Впрочем, непонятно откуда явившаяся на ЗОТИ змея Гарри беспокоила недолго. Его вообще в последнее время мало что волновало — устал он уже волноваться. Надоело. Сил нет никаких. И желания. Хотелось просто… не знаю… плюхнуться на диван возле камина, выпить чашку кофе с куском любимого пирога с патокой, закрыть глаза и ни о чём не думать. И ещё чтобы Джинни была рядом. И всё — вот он, рай земной! Так близко — рукой подать. И всё равно не добраться. Потому что лорд Волдеморт явно не собирается в самое ближайшее время насмерть подавиться редиской, а значит долго ещё будет существовать крайняя необходимость в Избранном, в Ордене Феникса… Значит, далеко ещё до конца, до победы, до той минуты, когда можно будет передохнуть. Если он, Гарри, вообще увидит этот самый конец…
На самом деле, какой-то перерыв наступил во всём. Министерство не особенно брыкалось, Орден практически не собирался, Волдеморт по какой-то доселе неведомой причине затих: за три с лишним недели газеты отметили всего две мелкие стычки Пожирателей с аврорами, инициаторами которых являлись последние, и один налёт на магловский район Лондона, который больше походил на самодеятельность, причём крайне неоригинальную, чем на спланированную операцию. И школе стало как-то тише. Ученики и учителя, кажется, с равным нетерпением ожидали пасхальных каникул, когда можно будет хоть на неделю отвлечься от привычной рутины. С течением времени обилие домашних заданий у седьмых курсов постепенно сходило на нет, что было крайне нетипично для Хогвартса, но не слишком удивительно. Всё-таки приближались ЖАБА, изучение программы подходило к концу, и по некоторым предметам, вроде чар или трансфигурации, постепенно начиналось повторение пройденного.
Гарри медленно, но верно впадал в некое состояние полной бездеятельности, в чём-то сходное с анабиозом. В Выручай-комнате он уже практически не занимался, уроки тоже малость подзабросил… Ненадолго его вывела из этого состояния пара сообщений, появившихся на гриффиндорской доске объявлений примерно за неделю до начала пасхальных каникул. Одно из них сообщало семикурсникам и вообще всем желающим со старших курсов, что с начала апреля по воскресеньям будут проходить репетиции выпускного бала, а конкретно — всех непросвещённых станут обучать простейшим фигурам вальса, полонеза и мазурки. Прослышав о таком безобразии, Рон возмутился, почему ничего подобного не устроили перед Рождественским балом, в прошлом году или хотя бы с нынешнего января, дабы ученики имели шанс действительно научиться танцевать, а не нервно дрыгаться под музыку в оставшиеся три месяца. На что Гермиона резонно возразила, что и год назад, и два, и три дирекция вводила такие занятия, которые, кстати, разрешено посещать всем студентам, начиная с четвёртого курса, и если бы Рон не был так занят своей драгоценной Лав-Лав… В общем, ни к какому конкретному результату этот разговор не привёл.
Второе сообщение было несколько более важным, ибо — обязательным к исполнению для всех. С начала всё того же пресловутого апреля и до конца года все семикурсники обязаны будут посещать занятия в соответствии со своей будущей профессией, для чего школу будут навещать лучшие специалисты Британии. Под эти собрания администрация милостиво выделила субботу. Объявление гласило также, что уважаемые будущие налогоплательщики должны ещё раз обдумать, какую именно профессию они собираются для себя избрать, и к концу каникул окончательно сообщить о своём решении декану. Претендентам в аврорат желательно проинформировать профессора в максимально короткие сроки, для своего же блага. Это последнее требование вызвало у Гарри лёгкое недоумение, но он не стал очень уж спорить и в тот же день записался у Моники Стар в число избранных.
Правда, на этом история со списками не закончилась. На следующий же вечер прикаминное уединение Гарри решил нарушить Рон. Джинни в это самое время постигала азы трансфигурации, Гермиона, всполошившаяся после известия о новых занятиях, убежала нарабатывать материал для своей будущей научной работы по вопросам Жизни и Смерти, а именно — пыталась взять интервью у привидений. Гарри лениво перевёл взгляд с языков пламени, явно отплясывающих канкан, на своего рыжеволосого друга и принялся дожидаться, пока тот соизволит объяснить, по какому поводу у него столь озабоченное выражение лица. Ждать пришлось не сказать, чтобы долго, но вполне достаточно, чтобы гриффиндорец начал терять терпение и пихнул Рона коленом разок-другой, для профилактики. И ведь надо же — сработало!
