Солнечный свет настойчиво щекотал ресницы и веки Драко, окрашивая сон в багровые, кровавые тона. Неясные, сбивчивые образы проносились перед взором молодого лорда. Что-то большое и пугающее давило на него, подчиняло, коверкало тело и разум в ломке унизительного страха. Страха тем более ужасающего, что он не мог понять его природу, распознать сторону, с которой на него надвигалась не просто гроза – стихия черных, отравляющих душу эмоций. И была только одна ясная, бьющая в самое сердце мысль – где-то совсем рядом на этой планете перестало биться сердце любимого человека. Звук, заставляющий его собственную кровь бежать по жилам, навсегда затих. Он остался одинок. Так же, как и в детстве, он остался один на один со своими страхами и переживаниями. Последний… Да что последний! Единственный человек бросил его, оставил навсегда. От полнейшей безысходности Драко завыл в голос, непрошенные слезы хлынули горьким, едким потоком, выжигая глаза, ослепляя сильнее резких ледяных порывов ветра. Не в силах устоять на ногах, Малфой рухнул на колени. Острые грани мелких камней не замедлили впиться в его кожу, посылая волны боли к онемевшему от горя мозгу. Но только одна мысль билась в его голове: «Его больше нет… Его больше нет? Его больше нет! Он бросил меня!!!» Ярость, гнев и злость буквально вздернули его на ноги, он вскочил и побежал что было мочи.

Он спотыкался, падал, обдирая в кровь ладони, вспарывая в лохмотья брюки и колени. Все вокруг словно сделало своей главной задачей как можно больше мешать ему, не дать убежать от боли, от страха. Ветер бросал в лицо острые иглы колкого снега, бешеные порывы, леденящие, казалось, саму душу, сбивали с ног. Камни и мертвые корни деревьев услужливо возникали из земли, заставляя катиться кубарем по стылой промерзшей почве, которая вытягивала последние крохи тепла и надежды. Но он продолжал бежать, надрывая в безумном беге тело и душу, пытаясь спастись от внезапной, всепоглощающей ненависти. Ненависти, возникшей внезапно, из ниоткуда. Ненависти, позволяющей свободнее вздохнуть полной грудью. Ненависти, дающей возможность и смысл продолжать свое существование без Него. Ненависти за то, что Он посмел бросить его одного. Ненависти, забиравшей последние крохи человечности и доброты. Ненависти, дающей так немного – возможность дышать и существовать. Ненависти, забирающей все – способность любить и жить, убивающей даже само воспоминание об этом чуде. Он не хотел такого выбора. Ненавидеть и влачить жалкое полу-существование. Или умереть с теплой памятью о тех мгновениях своей жизни, когда он был по-настоящему счастлив. Для него, до этого не жившего, не любившего, не было другой альтернативы. Поэтому он бежал, истязая себя в надсадном выматывающем беге, и жаждал только одного – упасть бездыханным и встретить Его там, за пределом жизни и смерти, заслужить хотя бы одну теплую улыбку и понять, что все на свете было не зря. Резкая боль пронзила его правую руку, и он резко проснулся.

На его плече мирно посапывал Поттер. Затекшая рука нещадно ныла и кололась миллионом крохотных иголочек, но он не стал отодвигаться от Гарри. Боль – все, что связывало его с реальностью, отгоняя настойчивые призраки кошмара. Драко еще переживал свой бешеный бег и ледяное чувство бескрайнего одиночества. Стараясь унять бешено стучащее сердце и резкое прерывистое дыхание, Драко заново учился жить. Он уже понял, что это был только кошмар, неимоверно напугавший его, но давший полную картину происходящего. Только сейчас Драко Малфой понял, какое место в его душе занял Поттер. Только после кошмара он смог оценить силу и глубину своей привязанности. И впервые он трезво осознал то, что его ждет, если из его жизни исчезнет этот умопомрачительный брюнет. Перспектива остаться одному совсем не прельщала, и Драко дал себе слово, что никогда не останется в этом мире без него — своего единственного и любимого человека. Лучше смерть быстрая и беспощадная, чем промозглое существование без этого солнца в окошке его жизни.

Драко тяжело вздохнул, выпроваживая последние образы сновидений. Они пока что живы. И пока они живы, они будут рядом столь долго, сколько им будет отпущено. Слизеринец в душе Драко ехидно ухмыльнулся: благодаря дару Истинного Целителя Гарри было практически обеспечено бессмертие, а значит и вечное спокойствие Драко Малфоя. Подумав так, он с радостью узнал себя, того себя, которого он уже и не думал найти снова, полюбив Поттера. Просто теперь его себялюбие приняло несколько другие формы: будет счастлив Гарри, значит будет счастлив и он. Драко блаженно зажмурился, но тут же охнул: затекшая конечность требовала более нежного обращения, напоминая о себе острой щекоткой от, казалось бы, незаметного движения тела, словно даже летящие вскачь мысли могли быть причиной жуткого неудобства. Едва сдержавшись, чтобы не зашипеть от болезненных ощущений, Драко постарался как можно незаметнее вытащить свою руку из-под Поттера. Разминая протестующие мышцы, он старался не обращать внимания на неприятные позывы, заставляющие не то плакать, не то смеяться. Похоже, они с Гарри просто вырубились от накативших на них оргазмов. У Драко их вообще было два, причем второй был гораздо более изматывающим и сильным, чем первый. Подивившись такой силе своих ощущений, Драко, как смог, привел свою одежду в порядок. Заснув, они даже не побеспокоились о внешнем виде — так и уснули голые, перемазанные уже высохшей спермой.

Нащупав палочку, Драко очистил кожу от явных следов их с Гарри любви. Самого Поттера он прикрыл одним из легких пледов, в достаточном количестве лежащих в шкафчике около большого мраморного камина. Не пытаясь заклинанием вернуть своей рубашке пуговицы, он просто связал ее концы узлом и сел в одно из высоких и удобных кресел библиотеки. Поймал себя на том, что даже теперь, практически в одиночестве (не считать же похрапывающего Поттера за полноценную компанию!), он сидит очень прямо, как на приеме у королевы. Ухмыльнувшись, Драко забрался в кресло с ногами, призвав себе еще один плед. Уютно устроившись, молодой лорд только успел подумать о том, как было бы неплохо попить горячего какао и почитать что-нибудь легкое, даже легкомысленное, как на высоком столике около него оказалась огромная чашка дымящегося напитка с тающей шапкой пломбира, посыпанного сверху тертым шоколадом и чуточку корицей. Все, как он любил. И на коленях уже лежал маггловский роман. Мысленно поцеловав Хоззи в щечку, где бы она у него не находилась, Драко полностью погрузился в мир гордой француженки Анжелики, перестав воспринимать реальность и все, что не было связано с приключениями в Ньельском лесу.

Драко сидел в кресле и заворожено слушал ворона, не веря ему, боясь поверить, но уже зная, что все, сказанное Грегори – правда. И Марси — яркое тому подтверждение. Он буквально выдернул ее за хвост из костлявых лап Смерти. Он навсегда запомнит разочарованный вой Лилит — богини Смерти, когда он вернул Марси в мир живых. Он никому никогда не расскажет, как же страшно ему было вступить в единоборство с самой Смертью и победить ее, беспощадную и безжалостную, ее, которую боятся даже боги. Это был великий Дар, великое Проклятие. Маг с такими возможностями никогда не будет принадлежать сам себе. Теперь он – собственность мира страждущих и умирающих. Драко со стоном сполз по креслу, представив, во что теперь превратится его жизнь. Только когда Гарри поднялся со своего места и пересел к нему, крепко обняв, Драко понял, что его пробирает мелкая, отчаянная дрожь. Он прижался к теплу любимого тела и, успокаиваясь, вдыхал знакомый аромат. Гарри гладил его по голове, утешая, приводя в чувство, шептал что-то успокаивающее, совсем как Драко буквально с час назад. Блондин слушал не слова, а тон, тембр любимого голоса, уже практически приходя в себя. Когда он окончательно успокоился, то выяснил, что Марси и Грегори тактично оставили их одних.

