ходила на кружок по рисованию, но потом, по настоянию мамы, бросила. Ей часто этого не хватало, хотя и времени сейчас, кроме подготовки к СОВ, почти не оставалось, и все же… Задумавшись, она в кого-то врезалась.
— Черт возьми, Лиззи! – Алан едва устоял на ногах.
— Прости, — она смущенно улыбнулась, — Я… тебя не заметила.
— С каких это пор я стал незаметным? – он улыбнулся в ответ.
-А с таких, что мы с Седриком искали тебя и Нейла, но так и не нашли. Где вы пропадали? – нарочито сердито сказала она. Он забрал у нее пакеты и они неторопливо направились по улице.
-Ммм, у нас были кое-какие дела, — неопределенно ответил он.

В Трех Метлах народу значительно поубавилось. Алан и Элизабет между столиками протиснулись к тому месту, где сидел Седрик, и Элизабет из-за спины Алана с удивлением обнаружила, что теперь он там не один.
-Привет, Лиззи, — поздоровалась Чжоу.
Они сели. Седрик смерил Алана не предвещающим ничего хорошего взглядом.
-Алан, Мерлин тебя заколдуй, где ты был? Мы с Лиззи полдня убили на ваши поиски.
-Мне уже сообщили, — беззаботно ответил Алан, открывая банку сливочного пива, которую только что поставила перед ним мадам Розмерта, — Только не спрашивай меня, где Нейл, — он предупреждающе поднял руки, — Потому что я тебе не скажу. Вернее, скажу, когда-нибудь, но точно не при дамах, — он отхлебнул из банки и послал взгляд заинтригованной Чжоу. Седрик усмехнулся, и под столом ощутимо пнул друга в голень. Тот не подал виду.
-Это у тебя значок Торнадос? – вдруг спросил Алан, указывая на красивую двойную букву на мантии Чжоу. Та кивнула, — Ты была на прошлогодних соревнованиях?
-На Кубке Англии? – живо подхватила Чжоу, — Конечно, а ты? Тоже?
Алан кивнул, они с Седриком переглянулись.
-С ума сойти, — продолжал Алан, — жаль, что мы не встретились. Мы с Седриком очень мало видели там наших. Хотелось бы поехать большой компанией.
-Не забывай, что в следующем сезоне они обязательно сделают Гоблинов, вот тогда уж точно поедем большой компанией. Мы с Чжоу только что вспоминали Чемпионат Мира, — сказал Седрик.
Алан тут же пустился в пространные воспоминания, как он провел эти несколько дней на Чемпионате, отдельные моменты которых, впрочем, мало относились к квиддичу. Элизабет не участвовала в беседе, потягивая сливочное пиво и наблюдая за ними. Странно, иногда она наблюдала вот так за Седриком – со стороны, и удивлялась: какие-то его черты, которые особенно ей нравились, когда они были только вдвоем, искажались или исчезали вовсе, стоило ему попасть в большую компанию. Он становился другим среди однокурсников – успешным учеником, популярным красивым парнем, сыном министра, отличным игроком в квидитч, но не тем Седриком, который рассказывал ей, кем он хотел стать, когда вырастет. Наверное, это нормально, задумчиво продолжала свой внутренний монолог Элизабет. В конце концов, люди должны меняться в разной обстановке. Только что-то в этом Сндрике-старосте, Седрике-отличном игроке команды ей было чуждо.
Однако среди их сегодняшней компании Седрик заметно оживился, когда пришло время уходить, его настроение уже явно было выше среднего и он послал и ей ободряющую мимолетную улыбку.
Они попрощались с Чжоу, которая намеревалась еще пройтись по магазинам.
Уже уходя, Элизабет бросила взгляд в зал и заметила Киру, сидящую в уголке над своей книгой. И как она умудряется что-то читать в таком гвалте? Покачав головой, Элизабет вышла вслед за Седриком.

Элизабет дочитала страницу до конца и поборола желание перевернуть. Прозвенел звонок и Бинс уже вплывал в класс. Однако Лиз все-таки вытянула из Киры обещание дать почитать ей роман позже. Книжка, и правда, оказалась затягивающей, хоть и вызывала по крайней мере легкую улыбку. Ведь то, что было там описано являлось лишь выдумкой автора. Детство Ровены Ровенкло до сих пор было покрыто мраком, да и место проживания Гриффиндора до постройки Хогвартса все еще вызывало споры среди историков. Насколько помнила Элизабет из уроков истории магии.
