…Удар, еще один, сталь бьется о сталь в по-осеннему холодном воздухе. Она словно вернулась на пять лет назад, внезапно вспомнив, как сэр Годрик учил ее фехтованию, и как она боялась ошибиться, и как тогда болели предплечья от тяжести клинка. Сейчас они болели не меньше. Может, от продолжительности боя, а может, потому, что в последнее время она мало занималась фехтованием, уйдя с головой в боевую магию…
Но долго думать об этом у Ровены совсем не было времени. Ее противник, крепкий норманнский мужчина, быстро наступал, заставляя ее только ставить блоки и лишая возможности сделать хоть один нападающий удар в ответ. Он не был магом и поэтому перевес все же был на ее стороне, но использовать магию против маггла казалось Ровене слишком недостойным.
Вцепившись в рукоятку меча, она также крепко сжала зубы, пытаясь не уступать противнику. Дыхание сбилось, волосы налипли на лоб, мокрый от пота, руки ныли. Кроме того, ужасно отвлекал тот факт, что оба они все еще находились в седле на лошадях, которые нервно перетаптывались, ржали и только мешали.
Удар, еще, блок справа, слева… Между их столкновениями Ровена тщетно пыталась вглядеться в лицо норманна, скрытое железом забрала. Его глаза горели яростью, и она никак не могла понять, почему этот мужчина так ненавидит ее, ведь она не сделала ему ничего плохого, она просто защищает свою жизнь. Но именно сейчас Ровена с ясностью впервые осознала, что ее жизнь зависит от нее самой. Стоит ей дать слабину и противник с удовольствием проткнет ее насквозь.
Вдохновленная этой мыслью, она перешла в наступление, прочитав удивление в норманнском взгляде и улыбнувшись про себя. Удар! Еще! Еще, еще! Теперь ей не было страшно. Наоборот, какая-то неведомая сила разбудила воина и в ней. Ей даже хотелось этих лязгов стали о сталь, этих ноющих рук, этих горящих ненавистью глаз…
Сквозь дым пожаров, мельком в толпе она видела, что и сэр Шэклболт находился в возбуждении боя. С мастерством истинного волшебника он отражал боевые заклинания норманнского колдуна. К их счастью, магов осталось немного, и Шэклболт с Гриффиндором взяли их «огонь» на себя, защищая жителей деревни.
– Ne gladium tollas, mulier! – резкий грубый голос норманна вернул ее к действительности.
Меч врага неожиданно и стремительно рассек воздух рядом с ее головой. Охнув, она попыталась блокировать удар, но безуспешно. Второй взмах противника выбил меч у нее из рук, оставив царапину на предплечье, тут же отозвавшуюся жгучей болью. Враг был настроен решительно и недвусмысленно.
Безоружная, она панически огляделась, рванув поводья назад. Афелиат возмущенно заржал. Рука резко дернулась к волшебной палочке. Единственной мыслью, которая пронзила ее сознание, было острое желание жить. И еще – жгучая ярость в самом центре груди. Сейчас она ненавидела норманнского захватчика также, как и он – ее. И где-то в глубине души, она даже почувствовала что-то общее между ними.
– Pulsus! – заклинание произнеслось само собой, со всей ненавистью, на которую она только была способна. И в последнем взгляде врага Ровена прочитала недоумение.
Доработанное ею заклинание Удара и Левитации, поднимающее предмет в воздух и отбрасывающее его… Никогда раньше у нее не получалось выполнить его так хорошо, несмотря на то, что она уже устала менять мишени на заднем дворе после своих тренировок. Годрик бы похвалил ее за такую работу.
Глядя на поверженного, потерявшего сознание норманна, что упал в грязь, под ноги топчущихся лошадей, рядом с другими ранеными и убитыми, Ровена чувствовала удовлетворение. И удивлялась сама себе. Где-то далеко у нее мелькнула мысль, что наверное для того, чтобы заклинание сработало, не нужны было искать верных формул, она всего лишь должна была испытывать настающую ненависть, настоящее желание причинить врагу боль… А она и не знала, что была способна на такие чувства…
Короткий резкий вскрик заставил ее обернуться.