— Гарри, знаешь… Мне кажется, я должен тебя предупредить. Я тут подумал… — старательно не глядя на Гарри, промямлил Рон и замолчал.
— И? О чём таком ты подумал, что у тебя язык к гортани прилип? — решился поторопить Уизли нетерпеливый Избранный.
Рональд несколько секунд молчал, а потом резко выпалил:
— Я не пойду в аврорат.
Некоторое время Гарри молча пялился на Рона. Переданное им сообщение уже влетело в правое ухо Поттера и теперь отчаянно пыталось добраться до мозга. Когда этот несомненно тяжёлая, извилистая, сложнопроходимая трасса осталась позади, и до уважаемого Избранного дошла суть последнего высказывания Рона, он не нашёл ничего лучшего, как пару раз моргнуть и глубокомысленно поинтересоваться:
— Почему?
— Понимаешь, — Рон явно ожидал этого вопроса, — Я не могу. Я…я видел Азкабан… Мне этого хватило. Я не трушу, просто… Это просто ужасно. Не пойми меня не правильно — я готов сражаться, я буду драться, вместе с Орденом, чего бы мне это ни стоило. Но видеть то, что было у Азкабана, каждый день… Это для меня слишком. Да, я знаю, что такие побоища — они не всякий раз случаются, но тем не менее… И потом, мама просто не переживёт, если ещё кто-нибудь из нас погибнет. Я не хочу лишний раз её волновать и… Вот, — немного неуклюже закончил он.
Гарри молчал, пытаясь сообразить, что только что произошло. Собственные мозги казались ему варёными — другой причины, почему они столь медленно соображали, в голову не приходило.
— А. Понятно, — наконец выдал Поттер после минутного молчания.
— Ты обиделся?
— С чего бы?
— Ну как же! Ты ведь один остаёшься… Я бы обиделся, — максимально откровенно пояснил Рональд.
— Ну, а я не обиделся. Рон, сколько раз тебе говорить, что ни ты, ни Гермиона не должны шаг в шаг за мной следовать? Ты не обязан идти в аврорат, если ты этого не хочешь. И вообще… знаешь, ты правильно решил. Я бы сделал то же самое, если бы выбор был, — Гарри тяжело вздохнул и выпрямился.
— У тебя есть выбор.
— Нет. Мне всё равно придётся гоняться за Пожирателями. Так пусть тогда мне хотя бы дадут на это официальное разрешение и скажут адреса, где я могу их найти.
— И чтоб ещё доплачивали за вредность.
— Точно.
Мальчишки расхохотались, но быстро успокоились.
— Так, значит, точно всё в порядке? — с некоторым облегчением улыбнулся Рон.
— Конечно.
— Здорово!.. Слушай, давно тебя спросить хотел, что мы теперь делать будем?
— В каком смысле? — не вполне сообразил Гарри.
— Ну…святыню Изиды мы так и не нашли, где искать — не узнали, а больше хоркруксов нет…
Гарри смерил взглядом рыжеволосого гриффиндорца, и как-то внезапно его лицо прояснилось…

Глава 29. Трещина.

Друг: человек, который знает о вас всё —
и тем не менее любит вас.
Джон Аулер

Не смотря на столь милую задушевную беседу, имевшую место не далее, как два дня назад, Гарри так и не мог определиться, как ему вести себя с новообретённой родственницей. Иногда ему хотелось прыгать до потолка от радости, от сознания, что не всё так плохо в его жизни, как казалось относительно недавно. Но уже пять минут спустя юноша готов был рычать от безысходности и гневно сжимал кулаки, будучи не в силах припомнить ни одного человека (помимо Джессики Дарк), который когда-либо так его нервировал. Даже Волдеморт не в счёт: он его безумно злил, а в неудачные дни просто сводил с ума, но до банальной нервотрёпки никогда не опускался. Впрочем, нет, как же Гарри мог забыть! Был один человек, способный обставить Джессику в искусстве игры на нервах Гарри Джеймса Поттера. Северус Снейп. Когда Гарри мысленно впервые провёл эту параллель, он не смог удержаться от полуистеричного смешка. Дал бог родственничков!..