Она как раз находилась на одном из таких уроков. Вернув Кире ее обожаемый роман, Элизабет честно попыталась сосредоточится на уроке. Однако единственная фраза, что она успела записать: «Самая прочная крепость есть человеческие мысли», — так и не дополнилась оставшейся лекцией.
-В 607 году нашей эры это изречение ничем не опровергалось, — монотонно вещал Бинс, — но вскоре эксперименты ведущих магов того времени подтвердили давнюю догадку: и человеческие мысли – вещь весьма и весьма ненадежная. Заклятие «Веритас» и сыворотка правды не единственные примеры на сегодняшний день. Кстати, сыворотка правды была впервые сварена болгарским колдуном, имени которого история не сохранила, именно в 607 году. Позже, в начале одиннадцатого века нашей эры, заметили еще одну особенность. Некоторые древние предметы, принадлежащие известным магам и колдунам того времени – наиболее сильным магам, разумеется, — стали обладать особыми свойствами… После смерти этих колдунов стало выясняться, что предмет, долго носимый в качестве, допустим, украшения, перенимает часть магической энергии волшебника. Прошу не путать с передачей дара по наследству – упоминание об этом часто можно было встретить в сказаниях раннего средневековья, но это не имеет никакого отношения к реальности.
В классе царил сонный покой. Вяло шуршали перья, записывая лекцию по истории магии, и похоже, никто особо не задумывался о том, что слышал: студенты привыкли писать, не вслушиваясь в слова профессора Бинса. Если попытаешься действительно слушать Бинса, можешь проспать ужин, сказал когда-то Седрик. Элизабет хмыкнула.
Она вяло думала о том, сколько полезного она бы успела сделать. В спальне стоял еще не разобранный чемодан – когда вчера она вернулась, сил хватило только на то, чтобы раздеться и лечь. Жаль, что она не захватила с собой карандаш – можно было бы порисовать сейчас, потому что записывать было выше ее сил. Наконец, прозвенел звонок.
— И пожалуйста, я не хочу после перепроверять ваши курсовые работы: постарайтесь учесть все требования, указанные в конце перечня тем. Изольда! Раздайте листы, прошу вас.
Изабель, несправедливо обозванная Изольдой, с кислым видом принялась раздавать списки тем. Элизабет удивленно оглянулась по сторонам – некоторые выглядели так же озадаченно, как и она сама. Большинство студентов явно прослушали, что за курсовую задал Бинс. К счастью, он пояснил:
— Еще раз повторяю: если вы решите писать курсовую к СОВ на какую-либо тему по истории магии, к концу года она должна быть готова. Со всеми вопросами обращайтесь ко мне. И постарайтесь также, чтобы темы не повторялись.
Элизабет свернула пергамент, на котором одиноко была выведена первая фраза этого урока, застегнула сумку, и, не выпуская листочка с темами из рук, направилась к выходу. До ужина еще была уйма времени. Она постояла минутку в задумчивости, решая, куда отправиться сейчас и где искать Седрика. Лучшим вариантом, конечно, было сразу идти в библиотеку, но вероятность того, что ее друг там, равна нулю. Поэтому Элизабет направилась на пятый этаж. В коридорах Хогвартса царило оживление – у многих закончились занятия, и студенты спешили в гостиные, чтобы избавиться от учебников. Жаль, что погода подвела – выйти на прогулку сейчас не представлялось возможным.
Барышня в платье учтиво присела в ответ на ее реверанс, и Элизабет пролезла в открывшийся проем. В конце коридора на подоконнике сидел парень. Окно было наполовину распахнуто, и через него то и дело летели капли дождя, забрызгав уже весь пол вокруг.
— Честное слово, Седрик! Где мне теперь сесть? – Элизабет взглянула на лужу на подоконнике, которая капля за каплей стекала на пол. Седрик поднял лицо от книги.
— Ай, точно, — он захлопнул окно и взмахом палочки высушил подоконник, — Тут ужасно душно в последнее время. Не иначе, Филч заделал все щели в нашем окне.
Элизабет примостилась рядом с ним, искоса взглянув на знакомый профиль. Он сосредоточенно что-то читал, сумка как всегда валялась на полу у его ног. Они тысячу раз сидели вот так, болтая или занимаясь, в этот коридор никто не заходил кроме них. Собственно, само потайное место с замечательным широким подоконником обнаружила Элизабет, когда на первом курсе заблудилась в запутанных коридорах замка. Она проходила мимо портрета дамы в кремовом платье, и просто невзначай присела в шутливом реверансе. К ее огромному удивлению, дама присела в ответ и портрет отъехал в сторону. С тех пор это окно стало их излюбленным местом – здесь хорошо было прятаться ото всех. Элизабет вдруг подумала, что ужасно скучала по этим посиделкам. Снова все как раньше, подумала она, и от этой мысли на душе стало удивительно легко и спокойно.
