Когда лестница под ним перестала подниматься, Гарри упёрся носом в дверь кабинета. Постучав, и дождавшись, пока ему разрешать войти, Гарри прошёл в такой знакомый кабинет. Наверное, больше ни один ученик Хогвартса не смог бы похвастаться, что он столько раз был в кабинете директора, и при этом ни разу не получал там наказаний.
— Проходи, Гарри, — как всегда приветливо сказал Дамблдор, занимающий своё обычное место за столом. Перед директором лежала внушительная стопка пергаментов. Директор указал на мягкое кресло рядом со столом. — Присаживайся.
Гарри послушно плюхнулся в предложенный предмет мебели, и расцветкой и степенью комфорта напоминающий мебель в гостиной Гриффиндора. С минуту они молчали.
— И что же ты хочешь узнать в первую очередь? — улыбнувшись, спросил директор.
Гарри задумался, но только на секунду, а потом спросил:
— Профессор, насколько безопасен для учеников контроль со стороны вампиров?
— Можешь говорить проще — здесь все свои, — милостиво разрешил директор. — Они никому не причинят вреда.
— Почему?
— Видишь ли, Гарри, — казалось, директор подбирает нужные слова, но потом, видимо вспомнив, что «все свои», он заговорил. — Когда-то мы довольно сильно повздорили с Гриндевальдом: этот нахал никак не хотел понять, что такое хорошо, а что такое не очень.
Гарри рассмеялся. Про то, что Дамблдор в своё время победил тёмного волшебника Гриндевальда юноша знал с первого курса. В этом году, на истории, Гарри узнал, что, наверное, единственное звание, которого у Дамблдора нет — это мать-героиня. Но чтобы сам директор ТАК описывал события — к этому юноша не был готов. Поняв, что цель достигнута, Дамблдор заговорил серьёзно:
— Но, в отличие от Вольдеморта, его целью было уничтожить всех не волшебников и нелюдей. Он не заключал союзов с так называемой нечистью, а уничтожал их наравне с магглами. Эта участь не обошла и вампиров. Несколько родов были уничтожены, а ещё больше — почти перебиты. Этот род вампиров из Уэльса. Название я сказать не могу — не положено, но за то, что они безопасны я могу ручаться. Дело в том, — поспешил пояснить директор, пока Гарри не завалил его другим вопросами, — что мы с Гриндевальдом получили возможность свести счёты как раз тогда, когда он и его слуги наведались в родовое поместье этого клана. Если бы не мы, вампиры были бы обречены. После смерти Гриндевальда они решили, что обязаны жизнью именно мне и дали какую-то хитрую клятву верности и дружбы. После того, как тебя попытались убить я решил попросить их о помощи, а после второй попытки убить тебя смог выбить разрешение министерства. Надеюсь, что ты не против того, что я так нагло воспользовался твоим именем?
Гарри отрицательно помотал головой, не сказав ни слова, чтобы не сбить Дамблдора с мысли, пока он настроен на откровенности.
— На самом деле я ожидал, что прибудет всего пять-шесть вампиров, но никак не того, что все члены семьи возьмутся охранять Хогвартс, — продолжил директор. — Это около тридцати вампиров.
— Гм… сер, я заметил, что они совсем не боятся солнечного света, — задал следующий вопрос Гарри, поняв, что больше никаких объяснений по этому поводу не дождётся.
— Знаешь, я когда-то тоже задал первому встреченному вампиру этот вопрос, — улыбнулся директор. — Он ответил, что они не какая-то там мелкая шушера, а высшие вампиры. Солнечный свет их ничуть не напрягает, хотя без него всё же лучше. Да, и кровь им пить не обязательно, — огорошил Гарри профессор. — По крайней мере, для того, чтобы выжить им вполне достаточно питаться человеческой пищей, которую, ты не поверишь, они считают намного вкуснее, чем человеческая кровь.
— Всё это, конечно, хорошо, — проговорил Гарри, придя в себя после подобного заявления, — но зачем вы мне всё это рассказываете? Вполне может быть, что вы тоже один из них и…
Гарри замер с открытым ртом и ошарашено наблюдал за тем, как директор смеётся, едва не падая под стол. А что самое обидное — Гарри ничего смешного говорить не собирался! Наконец, приняв вертикальное положение, древний старец, энергии которого мог бы позавидовать любой ребёнок, поправил очки-полумесяцы и, ещё раз для верности хихикнув, заговорил:
— Во-первых, мальчик мой, вампиризм через укусы не передаётся, так что я им быть не могу, а во-вторых говорю это я тебе потому, что ты это расскажешь ученикам. Не всем, конечно — некоторым даже полезно потрястись под одеялом в ожидании ночного гостя, но вот ребятам из вашего отряда можешь рассказать. Когда они будут ловить вас ночью, просто называйте свои имя, фамилию и факультет — у постовых есть список тех, кого останавливать и пугать до полусмерти не нужно. Заклинания маскировки им не помеха, — поспешил добавить директор, заметив возмущённый блеск в глазах ученика. — Кстати, о маскировке…
Дамблдор поднялся из-за стола и извлёк из шкафа поблёскивающий свёрток, несомненно, являющийся мантией-невидимкой. Потом из верхнего ящика стола был извлечён потрёпанный лист пергамента и всё это добро было торжественно вручено Гарри.
— Мантия-невидимка тебе тоже не поможет, — поспешил обрадовать юношу директор. — И ещё…
Гарри, пребывавший в прекрасном расположении духа, моментально напрягся, почувствовав, что сейчас директор, до этого момента старательно притворявшийся довольным жизнью, больше не может молчать и скажет что-то, что Гарри очень и очень не понравится.
