На следующий день его сородичам предстояла решающая битва с другим, не менее сильным племенем за право владеть очередным источником воды и оазисом вокруг него. В урочный час Беркут, как непревзойденный воин, вышел вперед, пренебрегая благословением вождя – ему это было не нужно. Одержав победу в этой битве, он намеревался сам стать правителем племени, тем более, что недавно он обрюхатил тринадцатилетнюю дочку вождя. Он долго шел к власти, и теперь его ничто не могло сдержать – старый шаман был мертв, и его сила перешла к Беркуту вместе с кровью и горячим, еще живым сердцем. В предвкушении битвы Беркут зарычал, утрачивая всякое сходство с человеком. Он стал похож на огромного безумно злобного зверя — настоящую машину для убийства, такую же бездушную и холодно-расчетливую, стремящуюся только к одной цели – убивать как можно больше и кровожаднее, забирая силу и способности врага. Он взглядом выискивал самых сильных воинов, стоящих в первых рядах и, гортанными криками оскорбляя их смелость, призывал выйти против него. И один действительно вышел. Огромный, иссиня-черный, ладно сложенный великан, с ног до головы покрытый татуировками, говорящими о его боевых победах и заслугах непревзойденного охотника. Два противника стали кружить друг против друга, не сводя напряженных взглядов, не желая недооценивать соперника. Беркут попытался только ему известным приемом ослабить противника, заставить склониться, сломать волю и сопротивление, но наткнулся на мощную защиту. Обшарил взглядом тело врага в поисках незнакомых амулетов и оберегов, но ничего не нашел – его соперник был гол, наготой презирая опасность, подчеркивая свою мужественность и силу. Беркут попытался мысленно проникнуть в голову гиганта, заставить его рухнуть на колени, но опять ничего не вышло. И тогда он понял, что впервые столкнулся с равным себе не только по знаниям и защите, но и по силе. Это только подстегнуло его ярость – победа над таким соперником была более чем почетной. Он был самым достойным противником за все время быстрых и победоносных войн. Возбужденно зарычав, Беркут кинулся в рукопашную, желая только одного – скорее добраться до горла и просто выпить жизнь своего врага. Но едва они коснулись друг друга, как ударила молния, немыслимая в это время года. Удар грома, раздавшийся следом, поверг оба племени в полуобморочное состояние. Все рухнули на колени, закрывая уши руками и молясь богам, чтобы прекратилась эта страшная в своей ярости гроза. Когда ураган, разметавший все вокруг, утих, люди еще нескоро встали, потрясенные яростью богов. Наверное эта битва была им неугодна – эти мысль одновременно пришли в голову всем присутствующим. Когда они осмелели настолько, что стали перекликаться, то заметили пропажу двух своих лучших воинов. Племя Беркута только обрадовалось, плясками и криками выражая свою радость от исчезновения демона, каким считали Беркута соплеменники. Но таким же настоящим было горе их, теперь уже бывших, врагов – те убивались, оплакивая исчезновение своего воина. Его все искренне любили за добрый и незлобивый нрав, необычный для племени каннибалов, и за его могучую первобытную силу, доставшуюся от Великих Предков. Радостные и горестные вскрики скоро утихли, и два племени, помирившись, разошлись по домам: одни праздновать, другие — скорбеть.

Беркут и его соперник летели сквозь пространство, крича от страха. Никому из них еще не приходилось испытывать на себе чистую магию – они только-только учились овладевать ею на своем примитивно-первобытном уровне, едва взойдя на первую ступень бесконечного поиска силы. Наконец страшный, выматывающий душу полет кончился, и они рухнули в холодный прозрачный ручей, все еще крича. Первым перестал орать Беркут и начал оглядываться. Следом за ним замолчал и другой каннибал. Они выбрались из ручья и поразились невиданным джунглям. Даже буйная растительность вокруг оазисов не могла сравниться с этим пышным великолепием настоящего вечнозеленого леса. У оазиса все было немного не по-настоящему. Пересохни источник — и погибнут все деревья и животные. Здесь же скорее наступит конец света, чем исчезнут эти, стройные великолепные в своей непоколебимости гиганты.

— Наверное, нам теперь предстоит тут жить, — первым заговорил соперник Беркута. – Я – Буйвол, — представился он, протягивая открытую ладонь – извечный жест дружественных намерений.

— Это хорошо, что ты назвался, — растянув губы в подобии улыбки сказал Беркут. – Так проще, — схватив руку Буйвола, он притянул его к себе, с восторгом узнавая оторопь жертвы. Открыв свое имя, Буйвол ослабил себя, передав часть силы своему врагу. Теперь Беркут легко с ним справился, несмотря на его размеры и отчаянное сопротивление.

Марси, выскочившая на поляну, чтобы по обычаю встретить вновьприбывших, замерла, увидев самый конец кровавой расправы над Буйволом. Она стояла и смотрела, открыв рот, не веря в происходящее – впервые Остров был осквернен убийством. Едва закончив со своей жертвой, Беркут начал покрываться густой шерстью, перекидываясь в медведя. Заревев от страха, он начал метаться по поляне и вскоре заметил Марси в облике пантеры. Еще не понимая, что теперь он крупнее и сильнее, он в ужасе метнулся в самую чащу леса, оглашая все своим ревом страха и недоумения.

Так началась островная жизнь Беркута. Долгое время он скитался по Острову, силясь понять, что же такого он совершил и куда попал. Его терзали страхи и смутные, неосознанные желания. Несколько месяцев спустя он понял, чего ему не хватало – самки, послушно удовлетворяющей его малейшую прихоть. И вот однажды он услышал нежный звонкий смех. Подкравшись поближе, он увидел девушку, каких раньше не встречал: высокую, стройную, гибкую, словно лиана, с длинными каштановыми локонами, послушно спускавшимися по обнаженным плечам до самых колен. Восторг от увиденного, желание, наполнившее его, не сразу дали ему понять, что он снова стал человеком. Это открытие так поразило его, что он упустил это прекрасное белокожее видение. Выйдя на поляну, он принюхался – опасности ничего не предвещало. Подойдя к кустам, около которых стояла девушка он нашел то, что искал – несколько длинных волосков, запутавшихся в цепких ветвях, когда девушка, смеясь, кружилась обнаженная. Собрав драгоценную добычу, Беркут, ворча от возбуждения, направился к ручью, чтобы замесить глину и приготовить куколку, делающую обладательницу чудесных волос послушной игрушкой в его руках. Представив, как он намотает эти шелковистые длинные кудри на кулак, как наступив ей на спину, заставит ее прогнуться в пояснице, ломая, подчиняя себе это прекрасное существо, Беркут почувствовал дикое желание, болью отозвавшееся в паху. Но торопиться в таких делах недостойно воина и шамана. Он улыбнулся в предвкушении, оскалив острые желтые зубы.