Вздохнув, Драко вовлек Поттера в долгий нежный поцелуй. Попытавшись таким образом обрести почву под ногами, он напротив стал терять голову, едва горячие влажные губы Гарри накрыли его в требовательном поцелуе. Позволив творить с собой все, что Гарри заблагорассудится, Драко упивался каждой секундой, каждым судорожным вдохом-выдохом, когда они пытались перевести дух. Но, взглянув в пьяные от страсти глаза друг друга, они снова теряли рассудок, накидываясь с поцелуями и объятиями. Драко словно пытался восполнить этими моментами страсти все то, что у них не было и все то, что у них отнимут. Он позволил Гарри полностью завладеть собой, своим телом, своими мыслями, отдавшись на милость зеленоглазого варвара, оседлавшего его в кресле. Вжимаясь в трепещущее от страсти тело, он молился только об одном – чтобы это никогда не кончалось. Потом, когда Гарри мучительно медленно сполз с него на пол, прихватывая его кожу губами (когда только он успел расстегнуть рубашку?!) и поглаживал его восставший член через ткань брюк, Драко забыл обо всех проблемах. Но как только умелые руки расстегнули молнию, а адски горячие губы сомкнулись на нетерпеливо подрагивающем фаллосе, Драко забыл свое имя, разом выдохнув и воздух, и мысли… Сладостная пытка длилась и длилась, оставляя холодок под ложечкой, словно он раз за разом взмывал и опускался на невидимых и воздушных качелях, вторя жарким губам Гарри. Ощущение сказочного полета заполнило все его существо и взорвалось мириадами разноцветных фейерверков, заставив кричать и умолять неведомо о чем…

Едва не потеряв сознание от пережитого оргазма, Драко еще нескоро открыл глаза. Он медленно возвращался на землю из космоса, в который его выкинули невозможные губы Поттера. Он ощущал его голову на своих коленях, горячее, сбивчивое дыхание, трепет ресниц на голой коже. Поняв, что если не предпримет что-то, то снова возбудится только от ощущения волос Гарри под своей рукой, Драко приподнял голову Поттера и, глядя в его сверкающие глаза, притянул для благодарного поцелуя, с восторгом ощущая свой пряный вкус на его разгоряченных припухших губах. Невероятно, но от осознания того, что часть его семени сейчас находится внутри этого невероятного человека, Драко снова начал возбуждаться. Он нетерпеливо выцеловывал солоноватый привкус и немедленно хотел доставить такую же радость Гарри. Торопливыми поцелуями Драко начал движение вниз по телу любимого, с восторгом вслушиваясь в неровное дыхание и частый стук сердца под своими губами и руками. Прикусывая и тут же зацеловывая места укусов, он заставлял вырываться все более нетерпеливые вскрики. Расстегнув брюки Гарри, он, не задумываясь, сдернул их. Окинув мимолетным взглядом лежащее под ним тело, Драко невольно залюбовался совершенными формами любимого. Гарри лежал под ним в растерзанной напрочь рубашке и смотрел на него голодными горящими глазами. Решив немного поиграть с ним, Драко накрыл его тело своим, удобно устроившись между ног. Целуя ключицы, шею, уши и лицо Гарри он, словно ненароком, терся о его возбужденный член, вырывая бессвязные вскрики и просьбы. Буквально оскалившись в дикой улыбке, Драко начал медленное продвижение к такому нежному и сильному фаллосу, заставляя Гарри извиваться и стонать под его руками, губами, нежными укусами и сладкими поцелуями. Наконец добившись того, что Гарри уже ничего не соображал, а только слабо постанывал, Драко сразу вобрал в себя его нежную плоть, вырвав из горла Поттера рычащее ругательство. Если бы мог, он бы улыбнулся, но сейчас все его мысли были направлены на то, чтобы сдержать рвотный позыв и не дать Гарри толкнуться в него бедрами. Кое-как привыкнув к ощущению большого инородного тела во рту и сморгнув неожиданные слезы, Драко начал движение вверх, пытаясь вспомнить все то, что с ним проделывали его подружки. Судя по судорожным вскрикам, у него неплохо получалось. Уже увереннее действуя языком и губами, Драко помогал себе рукой, контролируя глубину проникновения в свой рот. Когда он, наконец, освоил некоторые движения, то смог расслабиться чуть больше и в прямом смысле начал входить во вкус. Изощренно лаская Гарри, он снова начал заводиться, уже почти не контролируя себя. Все мысли улетучились, кроме одной: он занимался любовью с Поттером, тем самым Поттером, о котором грезил с детства. Тем самым Поттером, мысли о котором не давали ему уснуть на протяжении многих лет. Не имея возможности любить, было проще его ненавидеть, хотя бы так выплескивая свои эмоции и неразделенные чувства. Всегда, когда Драко задумывался о возможности отношений с мужчиной, он представлял только этого несносного Поттера. И вот теперь это божество было полностью в его руках и хрипло выкрикивало его имя, перемежая стоны с отборной бранью. Не решившись глотать сперму в первый раз, Драко накрыл ладошкой пульсирующий, готовый взорваться член Гарри и пальцем другой руки нашел заветное местечко между анусом и тестикулами, слегка помассировал, чуть надавил и наградой ему стал громкий вопль и выгнувшееся, забившееся под ним тело Гарри. Уже не соображая на каком свете находится, Драко почувствовал накатывающий экстаз только от того, что это он является причиной такого бурного оргазма Поттера. Горячая волна подхватила его и понесла, затопив все его существо в оглушительном, неповторимом чувстве все ускоряющегося полета. Обессилев, Драко упал на Гарри.

Мирную сцену прервал Грегори, с шумом ввалившийся в гостиную. Не произнося ни слова, он кинулся к кувшину с водой, стоящему на столе, и начал жадно пить, набирая воду в клюв и поднимая голову вверх, глотая. Все, замерев, ждали, когда он сможет говорить. Наконец, Грегори утолил свою жажду и мрачно взглянул на парней и Марси.

— Не томи, Грегори! – первой не выдержала Марси. – Давай уже рассказывай, что случилось? Ты не догнал Беркута?

— Нет, не догнал. Я не мог даже приблизиться к нему, словно о стеклянную стену бился. Я пробовал сверху к нему подлететь, но эта стена была повсюду, словно Беркут находился в каком-то шаре, а я летал вокруг и не мог к нему пробиться. Потом что-то взорвалось, и меня откинуло аж до берега. Сколько я там провалялся, я не знаю. Когда очнулся, бросился обратно. Я испугался, что он уже вернулся в дом и убил вас всех… — тут голос ворона сорвался и он замолчал, отвернувшись от всех, пытаясь сгибом крыла утереть набежавшую слезинку.

— Милый, ну, что ты! Он не смог бы причинить нам вреда в доме, нас бы Хоззи защитил от нападения. Да и мы все тут не так просты, как кажемся. Ты бы видел, в какого шикарного льва перекидывается Драко! Да и Гарри смог в одиночку справиться с Демоном, даже не прибегая к нашей помощи. А у меня есть острые зубы и мощные лапы. Все вместе мы – страшная сила! – с этими словами Марси потерлась головой о бок ворона. Тот, облегченно вздохнув, привалился к ней, поглаживая упрямую голову черной пантеры крылом. Некоторое время они так и стояли, мурлыча что-то, понятное только им двоим. Гарри и Драко смотрели на них во все глаза. Они, занятые только друг другом, пропустили тот момент, когда эти двое сблизились, и сейчас понимали, что поступили очень эгоистично, отгородившись от друзей. Всеобщую идиллию прервал недовольный голос Хоззи:

— Мне долго еще подогревать завтрак или нет? Дождетесь, что суфле опадет, будете его потом грызть! Давайте уже, хватит валяться, идите завтракать, а то я вам гренки пережарю!

— Смилуйся, государыня рыбка! Мы уже идем! – встрепенулся Грегори.

Все поднялись с пола и уселись за стол. Завтрак был, как впрочем и всегда, великолепен. Все пришли к выводу, что Хоззи стоило бы открыть свой ресторан. Все ели и наперебой нахваливали хлебосольного хозяина дома. Когда наконец был уничтожен десерт и все, довольные и объевшиеся, отвалились от стола под шуточки Марси о сытых и добрых мужчинах, было решено продумать план действий. Они уже поняли, что предстоят нелегкие дни, и нужно быть готовым к любым неожиданностям. Поблагодарив Хоззи, все направились в библиотеку, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию.

Гарри рассказал Грегори о том, что у Беркута остался кусочек его радуги, и что он больше не чувствует ни медведя, ни свою магию. Еще он высказал недовольство тем, что словно кисейная барышня постоянно падает в обморок. «За всю свою жизнь я столько раз не терял сознание, как за эти пару недель на Острове!» — проворчал Поттер.

— Тебе надо усиленно тренироваться, чтобы научиться владеть своей силой в полной мере. А ваши обмороки связаны с сильными переменами в структуре вашей магии. Сознание и тело бывают не в состоянии переварить такое количество изменений, вот вы и падаете в обмороки, но разве вы не замечали, что после них становитесь на порядок сильнее? Нет? А вот проверьте! После такой встряски и некоторого выключения из реальности, ваша сила укладывается по местам. Сейчас ты, Гарри – самое сильное существо на Острове, но и самое неопытное. Если с Драко уже понятно, что его сила – это сила Истинного Целителя, то ты у нас — темная лошадка. Еще до конца неясно, на что ты способен, — Грегори говорил уверенно, со знанием дела.

— Погоди-погоди, Грегори, ты хочешь сказать, что я – целитель? – перебил ворона Драко. – Но откуда ты про это знаешь?