— На каникулах я, наконец-то получил возможность узнать, из чего было приготовлено то зелье, которое вернуло Вольдеморту тело, — тяжело заговорил разом постаревший на несколько десятков лет профессор. Единственное, что радовало, так это то, что никто из друзей Гарри не умер — об этом Дамблдор сказал бы ему сразу, а не разыгрывал тут комедию. — И, не без помощи профессора Снейпа, проанализировав состав, я наконец-то могу тебе сказать кое-что более конкретное, чем мои предположения. Ты не сможешь убить Вольдеморта. То есть, как раз ты-то и сможешь, но делать этого не будешь.
Сказать, что Гарри был шокирован — не сказать ничего. Не обращая внимания на удивлённо раскрывшийся рот, юноша продолжил слушать, слабо понимая смысл сказанного Дамблдором.
— Дополнительным условием при использовании зелья является то, что один из основных компонентов должен быть взят у человека, с которым умерший маг должен быть связан магией. Видишь ли, у каждого зелья, как и у каждого заклинания, есть своя формула. В и без того кошмарную формулу зелья надо было вплести связывающую магию. В вашем случае это смерть — заклинание Авада Кедавра. Наконец-то, увы, я с уверенностью могу сказать, почему же Том не умер пятнадцать лет назад.
Гарри был не в состоянии даже кивнуть, так что директор просто продолжил:
— Он остался жить лишь потому, что не умер ты. Неудавшееся заклинание задержало его в этом мире. И он понял это и использовал то зелье, усилив вашу связь ещё и узами крови — одной из сильнейших магических субстанций. Просчитав получившуюся формулу, удалось узнать, что разделить ваши жизни сможет только то, что их связало.
— Авада Кедавра, — прошептал Гарри, не способный в данный момент к более сложным фразам.
— Верно, Гарри, — вздохнул директор. — Но всё гораздо сложнее. Никто, кроме тебя не сможет одолеть Вольдеморта. Если он убьёт тебя, у волшебного мира не останется шансов на спасенье. Но как только твоё заклинание попадёт в Вольдеморта, умрёте вы оба.
— Это ещё почему? — вдруг возмутился Гарри. — Ведь кровь-то моя! Значит, он должен убить меня Авадой и умереть сам, а я могу его убить.
— Боюсь, что нет, Гарри, как раз таки потому, что кровь твоя. После того обряда всё поменялось — пока жив он, в котором течёт твоя кровь, жив и ты. Но если не станет тебя, он просто продолжит существовать.
— Но почему так? — чуть ли не капризно спросил юноша.
— Потому что у вас, можно сказать, одна жизнь на двоих. Но ту часть души, в которой, собственно, и находится жизнь, он забрал себе во время обряда.
— Ничего не понимаю. Значит, сначала «якорь» был у меня, но после Турнира он вместе с кровью забрал себе и жизнь?
— Именно поэтому ты не должен его убивать.
— Вы хотите сказать, что ему многовато чести. С него и тюрьмы хватит? — Гарри поразительно быстро овладел собой. — Боюсь, что тюрьма его не удержит, профессор. Тут поможет как раз только Авада. И он её получит.
Дамблдор хотел что-то возразить, но теперь уже Гарри не давал ему вставить слова:
— Вы же не хуже меня понимаете, что других вариантов просто нет. Я сделаю всё, чтобы наша следующая встреча была последней, — отрезал Гарри и поднялся с кресла. — Это всё, сер?
— Я не хочу посылать тебя на смерть, — директор был разбит. Полностью уничтожен. Посмотрев на него, Гарри понял, что сейчас величайший маг столетия может банально умереть от сердечного приступа.
— Вы и не посылаете, — не смотря ни на что, Поттер улыбнулся. — Это привилегия профессора Трелони. Да и потом, я ведь сам иду. Вам себя винить не за что. До свиданья.
— Подожди, Гарри, — тихим голосом попросил профессор. — Плохие новости ещё не кончились. Если ты так решил, то я не посмею тебя отговаривать, но ты не должен забывать, что если его можешь убить только ты, то у тебя подобной гарантии выживания нет.
Застывший у порога Гарри кивнул и, поняв, что продолжения не последует, вышел из кабинета, впрочем, даже не забыв попрощаться. Не обратив вниманья на то, что его, кажется, окликнули вампиры, наверное, желая что-то спросить, или, может, запротоколировать то, что они покинул кабинет живым и со всеми полагающимися частями тела, Гарри чуть ли не бегом направился в гриффиндорскую башню.
«В интересную ситуацию я попал! — исступлённо думал Гарри, не замечая, как перед ним разбегаются ученики. — Вольдеморта могу убить только я. Но меня может прибить любой встречный-поперечный. Но, при этом, как только умрёт он — умру и я. Выходит, что я убиваю сам себя, а Вольдеморт будет чем-то вроде проводника. Бред! Самый идиотский способ суицида, какой я когда-либо видел!»
Добравшись до гостиной Гриффиндора, Гарри назвал пароль, попутно запустив пятерых учеников, пытавшихся решить, чья на этот раз очередь называть пароль. Надо сказать, что присутствие вампиров добавило гриффиндорцам храбрости: теперь в коридорах оставаться было страшнее, чем называть ненавистное имя тёмного лорда, по-прежнему служащее гриффиндорцам паролем. В помещении обстановка была далеко не такой похоронной, как в голове у Гарри, но юный волшебник, вопреки всему, остался в общем помещении и присоединился к играющим в подрывного дурака Дину и Симусу, желая получить от жизни как можно больше, раз она у него такая короткая, и не потерять ни секунды. Особенно на глупую жалость к себе.