Совсем рядом еще один варвар схватил за плечи рыжеволосую бедно одетую крестьянскую девушку. Вцепившись ей в волосы, растрепавшиеся огненной рекой по плечам, он грубо подтянул ее к себе. При виде чего, ярость накатила на нее волной.
Ровена не могла смотреть на это. Она и сама не знала, что возмутило ее больше – то, что мужчина опустился до того, чтобы пользоваться своей силой против слабой женщины, или то, что этот мужчина был норманнским захватчиком.
Ровена призвала свой меч с земли, не обращая внимания, что он перепачкан деревенской грязью, и направила Афелиата к увиденной сцене.
Она больше не могла находиться в стороне:
– Оставь ее, животное! – Ее голос ей самой показался чересчур громким, хотя у нее мелькнула мысль, что чужеземец ни слова не понял.
Рыжеволосая крестьянка тихо охнула и дернулась прочь – к дому: опустившись на колени, она что-то искала в грязи. Сквозь марево пожаров, Ровена не разобрала, что именно. Она сосредоточилась только на своем противнике, который был вооружен лишь волшебной палочкой.
Ровена оказалась быстрее. Стремительно выбив палочку из рук норманна, она усмехнулась его изумленному выражению лица и спрыгнула с лошади. В следующее мгновение она резким движением рассекла воздух у него над головой, заставив чужеземца отступить к стене дома, и приставила меч к его горлу.
Норманн впился взглядом в ее лицо. Она чувствовала его страх, его желание жить, видела, как сбившимся дыханием выходит изо рта пар в осенний холодный воздух… Она сознавала свою власть над ним, и это оказалось приятным ощущением. Сейчас для этого жалкого забитого в угол мужчины, она – еще девчонка – была богиней возмездия и правосудия, той, в руках кого была его жизнь. Какое-то время Ровена наслаждалась этой мыслью и своим положением.
Ее отвлек шум. Топот копыт. Она кинула мимолетный взгляд в сторону: разорив Саутфлит, норманны двинулись прочь мимо полыхающих домов и плачущих детей и женщин.
Она перевела взгляд обратно на свою жертву, отметив, что рука, державшая меч, начинает затекать. Чужеземец все также не сводил с нее взгляда, и единственным чувством, которое Ровена испытывала была – нет, не ненависть, – жалость. Она вдруг осознала, что не может, – и более того, – не хочет, убивать этого напуганного противного ей человека.
Она надменно вздернула подбородок и произнесла на латыни:
– Как твое имя?
После некоторого молчания он тихо ответил:
– Льюис.
Ровена прищурилась:
– Ну что ж, Льюис. Ты мой должник. Ты знаешь, что такое магический долг?..
Он ничего не отвечал, все также продолжая сверлить ее взглядом:
– Ты мой должник, – повторила она, усмехнувшись, – потому как я дарю тебе жизнь. И где бы ты ни был, живи с тем, что ты существуешь благодаря саксонке.
Она убрала меч и наблюдала, как, не веря своему счастью, он, постояв немного в замешательстве, кинулся прочь, вслед уезжающим. Ровена смотрела еще какое-то время на них – захватчиков, победителей, покидающих разрушенную деревню с награбленным добром. Странное горькое чувство разрасталось внутри.
Из задумчивости ее вывело ржание лошади. Афелиат?.. Она резко обернулась, пытаясь разглядеть пространство сквозь марево. Ее жеребец испугано топтался рядом с догорающим домом.
Тем самым домом, который принадлежал той рыжеволосой крестьянке, что она спасла. Ровена огляделась – девушки нигде не было. А может, ее просто трудно было разглядеть в тумане.
Взяв Афелиата под уздцы и пытаясь его успокоить, Ровена произнесла заклинание Aguementi, вызывающее воду, направив его на полыхавшее жилище. Но усилия были бесполезны. Поток был слабым, а пламя занялось довольно давно, и соломенная крыша уже догорала. Через минуту начали рушиться балки и перекрытия. Крыша провалилась совсем, разбрызгав с жутким треском сноп искр. Следом затрещали стены. Буквально на глазах, дом превращался в обугленные руины.
Ровена заворожено смотрела на пламя, не в силах оторвать взгляда. Рядом нервно фыркал Афелиат. Она прислушивалась к себе. И ничего не обнаруживала, кроме странной поглощающей все опустошенности.