Раз или два Рон и Гермиона пытались вызвать его на разговор. Спрашивали обо всём, о чём только могли вспомнить: о шпионах Ордена, о его, Гарри, таинственных занятиях, на которые он отчего-то забывает приглашать друзей (Рон даже, кажется, начал подозревать что-то не слишком пристойное, но Гарри решительно пресёк все его рассуждения), о Джессике… Слегка пораскинув мозгами, Гарри решился рассказать друзьям о странных снах, так вовремя проливших свет на тайну его семейства. Прозрачно намекнул на личность главного осведомителя Ордена Феникса, пояснив, отчего он не может прямо всё объяснить. Потом заявил тоном, не терпящим возражений, что о своих одиночных занятиях он расскажет только когда для этого придёт время (недавний неудачный опыт превращения ударил по самолюбию больнее, чем казалось). И лишь свои отношения с Джессикой он категорически отказался обсуждать в любом виде. Простое воспоминание о ней отчего-то отзывалось тупой болью в висках. Гарри даже начал думать, что, возможно, она была права, не желая рассказывать ему всего, даже сейчас, а уж тем более сразу после знакомства. Как-то проще всё было, не возникало нужды контролировать каждое слово. А теперь всё сразу навалилось, так, что у парня просто не оставалось времени всё осознать и пережить: Джессика, трижды идиотская «святыня Изиды», уроки, на которых учителя не забывали напоминать, что на и без того насмерть замученных семикурсников неотвратимо надвигаются ЖАБА. От обилия всех этих требующих немедленного разрешения проблем Гарри частенько казалось, что мозг его буквально трещит по швам.
Занятия и вправду изматывали.
Добрая и душевная Помона Спраут, казалось, задалась целью сделать из учеников отменных садовников. Измазанные в грязи мантии, красные потные физиономии и, похоже, навечно приклеившийся к выпускникам запах любимого удобрения добренькой профессор — драконьего навоза — за нежелательные побочные эффекты не считались.
Прежде тихий и спокойный Филиус Флитвик взял за моду давать непомерные домашние задания, от которых выл весь курс без исключения, в том числе отличники и ботаники.
Гораций Слизнорт не зверствовал. Каждый урок он встречал ребят улыбкой Санта Клауса, постепенно трансформирующейся в оскал графа Дракулы по мере объяснения нового материала. Профессор выдавал им такой материал, от которого у Гарри мозг пересыхал. А однажды на предложение сварить на одном из занятий какой-то жуткий яд с особо извращённым названием немало потрясенная Джессика Дарк снизошла до того, чтобы поднять руку, и поинтересовалась, уверен ли достопочтенный профессор, что это зелье есть в школьной программе. *И не посадят ли нас, случаем, за его изготовление*, — эту мысль Гарри случайно выхватил из-под малость ослабленного блока девушки. Да уж, профессор просто поражал.
Что до Моники Стар, то её всегдашние милые шуточки балансировали где-то на грани между издевательством и смертоубийством, а программа от этого, надо сказать, проще не становилась. Пойди, разбери эту странную женщину: то ли из-за дополнительной занятости в Ордене Феникса у и без того по горло заваленной контрольными и конспектами гриффиндорской деканши случился срыв, высвободивший на волю чисто слизеринский чёрный юмор; то ли это — операция самого Ордена под кодовым названием «Постоянная бдительность», чтоб детишки не расслабились раньше времени; то ли Моника возжелала просто и без затей уморить энное количество учеников и тем самым уменьшить себе работу.
Многие начинали искренне скучать по Макгонаголл, а отдельные оригиналы — так те даже и по Снейпу. Впрочем, нет, не отдельные… По Снейпу тихо скорбел весь Слизерин с седьмого по первый курс включительно, что только подтверждали, мягко говоря, неприязненные, а то и презрительные, взгляды, которыми слизеринцы встречали Слизнорта в любое время суток. Новый декан им откровенно не нравился. Причина столь предвзятого отношения к зельевару, однако, оставалась покрыта завесой тайны.