— Не целитель, а Истинный Целитель, — ворон голосом выделил звание Драко. – Я много чего знаю, ребятки. Как я вам уже однажды сказал, я не сидел, сложа руки, смирившись с долей ворона. Я изучал, читал, подслушивал. Вы представить себе не можете, как много нового можно узнать, если задаться такой целью. Тебе дан Великий Дар, мальчик! Ты сможешь вернуть к жизни любое существо, в котором теплится хоть капля жизни. Человек ли, животное ли, птица, насекомое – все в твоих руках. Ты – единственный, кто способен дать жизнь безнадежно больным и умирающим, ты сможешь вернуть разум обезумевшим, потерявшим рассудок людям. Пока существо не перешагнуло за порог Жизни и Смерти, в твоих силах вернуть его, каким бы безнадежным это не казалось. Но единственное, что ты никогда не сможешь — это оживить уже умершего человека. Такая сила была дана только сыну Бога, но вспомни, как он заплатил за нее. А еще ты вправе забрать любую жизнь. Эта власть дана тебе в полной мере, но дана ли тебе мудрость, чтобы осознать и страшную ответственность, мой мальчик? На тебя будут молиться, к тебе будут взывать как к Богу, сможешь ли ты избежать соблазнов и верно распорядиться своим Даром? Это тяжкий крест, малыш, и нести его ты будешь в одиночку. И спросят с тебя за этот Дар очень строго. Наберись мужества – это очень тяжело быть почти равным Богу…

— То есть как — сбежал? – удивился Драко. – Он же был заперт в комнате, и Гарри лично поставил на нее магическую защиту от проникновения. Он просто не смог бы самостоятельно найти выход!

— Похоже я случайно нарушил свои же замки, — виновато сказал Гарри. – Я недавно навещал его и видимо неосознанно снял все щиты, удерживающие его в комнате.

— Когда ты успел? Ты же был все время со мной! Я бы почувствовал… — тут Драко увидел как Гарри беззвучно попросил его остановить расспросы, взглядом пообещав рассказать все позже. Драко перевел взгляд на Марси и чуть-чуть выгнул бровь, Гарри так же едва заметно кивнул.

— Ребята, это еще не самое ужасное, — Марси жалобно смотрела на парней. – Пропала та радужная сфера с демоном.

— А хорошие новости будут? – простонал Гарри, схватившись за голову.

— Ну, мы с Грегори очень рады за вас… за то что вы… ну, это… — окончательно запутавшись в словах, Марси смущенно прикрыла глаза и отвернулась. Ребята оглядели друг друга и, поняв, что они до сих пор без одежды, весело фыркнули и, рассмеявшись, начали одеваться, пытаясь помочь друг другу с застежками и пуговицами. И конечно совершенно случайно касались обнаженной кожи пальцами, ласково поглаживая ее и уж точно абсолютно ненарочно жадно столкнулись губами, поправляя воротнички друг другу. Марси деликатно отводила глаза, делая вид, что ничего не видит, но от того, как шевелились ее ушки, было понятно, что она догадывается о природе тихих вздохов и шороха ткани. Кое-как одевшись, а вернее кое-как не раздевшись вновь, двое парней и пантера направились в дом.

Их встретило ощутимое отчаяние Хоззи, который чувствовал себя очень виноватым из-за того, что упустил Беркута. Гарри, как мог, успокоил несчастного домовика, в конце концов это была целиком и полностью его вина: он слишком расслабился и утратил бдительность, выпустив такого опасного врага на волю. Все собрались в гостиной и, поджидая Грегори, мирно переговаривались, пытаясь успокоиться.

— Я считаю, что ничего страшного не произошло, — сказал Гарри. – Распечатать сферу смогу только я – она же сделана из моей магии, и я даже сейчас полностью ее контролирую. Более того, я смогу почувствовать ее точное местонахождение. Но нужно ли нам, чтобы такой опасный предмет находился рядом с нами? Даже сквозь мою магию из сферы просто сквозит злостью и ненавистью. Это может повлиять на наши отношения: мы просто перессоримся тут все напрочь! Я предлагаю найти сферу, возможно и Беркут будет рядом, но считаю, что нам не нужно оставлять демона в доме. Нужно найти способ избавиться от него раз и навсегда. Сделаем что-то вроде обряда изгнания, который вы хотели провести со мной, когда он занял мое тело.

Гарри еще что-то говорил, но все увидели, как он начал бледнеть. Драко перепугался, метнулся к нему и едва успел вовремя – Гарри чуть не упал, потеряв сознание. Подхватив бесчувственное тело, Драко с тревогой вглядывался в белое, словно стена, лицо Поттера. Вот дрогнули веки, и на него вылился ужас, исходивший из зеленых глаз любимого.

— Они взломали сферу… Это очень плохо! Хуже всего то, что в руках Беркута остался кусочек моей материальной магии. Теперь я в его власти, он сможет сделать со мной все что угодно. Я видел, как он выманивал Марси, год за годом насилуя ее, и она ничего не могла ему противопоставить. И это только с помощью её волос, а тут у него в руках оказалась часть моей души. У нас есть время до Рождества, чтобы уничтожить его, иначе он уничтожит меня, — Гарри говорил едва слышно, Драко приходилось наклоняться, чтобы услышать его сбивчивый шепот. Когда до него дошло, ЧТО именно сказал Гарри, Драко самому стало дурно. Он впервые осознал реальную опасность того, что может потерять Гарри навсегда, что тот может умереть, что они больше никогда не будут вместе.

— Не переживай, любимый, все образуется! Ты же чертов Мальчик-Который-Выжил! Ты же везунчик по жизни! Вспомни, что тебе приходилось переживать, скольким несчастьям ты утер нос! Тебя же при рождении ангел поцеловал, ты не можешь проиграть! Я буду рядом, я не оставлю тебя. Мы же вместе и сможем справиться со всеми трудностями… — Драко еще долго бормотал утешения, не понимая, что успокаивает прежде всего себя самого. Он прижимал к себе Гарри, все также сидя на полу и, глядя в пустоту, раскачивался, убаюкивая Поттера, который уткнулся носом ему в грудь. Марси наблюдала за ними, не вмешиваясь. Она знала, что ей все расскажут, когда придет время, а пока нужно просто набраться терпения и ждать. А ждать большая кошка Марси умела лучше всего.

Тяжело дыша, Гарри наконец оторвался от Драко и припухшими ярко-красными губами, в которые так и хотелось впиться новым поцелуем, прошептал:

— Пора. Сегодня пришел он…

Драко понял, что сейчас увидит человека, оставившего в сердце его любимого незаживающую рану. Он нежно поцеловал Гарри в лоб и сказал:

— Пойдем.

Встав со скамейки, они сделали пару шагов и очутились в кабинете семейства Поттер, в котором принимали посетителей, пришедших исключительно по делу. Драко, уже знающий чего ожидать, не удивился перемещению. Честно говоря, он еще мало о чем мог думать, кроме как о губах Гарри Поттера на своих. Но тут вошел домовой эльф и, распахнув тяжелые двустворчатые двери, важным голосом провозгласил:

— Господин Гарри, к Вам месье Франсуа д’Артаньяк.

— Я жду его, Трэсси, приглашай, — не менее важно сказал хозяин дома. Драко едва не фыркнул — Гарри, пытающийся важничать – это что-то! Но нельзя не признать — на незнакомого человека это произвело бы впечатление — так убедителен был Поттер!

Вскоре вошел месье д’Артаньяк. У Драко из головы вылетели все мысли, кроме одной: «И вот этот мужчина был с моим Гарри?!»

Д’Артаньяк был великолепен: высокий, широкоплечий, с черными как смоль волосами и пронзительными синими глазами. Идя к хозяину дома для приветствия, он двигался как рысь – столько грации и пластики было в каждом его движении, в каждом шаге, но это изящество принадлежало хищной и опасной кошке. Если бы не честные, чистые глаза д’Артаньяка, то его можно было бы опасаться. Но вот прекрасно очерченные, немного тонковатые и капризные губы приоткрылись в чарующей белозубой улыбке, так и приглашающей улыбнуться в ответ. Обаяние и сила, исходящие от этого человека, подкупали: они были настолько сильны, что ему хотелось верить без остатка и идти за ним хоть на край света. Удивительно харизматичный, загадочный и притягательный человек был этот д’Артаньяк!

Драко почувствовал укол дикой ревности. Он не думал что Он будет таким… прекрасным! Понимая состояние Драко, Гарри нежно погладил его по щеке и сказал:

— Просто помни, что тебя я люблю, а его… Его я ненавижу, — Драко удивленно посмотрел на Гарри.

— Ты умеешь ненавидеть? Ты ненавидишь его больше, чем ненавидел меня в школе? – даже тут Драко не хотелось уступать пальму первенства – он хотел быть лучшим во всем.

