— Тебе не за что извиняться, Драко. Ты ведь ни в чем не виноват, — Гарри говорил ровно, но Драко видел, что ему очень плохо. Его мысли были далеко, словно он проваливался в свои воспоминания и тонул в них, как в трясине. Драко физически чувствовал, как Гарри отдаляется от него, закрывается. Еще совсем недавно он был ласковым и внимательным, но внезапно словно что-то захлопнулось в нем, что-то, дарящее нежность и любовь. Драко стало страшно. Нужно было срочно что-то делать. И тут он понял, что. Словно озарение снизошло, словно он всю жизнь только тем и занимался, что склеивал разбитые вдребезги души. Драко скатился с Поттера, заставил его спиной облокотиться на себя и обнял его за плечи. Слегка покачивая, убаюкивая, успокаивая бормотал ему на ухо разные нежности, выводя Гарри из состояния отчужденности. И чувствуя, что тот совсем расслабился и начал устраиваться поудобнее, едва не мурлыкая от удовольствия, Драко поцеловал его в висок и тихо прошептал:

— Расскажи…

— Да нечего особенно-то рассказывать, — Гарри сразу понял, что Драко имел в виду, но почему-то только сейчас подумал, что это не стыдно – поделиться своим грехом, своей болью с любимым. Ему и правда захотелось разделить свою ношу с Драко. Он понял, что рассказав все, не окунет в эту грязь любимого, а напротив, проявит доверие к нему. Гарри решил, что его скрытность может обидеть Драко, что это может даже когда-нибудь встать между ними, и что лучше рассказать сейчас, пока они только начинают свои отношения, а не позже, когда навалится куча других проблем, усугубляющих подобные откровения. Еще он чувствовал, как Драко только что вытянул его из пропасти воспоминаний, не дав закрыться. Словно какая-то теплая ладонь подхватила его душу, когда он начал проваливаться в промозглую мерзость прошлого. Впервые за два года он ощутил, что если не выскажется, то этот груз в конце концов сломит его, раздавит. И Гарри решился:

— Я не буду рассказывать, я покажу тебе, — сказал он и, опережая возможные вопросы Драко, повернулся к нему, взял лицо любимого в ладони и пристально посмотрел ему в глаза. – Тебе придется пройти со мной весь этот путь, испытать всю мою боль. Ты уверен, что хочешь сделать это? Мне давно нужно было во всем разобраться, проанализировать, разложить по полочкам и навсегда запереть в шкафу, а ключ выбросить. Ты будешь со мной?

— Я буду с тобой и в жизни, и в смерти, и после нее. Я люблю тебя, — просто сказал Драко, и тогда Гарри поцеловал его нежно-нежно, едва прикоснувшись губами, высказывая этим всю свою благодарность. Драко от удовольствия зажмурился, словно кот.

— Открой глаза, милый, — он подчинился и увидел…

Малфой очутился в просторной комнате. За столом сидел Гарри. Он курил, устремив невидящий взгляд в пространство, и выглядел при этом очень беззащитным, несчастным, но не сломленным. От переполнявшей нежности вздрогнуло сердце. Драко безумно захотелось подойти и обнять этого беззащитного нахохлившегося воробушка, и он уже было качнулся вперед, но чья-то рука его остановила. За спиной стоял Гарри. Только теперь Драко понял, что Гарри за столом и Гарри рядом с ним разделяет около двух-трех лет. У Гарри в воспоминаниях волосы были короче, они едва касались плеч, а на переносице были очки. Правда не те дурацкие очки-колеса, которые у него были в школе, а вполне приличные и стильные, в прямоугольной золотой оправе от известного производителя волшебно-модных аксессуаров. Вот он снял их и устало потер переносицу, закрыл глаза. Потом отложил очки и, близоруко прищурившись, подтянул к себе поближе большой кофейник, но из белого носика не вылилось ни капли. Удивленно посмотрев на него, Гарри позвал:

— Минки! – на его зов откликнулась бодренькая эльфийка в расшитом гербом и вензелями Поттеров полотенце, повязанном на манер греческой тоги. В ее ухе светилась золотая серьга с рубиновой подвеской – знак принадлежности роду. В общем и целом домовиха производила приятное впечатление – у таких слуг сами хозяева по струнке ходят.

— Что угодно моему господину? – спросила Минки, глядя на Гарри обожающими незабудковыми глазами.

— У меня снова кончился кофе. Принеси еще, пожалуйста. И я тысячу раз просил не называть меня господином, неужели так сложно запомнить? – устало вздохнул Гарри.

— Но это уже четвертый кофейник, сэр, а сейчас только три часа дня, — Минки строго посмотрела на Гарри. – Может господину Гарри угодно молока или сока?

— Нет, мне угодно кофе. Побольше, и покрепче. Давай тащи, — приказал Гарри. Похоже у него не раз возникали трения по поводу режима питания со своими слугами. – Хотя, знаешь, принеси мне тарелку печенья, я хочу немного перекусить.

— Сию минуту, сэр! – в воздухе только мелькнули большие уши, сверкнул красным глазком крохотный рубин, и Минки исчезла. Гарри же снова погрузился в глубокое раздумье.