В лучшую сторону отличалась только Кармен Уайт. Её тактика преподавания совершенно не изменилась. Другое дело, что чопорная профессор и до сего дня не отличалась ярко выраженным человеколюбием. Любимчиков у неё не было, а если и были, об этом никто не знал. Впрочем, и особо ненавистных учеников тоже не водилось. Со всеми своими подопечными профессор ЗОТИ обращалась одинаково: чуть холодно, чуть насмешливо, чуть грубовато. Гарри так и не мог понять, что она за человек, и улыбка её по-прежнему не внушала гриффиндорцу особого доверия… Но дело своё она, по крайней мере, знала отменно. Каждый вечер Кармен обходила школу и проверяла защиту замка одним только ей известным способом. В Большой зал женщина приходила первой и уходила последней. Палочка всегда лежала наготове — возле тарелки, внимательный взгляд мрачно изучал учеников, спина неестественно выпрямлена — проще говоря, мисс Уайт была готова в любую минуту сражаться не на жизнь, а на смерть с неведомым врагом.
На занятиях профессор всё больше гоняла детей по практике, но зато гоняла нещадно. За каждый мало-мальски серьёзный промах ученики теряли баллы, и чем чаще случались промахи, тем больше баллов снималось с бедолаги. Таким образом, лучшие студенты курса в особо несчастливые дни лишались до пятидесяти баллов и более за одно занятие. Дело в том, что, по какой-то доселе неведомой причине, редкий сотрудник Отдела Тайн (действующий или потенциальный) способен сносно драться на дуэли. Не то это профессиональное заболевание такое, не то, напротив, в Отдел приходят лишь те, кто ни под каким видом не способен отличиться в аврорате — об этом история умалчивает. Но факт остаётся фактом: все без исключения звёзды выпуска, собравшиеся в скором времени пополнить ряды интеллектуальной элиты Британии, медленно, но верно проваливались на ЗОТИ. Потенциальные авроры, надо сказать, проваливались тоже. От будущих защитников Отечества профессор Уайт требовала больше, чем от всей остальной школы вместе взятой. И если вдруг несчастный оказывался не в состоянии выполнить требования строгой профессорши, наказание себя ждать не заставляло.
Гарри и понимал, и не понимал леди Кармен. С одной стороны, действительно, подготовка в условиях, максимально приближенных к боевым, крайне полезна — время сейчас такое. С другой… Гарри слишком хорошо помнил обиженное лицо Гермионы, рычащую от злости Джессику, надменно-презрительную ухмылку Теда Нотта, бледную и растерянную Клару Мун, сгорбившегося, словно побитого, Тони Голдстейна, — ту великолепную пятёрку, которой даже недруги пророчили длительную научную карьеру, — выслушивающих снова и снова лекцию о том, какие же они все бестолковые неумехи. Даже Невиллу так не доставалось, хотя надо признать, мадам Уайт здорово цеплялась и к нему, мотивируя это тем, что сыну известных авроров непозволительно столь откровенно мазать. А ещё был взмокший, тяжело отдувающийся Рон, шатающиеся от усталости Терри Бут и Майкл Корнер, которым впору было садиться, да синяки друг у друга пересчитывать, если, конечно, было ещё чем сидеть, растирающий ушибленную в трёх местах лодыжку Джастин Финч-Флетчли, мрачно изучающая практически в клочья изодранную мантию Салли-Энн Перкс и, кажется, поскрипывающие при ходьбе после тяжёлой нагрузки кости самого Гарри. Будущие авроры с уроков уходили, словно с поля битвы, и это, понятное дело, Гарри тоже не слишком-то устраивало.
А однажды во время всё той же ЗОТИ произошло и вовсе необъяснимое происшествие. Гарри в который раз съездил по шее Рону и, оперевшись на парту, спокойно ждал, пока друг, кряхтя и тихонько ругаясь сквозь зубы, соизволит подняться и снова встать в стойку. Как раз в ту секунду, когда Рон уже готов был броситься в бой, дражайший Избранный краем уха уловил что-то вроде: «…невозможно…нельзя…плохо…свобода…». Поначалу Гарри решил, что у него начались проблемы со слухом, ибо во всём классе никак не могло найтись человека, который стал бы прилюдно произносить подобные несуразицы. Но звук не исчезал. На мгновение юноша предположил, что он опять поймал чьи-то мысли, потому как вроде бы больше никто в классе ничего не слышал, но моментальная проверка собственного блока (пусть не самого крепкого на этой планете, но всё же) показала, что ничто постороннее в голову Гарри проникнуть не может.
