~*~
Любви не может быть меж нами, её мы оба далеки. (Ю. Жадовская)

~*~
Я пью за честь и бесчестье! — «Туманы Авалона», М.Б. Циммер

~*~
Семья — это первичная среда, где человек должен учиться творить добро. (В. А. Сухомлинский)

~*~
«Самая большая роскошь на свете – это быть самим собой» (В. Полозкова)

~*~
«Самая роковая усталость – та, что приводит к разочарованности жизнью, когда уже ничто не оживает при наступлении дня» — А. Абдуллин «Долгий сон в Руре»

~*~
Несчастный человек жесток и черств. А все лишь из-за того, что добрые люди изуродовали его. — М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

~*~
Что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? — М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

~*~
Любая жалость – это скрытое унижение. ©

Малфой усмехнулся.

— Неожиданная встреча, — констатировал факт он.

— Верно, — согласилась Гермиона.

Еще несколько минут тишины. Гермиона решилась снова заговорить.

— Что стряслось?

Малфой поднял бровь в немом удивлении. Эффектно. Гермиона так не умела.

— У тебя такой вид, — немой кивок в его сторону.

Малфой оглядел себя и удивленно хмыкнул. Видимо, не заметил, в каком состоянии находится его одежда. Не ответил.

— Ну? – Гермиона не любила, когда ее игнорировали. – Что случилось? На собрании все было нормально, значит, что-то произошло после него?

Малфой внимательно посмотрел на нее и вдруг, запрокинув голову назад, громко расхохотался. Гермиона нервно оглядела себя: лишних рук-ног нет. Над чем он смеется? Малфой! Что с него взять? Гермиона раздраженно фыркнула. Нет, он издевается! Малфой начал вытирать слезы, выступившие на глазах от долгого смеха. Гермиона сердито на него посмотрела. И к чему это представление? То, что это зачем-то устроенный им спектакль, Гермиона не сомневалась. Что-то не было на ее памяти, чтобы Малфой просто смеялся. Обычно он злобно скалил зубы или презрительно ухмылялся.

— Малфой! – не выдержав, рыкнула она. – Прекрати хохотать! Ничего смешного не вижу!

— Верно! – вдруг успокоился Малфой. Он вообще вел себя крайне странно. Одно то, что он пригласил ее сесть рядом с ним, уже было чем-то, из ряда вон выходящим. – Это совершенно не смешно, Грейнджер! – И он снова приложился к бутылке. Ах, вот оно что!

— Ты пьян, Малфой! – воскликнула догадливая Гермиона.

— Да ну? – Малфой с громким стуком положил коньяк на стол и вдруг, подперев голову кулаками, уставился на Гермиону.

Гермиона снова начала разглядывать его глаза. Только на этот раз она уже не обратила внимания на их цвет. Этот взгляд… Такая усталость, такое равнодушие. Гермиона почувствовала, как мурашки бегут по коже…

— Малфой? Что-то случилось дома? – спросила она. Малфой встрепенулся. Взгляд его стал более осмысленным.

— Дома?

— Ну… – пролепетала Гермиона, — я просто предположила…

— Предположила? – Малфой снова успокоился. — Нет, все, как обычно. А жаль.

Гермиона совсем запуталась. Некстати вспомнились слова Катрионы: «Ты несешь в себе счастье, Гермиона, и я рада, что встретила тебя». Может, тот разговор и эта встреча не случайны? Может, она должна подарить Малфою кусочек счастья?

— Малфой? Ты когда-нибудь катался на Лондонском Оке? – сказала Гермиона и сразу же пожалела об этом. Сейчас он высмеет ее и прогонит. А Гермионе почему-то отчаянно не хотелось уходить!

Малфой даже открыл рот от изумления. Выглядело это комично, но Гермионе удалось сохранить серьезное выражение лица. Затем Малфой оторвал, наконец, голову от сжатых ладоней и повернулся в сторону аттракциона. Потом медленно перевел взгляд на Гермиону.

— Грейнджер, — сказал он тихим голосом, — ты что, приглашаешь мне прокатиться с тобой? – Он выделил последнее слово.

Гермионе стало обидно. В конце концов, он первый позвал составить ему компанию. Она уже открыла рот, собираясь сказать что-нибудь колкое и неприятное в его адрес, как вдруг он резко кивнул и жестом подозвал официанта. Оплатив счет и схватив изрядно помятый пиджак со стула, он с выжиданием посмотрел на оторопевшую Гермиону. Гермиона наконец вышла из ступора, резво вскочила на ноги и направилась к кассе. Малфой пошел следом.

***
— Я уговорю ее! – воскликнула Парвати, и Рон просиял. – Правда, не знаю, как? Гермиона ведь не поклонница квиддича.

— Ну и что? — Недоуменно спросила Джинни. – Она ведь была на прошлом чемпионате! А сейчас играет Англия!

— Да уж! – кивнул Гарри. – Англии уже давно не удавалось пробиться в финал.

— Выиграть будет сложно, — грустно заметил Рон. – Италии проще: игра проходит на ее территории.

— Зато из Англии приедет баснословное количество болельщиков! – с азартом возразил Гарри.

— Ага! – буркнула Джинни. – А начальник Департамента магических игр и спорта никуда не поедет!

— Ты не поедешь? – в один голос пораженно спросили Рон и Парвати.

— Да! Я хочу остаться с Джинни, — и Гарри с нежностью во взгляде посмотрел на живот супруги.