— Дурачок! – рассмеялся Гарри. – Наши школьные отношения были совсем другого характера. Но даже если сравнивать силу этих чувств, а не их природу, то тебя в школе я просто боготворил. – Гарри еще раз погладил Драко по зардевшейся щечке, будучи благодарным ему, что тот отвлек от страха, охватившего его душу, стоило только увидеть д’Артаньяка. Драко очень мило насупился, но был вынужден признать несопоставимость своей обиды и боли, испытанной Гарри из-за этого человека. Он совсем успокоился, видя, как нежно смотрит на него Поттер. За этими выяснениями они пропустили начало разговора Гарри и д’Артаньяка. Оказалось, что Гарри ищет себе домашнего учителя для освоения светских манер и правил этикета. Так же стало известно, что Франсуа сможет преподавать верховую езду, фехтование, танцы и мировую литературу. Драко даже присвистнул от такой универсальности: у него в детстве было пять домашних учителей, и потом еще три, когда пришло время осваивать управление делами и состоянием Малфоев. Гарри же потребуется, кроме Франсуа, еще парочка учителей для преподавания основ экономики, делоуправления и юриспруденции.

Просмотрев рекомендательные письма и резюме соискателя, Гарри удивился тому списку рекомендаций, который предоставил Франсуа. Особенно он был удивлен, когда узнал, что молодой француз и сам является наследником неплохого состояния во Франции: в Провансе у него был небольшой замок. Франсуа ответил на это, что его благородные родители еще довольно молоды и прекрасно себя чувствуют, а он не хотел их смущать своим присутствием потому, что у них начался второй медовый месяц. Видимо вспомнив какие-то подробности из совместной жизни с родителями, Франсуа немного покраснел и отвел взгляд.

«Врет!» — подумал вдруг Драко. Он сам не понял, отчего, но все его существо буквально вопило о нечестности Франсуа. То, что неискушенный во лжи Гарри принял за смущение, Драко моментально распознал по едва заметным движениям и жестам – ложь! От первого до последнего слова. От охватившего его беспокойства Драко даже немного замутило.

А когда Поттер спросил его о планах на будущее, о его девушке, в глазах Франсуа на мгновение промелькнула неподдельная боль и злость. Он ответил, что недавно расстался со своей «мон амур», причинившей ему немало боли своими изменами. Это окончательно расположило к нему Гарри, и он, встав из кресла, торжественно объявил, что принимает Франсуа на работу и протянул ему ладонь для рукопожатия. Скрепив таким образом устную договоренность, хозяин дома предложил выпить по бокалу вина и спросил у Франсуа, когда начнутся занятия. Тот ответил, что начать можно в любой момент, даже завтра. Гарри предложил своему учителю перебраться в Поттер Мэнор – все равно свободных комнат было несоизмеримо больше, чем людей, живущих в доме. Д’Артаньяк с радостью согласился. И, отсалютовав друг другу бокалами, они выпили свое вино. Вскоре, после недолгого разговора, д’Артаньяк откланялся и через камин отбыл в гостиницу – собирать свой нехитрый багаж. Гарри сидел на краю стола и задумчиво ерошил свои волосы, которые после такого обращения стали выглядеть совсем уж по-поттеровски — как в школе. Драко ностальгически улыбнулся. Все-таки этот д’Артаньяк проделал огромную работу – Гарри и до этого был словно алмаз неграненый, теперь же он блистал множеством граней, словно любовно отшлифованный бриллиант. А еще Драко подумал, что ему было бы приятно самому заняться воспитанием и образованием Гарри, но видимо уже не судьба – ему остается только полировать этот непостижимый бриллиант по имени Гарри Поттер.

Тут Драко осознал, что их с Гарри кто-то зовет тревожно и настойчиво. Еще не сообразив, что такого могло произойти, Драко был выдернут из воспоминаний Гарри так быстро, что его даже немного замутило, отчего пришлось на мгновение прикрыть глаза. Когда мельтешение и тошнота прошли, Драко увидел перед собой взволнованную Марси, на которой шерсть стояла дыбом, отчего она казалась крупнее и пушистее. Поняв, что произошло что-то страшное, Драко испуганно на нее уставился.

— Беркут сбежал, — с неподдельным ужасом сказала Марси. – Грегори полетел его догонять…

— Я обнаружил, что могу проваливаться в память любых людей, меня окружающих, и подумал, что смогу и тебя пригласить в свои воспоминания. А так как я все это переживал лично, то все запахи и ощущения сохранились. Мне даже думается, что, когда я сейчас поем и выйду на балкон, то мы сможем съесть по бутерброду или яблоку, правда это будет понарошку и от этого прошлое не изменится, но вкус и временную сытость мы почувствуем.

Драко во все глаза смотрел на Гарри. Какие еще силы ему подвластны? Есть ли у него предел возможностей? Подумать только — съесть бутерброд, запечатленный в памяти годы назад! Это противоречит любым законам волшебства. Каждая минута, проведенная с ним, таила в себе новую неожиданность. «Он никогда не перестанет меня удивлять!» — подумал Драко.

Тут Гарри встал из-за стола и потянулся, похрустывая суставами, разминая затекшее тело. Достал палочку из кармана и одним жестом приказал раздвинуться портьерам. Еще одно заклинание — и защелкали, раздвигаясь, ставни. В комнату хлынул ослепительный, после сумрака, свет. Еще раз потянувшись и сделав пару резких движений корпусом, Гарри прошел мимо своих «гостей» к балконной двери, прятавшейся за одной из портьер. Открыл дверь и вышел на широкий полукруглый балкон. Облокотился на каменные перила и, зажмурив усталые глаза, подставил лицо солнцу, как раз выглянувшему из-за легких кудрявых облаков. Встряхнув отрастающей шевелюрой, заклинанием призвал очки, лежащие на столе в кабинете, и оглядел свои угодья.

Его незримые гости тоже прошли на балкон, и Драко впервые увидел Поттер Мэнор. Балкон находился в самом центре здания на уровне четвертого этажа над самым крыльцом. Перегнувшись через широкие перила, блондин рассмотрел подъездные пути, позволяющие гостям, приехавшим на каретах, выходить прямо под широким каменным козырьком, защищающим крыльцо от дождя и снега. Левое и правое крылья дома описывали изящный широкий полукруг, как бы приобнимая ухоженные газоны и дорожки, ведущие вглубь сада. В центре широкой поляны был большой мраморный фонтан, выполненный в традиционном для чистокровных магов стиле. В центре скульптурной группы была гигантская змея, лениво поворачивающая голову и обливающая другие скульптуры водой. Иногда она проползала между ногами коней и единорогов, заставляя их почтительно отступать и склонять головы. Когда ей казалось, что они недостаточно расторопны и вежливы, змея приподнимала свое мощное тело и раздувала широкий капюшон, ясно дающий понять, что она – кобра. Тогда животные испуганно шарахались и спрыгивали в бассейн, окружающий их площадку, и еще долго не смели вернуться на пьедестал. Змея, оставшись одна, довольно сворачивалась на камне и засыпала, пригретая скупыми лучами осеннего солнца. Драко, открыв рот, смотрел на это чудо. Даже в Малфой Мэнор фонтан был не в пример скромнее, хотя до сих пор считалось, что он один из лучших в частном владении в Британии.

— Что же служит им магическим генератором? – шокировано спросил он у Гарри.

— У каждой скульптуры свой магический амулет, соответствующий их породе. Только у кобры сердце мантикоры, так как магических змей очень мало, и они слишком ценны для такого использования. Мне сказали, что после спячки, в которой было поместье, они стали еще сильнее, и теперь их не надо менять еще лет двести, — Гарри был очень горд своим фонтаном, словно сам его построил. – Знаешь, эту кобру зовут Пушинка. Можешь себе представить? Я когда с ней разговорился, и она представилась, я чуть со смеха в фонтан не свалился! Пушинка! Это же надо!

Драко тоже заулыбался – имя было явно не для такой малахитовой громадины. В этот момент Гарри-воспоминание резко выпрямился и, стукнув себя кулаком по раскрытой ладони, сказал:

— Решено! Я так и сделаю!

— Что ты там решил? Ты знаешь, что говорить с самим собою – это дурной знак, попахивающий Мунго? – поддел Драко.

— Я решил, что сделаю все, чтобы стать достойным своего наследия. А на счет Мунго… Знаешь, если бы я не принял это решение, то вполне возможно туда в итоге и попал бы, — грустно сказал Гарри. – Я вполне мог свихнуться.

— А почему ты глушил свою боль кофе, а не надрался пару раз виски как следует?