— Гарри, ау! Ты чего замер? — помахал рукой пред носом приятеля Рон, явно уставший ждать хоть какой-нибудь реакции на собственное присутствие.
— Ты ничего не слышишь? — в ответ поинтересовался Поттер.
— М-м-м… да вроде нет. А что?
— А я слышу.
Гарри мотнул головой, пытаясь прогнать прочь странный шелестящий голос, без умолку твердящий, что что-то там неправильно. И Рон ничего не слышит… Стоп, где-то это уже было.
— Мистер Поттер, вы в порядке? — поинтересовалась профессор Уайт, с некоторым любопытством рассматривая своего подопечного.
— Да, практически, — пробормотал Гарри, вертя головой во все стороны.
Нет, не шелестящий голос — а шипящий. Что-то подобное уже было, тогда, на втором курсе. Только в тот раз где-то в стенах шипел василиск, а сейчас это явно была змея поменьше и находилась она не где-нибудь, а конкретно в пресловутом кабинете ЗОТИ. Гарри машинально оглянулся, пытаясь определить, не пользовался ли кто Serpensortia или чем-то вроде. Однако в обозримом пространстве никаких змей, ящериц, хамелеонов или любых других рептилий не наблюдалось. Но голос-то был и исчезать явно никуда не собирался.
Неожиданно в противоположном конце класса раздался дикий женский визг. Гарри резко развернулся на каблуках и удивлённо цокнул языком: он и не знал, что Джессика умеет издавать такие звуки, тем более прилюдно. Но эту мысль он додумывал уже на ходу, торопливо двигаясь к трясущейся девушке, безуспешно пытавшейся вжаться в стенку и круглыми от ужаса глазами глядя на что-то под ногами. *А вот и она,* — с некоторым удовольствием отметил Гарри. Змейка была маленькая, приятной красно-чёрно-жёлтой расцветки, явно недружелюбно настроенная и откровенно ядовитая. Недолго думая, доблестный гриффиндорец выхватил палочку и уже собирался было избавить отважную мисс Дарк от необходимости карабкаться на стену, когда непонятный некто больно сжал его запястье.
— Полегче, Поттер, а то того и гляди выбьете кому-нибудь глаз, — проронила профессор Уайт, мрачно смерив взглядом юношу, — Что это вы собрались сделать?
— Вы что, не видите, профессор? — несколько возмутился Гарри, — Здесь змея.
— Это-то я как раз прекрасно вижу. Вы позволите поинтересоваться, откуда она здесь взялась?
— А я почём знаю? — ну и что, что это малость невежливо — зато правда.
— Вот именно. Я, да будет вам известно, в своём кабинете домашних животных не держу. Так откуда, по-вашему, в самом сердце Хогвартса могла очутиться какая бы то ни было змея?
Только сейчас Гарри сообразил, куда клонит дражайшая профессор. Со времени гибели упомянутого уже василиска в Хогвартсе не было ни одной змеи. И быть не должно… Уайт многозначительно хмыкнула.
— Я выясню, как она здесь появилась. Мало что ли Тёмному лорду людей-шпионов? Не хватало ещё, чтобы он змей засылал… На сегодня занятия окончены. Можете идти, — Кармен мягко взмахнула палочкой, заключила змейку в сияющую сферу и поднесла малышку поближе к глазам, видимо, пытаясь рассмотреть её получше.
Змея перестала разъярённо шипеть о какой-то невозможной свободе и бессильно повисла в воздухе, изредка помахивая хвостом. Профессор дёрнула носом и направилась в сторону собственных апартаментов.
— Ну и чего ты так вопила? — в свою очередь поинтересовался Гарри, обращаясь к всё ещё мелко подрагивавшей Джессике, — Тараканы же тебя, вроде, ещё не едят.
— Кретин! Я змей боюсь! — полуразъярённо-полужалобно пискнула та, не находя в себе сил оторваться от полюбившейся стены.
— Как же так? — поразился Рон, уже оккупировавший почётное место по правую руку от Избранного, — Ты же с ними каждый день общаешься!
Ответом ему послужили три Особо Злобных Фирменных Слизеринских Взгляда.
Гарри машинально хмыкнул и впал в глубочайшие раздумья. В самом деле, откуда в Хогвартсе змеи?..