Пользуясь моментом, Малфой оглядел место, где они находились. Это была просторная комната, обставленная темной, надежно сделанной, немного грубоватой мебелью. Вдоль стен стояли широкие массивные полки, уставленные книгами. В простенках между полками висели портреты и пейзажи, выполненные в темных тонах. Окна были плотно зашторены и не пропускали и лучика света, наверное снаружи они были прикрыты еще и ставнями. В воздухе висел плотный сизый дым, клубы которого почти не двигались в спертом воздухе кабинета. На столе перед Гарри стоял бронзовый канделябр на три свечи, которые давали мало света, фитили потрескивали, а пламя неровно подрагивало, видимо из-за нехватки чистого воздуха. Но этого света вполне хватало, чтобы осветить толстую книгу, в которой Драко узнал альбом для пожеланий. В каждой уважающей себя семье были такие – в них гости писали свои пожелания и восторги по поводу посещения празднеств и торжеств, устраиваемых хозяевами. Обычно эти альбомы скромно лежали в прихожих на специальном столике, и гости считали долгом чести отметиться в нем. Зимними вечерами или в дождливые осенние дни, сидя у весело потрескивающего камина, было очень здорово читать вслух эти милые записки гостей своей семье. Были нередки и пылкие признания в любви хозяйке или хозяину дома, заставляющие тех блаженно или насмешливо щуриться и улыбаться, вспоминая трепетных ухажеров. Так сохранялись смешные и примечательные эпизоды, ускользающие из памяти за тоннами рутинных событий, или же придумывались новые поводы для вечеринок, навеянные приемами прошлых поколений. Альбом был нужной и важной вещью в каждой чистокровной семье, такой же почитаемой и бережно хранимой, как и альбомы с колдографиями, волшебными гравюрами и миниатюрами. Это были истоки, корни семьи, ее история, бережно сохраняемая волшебниками для потомков. Именно такой альбом сейчас и лежал перед Гарри, но он не смотрел в него, задумчиво уставившись в стену.

— Это я думал, чем же мне отвлечься после разрыва с Джинни, — грустно сказал Гарри, стоящий рядом с Драко. – Вот и решил возродить традиции и дать первый после смерти деда бал. Правда мои манеры тогда ещё оставляли желать лучшего…

— А что это за кабинет? Довольно грубая работа для такого семейства, как ваше, — удивленно спросил Драко, еще раз осмотрев комнату.

— Здесь мой дедушка сделал все своими руками. Он хотел, чтобы его окружали вещи, которые он сам создал, в которые он вложил душу и умение. Всю мебель делал он, а картины рисовала его мама, моя прабабушка Элизабет Поттер, так как дерево он выбрал темных тонов, то и картины было решено создать подстать мебели. Знаешь, моя прабабушка великолепно рисовала волшебные портреты. К ней записывались в очередь на годы вперед, так как рисовала она медленно и только для своего удовольствия. А учитывая, что это сам по себе очень трудоемкий процесс, то один небольшой портрет или пейзаж она создавала где-то полгода. Но от желающих все равно не было отбоя. Кстати, она рисовала и твоего деда, когда он был еще ребенком. Я узнал об этом из этого же альбома, — Гарри указал на тяжелую старинную книгу в переплете из драконьей кожи. – Твоя прабабушка оставила очень теплый отзыв о ее работе. К тому же они очень были близки – Элизабет Поттер и Мелисса Малфой учились на одном курсе в Шармбатоне. Так что у тебя в поместье есть работа, подписанная ее именем, – в голосе Гарри слышалась неподдельная гордость за свою семью, пусть даже он никогда ее не видел. Драко вспомнил этот портрет. На нем совсем еще маленький Эдгар Малфой сидел на зеленой полянке и вокруг него летали огромные бабочки, изредка садясь на голову или даже носик малыша, заставляя того счастливо хохотать. От этого портрета веяло такой любовью и заботой, таким теплом и светом, что Драко становилось немного завидно – этого малыша явно любили и баловали. Как же получилось, что, повзрослев, этот милый ребенок не смог передать ничего из того тепла и нежности своему сыну – Люциусу? Почему у Драко всегда перехватывало дыхание и сдавливало горло при мысли, что в семье Малфоев, оказывается, умели любить? Этот портрет висел в дальнем уголке семейной библиотеки, чтобы при взгляде на него не начинало щемить сердце от дикого сожаления и тоски по несостоявшейся ласке и любви, заботе и внимании…

Тут их разговор прервал маленький ушастый ураган по имени Минки. Радостная, что хозяин решил перекусить, она притащила поднос, на котором были тарелки с бутербродами, фруктами и орешками и, разумеется, кофейник. Гарри за столом нахмурился, но в его животе предательски заурчало и он, смягчившись, разрешил домовихе оставить поднос на столе. Минки мигом сменила пепельницу, укоризненно покачав головой и пробормотав что-то вроде: «Кричера на вас нету!», щелчком длинных узловатых пальцев удалила из комнаты весь дым и, задрав голову с трепыхающимися позади нее ушами, гордо удалилась из кабинета. Гарри посмотрел ей вслед и тепло улыбнулся. Пока тот ел, Драко спросил у своего Гарри, как получилось так, что они попали в воспоминания, даже не воспользовавшись мыслесливом. Если принимать во внимание запахи, что само по себе было просто невероятно, то создавалось полноценное ощущение присутствия.