— Потому, что я пообещал умирающему Кричеру никогда не напиваться так, как напился после посещения твоего поместья, помнишь я рассказывал? Он меня тогда вытащил из бара полуживого. У меня началась тяжелая депрессия из-за того, что я растерял все свои жизненные ориентиры. Я не знал, как жить дальше после победы, обернувшейся таким оглушительным для меня провалом. Это очень тяжело – видеть, что то, что творилось с проигравшей стороной – моих рук дело. Я не для этого убивал Волдеморта, чтобы участвовать в продолжении издевательств над людьми. Мы ведь вели себя по-свински с вами со всеми. После такого краха я почти год нигде не появлялся, мне ни до чего не было дела, я просто заперся в доме крестного, начал пить, но тут пришло известие о наследстве. Я взял себя в руки и начал налаживать свою разваливающуюся жизнь вдали от победителей. И только я начал собирать вещи для переезда в Поттер Мэнор, как у меня на руках умирает домовик, который сделал для меня очень много. И единственной его просьбой было, чтобы я никогда больше не напивался с горя. С радости – пожалуйста, но не с горя… Я не смог ему отказать в последней просьбе. Я поклялся, что никогда не буду так напиваться, и он умер спокойно, как будто заснул… Слава Богу, что перед смертью он разрешил мне не вешать его голову на стену. Брр! Ужасный обычай! Я потом все эти головы поснимал и в кладовку сгрузил. А дом закрыл и уехал в свое поместье обживаться. Как я тебе уже говорил – это было еще то приключение. Но через полгода я смог уладить все дела. Начал ухаживать за Джинни… Чем это закончилось, я уже рассказывал.

Драко во все глаза смотрел на Гарри и думал, что его мысль об удивительной способности Поттера открываться бесконечно новыми гранями невероятно справедлива. Кто бы мог заподозрить в нем подобную чувствительность и самосознание? Гарри всегда казался человеком поверхностным, конечно очень ответственным и порядочным (кто-то другой давно бы послал Дамблдора со всеми его пророчествами), но недалеким и простоватым. В Слизерине его всегда считали только пешкой Дамблдора с интеллектом, как у зубочистки. А тут… Драко подумал, что если бы он не был уже так безоглядно влюблен в Поттера, то именно сейчас полюбил бы его со страшной силой. Гарри же, стряхнув с себя задумчивость, предложил Драко спуститься в сад и погулять там, объяснив это, что пока в доме не происходит ничего примечательного. Согласившись, Драко подумал, что они сейчас пройдут по коридорам и залам Поттер Мэнор, и он успеет разглядеть поместье поближе, но Гарри просто перенес их в центр сада и предложил присесть. Драко немного покачнулся от внезапно изменившейся обстановки — так это было неожиданно! Осторожно опустившись на скамейку, Малфой заметил, что облака полетели по небу невозможно стремительно, а солнце, словно по волшебству, быстро побежало по своему извечному пути. Переведя изумленный взгляд на Гарри, Драко стал ждать объяснений. Тот ему рассказал, что до следующего ключевого события должна пройти неделя. Перескакивать сразу в эти воспоминания для него было страшно и тяжело, и поэтому он решил немного отсрочить неизбежное, морально к нему подготовиться. Тем временем успела наступить ночь, и небо украсилось миллионами сверкающих звезд, судорожно подмигивающих сидящим на скамейке парням. Луна с несвойственной ей торопливостью пролетела по небосводу, оставляя за собой еле заметный светящийся след. Драко завороженно смотрел, как на востоке разгорается поспешная осенняя заря, и солнце, едва успев встать, скрылось за хмурыми облаками, вскачь несущимися друг за другом. Это было что-то невероятное! Но, переведя взгляд на Гарри, Драко вдруг увидел, что тот едва заметно дрожит. И вовсе не от холода. Бережно взяв его холодную, нервно подрагивающую ладонь в свою, Драко поднес ее к губам и подышал, согревая. Тот, не отрываясь, следил, как Малфой неторопливо, пальчик за пальчиком, нежно целует его ладонь, проводя губами по их общему шраму-молнии. Это напомнило Гарри их первый поцелуй у дверей библиотеки на Острове. Окружающий мир и грядущая неизбежная встреча с неприятными воспоминаниями отступили, остались только эта ласка, нежные губы любимого и волшебство, происходящее между ними. Дрожа, но уже от страсти, Гарри нетерпеливо притянул Драко к себе. Тот, не особо церемонясь, забрался к нему на колени, оседлав его бедра. Запустив руки в волосы, он притянул голову этого невозможного парня к себе и впился в него губами, словно от этого зависела его жизнь. Гарри глухо простонал ему в поцелуй и, крепко обняв за талию, прижал к себе, всем телом ощущая жар, исходящий от Драко. Они целовались, сжимая друг друга в страстных объятиях, и весь мир мог катиться ко всем чертям. Дни сменялись ночами, звезды перемигивались с солнцем, а они все также пили, смаковали свою страсть, и было в этом что-то символичное и непостижимо-правильное. Любовь, живущая сквозь века…

— Тебе не за что извиняться, Драко. Ты ведь ни в чем не виноват, — Гарри говорил ровно, но Драко видел, что ему очень плохо. Его мысли были далеко, словно он проваливался в свои воспоминания и тонул в них, как в трясине. Драко физически чувствовал, как Гарри отдаляется от него, закрывается. Еще совсем недавно он был ласковым и внимательным, но внезапно словно что-то захлопнулось в нем, что-то, дарящее нежность и любовь. Драко стало страшно. Нужно было срочно что-то делать. И тут он понял, что. Словно озарение снизошло, словно он всю жизнь только тем и занимался, что склеивал разбитые вдребезги души. Драко скатился с Поттера, заставил его спиной облокотиться на себя и обнял его за плечи. Слегка покачивая, убаюкивая, успокаивая бормотал ему на ухо разные нежности, выводя Гарри из состояния отчужденности. И чувствуя, что тот совсем расслабился и начал устраиваться поудобнее, едва не мурлыкая от удовольствия, Драко поцеловал его в висок и тихо прошептал:

— Расскажи…

— Да нечего особенно-то рассказывать, — Гарри сразу понял, что Драко имел в виду, но почему-то только сейчас подумал, что это не стыдно – поделиться своим грехом, своей болью с любимым. Ему и правда захотелось разделить свою ношу с Драко. Он понял, что рассказав все, не окунет в эту грязь любимого, а напротив, проявит доверие к нему. Гарри решил, что его скрытность может обидеть Драко, что это может даже когда-нибудь встать между ними, и что лучше рассказать сейчас, пока они только начинают свои отношения, а не позже, когда навалится куча других проблем, усугубляющих подобные откровения. Еще он чувствовал, как Драко только что вытянул его из пропасти воспоминаний, не дав закрыться. Словно какая-то теплая ладонь подхватила его душу, когда он начал проваливаться в промозглую мерзость прошлого. Впервые за два года он ощутил, что если не выскажется, то этот груз в конце концов сломит его, раздавит. И Гарри решился:

— Я не буду рассказывать, я покажу тебе, — сказал он и, опережая возможные вопросы Драко, повернулся к нему, взял лицо любимого в ладони и пристально посмотрел ему в глаза. – Тебе придется пройти со мной весь этот путь, испытать всю мою боль. Ты уверен, что хочешь сделать это? Мне давно нужно было во всем разобраться, проанализировать, разложить по полочкам и навсегда запереть в шкафу, а ключ выбросить. Ты будешь со мной?

— Я буду с тобой и в жизни, и в смерти, и после нее. Я люблю тебя, — просто сказал Драко, и тогда Гарри поцеловал его нежно-нежно, едва прикоснувшись губами, высказывая этим всю свою благодарность. Драко от удовольствия зажмурился, словно кот.

— Открой глаза, милый, — он подчинился и увидел…

Малфой очутился в просторной комнате. За столом сидел Гарри. Он курил, устремив невидящий взгляд в пространство, и выглядел при этом очень беззащитным, несчастным, но не сломленным. От переполнявшей нежности вздрогнуло сердце. Драко безумно захотелось подойти и обнять этого беззащитного нахохлившегося воробушка, и он уже было качнулся вперед, но чья-то рука его остановила. За спиной стоял Гарри. Только теперь Драко понял, что Гарри за столом и Гарри рядом с ним разделяет около двух-трех лет. У Гарри в воспоминаниях волосы были короче, они едва касались плеч, а на переносице были очки. Правда не те дурацкие очки-колеса, которые у него были в школе, а вполне приличные и стильные, в прямоугольной золотой оправе от известного производителя волшебно-модных аксессуаров. Вот он снял их и устало потер переносицу, закрыл глаза. Потом отложил очки и, близоруко прищурившись, подтянул к себе поближе большой кофейник, но из белого носика не вылилось ни капли. Удивленно посмотрев на него, Гарри позвал:

— Минки! – на его зов откликнулась бодренькая эльфийка в расшитом гербом и вензелями Поттеров полотенце, повязанном на манер греческой тоги. В ее ухе светилась золотая серьга с рубиновой подвеской – знак принадлежности роду. В общем и целом домовиха производила приятное впечатление – у таких слуг сами хозяева по струнке ходят.

— Что угодно моему господину? – спросила Минки, глядя на Гарри обожающими незабудковыми глазами.

— У меня снова кончился кофе. Принеси еще, пожалуйста. И я тысячу раз просил не называть меня господином, неужели так сложно запомнить? – устало вздохнул Гарри.

— Но это уже четвертый кофейник, сэр, а сейчас только три часа дня, — Минки строго посмотрела на Гарри. – Может господину Гарри угодно молока или сока?

