Глава 4. Смелость не есть отвага.

— Послушай, почему бы тебе не открыть собственное дело? Ты же вон как управляешься? — Гарри забавно выставил нижнюю губу вперед и сдул с кончика носа черные волосинки, отрезанные только что ножницами парикмахера.
— Да ну тебя! — Алисия легонько щелкнула Гарри по носу. — Смотри, дошутишься у меня, ухо отстригу, а ты и не заметишь!
— Ну-ну! Только попробуй. — Гарри поморщился. — Ну вот, у меня нос чешется. Ненавижу парикмахерские, потому что там целый час нельзя ни нос почесать, ни ухо…
— Ну, где, где у тебя чешется? — Алисия выставила вперед пальцы, каждый увенчанный острым коготком. — Где тебе почесать?
Они дурачились как дети, будучи в то же время взрослыми. Им было легко друг с другом. И они наслаждались этим, как ребенок порой наслаждается тем, что может просто быстро бежать навстречу теплому, мягкому ветру, тем, что можно подставить пальцы под струю воды, и она будет плавно обтекать твою руку, тем, что если закрыть глаза ладошками и так смотреть на солнце, то увидишь только красный свет.
— Знаешь ли, это переходит всякие границы! — Гарри попытался встать, наконец, поднялся, но простыня, повязанная вокруг его шеи, мешала движениям и делала его похожим на карикатурное привидение. Видел бы сейчас Почти Безголовый Ник, как Гарри Поттер носится по дому за девушкой, с криками «Ууу!» и «Догоню и съем»! Алисия, смеясь, убегала, и, оглядываясь, не заметила, как споткнулась о порог очередной комнаты. Она упала на мягкий и пушистый ковер, по инерции продолжая смеяться, однако, когда она садилась на полу, выражение ее лица было уже менее веселым.

* * *

— Ну, чего, ты цела? — Спросил я. Вообще не должно было случиться ничего страшного…
— Да, все в порядке. Ногой ударилась. Ерунда. — Она весело улыбнулась. — Что-то мы с тобой… Пошли чаю выпьем.
Я подал ей руку, и она легко поднялась с пола. На мгновение ее губы оказались так близко, что я с трудом подавил желание поцеловать ее. Нет, Гермиона говорила, что нельзя так сразу. Сначала нужно куда-нибудь вместе сходить. И вот в такой позе, близко-близко друг к другу, почти соприкасаясь губами с девушкой, которую мне страстно хотелось поцеловать, я произнес:
— Алис, тут есть какие-нибудь клубы? Пойдем сегодня вечером потанцуем?
Мерлин, как мне удалось произнести эти слова без запинки, как я не покраснел, и как я переживал в тот момент, что у меня может пахнуть изо рта! Все-таки, Гермиона как была отличной девчонкой, так ей и осталась. И все же может давать хорошие советы, несмотря на то, что когда она на меня смотрит, в ее глазах можно углядеть какую-то нотку восхищения. Ничего, я привык к этому. Алисия другая… Она пока только смеется… А сегодня я буду с ней танцевать, обнимать ее за талию и вдыхать запах ее духов.

* * *

Я никогда не был обделен вниманием девушек. Я расстался с Джинни еще на шестом курсе, потому что не хотел подставлять ее под удар. А потом, когда мы вновь встретились через несколько лет, то оба поняли, что изменились. Изменились слишком сильно, чтобы понимать друг друга. Для нее я стал идолом, героем, Мальчиком-Который-Выжил, а она для меня стала девочкой из толпы поклонниц. И пусть ей завидовали, пусть с ней я, в силу дружеских отношений с Роном, общался больше, чем с другими девушками. А девушки-то, между прочим, готовы были отдать самое дорогое лишь за то, чтобы притронуться ко мне. Они пытались протиснуться ко мне на банкетах, старшекурсницы и выпускницы Хогвартса на балах, куда меня неизменно из года в год приглашали в качестве почетного гостя, изо всех сил старались обратить на них мое внимание. А я видел их всех — как одну. Толпу, почитающую своего героя. И если спросить у одной из этих девушек, какую я люблю музыку, какие книги читаю, что люблю есть на завтрак, да какой мой любимый цвет, в конце концов — ни одна бы не ответила. Черт возьми, ни одна бы не ответила! И ни одна на вопрос «За что ты его любишь?» не ответила словами о том, какой я. То есть, это были бы одни и те же слова, о том, что я герой, я сильный, смелый, добрый и так далее. Но… Они же меня не знают! Понимаете, не знают! Послушайте, о чем я… да, именно об этом. Для Алисии я просто человек. Я благодарен ей за это. И… меня к ней тянет. Уж это я точно не в силах объяснить.