— Очень странно, Седрик, — задумчиво сказала она спустя какое-то время.
— Что именно? – он поднял на нее любопытный взгляд.
— Странно видеть, что ты читаешь что-то в первый день в Хогвартсе, — она улыбнулась, а Седрик, возвращаясь к книге, пробурчал:
— Флитвик ваш сегодня столько нам задал, что, боюсь, за неделю не управлюсь.
— Наш Флитвик, — передразнила Элизабет, — Посмотрим, что завтра будет на травологии. Ваша Стебль заставит нас бороться с Ползучим Плющом? В прошлом году она обещала. При этом она так хищно улыбалась, напомнив нам, что когда-то один из них задушил студентку прямо на уроке.
Седрик усмехнулся, посмотрев на свиток, который она все еще держала в руках.
— Что это у тебя?
— Список тем к курсовой по истории магии, — пояснила Элизабет.
Парень заглянул в пергамент.
-Ого. В этом году Бинс превзошел сам себя. Уже выбрала?
-Кто сказал, что моя курсовая будет по истории магии? Нам должны раздать темы еще по стольким предметам… — Элизабет уселась поудобнее.
-Скорее всего, она будет именно по истории магии, — отчего-то усмехнулся он, — Воспользуйся старым добрым способом выбора.
Элизабет иронично взглянула на него.
-Серьезно. Проверенный способ. Алан говорил, действует уже ого-го сколько лет. Когда в прошлом году перед нами остро встал вопрос, какую курсовую взять, мы поступили просто, — важно заявил Седрик, — написали ее по первому предмету, на котором дали список тем.
Элизабет скептически хмыкнула:
-Ну конечно, если так сказал Алан… А как вы выбрали саму тему?
-Какое у тебя любимое число?
-Двадцать четыре, — подумав, ответила она.
-Отлично. «Основатели школы Хогвартс», — прочитал он, возвращая ей свиток и потягиваясь, — я только что решил твою проблему.
-Полагаю, мне нужно сказать тебе «спасибо», — пробормотала Элизабет, — но, если честно, меня немного огорчает тот факт, что придется обойтись без кровавых подробностей.
-Ну, не всегда мы можем получить все и сразу, — философски заметил Седрик, в чьих глаза плясали искорки смеха, — Зато тут ты можешь развернуться. Можешь писать, о чем хочешь – хоть о трех женах Годрика, хоть о похождениях Слизерина…
-А в конце курсовой указать тебя вместо списка литературы, — она усмехнулась.
-Неправда, — обиделся Седрик, — я читал об этом в каком-то историческом романе – у него правда было три жены…
-В романе? Ты читаешь романы? – Элизабет от удивления чуть не сверзилась с подоконника.
Седрик, ничуть не смутившись, поглядел на нее в ответ.
-Я не так выразился, хорошо, это был не роман – допустим, это была… хм… историческая повесть.
-Не отпирайся!
-Но это ничего не меняет, — быстро сказал Седрик, — Это же классика, неужели ты никогда не читала Бера? Или Кайлина? «Восход на реке»?
Элизабет покачала головой. Да, она начала понимать Киру. Вот так спросят, «как тебе «Восход на реке»?», а ты ответишь, что давно там не была.
После получаса оживленных разговоров Седрик заявил, что его ждут друзья.
-Сегодня в Хаффлпафе что-то вроде вечеринки, — оживленно сказал он, — сама понимаешь, давно не виделись, столько новостей. Нейл утверждает, что Алан узнал наконец вход в кухню, представляешь? Если это так, то сегодня будет пир горой.
-Смотри, не напивайся, — шутливо сказала Элизабет.
-Ты не идешь? – спросил Седрик, безуспешно пытаясь справиться с застежкой на сумке, — могу тебя проводить.
-Нет, я еще посижу. Что делать в гостиной.
-Я бы остался, Лиззи, но сама понимаешь – вылазка на кухню без меня не состоится.
-Ах, конечно, — она усмехнулась, с ногами забираясь на подоконник, — Не волнуйся, я тоже скоро пойду – не думаешь же ты, что я пропущу ужин.
Все еще улыбаясь, она проводила его взглядом, и, дождавшись, пока в коридоре стихнут шаги, достала из сумки альбом.