— Нет, мне угодно кофе. Побольше, и покрепче. Давай тащи, — приказал Гарри. Похоже у него не раз возникали трения по поводу режима питания со своими слугами. – Хотя, знаешь, принеси мне тарелку печенья, я хочу немного перекусить.

— Сию минуту, сэр! – в воздухе только мелькнули большие уши, сверкнул красным глазком крохотный рубин, и Минки исчезла. Гарри же снова погрузился в глубокое раздумье.

Пользуясь моментом, Малфой оглядел место, где они находились. Это была просторная комната, обставленная темной, надежно сделанной, немного грубоватой мебелью. Вдоль стен стояли широкие массивные полки, уставленные книгами. В простенках между полками висели портреты и пейзажи, выполненные в темных тонах. Окна были плотно зашторены и не пропускали и лучика света, наверное снаружи они были прикрыты еще и ставнями. В воздухе висел плотный сизый дым, клубы которого почти не двигались в спертом воздухе кабинета. На столе перед Гарри стоял бронзовый канделябр на три свечи, которые давали мало света, фитили потрескивали, а пламя неровно подрагивало, видимо из-за нехватки чистого воздуха. Но этого света вполне хватало, чтобы осветить толстую книгу, в которой Драко узнал альбом для пожеланий. В каждой уважающей себя семье были такие – в них гости писали свои пожелания и восторги по поводу посещения празднеств и торжеств, устраиваемых хозяевами. Обычно эти альбомы скромно лежали в прихожих на специальном столике, и гости считали долгом чести отметиться в нем. Зимними вечерами или в дождливые осенние дни, сидя у весело потрескивающего камина, было очень здорово читать вслух эти милые записки гостей своей семье. Были нередки и пылкие признания в любви хозяйке или хозяину дома, заставляющие тех блаженно или насмешливо щуриться и улыбаться, вспоминая трепетных ухажеров. Так сохранялись смешные и примечательные эпизоды, ускользающие из памяти за тоннами рутинных событий, или же придумывались новые поводы для вечеринок, навеянные приемами прошлых поколений. Альбом был нужной и важной вещью в каждой чистокровной семье, такой же почитаемой и бережно хранимой, как и альбомы с колдографиями, волшебными гравюрами и миниатюрами. Это были истоки, корни семьи, ее история, бережно сохраняемая волшебниками для потомков. Именно такой альбом сейчас и лежал перед Гарри, но он не смотрел в него, задумчиво уставившись в стену.

— Это я думал, чем же мне отвлечься после разрыва с Джинни, — грустно сказал Гарри, стоящий рядом с Драко. – Вот и решил возродить традиции и дать первый после смерти деда бал. Правда мои манеры тогда ещё оставляли желать лучшего…

— А что это за кабинет? Довольно грубая работа для такого семейства, как ваше, — удивленно спросил Драко, еще раз осмотрев комнату.

— Здесь мой дедушка сделал все своими руками. Он хотел, чтобы его окружали вещи, которые он сам создал, в которые он вложил душу и умение. Всю мебель делал он, а картины рисовала его мама, моя прабабушка Элизабет Поттер, так как дерево он выбрал темных тонов, то и картины было решено создать подстать мебели. Знаешь, моя прабабушка великолепно рисовала волшебные портреты. К ней записывались в очередь на годы вперед, так как рисовала она медленно и только для своего удовольствия. А учитывая, что это сам по себе очень трудоемкий процесс, то один небольшой портрет или пейзаж она создавала где-то полгода. Но от желающих все равно не было отбоя. Кстати, она рисовала и твоего деда, когда он был еще ребенком. Я узнал об этом из этого же альбома, — Гарри указал на тяжелую старинную книгу в переплете из драконьей кожи. – Твоя прабабушка оставила очень теплый отзыв о ее работе. К тому же они очень были близки – Элизабет Поттер и Мелисса Малфой учились на одном курсе в Шармбатоне. Так что у тебя в поместье есть работа, подписанная ее именем, – в голосе Гарри слышалась неподдельная гордость за свою семью, пусть даже он никогда ее не видел. Драко вспомнил этот портрет. На нем совсем еще маленький Эдгар Малфой сидел на зеленой полянке и вокруг него летали огромные бабочки, изредка садясь на голову или даже носик малыша, заставляя того счастливо хохотать. От этого портрета веяло такой любовью и заботой, таким теплом и светом, что Драко становилось немного завидно – этого малыша явно любили и баловали. Как же получилось, что, повзрослев, этот милый ребенок не смог передать ничего из того тепла и нежности своему сыну – Люциусу? Почему у Драко всегда перехватывало дыхание и сдавливало горло при мысли, что в семье Малфоев, оказывается, умели любить? Этот портрет висел в дальнем уголке семейной библиотеки, чтобы при взгляде на него не начинало щемить сердце от дикого сожаления и тоски по несостоявшейся ласке и любви, заботе и внимании…

Тут их разговор прервал маленький ушастый ураган по имени Минки. Радостная, что хозяин решил перекусить, она притащила поднос, на котором были тарелки с бутербродами, фруктами и орешками и, разумеется, кофейник. Гарри за столом нахмурился, но в его животе предательски заурчало и он, смягчившись, разрешил домовихе оставить поднос на столе. Минки мигом сменила пепельницу, укоризненно покачав головой и пробормотав что-то вроде: «Кричера на вас нету!», щелчком длинных узловатых пальцев удалила из комнаты весь дым и, задрав голову с трепыхающимися позади нее ушами, гордо удалилась из кабинета. Гарри посмотрел ей вслед и тепло улыбнулся. Пока тот ел, Драко спросил у своего Гарри, как получилось так, что они попали в воспоминания, даже не воспользовавшись мыслесливом. Если принимать во внимание запахи, что само по себе было просто невероятно, то создавалось полноценное ощущение присутствия.

Драко проснулся оттого, что Гарри вздрогнул и еле слышно простонал: «Марси». Это так заинтересовало Малфоя, что он не шевелился в его объятиях, а просто смотрел на него. Подсветка их радужного полога позволяла рассмотреть все в подробностях: бледное, почти прозрачное лицо, закушенные в потрясении губы, выражение крайнего сочувствия, сменяющееся тихой яростью. Если бы в свои школьные годы Драко когда-нибудь увидел подобное выражение лица у Поттера, то бежал бы не раздумывая – целее был бы! Раньше, в школе, Гарри мог только краснеть, бледнеть, сжимать кулаки, иногда кидаться в драку, попадая в расставленные хитрым слизеринцем сети. Теперь же его мальчик научился ненавидеть. Ненавидеть так, что Драко похолодел от дурного предчувствия. Что-то он последнее время слишком много уделяет внимания этим самым предчувствиям, так недолго стать параноиком вроде Трелони. Представив себя в шалях и цепочках, пялящимся сквозь толстенные очки в хрустальный шар, Драко едва не фыркнул, но вовремя сдержался, боясь разбудить и испугать любимого. Он покорно ждал. Впрочем, ждать пришлось недолго – вот Гарри вздохнул, крепче приобнял Драко и открыл глаза, встретившись с внимательным взглядом серых глаз.

— Привет, — нужно было убедиться, что перед ним именно Гарри, а то мало ли еще бесхозных духов шляется по Острову. Драко ни на секунду не отводил взгляда от любимого лица, готовый к любым неожиданностям. У Поттера даже не промелькнула мысль о возможности подшутить над Драко: слишком свежи были раны, оставленные Демоном, ныне мирно почивающим в радужных оковах. Ласково улыбнувшись, Гарри притянул к себе теплое тело, шумно и с наслаждением вдохнул запах Малфоя, смешанный с запахом ночи. Гарри всерьез стало казаться, что он теперь сможет отыскать Драко в любой части Острова просто по запаху. Он подтянул своего белокурого ангела на себя так, чтобы тот лежал на нем, а светлые волосы спадали словно шелковистые шторки, касаясь лица, лаская и дразня. Гарри с наслаждением ощущал тяжесть тела Драко, словно доказывая себе – эта ночь не была сном. Юноши с упоением любовались друг другом, в их сознании молнией пронеслась одна и та же мысль: «Боже, как он красив! Как же я люблю его!». Драко с удовольствием тонул в морских глазах Гарри и совсем не хотел возвращаться на грешную землю. «Вот бы так всю жизнь пролежать!» — подумал Драко, успев увидеть недоумение в зеленых глазах Гарри.

— Ты что-то сказал? – Гарри внимательно прислушивался к себе. Он был готов руку дать на отсечение, что Драко не шевелил губами. Каким образом он тогда смог его услышать?