* * *

— Рон! Рон, где ты? — Девушка вошла в дом, аккуратно повесила плащ на крючок у дверей. Оправила волосы, проверила, все ли пуговицы на блузке застегнуты. — Милый, я пришла! Рон!
Девушка улыбалась, щеки ее были чуть краснее, чем следовало бы, помада была только что нанесена на губы, и это было заметно по блеску.
— Рон! Да где же ты?
Девушка заглянула на кухню, в кабинет, в библиотеку. Поднялась наверх, не уставая называть мужа по имени. Наконец, она дошла до спальни и распахнула дверь. Оглядела комнату, и вдруг замерла недвижно. Глаза ее расширились, она молниеносно прижала руки ко рту, и тут же отдернула, чтобы вскрикнуть:
— Рон! Что с тобой, дорогой?
В дальнем углу комнаты, на корточках, прижав руки к лицу, сидел парень. Неподвижно, не шевелясь.
— Рон, что случилось? — Гермиона аккуратно отняла руки Рона от его лица, и тут же отвернулась. Ее едва не стошнило. Она немедленно вскочила, и бросилась к камину.

* * *

— Гарри, Гарри, ты дома? — Гермиона выбралась из камина и, даже не потрудившись отряхнуть юбку и блузку от пепла, кинулась искать друга.
— Мисс Гермиона? — Добби появился у ног девушки и посмотрел на нее снизу.
— Добби, Добби, где Гарри? Он мне срочно нужен…
— Мастер Гарри уехал. Он обещал вернуться к завтрашнему утру.
Зрачки девушки расширились в ужасе. Она зашептала: «Что же делать… что же делать…»
— Может Добби как-нибудь помочь мисс Гермионе? — домовик участливо смотрел на девушку.
— Добби ты можешь перенести Рона в св. Мунго?
— Добби может. Мисс следует отправиться через камин, а Добби перенесется к ней в дом сам, если, конечно, мисс позволит.
Не мешкая, девушка подбежала к камину, дрожащей рукой зачерпнула горсть дымолетного порошка, опрокинув горшочек, и крикнула свой адрес.
Через пару секунд после ее появления дома из камина донесся легкий стук.
— Мисс пустит Добби к себе домой?
— Да, Добби, входи, входи скорее. — Гермиона уже кричала, билась на грани истерики.
Домовик появился в камине с легким щелчком.
— Сюда, сюда скорее.
Девушка тащила домовика по лестнице к спальне.
— Вот он, Добби, перенеси его в св. Мунго.
— Да, мисс Гермиона. — Добби кивнул и подошел к сидящему юноше. Взял того за руку и со щелчком исчез.
Гермиона отправилась в больницу через камин.

* * *

— К сожалению, мы не сможем вернуть ему зрение. Но тем не менее, мы бы предложили вам позволить нам подержать его в больнице еще около двух недель. Если он сделал это с собой сам, то, возможно, ему требуется психологическая помощь.
Гермиона кивала, смотря сухими глазами на врача по фамилии Кронплид.
— Да, конечно, если вы полагаете, что так будет лучше, то разумеется… — Гермиона аккуратно достала из сумочки пудреницу. — Сэр, я полагаю, нужно сообщить его родственникам. Я пойду.
— Конечно, мисс. Дать вам успокоительного? — Врач участливо смотрел на девушку. На ее безымянном пальчике было такое же кольцо с рубином, как и на руке больного, которого она привезла в больницу. Мистер Кронплид мог себе представить, что чувствует женщина, чей муж неожиданно сам с собой такое сотворил…
Девушка гордо вскинула голову, откинув назад копну волос.
— Нет, спасибо. Я спокойна.
Она открыла пудреницу, и дотронулась до кусочка замши, лежавшего в ней. Постоянный портал доставил ее в отдаленный уголок Лондона. Она постучалась в дверь.
— О, какие люди к нам пришли… — За порогом стоял среднего роста мужчина, мускулистый, на нем были надеты только джинсы.
— Наш уговор в силе? — Гермиона лукаво улыбнулась, смотря на мужчину.
— Конечно, детка. Ты мне — той чудесной бурды, я тебе — хороший секс.
— Отлично.
Мужчина посторонился, и девушка вошла внутрь. Зная дорогу, она прошла в спальню и извлекла из сумочки небольшую стеклянную бутылочку. Протянула ее мужчине, который только что запер дверь в комнату. Тот взял ее, и выпил в несколько глотков. Кожа его стала покрываться буграми, начала плавиться, словно воск. Он прислонился к стене, стараясь терпеть покалывание по всему телу. Наконец, превращение завершилось.
На полу у стены сидел юноша с ярко-зелеными глазами, и черными, как смоль волосами.
— Вот. — Произнесла Гермиона, протягивая мужчине очки в круглой черной оправе.

* * *

— Скажите, — врач заглянул в карточку пациента. — Рон, зачем вы это сделали? Может быть, вам не нравилось то, что вы видели перед собой? Или вас не устраивало что-то другое?
Мужчина, переодетый в больничную пижаму, выглядел здоровым за исключением того, что его глазницы зияли пустотой вперемешку с запекшейся кровью. Он повернул голову в сторону, с которой слышал голос врача и тихо произнес:
— Они… были… голубыми…