Это был еще совершенно чистый альбом для рисования. Она купила его летом в Косом Переулке, в одной из неприметных лавочек, что в огромном количестве теснились вдоль широкой улицы. Кажется, у этой лавочки даже не было названия, но Элизабет никогда не проходила мимо. Ей нравилась обстановка, нравился запах – нового пергамента, дерева, гуаши, запах, которым было пропитано все в этой лавочке – от мольбертов, теснившихся вдоль стен, до огромных холстов в подсобке. Именно там она, поддавшись искушению, купила набор простых карандашей, которые, как утверждала надпись на коробке, оживляли рисунок. Что ж, Элизабет весьма скептично относилась к таким находкам в неприметных лавочках, которые стоили, к тому же, не так уж дорого, но чем Мерлин не шутит…
Она вытащила один из семи карандашей. Предвкушая, словно гурман, изысканное удовольствие, Элизабет прикоснулась кончиком карандаша к шершавому альбомному листу…

Тысячи свечей парили над столами, заливая зал мягким светом, как и каждый вечер в Хогвартсе. Неспеша ужинали студенты, обмениваясь новостями за день, обсуждая новые предметы, и конечно, новых преподавателей. Больше всего мнений (самых противоречивых) вызвал профессор Грюм. Те из ревенкловцев, у которых уже была защита от темных искусств, не спешили браться за вилки, рассказывая всем и каждому, кто только готов был их слушать, как прошел первый урок. Элизабет отметила про себя, что ближе к вечеру эти рассказы явно обросли душещипательными подробностями, так что заявление четверокурсника Терри Бута о том, что Грюм весь урок каждого по очереди пытал, она не приняла всерьез.
Сегодня она сидела почти в самом конце ревенкловского стола – опоздала на ужин, увлекшись рисованием. Надпись на упаковке карандашей не обманула. Это подтвердилось сразу же, как только она закончила портрет.
Элизабет придирчиво оглядела свою работу, там и тут добавляя небольшие штрихи, но в целом рисунок был закончен, и вышло очень похоже. Все лето, не имея под рукой другой натуры, Элизабет, под язвительные комментарии ее настенного зеркала, практиковалась в автопортретах. То масло, то пастель, то акварель, то уголь… Разные позы, разное выражение лица. Но всегда ее лицо было именно ее лицом, не приукрашенное ни правильными чертами, ни очаровательной улыбкой, такой, как, например, у Чжоу. Этот портрет получился каким-то спокойным, умиротворенным… Она думала о том, что она снова в школе, снова сидит на их окне и рисует – как и годы до этого, а в окно тихо стучал дождь, и Элизабет улыбалась сама себе…
И к ее удивлению, едва она отняла карандаш от бумаги, ее изображение улыбнулось в ответ.
Это было так здорово и так странно, что Элизабет еще долго рассматривала саму себя, наблюдала за выражениями лица, то и дело сменявшими друг друга… Конечно, у нее дома была куча колдографий, но они не имели ничего общего с этим портретом, созданным своими руками.
Так что на ужин Элизабет пришла с ощущением хорошо выполненного дела и бурчащим от голода желудком.
Как только с тарелки исчез последний кусочек пирога с яблоками, Элизабет поднялась. Студенты, закончившие ужин, уже выходили из Большого зала. Девушка оглядела стол Хаффлпаф, и только в последний момент заметила Седрика у самых дверей. Она схватила сумку, намереваясь догнать его в холле.
-Как же ваша вечеринка? – спросила она, когда они вместе с Седриком остановились сбоку от главной лестницы.
-Сорвалась, — ответил он, — Убью Алана, когда встречу. Оказалось, Джорж Уизли уверял его, что для того, чтобы попасть в кухню, нужно пощекотать одну девицу на большой картине в правом крыле. И что ты думаешь? Мы пришли туда, Нейл начал ее щекотать, а она как поднимет визг! Сбежались какие-то рыцари с портретов поблизости, и, как назло, неподалеку оказался Пивз. В общем, пришлось удирать, и быстро. Если он настучит Пивзу, нам несдобровать, — закончил он под смех Элизабет.
-Почему вам непременно нужно куда-то вляпаться? – спросила она, копаясь в сумке.
-Жизнь скучна, — коротко ответил он, но она, кажется, пропустила эту реплику мимо ушей.
— Я хотела тебе кое-что показать, — сказала Элизабет, продолжая рыться в сумке в поисках альбома.
— Элизабет! – кто-то окликнул ее, и девушка, оглянувшись, увидела Чжоу, нерешительно топтавшуюся позади. Элизабет выпрямилась.