— Нет, я ничего не говорил, только подумал, что хорошо бы так всю жизнь проваляться, — Драко смотрел на Гарри. Тот в последнее время стал продвигаться в магии семимильными шагами. При этом в нем обнаруживались такие знания, что просто страшно становилось от осознания мощи, отныне живущей в нем. Началось все, конечно же, после изгнания Демона, завладевшим его телом. Гарри в общих чертах рассказал, что тогда произошло, стараясь обходить острые углы. Он разговорил Хоззи, внезапно стал полиглотом — начал понимать большинство европейских языков. Теперь вот мысли читает. Радуга эта, опять же. Надо это развивать, и тогда Гарри сможет стать самым сильным волшебником после Мерлина, а может и равным ему. Драко вспомнил, что в Доме есть великолепная библиотека, где наверняка можно найти нужные научные труды и монографии. Драко, как-то мельком просмотревший книги, нашел рукописи самого Мерлина, свитки из сгоревшей Александрийской библиотеки и много других ценных и раритетных изданий. Правда в тот момент ему было не до изучения этого богатства – он прятался от Гарри-Зверя, но даже тогда через апатию и боль он смог понять, какие сокровища можно раздобыть в этом Хранилище. «Грейнджер, наверное, согласилась бы наголо побриться, только бы только одним глазком на это взглянуть.» — самодовольно подумал Драко.

— Вот опять! Я уверен, что слышу тебя! – Гарри пришел в неописуемый восторг от возможности читать мысли Драко. Тот, впрочем, немного нахмурился – не очень приятное ощущение — быть словно препарированная лягушка, даже если и рассматривает тебя любимый человек.

— А как конкретно ты их слышишь? – надо было понять, что доступно Гарри, а что нет.

— Я четко, словно ты их произносишь вслух, слышу эмоционально окрашенные мысли, вроде той, про Гермиону, а остальные просто шумным потоком, как будто радио настраиваешь, и среди помех вырываются одно-два слова, — Гарри был немало удивлен этой своей новой способностью. Ах, как бы хотелось узнать, на что способен Драко, каковы его возможности! Ведь то, как он вытащил с того света Марси, дорогого стоило.
– Драко, солнышко, полежи пока спокойно, я хочу узнать на что способен ты! – Драко просто расплавился от нежного обращения к нему Гарри. Если быть честным, то никто никогда не называл его солнышком. Это было ново, наивно, мило, но так приятно! И конечно же Драко смирно лежал, пока теплая радуга проходила сквозь его тело. У Гарри постоянно менялось выражение лица отражая то, что сообщала ему Сила. Он то хмурился, то улыбался, то удивленно округлял свои бесподобные зеленые глазищи. Хотя Драко и было интересно, он все же не мог не любоваться этими переменами на всегда живом лице Гарри. Брюнет совершенно не мог скрывать свои эмоции. Как всегда Драко мог читать по лицу Гарри, пусть не мысли, но хотя бы эмоции. Это утешало. Поттер выглядел сейчас особенно мило: он начал смущенно краснеть. С кончика носа краска постепенно залила его щеки и уши, придав им малиновый, чуть ли не светящийся оттенок. Драко очень заинтересовало, что же так могло смутить его Гарри.

— Гарри, если ты сейчас же не скажешь в чем дело, я тебя покусаю с особой жестокостью за особо чувствительные места. Если ты помнишь, то я буквально пару часов назад наткнулся на некоторые из них, а сколько работы мне еще предстоит! – Драко откровенно забавлялся еще большим смущением Гарри. Хотя казалось, что сильнее покраснеть уже невозможно, тот все же ухитрился это продемонстрировать, став похожим на пылающий факел — вот-вот уши задымятся! И тут Драко понял, что вогнало Гарри в такой ступор. О! Неужели? – Ну, и что там твоя радуга доложила такого, что ты так пылаешь? Наверняка что-то из моих страшных, грязных, постельных секретиков! Давай, Гарри, не томи! Мне же тоже интересно!

— Да ничего такого она мне не сказала, — попытался увильнуть от ответа Гарри, но быстро сдался под взглядом ласковых серых глаз. – Радуга сказала, что у тебя до меня было пять девушек и ни одного парня, — казалось, Гарри сейчас взорвется от смущения, но Драко, прохладной ладонью дотронувшись до его губ, заставил его замолчать.

— Да, это правда. Ты – первый, с кем у меня было… такое. И я очень жалею, что мы обошлись только оральными ласками. Я хочу, чтобы ты стал первым и единственным моим мужчиной. Я говорю абсолютно серьезно. Тебе нечего стесняться и чувствовать себя растлителем. Я сам этого хочу. Просто мне повезло разглядеть тебя несколько позже, чем какому-то парню, который оказался удачливее, смелее и, я уверен, счастливее меня, — произнося эту речь Драко почувствовал, как Гарри сильно вздрогнул, краска внезапно отхлынула от его лица. По сравнению с тем, каким румяным он только что был, это особенно бросалось в глаза. Казалось, что Гарри просто выцвел – таким белым он стал и даже его яркие морские глаза стали бледнее. Драко понял, что сморозил глупость, более того, вызвал к жизни, возможно, не самые счастливые воспоминания. От этого затравленного взгляда загнанного зверя, Малфой вздрогнул. – О нет! Гарри, прости…

Набрав у ручья глины, Беркут слепил куколку, поместив волосы девушки внутрь. Проткнув ее голову и пах длинными шипами терновника, он стал бормотать заклинания, усиливающие влечение девушки к себе. Оставалось подождать, когда высохнет глина, являющаяся воплощением прекрасной незнакомки, которую он скоро растопчет, заставляя умолять его войти в нее. Все по схеме, отработанной огромное количество раз на девушках его племени. Ни одна не могла отказать ему. Не откажет и эта. Дождавшись, когда глина подсохнет, Беркут стал выманивать жертву, заставляя ее томиться неясными образами и гореть желанием, утолить которое она сможет только выйдя в лес к ручью. Долго ждать не пришлось. Через два часа перед ним стояла Богиня из легенд и мифов его племени. Она была в невиданном доселе платье, оголявшем плечи и верх молочно-белой груди, струящемся по ее ладной фигурке, скрывая ее тонкие изящные ножки. Дивные волосы, так поразившие Беркута, были собраны в замысловатую пышную прическу, украшенную прозрачными, блестящими в лунном свете камешками и цветами. Это очень не понравилось Беркуту. Он мысленно отдал приказ, и его жертва, подняв руки, начала распускать волосы, нетерпеливо вырывая бриллиантовые заколки и распутывая длинные пряди. Она ни разу не вскрикнула от боли. Еще приказ — и легкое струящееся платье упало к ее ногам, обнажая нежную кожу, светящуюся странным, непонятным светом в лучах серебристой луны. Эта девушка была непередаваемо прекрасна, словно сама Луна. Она вся будто сияла, переливалась, вздрагивая под прохладным декабрьским ветром. Беркут приказал ей подойти. Она сделала было шаг, но что-то начало проясняться в ее шоколадных глазах. Она начала сопротивляться, не желая поддаваться неизвестным чарам. Это еще больше заинтересовало Беркута, разбудив в нем азарт охотника. Он уже буквально пылал от неудовлетворенности и похоти. Ждать помощи ей было неоткуда. Это сопротивление придало ему сил, и он легко сломил волю лунной девушки. Он отдал еще один приказ, безоговорочный и властный, не давая ей выскользнуть из-под его воли. Глаза незнакомки приняли сонное, ничего не понимающее выражение и она шагнула вперед, еще больше сократив расстояние до чернокожего гиганта, стоящего неподвижно и довольно улыбающегося. Вот ветер донес до него ее запах: странную смесь цветов, свежести и хищника. Уже не в силах сдерживаться, Беркут одним прыжком оказался рядом, схватил несопротивляющуюся жертву и повалил на землю. Длинные волосы разметались по плечам. Он запустил в них жадную пятерню, комкая их нежную шелковистость, зарываясь лицом в спутавшиеся пряди. Другой рукой он мял нежную девичью грудь, заставляя девушку выгибаться, уходя от боли. C все возрастающей жестокостью он тискал гладкое ароматное тело, оставляя багровые пятна, почти сразу наливающиеся синим цветом. Это привело его в еще больший восторг – на девушках его племени следов почти не оставалось, а тут он воотчию видел доказательства страсти, оставляемые его пальцами, ртом, зубами. Ему очень понравился вид крови на ее белой коже. Он повсюду кусал ее, оставляя кровоточащие следы, царапал, припадал раз за разом к горлу, пьянея все больше от запаха и вкуса крови. Все в ней было необычно и непривычно: горько-сладкий вкус крови, аромат, исходивший от ее тела; белая, ни с чем не сравнимая кожа, покрывшаяся следами его страсти; ее длинные, пьяняще-манящие волосы. Он уже начинал терять над собой контроль и стал всерьез опасаться, что прикончит девушку раньше, чем сможет насладиться ею, выпить, вычерпать ее до дна. С трудом приходя в себя, он грубо раздвинул ее колени и одним сильным рывком вошел в податливое, сводящее с ума тело. Девушка выгнулась и закричала, стремясь уйти от болезненных ощущений, но напрасно. Беркут, рыча, подтянул ее еще ближе, с силой вколачиваясь в нее. Судорожно двигаясь, он начал терять над собой контроль от усилившегося запаха крови – бедра девушки обагрились липкой красной жидкостью, сводя с ума, заставляя дергаться еще сильнее. Ее головка с закушенной нижней губой бессильно качалась в такт движениям мужчины, не подозревавшего, что любить можно нежно — он никогда никого не любил, а только брал понравившееся — безделушку ли, человека ли… Когда он кончил первый раз и откинулся на спину, она сжалась в комочек, закутавшись в свои длинные и, на беду ей, такие красивые волосы. По ее щекам текли слезы отчаяния и боли, пробивавшиеся сквозь туман подчинения и безразличия.