Джинни раздраженно фыркнула.

— Гарри! Ты с ума сошел! Не поступай со мной, как Джордж! Это ведь чемпионат!!!– с жаром возразил Рон. – Джинни только на третьем месяце! Ничего страшного не произойдет!

— Рональд! – Гарри недовольно прищурился. Он называл друга полным именем только в крайних случаях, и это ясно давало понять, что он зол. Очень зол. Однако «Рональд» предпочел проигнорировать подсознательное предупреждение друга:

— Но что случилось за какую-то пару дней?! Ты же ХОТЕЛ поехать! Планировал! Ты уже знал тогда, что Джинни в положении!

— Мальчики! – попробовала успокоить их Парвати, но они оба синхронно от нее отмахнулись. Джинни даже не пыталась ничего сказать. Лишь закатила глаза и недовольно отвернулась. К ее мнению мальчики совершенно не хотели прислушиваться.

— Хотел! – воскликнул Гарри. – Как последний дурак! Хорошо хоть меня убедили в том, что я веду себя, как эгоист!

— Убедили? – переспросил Рон. – Кто?

— Это неважно, — буркнул Гарри.

— Ладно! – выдохнул Рон. – Но ты начальник!

— Меня заменит Вуд! Тем более все организовывал я. Требуется лишь присутствие. Я обо всем договорился!

— Но…

— Нет! – Гарри поднял ладонь, прерывая друга. – Разговор закрыт! Джинни, милая, как твое самочувствие? – Он повернулся к жене.

Джинни захотелось схватить вазочку с печеньем, которая лежала на столе, и с треском опустить ее Гарри на голову. Видимо, он увидел в глазах супруги жажду крови, потому что резво развернулся к Парвати и с милой улыбкой попросил ее:

— Парвати, ты ведь сфотографируешь нас втроем? Я, Джинни и… – тут он с любовью взглянул на вышеупомянутый живот, — наш ребеночек?

Джинни снова закатила глаза.

***
Казалось бы, то же небо, то же солнце, те же облака. Но почему тогда они кажутся невзрачными? Почему она видит только сияние его глаз? Он смеется. Она никогда прежде не слышала столько искренности в его смехе. Боже, она вообще никогда его таким не видела! Это радость, это счастье в его глазах, в его улыбке…

Внезапно он развернулся и посмотрел на нее. Сейчас его глаза почему-то кажутся голубыми… Может, это отражение неба в них? Он стоит так близко… Она видит каждую ресничку… Странно, волосы у него светлые, почти белые, а ресницы темные. Длинные и пушистые. Хотелось прикоснуться к ним губами…

Он тоже пристально разглядывал ее. Его взгляд блуждал по ее лицу и остановился на пухлых приоткрытых губах. Почему-то дико захотелось, чтобы он ее поцеловал. Хотелось прикоснуться к его тонким, немного суховатым губам, хотелось провести рукой по волосам и растрепать их еще больше, хотелось прижаться к нему, хотелось…

— Мы приехали, — сказал Малфой хриплым голосом. Гермиона моргнула. Мгновение разрушилось. Теперь отчаянно хотелось плакать.

Они, не сговариваясь, направились вниз по улице вдоль моста над Темзой. Не сговариваясь, остановились у лавочки у сквера. Не сговариваясь, сели на нее. Рядышком. Непозволительно близко.

Задумчивый взгляд Гермионы блуждал по кронам деревьев. В ушах все еще стоял шум ветра, а перед глазами – его ресницы и губы.

Они молчали. Но что-то в этом молчании было правильным. Тишина не была гнетущей. Так надо. Сейчас она вдыхала запах его туалетной воды, ощущала тепло его тела.

А потом он заговорил.

Он рассказал ей обо всем. О том, что Нарцисса после ареста Люциуса пережила обширный инфаркт и обследовалась в Мунго, а после нескольких месяцев безуспешного лечения пошли дикие головные боли. В итоге это привело к тому, что она окончательно решилась рассудка и перестала разговаривать.

О том, что Министерство каждую неделю в течение нескольких лет после битвы вызывало его на проверку палочки, что у него отобрали практически все средства к существованию. Что ему даже не удается устроиться на нормальную работу, так как на нем лежит клеймо Пожирателя смерти.

Что от него отвернулись практически все его школьные друзья, после того как он лишился состояния. Остался только Блейз Забини, но его можно назвать другом только с натяжкой.

Гермиона не замечала, что по ее лицу текут слезы. Она только смотрела на ярко-зеленые листочки дерева и слушала тихий, немного дрожащий голос.

Снова тишина. Тяжелая.

Гермиона посмотрела на Малфоя. Равнодушный взгляд.

— Может… – пролепетала Гермиона, — может сейчас, с этим проектом ты восстановишь свое положение?

Малфой вздрогнул и резко развернулся к Гермионе. Глаза расширились от удивления.

О Боже! Гермиона ахнула: он забыл! Он рассказывал все это неосознанно! Он забыл о ее присутствии!!!

Малфой прищурился.

— Забудь, Грейнджер! – Прорычал он. – Ты ничего не слышала, поняла?!

— Н-но…

— Я сказал «забудь»! Мне не нужна твоя жалость, ясно?!

И он, стремглав вскочив на ноги, направился в ту сторону, откуда они пришли. Подойдя к Лондонскому Оку, он резко остановился и обвел взглядом колесо обозрения. А затем, встряхнув головой, развернулся и стремительно ушел. Он ушел, ушел!

06.07.13