— О, совсем забыла. Седрик, — сказала она, глянув на него, — Я обещала Чжоу сходить с ней в библиотеку, извини.
Седрик бросил заинтересованный взгляд на Чжоу, и улыбнулся:
— Неутомимые ревенкловцы снова с головой в учебе?
— Что-то вроде того, — Чжоу подошла ближе, улыбаясь в ответ, — Нужно посмотреть кое-что к курсовой. Днем в гостиной Изабель извела всех своими сомнениями, Лиззи. Она никак не может выбрать тему.
Седрик и Элизабет переглянулись, пряча улыбки. Помахав напоследок парню, девушки направились в библиотеку.
Там было на удивление пусто, хотя, вспомнила Элизабет, сегодня ведь первый учебный день, и еще почти ничего не задали. За одним из столов она заметила Гермиону Грейнджер – четверокурсницу из Гриффиндора. Та сидела, обложившись книгами и сгорбившись, что-то шепча себе под нос. Когда они проходили мимо ее стола, та еще сильнее согнулась, словно пытаясь скрыть что-то от их глаз.
— Я бы сходила с кем-нибудь из девочек, но они в один голос твердят, что я становлюсь такая, как Изабель, — сказала Чжоу, перебирая книги на полке в поисках указанных в списке литературы. — Она сегодня всех замучила с выбором темы… Просто я подумала, что действительно, лучше сразу начать. Извини, что отвлекла тебя. Тебе, наверное, хотелось побыть с Седриком. — Чжоу виновато взглянула на нее, но Элизабет этого не заметила: она рассеянно разглядывала корешки книг.
-Да нет, мы с ним сегодня уже разговаривали.
Они помолчали. В проходе между стеллажами, где они стояли, было довольно темно, только тускло светился фонарь на подоконнике.
-Ты с ним так легко разговариваешь… — спустя какое-то время, как бы между прочим сказала Чжоу. Элизабет удивленно взглянула на нее – та стояла с открытой книгой в руках, пытаясь разобрать протершуюся надпись с названием.
— Ну конечно, мы ведь с детства знакомы, — легко ответила она.
— Серьезно? – Чжоу подняла взгляд от книги.
— Ну конечно. Мы когда-то жили рядом, — объяснила она, — с самого детства дружили, а потом отец получил повышение и мы решили перебраться в Лондон, поближе к его работе, ну и… дом получше, — неловко сказала Элизабет, — Седрик тогда как раз поступил в Хогвартс, и год мы почти не виделись, писали друг другу письма, а потом поступила и я. Он мне очень помогал вначале, мы, кажется, вообще никогда не расставались. Это теперь от него помощи не дождешься, — весело закончила она, — по-моему, последнее время Седрик очень мало думает об учебе.
— Старшекурсники, — отстраненно улыбнулась Чжоу, вновь возвращаясь к книге, — они все такие.
-Наверное, — Элизабет вытащила одну книгу наугад, — Не знаю.
Потрескивал фонарь, шумел ливень за окном, а Чжоу одну за одной перебирала книги. Элизабет примостилась на подоконник, и открыла книгу на середине.
«… как давно известный факт. Однако нет ни одного доказтельства тому, что Ровена Ровенкло обладала символической магией. В дошедших до нас средневековых летописях упоминалось лишь существование некого медальона Ровенкло, хранящего силу символа, которым наделила его одна из Основателей. Однако, медальон до сих пор не был найден, как и многие другие артефакты того времени. Что же касается конкретных символов, то одним из самых загадочных и самых известных является изображение горного орла, вскинувшего два крыла. Существует множество версий прочтения этого символа, но все они не доказаны научно…»
Элизабет нахмурилась, и закрыла книгу, чтобы взглянуть на название. «Хроники основания школы Хогвартс», гласила тисненая надпись. Бер. Не тот ли Бер, о котором упоминал сегодня Седрик?..
-Лиззи, ты идешь? – окликнула ее Чжоу, уже направляясь к выходу. — Я нашла только две, остальные, видимо, в Запретной Секции. Не могу поверить, что я это говорю, но Изабель все-таки была права, завтра нужно взять у Флитвика разрешение.
Элизабет, все еще не отрывая взгляда от книги, медленно поставила ее наместо.
-Как ты думаешь, удастся найти что-нибудь действительно интересное? – донесся из зала голос Чжоу.
Элизабет потушила фонарь, и сразу в проходе стало темно, только через окно с улицы лился голубоватый свет.
-Не знаю, — прошептала она. — Не знаю.