Еще не раз за эту ночь Беркут удовлетворял свою похоть и жестокость, снова и снова насилуя истерзанное, неподвижно-покорное тело. Обессиленная и измученная, девушка на рассвете уснула, стоило ему только прекратить брать ее, припадать к ней словно к источнику, гасившему и одновременно разжигающему его страсть и похоть. Беркут не спал, наслаждаясь чувством удовлетворенности и какой-то сытости. Он сразу заметил, что стал обращаться в медведя. Слишком утомленный для других эмоций, он лишь недовольно заворчал. Затем взглянул на девушку. Перед ним, выгибаясь в завершающей стадии трансформации, лежала прекрасная черная пантера, окровавленная, со свалявшейся шерстью, бессознательно скребущая землю длинными и острыми когтями-кинжалами. Одновременно Беркут почувствовал, что потерял контроль над сознанием девушки, что нечто более мощное вырвало его щупальца подвластия из души жертвы. Испугавшись, Беркут подхватил в пасть глиняную фигурку и умчался в лес от греха подальше. Пантере было вполне по силам задать ему трепку – такой огромной она была.

Гарри не отрываясь смотрел на растерзанное тело своей подруги. «Я убью его, Марси, я тебе обещаю!»
Так Беркут нажил еще одного кровного врага.

Гарри, задыхаясь, вырвался из липкого мрачного сознания Беркута. Снова ощутив себя, свое тело, руки обнимающие Драко, он медленно открыл глаза, встретив задумчивый взгляд своего любовника.

На следующий день его сородичам предстояла решающая битва с другим, не менее сильным племенем за право владеть очередным источником воды и оазисом вокруг него. В урочный час Беркут, как непревзойденный воин, вышел вперед, пренебрегая благословением вождя – ему это было не нужно. Одержав победу в этой битве, он намеревался сам стать правителем племени, тем более, что недавно он обрюхатил тринадцатилетнюю дочку вождя. Он долго шел к власти, и теперь его ничто не могло сдержать – старый шаман был мертв, и его сила перешла к Беркуту вместе с кровью и горячим, еще живым сердцем. В предвкушении битвы Беркут зарычал, утрачивая всякое сходство с человеком. Он стал похож на огромного безумно злобного зверя — настоящую машину для убийства, такую же бездушную и холодно-расчетливую, стремящуюся только к одной цели – убивать как можно больше и кровожаднее, забирая силу и способности врага. Он взглядом выискивал самых сильных воинов, стоящих в первых рядах и, гортанными криками оскорбляя их смелость, призывал выйти против него. И один действительно вышел. Огромный, иссиня-черный, ладно сложенный великан, с ног до головы покрытый татуировками, говорящими о его боевых победах и заслугах непревзойденного охотника. Два противника стали кружить друг против друга, не сводя напряженных взглядов, не желая недооценивать соперника. Беркут попытался только ему известным приемом ослабить противника, заставить склониться, сломать волю и сопротивление, но наткнулся на мощную защиту. Обшарил взглядом тело врага в поисках незнакомых амулетов и оберегов, но ничего не нашел – его соперник был гол, наготой презирая опасность, подчеркивая свою мужественность и силу. Беркут попытался мысленно проникнуть в голову гиганта, заставить его рухнуть на колени, но опять ничего не вышло. И тогда он понял, что впервые столкнулся с равным себе не только по знаниям и защите, но и по силе. Это только подстегнуло его ярость – победа над таким соперником была более чем почетной. Он был самым достойным противником за все время быстрых и победоносных войн. Возбужденно зарычав, Беркут кинулся в рукопашную, желая только одного – скорее добраться до горла и просто выпить жизнь своего врага. Но едва они коснулись друг друга, как ударила молния, немыслимая в это время года. Удар грома, раздавшийся следом, поверг оба племени в полуобморочное состояние. Все рухнули на колени, закрывая уши руками и молясь богам, чтобы прекратилась эта страшная в своей ярости гроза. Когда ураган, разметавший все вокруг, утих, люди еще нескоро встали, потрясенные яростью богов. Наверное эта битва была им неугодна – эти мысль одновременно пришли в голову всем присутствующим. Когда они осмелели настолько, что стали перекликаться, то заметили пропажу двух своих лучших воинов. Племя Беркута только обрадовалось, плясками и криками выражая свою радость от исчезновения демона, каким считали Беркута соплеменники. Но таким же настоящим было горе их, теперь уже бывших, врагов – те убивались, оплакивая исчезновение своего воина. Его все искренне любили за добрый и незлобивый нрав, необычный для племени каннибалов, и за его могучую первобытную силу, доставшуюся от Великих Предков. Радостные и горестные вскрики скоро утихли, и два племени, помирившись, разошлись по домам: одни праздновать, другие — скорбеть.

Беркут и его соперник летели сквозь пространство, крича от страха. Никому из них еще не приходилось испытывать на себе чистую магию – они только-только учились овладевать ею на своем примитивно-первобытном уровне, едва взойдя на первую ступень бесконечного поиска силы. Наконец страшный, выматывающий душу полет кончился, и они рухнули в холодный прозрачный ручей, все еще крича. Первым перестал орать Беркут и начал оглядываться. Следом за ним замолчал и другой каннибал. Они выбрались из ручья и поразились невиданным джунглям. Даже буйная растительность вокруг оазисов не могла сравниться с этим пышным великолепием настоящего вечнозеленого леса. У оазиса все было немного не по-настоящему. Пересохни источник — и погибнут все деревья и животные. Здесь же скорее наступит конец света, чем исчезнут эти, стройные великолепные в своей непоколебимости гиганты.

— Наверное, нам теперь предстоит тут жить, — первым заговорил соперник Беркута. – Я – Буйвол, — представился он, протягивая открытую ладонь – извечный жест дружественных намерений.

— Это хорошо, что ты назвался, — растянув губы в подобии улыбки сказал Беркут. – Так проще, — схватив руку Буйвола, он притянул его к себе, с восторгом узнавая оторопь жертвы. Открыв свое имя, Буйвол ослабил себя, передав часть силы своему врагу. Теперь Беркут легко с ним справился, несмотря на его размеры и отчаянное сопротивление.

Марси, выскочившая на поляну, чтобы по обычаю встретить вновьприбывших, замерла, увидев самый конец кровавой расправы над Буйволом. Она стояла и смотрела, открыв рот, не веря в происходящее – впервые Остров был осквернен убийством. Едва закончив со своей жертвой, Беркут начал покрываться густой шерстью, перекидываясь в медведя. Заревев от страха, он начал метаться по поляне и вскоре заметил Марси в облике пантеры. Еще не понимая, что теперь он крупнее и сильнее, он в ужасе метнулся в самую чащу леса, оглашая все своим ревом страха и недоумения.

Так началась островная жизнь Беркута. Долгое время он скитался по Острову, силясь понять, что же такого он совершил и куда попал. Его терзали страхи и смутные, неосознанные желания. Несколько месяцев спустя он понял, чего ему не хватало – самки, послушно удовлетворяющей его малейшую прихоть. И вот однажды он услышал нежный звонкий смех. Подкравшись поближе, он увидел девушку, каких раньше не встречал: высокую, стройную, гибкую, словно лиана, с длинными каштановыми локонами, послушно спускавшимися по обнаженным плечам до самых колен. Восторг от увиденного, желание, наполнившее его, не сразу дали ему понять, что он снова стал человеком. Это открытие так поразило его, что он упустил это прекрасное белокожее видение. Выйдя на поляну, он принюхался – опасности ничего не предвещало. Подойдя к кустам, около которых стояла девушка он нашел то, что искал – несколько длинных волосков, запутавшихся в цепких ветвях, когда девушка, смеясь, кружилась обнаженная. Собрав драгоценную добычу, Беркут, ворча от возбуждения, направился к ручью, чтобы замесить глину и приготовить куколку, делающую обладательницу чудесных волос послушной игрушкой в его руках. Представив, как он намотает эти шелковистые длинные кудри на кулак, как наступив ей на спину, заставит ее прогнуться в пояснице, ломая, подчиняя себе это прекрасное существо, Беркут почувствовал дикое желание, болью отозвавшееся в паху. Но торопиться в таких делах недостойно воина и шамана. Он улыбнулся в предвкушении, оскалив острые желтые зубы.